– Следствие должно детально во всем разобраться. Мы ведь с тобой это уже обсуждали.
– Нет, тетушка Трэзи, я этого не потерплю! Мошенник, похитивший камень, где-то гуляет, а ваше хваленое следствие пытается возвести напраслину на моих лучших друзей! Говорю вам, я этого так не оставлю! – Дуэсса гневно топнула ножкой, но впечатление получилось комическим, ибо она сидела, а не стояла. Но никто из присутствующих даже не улыбнулся. Фурзеусы словно бы впали в ступор – от глубочайшего изумления. Брат замер с разинутым ртом, а сестра широко раскрыла глаза. Наконец Поэна пришла в себя и громким шепотом обратилась к подруге:
– Дуэсса, неужто все это правда? Нас что – действительно подозревают?
– Боги! – задыхаясь, воскликнул Симбер. – Боги! Я – вор!
Дуэсса вскочила с кресла и, сжав кулаки, закричала:
– Да! Да! Тут все вас подозревают! Но я этого снести не могу! – Она зажала уши руками и стремительно понеслась к выходу из солярия. Хлопнула дверь. В помещении повисла напряженная тишина.
«Бедный Окхэм», – подумал сочувственно Лайам.
Наконец госпожа Присциан решилась нарушить молчание:
– Я совершенно уверена, что подозрения господина Ренфорда не имеют отношения ни к вам, Поэна, ни к вам, дорогой Симбер. Дуэсса немного расстроена, прошу вас ее извинить.
Лайам почувствовал в ее словах легкую укоризну, которую тут же отнес на свой счет.
– Да-да, – пробормотал он, запинаясь, – конечно. Я и не думал подозревать кого-то из вас.
Фурзеусы были явно разочарованы. Как дети, с которыми не захотели играть.
– Проклятье! – с усмешкой сказал толстячок. – Я бы не возражал, если бы во мне заподозрили вора. Ах, какой бы я был вор! Хитрый, коварный, отчаянный, сорвиголова! Пах, пах! – Он проделал несколько пассов рукой, изображая фехтовальные выпады.
– Нас не подозревают, но кто-то из наших знакомых все-таки вор, – с восторженным изумлением проговорила Поэна. – И кто же? Я ставлю на Квэтвела. Да – на него!
– А я – на слуг! – живо возразил старший Фурзеус. – Этот Тассо очень похож на голодного волка.
– Ты проиграл – в доме не было слуг! – захлопала в ладоши сестра.
Симбер вынужден был признать поражение.
– И все равно эти слуги часто воруют! Помнишь серебряное блюдо, пропавшее у Антеурия?
Брат с сестрой ударились в воспоминания: что, у кого и когда пропадало. Они говорили наперебой и взахлеб, совершенно не обращая внимания на Лайама и госпожу Присциан. Их перепалка так затянулась, что Лайам вынужден был шепотом предложить вдове куда-нибудь перейти, чтобы без помех объясниться.
– Конечно, пойдемте, – сказала госпожа Присциан и величаво поднялась с кресла. – Мы можем пройти на кухню.
Лайам встал также, и тут Фурзеусы словно опомнились.
– О, господин Ренфорд, госпожа Присциан! Простите нас, умоляем, простите! – испуганно закричали они, как дети, которых взрослые собрались оставить одних. – Мы заболтались, мы вели себя глупо! Простите, останьтесь, сейчас мы уйдем…
– Нет, это вы останьтесь, прошу вас, – поспешил успокоить их Лайам. – Посидите немного без нас. Госпожа Присциан кое-что мне покажет, и мы тут же придем. У меня еще есть к вам вопросы.
Фурзеусы охотно уселись в свои кресла, немного ошеломленные, но как будто довольные. Лайам вместе с госпожой Присциан вышел на кухню. Они остановились возле разделочного стола.
– Верно ли я поняла – вы действительно считаете, что Фурзеусы… вне подозрений? – спросила госпожа Присциан. Лайам кивнул. – Это хорошо. Они – очень милые, и их отец был неплохим человеком. Чего вы от них хотите?
– Я надеюсь обсудить с ними вещи, о каких леди Окхэм не захотела со мной говорить.
– Ах… Моя племянница такая…– госпожа Присциан замолчала, подбирая подходящее слово, – такая строптивица. Что поделать, так уж ее воспитали. Ну а Фурзеусы наверняка с удовольствием ответят на ваши вопросы. Они любят поговорить… – Госпожа Присциан взмахнула руками, словно отстраняясь от докучных забот. – А теперь, я полагаю, вы хотите узнать, не нашла ли я чего-нибудь для вашей знакомой?
– Да. Но если вы ничего не нашли – это не важно.
– Нашла. Хотя и не знаю – то ли. Несколько тетрадей, помеченных именем Эйрина, и какую-то книгу. Полагаю, это его работы. Они лежали в дальнем углу мансарды и довольно хорошо сохранились, учитывая их древность. Я не хочу, чтобы записи выносили из дома, поэтому ваша знакомая может просмотреть их у меня. Наверху имеется кабинет – просторный и хорошо освещенный. Когда мне ее ожидать?
– Она придет в любое удобное для вас время, – сказал Лайам. – Для нее, насколько я понимаю, эти записи будут подарком судьбы.
– Мне они все равно ни к чему. Пусть приходит… ну, скажем, через пару часов и остается тут сколько захочет. Вы приведете ее?
– Да, – с искренней благодарностью в голосе сказал Лайам. – Обязательно. Благодарю вас, госпожа Присциан.
– Пустяки, – отмахнулась вдова. – Значит, мы еще увидимся с вами… Что ж, тогда и поговорим. Я очень обеспокоена происходящим.
На взгляд Лайама, она вовсе не выглядела обеспокоенной, но он постарался уверить ее, что все идет хорошо. Госпожа Присциан рассеянно покивала, потом поспешила обратно в комнаты.
– Фурзеусы, наверное, нас заждались…
Фурзеусы ожидали в прихожей, уже одетые в одинаковые плащи с капюшонами. Гостеприимство гостеприимством, но им не хочется надоедать госпоже Присциан, да и все равно давно пора восвояси… И если господин Ренфорд согласится их проводить…
– С превеликой радостью, – сказал, улыбаясь, Лайам. Геллус уже стоял рядом, держа его плащ наготове.
Выйдя на улицу, брат и сестра взяли своего спутника под руки и дружно накинулись на погоду.
– Нет, ну и зима нынче стоит, – затараторил отдышливо Симбер, тепло укутанный и обвязанный длинным шарфом. – Такой холодины Саузварк не видал добрую сотню лет, уж можете мне поверить!
– Да, холод просто кошмарный! – подхватила Поэна, упакованная не хуже, чем брат. Лайам хотел с ними согласиться, хотя зима была как зима, – но Фурзеусы в его согласии не нуждались. Чуть наклоняясь вперед и переглядываясь друг с другом, они увлеченно заговорили о госпоже Присциан.
– Тетушка Трэзи сегодня была недовольна, тебе не кажется, а?
– Очень, очень! – согласилась Поэна, а потом специально для Лайама пояснила: – Мы называем ее тетушкой, хотя на самом деле она нам не родня. Просто наш покойный отец дружил с ней чуть ли не с детства. Она добрая женщина, хотя иногда бывает сурова. Ох, как сурова, даже не передать!
– Когда мы были маленькими, мы ее страшно боялись, – подхватил эстафету Симбер, не давая Лайаму раскрыть рта. – Мы и до сих пор ее очень боимся!
– Но все-таки в душе она – сама доброта. Я уверена, что вскоре вы сами в том убедитесь. – Поэна успокаивающе похлопала Лайама по руке, опасаясь, что спутник может не на шутку перепугаться.
– О… Я это уже понял, – быстро сказал Лайам. – И отношусь к госпоже Присциан с большим уважением. Но сейчас… сейчас я бы хотел поговорить о другом…
– Это Квэтвел! – заявил Симбер тоном, не допускающим возражений. – Тот, кого вы ищете, – Квэтвел, вот вам и весь сказ!
– А почему же не Ульдерик? – возразила Поэна. – Ему этот камень нужен нисколько не меньше.
– Квэтвел моложе – им движет бурная страсть. А граф пожил свое, он холоден, как лягушка.
– Ох уж мне эти страсти! – пренебрежительно фыркнула Поэна. – И что ты можешь в них понимать! Где вообще ты подцепил это слово? Барон Квэтвел – поверхностный, непостоянный юнец, сегодня ему хочется одного, завтра – другого! А граф борется за то, что потерял. Это же так очевидно!
Они свернули с Крайней улицы, прошли мимо особняка Годдардов и направились к городской площади.
Симбер надулся:
– Барон – молод, горяч. А твоему графу дали отставку. Иначе зачем бы ему ежедневно таскаться сюда? – Фурзеус кивком указал на заведение Герионы.
Лайам, используя короткую паузу, слегка прихватил Фурзеусов за локотки – словно сдерживая разгоряченных лошадок. Голова его пошла кругом.
– Прошу прощения… но я не совсем понимаю, о чем идет речь… За что борются граф и барон? И при чем тут украденный камень?
Брат и сестра удивленно переглянулись – разве господин Ренфорд не знает всем известных вещей? – и с жаром пустились в объяснения. Графиня Пинелла заварила всю эту кашу, да-да, женушка графа, она и только она! Ей приглянулся камень Дуэссы, ну так приглянулся, что можно сказать даже – обворожил. Вышел скандал, да-да, жуткий скандал, с перебранкой и оскорблениями, но Дуэсса Пинелле свой камень не уступила. (Парочка говорит – скандал, лорд Окхэм – размолвка! Кому верить? Фурзеусам или ему?) Потом, конечно, они помирились, но после графиня не раз (не в шутку, нет, а всерьез!) заявляла, что готова ради этого камня на все. (Понимаете, Ренфорд, – на все!) Правда, не при Дуэссе, нет! При Дуэссе графинюшка помалкивает, как рыба.
Тут Фурзеусы погрузились в царство намеков, настолько, впрочем, прозрачных, что Лайам не раз внутренне усмехался, слушая их болтовню. Граф Ульдерик в браке несчастлив – весь город об этом знает, недаром же он, что ни вечер, таскается к Герионе, и ходят слухи (да какие уж там слухи! Все – сущая правда!), что… что графинюшка тоже в его отсутствие принимает кое-кого. Нет, не кое-кого, а многих (понимаете – многих!), а молодой Квэтвел спит и мечтает попасть в их число. Но бедный барон такой невезучий, он постоянно получает от ворот поворот.
– Однако любому, кто поднесет Пинелле на блюдечке сокровище Присцианов, дорога к ее сердцу будет открыта, – подвела итог Поэна Фурзеус и улыбнулась, явно довольная своим рассуждением.
– Ну и на добренькое здоровьице! – прибавил старший Фурзеус, пыхтя и отдуваясь, хотя вся компания уже довольно давненько топталась на месте. – Что до меня, так она того вовсе не стоит.
– Не все думают так же, как ты, Симбер, – возразила Поэна. – Многие кавалеры готовы отдать все на свете за один только ее поцелуй!
Они увлеченно заспорили о природе мужских и женских сердец, но Лайам уже их не слушал. Ему срочно нужно было все это обдумать. Он вспомнил слова Квэтвела перед игрой – о том, что есть вещи и подороже денег, вспомнил странный сон Ульдерика и то, как граф поглядывал на молодого барона, когда пересказывал свой сон. И конечно же, вспомнил все оскорбления, которые Квэтвел бросал графу в лицо и каковые, собственно, и послужили причиной намечающейся дуэли. «Все сходится, все так очевидно… Я должен был сам догадаться», – подумал Лайам, но расстраиваться не стал. Все-таки он не ошибся – ни Квэтвел, ни Ульдерик не хотели заполучить камень ни для себя лично, ни ради денег, ни ради магической силы, которой тот предположительно обладал. Они хотели, завладеть им лишь потому, что он «открывал путь к сердцу графини».
Стоит ли этот «путь» того, чтобы вокруг него завертелось такое? Лайам решил, что сможет судить о том только тогда, когда увидит графиню своими глазами.
– Так это правда? Правда? Ответьте нам поскорей!
Одышливая скороговорка Симбера оторвала Лайама от раздумий. Брат и сестра пожирали его глазами, сгорая от любопытства.
– Что правда? – переспросил Лайам, не понимая, о чем они говорят.
– Что граф и барон будут драться?
– Ах, вот оно что… да, правда, но… так сказать, не совсем… Официально вызов еще не брошен, и условия схватки не оговорены, – пробормотал Лайам, пытаясь сообразить, скоро ли полдень. Дом Ульдерика был совсем рядом. Наверное, стоит зайти к графу прямо сейчас и между делом взглянуть на его супругу.
– Они подерутся, это точно, – заявила Поэна с улыбкой провидицы и погрозила пухлым пальчиком обоим мужчинам. – Вот увидите – как я сказала, так все и будет.
Лайам осторожно высвободился из захвата дружеских рук.
– Вы мне кое о чем напомнили, – сказал он. – Я должен идти. У меня назначена встреча с графом. Кажется, он живет где-то здесь?
– Вон там, – Симбер показал на высокий дом с узким фасадом. – Вы будете говорить о дуэли?
– И, надеюсь, постараетесь отговорить от нее графа. Бедный Квэтвел и так пострадал, – подхватила Поэна.
Симбер пренебрежительно фыркнул и похлопал сестру по руке.
– Разве его возможно отговорить? Или Квэтвела, если на то пошло?
– Жаль, что нет никакой возможности хоть одним глазком поглядеть на его нос!
– Тассо сказал, что нос барона расплющен в лепешку, – хихикнул Симбер. И они с азартом принялись обсуждать, останется ли Квэтвел на всю жизнь уродом, или нос его все-таки постепенно примет прежнюю форму.
Лайам отступил на шаг и поклонился.
– Благодарю вас за приятную и содержательную беседу, но мне и вправду пора.
Он сделал еще шажок и с облегчением понял, что увлеченные разговором Фурзеусы даже не замечают его ретирады.
Повернувшись, Лайам не спеша двинулся к зданию, на которое ему указали.
11
Хотя снаружи дом графа Ульдерика ничем не выделялся из ряда соседних домов, его внутреннее убранство мгновенно заставило Лайама выбросить из головы остатки сомнений в кредитоспособности графа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Нет, тетушка Трэзи, я этого не потерплю! Мошенник, похитивший камень, где-то гуляет, а ваше хваленое следствие пытается возвести напраслину на моих лучших друзей! Говорю вам, я этого так не оставлю! – Дуэсса гневно топнула ножкой, но впечатление получилось комическим, ибо она сидела, а не стояла. Но никто из присутствующих даже не улыбнулся. Фурзеусы словно бы впали в ступор – от глубочайшего изумления. Брат замер с разинутым ртом, а сестра широко раскрыла глаза. Наконец Поэна пришла в себя и громким шепотом обратилась к подруге:
– Дуэсса, неужто все это правда? Нас что – действительно подозревают?
– Боги! – задыхаясь, воскликнул Симбер. – Боги! Я – вор!
Дуэсса вскочила с кресла и, сжав кулаки, закричала:
– Да! Да! Тут все вас подозревают! Но я этого снести не могу! – Она зажала уши руками и стремительно понеслась к выходу из солярия. Хлопнула дверь. В помещении повисла напряженная тишина.
«Бедный Окхэм», – подумал сочувственно Лайам.
Наконец госпожа Присциан решилась нарушить молчание:
– Я совершенно уверена, что подозрения господина Ренфорда не имеют отношения ни к вам, Поэна, ни к вам, дорогой Симбер. Дуэсса немного расстроена, прошу вас ее извинить.
Лайам почувствовал в ее словах легкую укоризну, которую тут же отнес на свой счет.
– Да-да, – пробормотал он, запинаясь, – конечно. Я и не думал подозревать кого-то из вас.
Фурзеусы были явно разочарованы. Как дети, с которыми не захотели играть.
– Проклятье! – с усмешкой сказал толстячок. – Я бы не возражал, если бы во мне заподозрили вора. Ах, какой бы я был вор! Хитрый, коварный, отчаянный, сорвиголова! Пах, пах! – Он проделал несколько пассов рукой, изображая фехтовальные выпады.
– Нас не подозревают, но кто-то из наших знакомых все-таки вор, – с восторженным изумлением проговорила Поэна. – И кто же? Я ставлю на Квэтвела. Да – на него!
– А я – на слуг! – живо возразил старший Фурзеус. – Этот Тассо очень похож на голодного волка.
– Ты проиграл – в доме не было слуг! – захлопала в ладоши сестра.
Симбер вынужден был признать поражение.
– И все равно эти слуги часто воруют! Помнишь серебряное блюдо, пропавшее у Антеурия?
Брат с сестрой ударились в воспоминания: что, у кого и когда пропадало. Они говорили наперебой и взахлеб, совершенно не обращая внимания на Лайама и госпожу Присциан. Их перепалка так затянулась, что Лайам вынужден был шепотом предложить вдове куда-нибудь перейти, чтобы без помех объясниться.
– Конечно, пойдемте, – сказала госпожа Присциан и величаво поднялась с кресла. – Мы можем пройти на кухню.
Лайам встал также, и тут Фурзеусы словно опомнились.
– О, господин Ренфорд, госпожа Присциан! Простите нас, умоляем, простите! – испуганно закричали они, как дети, которых взрослые собрались оставить одних. – Мы заболтались, мы вели себя глупо! Простите, останьтесь, сейчас мы уйдем…
– Нет, это вы останьтесь, прошу вас, – поспешил успокоить их Лайам. – Посидите немного без нас. Госпожа Присциан кое-что мне покажет, и мы тут же придем. У меня еще есть к вам вопросы.
Фурзеусы охотно уселись в свои кресла, немного ошеломленные, но как будто довольные. Лайам вместе с госпожой Присциан вышел на кухню. Они остановились возле разделочного стола.
– Верно ли я поняла – вы действительно считаете, что Фурзеусы… вне подозрений? – спросила госпожа Присциан. Лайам кивнул. – Это хорошо. Они – очень милые, и их отец был неплохим человеком. Чего вы от них хотите?
– Я надеюсь обсудить с ними вещи, о каких леди Окхэм не захотела со мной говорить.
– Ах… Моя племянница такая…– госпожа Присциан замолчала, подбирая подходящее слово, – такая строптивица. Что поделать, так уж ее воспитали. Ну а Фурзеусы наверняка с удовольствием ответят на ваши вопросы. Они любят поговорить… – Госпожа Присциан взмахнула руками, словно отстраняясь от докучных забот. – А теперь, я полагаю, вы хотите узнать, не нашла ли я чего-нибудь для вашей знакомой?
– Да. Но если вы ничего не нашли – это не важно.
– Нашла. Хотя и не знаю – то ли. Несколько тетрадей, помеченных именем Эйрина, и какую-то книгу. Полагаю, это его работы. Они лежали в дальнем углу мансарды и довольно хорошо сохранились, учитывая их древность. Я не хочу, чтобы записи выносили из дома, поэтому ваша знакомая может просмотреть их у меня. Наверху имеется кабинет – просторный и хорошо освещенный. Когда мне ее ожидать?
– Она придет в любое удобное для вас время, – сказал Лайам. – Для нее, насколько я понимаю, эти записи будут подарком судьбы.
– Мне они все равно ни к чему. Пусть приходит… ну, скажем, через пару часов и остается тут сколько захочет. Вы приведете ее?
– Да, – с искренней благодарностью в голосе сказал Лайам. – Обязательно. Благодарю вас, госпожа Присциан.
– Пустяки, – отмахнулась вдова. – Значит, мы еще увидимся с вами… Что ж, тогда и поговорим. Я очень обеспокоена происходящим.
На взгляд Лайама, она вовсе не выглядела обеспокоенной, но он постарался уверить ее, что все идет хорошо. Госпожа Присциан рассеянно покивала, потом поспешила обратно в комнаты.
– Фурзеусы, наверное, нас заждались…
Фурзеусы ожидали в прихожей, уже одетые в одинаковые плащи с капюшонами. Гостеприимство гостеприимством, но им не хочется надоедать госпоже Присциан, да и все равно давно пора восвояси… И если господин Ренфорд согласится их проводить…
– С превеликой радостью, – сказал, улыбаясь, Лайам. Геллус уже стоял рядом, держа его плащ наготове.
Выйдя на улицу, брат и сестра взяли своего спутника под руки и дружно накинулись на погоду.
– Нет, ну и зима нынче стоит, – затараторил отдышливо Симбер, тепло укутанный и обвязанный длинным шарфом. – Такой холодины Саузварк не видал добрую сотню лет, уж можете мне поверить!
– Да, холод просто кошмарный! – подхватила Поэна, упакованная не хуже, чем брат. Лайам хотел с ними согласиться, хотя зима была как зима, – но Фурзеусы в его согласии не нуждались. Чуть наклоняясь вперед и переглядываясь друг с другом, они увлеченно заговорили о госпоже Присциан.
– Тетушка Трэзи сегодня была недовольна, тебе не кажется, а?
– Очень, очень! – согласилась Поэна, а потом специально для Лайама пояснила: – Мы называем ее тетушкой, хотя на самом деле она нам не родня. Просто наш покойный отец дружил с ней чуть ли не с детства. Она добрая женщина, хотя иногда бывает сурова. Ох, как сурова, даже не передать!
– Когда мы были маленькими, мы ее страшно боялись, – подхватил эстафету Симбер, не давая Лайаму раскрыть рта. – Мы и до сих пор ее очень боимся!
– Но все-таки в душе она – сама доброта. Я уверена, что вскоре вы сами в том убедитесь. – Поэна успокаивающе похлопала Лайама по руке, опасаясь, что спутник может не на шутку перепугаться.
– О… Я это уже понял, – быстро сказал Лайам. – И отношусь к госпоже Присциан с большим уважением. Но сейчас… сейчас я бы хотел поговорить о другом…
– Это Квэтвел! – заявил Симбер тоном, не допускающим возражений. – Тот, кого вы ищете, – Квэтвел, вот вам и весь сказ!
– А почему же не Ульдерик? – возразила Поэна. – Ему этот камень нужен нисколько не меньше.
– Квэтвел моложе – им движет бурная страсть. А граф пожил свое, он холоден, как лягушка.
– Ох уж мне эти страсти! – пренебрежительно фыркнула Поэна. – И что ты можешь в них понимать! Где вообще ты подцепил это слово? Барон Квэтвел – поверхностный, непостоянный юнец, сегодня ему хочется одного, завтра – другого! А граф борется за то, что потерял. Это же так очевидно!
Они свернули с Крайней улицы, прошли мимо особняка Годдардов и направились к городской площади.
Симбер надулся:
– Барон – молод, горяч. А твоему графу дали отставку. Иначе зачем бы ему ежедневно таскаться сюда? – Фурзеус кивком указал на заведение Герионы.
Лайам, используя короткую паузу, слегка прихватил Фурзеусов за локотки – словно сдерживая разгоряченных лошадок. Голова его пошла кругом.
– Прошу прощения… но я не совсем понимаю, о чем идет речь… За что борются граф и барон? И при чем тут украденный камень?
Брат и сестра удивленно переглянулись – разве господин Ренфорд не знает всем известных вещей? – и с жаром пустились в объяснения. Графиня Пинелла заварила всю эту кашу, да-да, женушка графа, она и только она! Ей приглянулся камень Дуэссы, ну так приглянулся, что можно сказать даже – обворожил. Вышел скандал, да-да, жуткий скандал, с перебранкой и оскорблениями, но Дуэсса Пинелле свой камень не уступила. (Парочка говорит – скандал, лорд Окхэм – размолвка! Кому верить? Фурзеусам или ему?) Потом, конечно, они помирились, но после графиня не раз (не в шутку, нет, а всерьез!) заявляла, что готова ради этого камня на все. (Понимаете, Ренфорд, – на все!) Правда, не при Дуэссе, нет! При Дуэссе графинюшка помалкивает, как рыба.
Тут Фурзеусы погрузились в царство намеков, настолько, впрочем, прозрачных, что Лайам не раз внутренне усмехался, слушая их болтовню. Граф Ульдерик в браке несчастлив – весь город об этом знает, недаром же он, что ни вечер, таскается к Герионе, и ходят слухи (да какие уж там слухи! Все – сущая правда!), что… что графинюшка тоже в его отсутствие принимает кое-кого. Нет, не кое-кого, а многих (понимаете – многих!), а молодой Квэтвел спит и мечтает попасть в их число. Но бедный барон такой невезучий, он постоянно получает от ворот поворот.
– Однако любому, кто поднесет Пинелле на блюдечке сокровище Присцианов, дорога к ее сердцу будет открыта, – подвела итог Поэна Фурзеус и улыбнулась, явно довольная своим рассуждением.
– Ну и на добренькое здоровьице! – прибавил старший Фурзеус, пыхтя и отдуваясь, хотя вся компания уже довольно давненько топталась на месте. – Что до меня, так она того вовсе не стоит.
– Не все думают так же, как ты, Симбер, – возразила Поэна. – Многие кавалеры готовы отдать все на свете за один только ее поцелуй!
Они увлеченно заспорили о природе мужских и женских сердец, но Лайам уже их не слушал. Ему срочно нужно было все это обдумать. Он вспомнил слова Квэтвела перед игрой – о том, что есть вещи и подороже денег, вспомнил странный сон Ульдерика и то, как граф поглядывал на молодого барона, когда пересказывал свой сон. И конечно же, вспомнил все оскорбления, которые Квэтвел бросал графу в лицо и каковые, собственно, и послужили причиной намечающейся дуэли. «Все сходится, все так очевидно… Я должен был сам догадаться», – подумал Лайам, но расстраиваться не стал. Все-таки он не ошибся – ни Квэтвел, ни Ульдерик не хотели заполучить камень ни для себя лично, ни ради денег, ни ради магической силы, которой тот предположительно обладал. Они хотели, завладеть им лишь потому, что он «открывал путь к сердцу графини».
Стоит ли этот «путь» того, чтобы вокруг него завертелось такое? Лайам решил, что сможет судить о том только тогда, когда увидит графиню своими глазами.
– Так это правда? Правда? Ответьте нам поскорей!
Одышливая скороговорка Симбера оторвала Лайама от раздумий. Брат и сестра пожирали его глазами, сгорая от любопытства.
– Что правда? – переспросил Лайам, не понимая, о чем они говорят.
– Что граф и барон будут драться?
– Ах, вот оно что… да, правда, но… так сказать, не совсем… Официально вызов еще не брошен, и условия схватки не оговорены, – пробормотал Лайам, пытаясь сообразить, скоро ли полдень. Дом Ульдерика был совсем рядом. Наверное, стоит зайти к графу прямо сейчас и между делом взглянуть на его супругу.
– Они подерутся, это точно, – заявила Поэна с улыбкой провидицы и погрозила пухлым пальчиком обоим мужчинам. – Вот увидите – как я сказала, так все и будет.
Лайам осторожно высвободился из захвата дружеских рук.
– Вы мне кое о чем напомнили, – сказал он. – Я должен идти. У меня назначена встреча с графом. Кажется, он живет где-то здесь?
– Вон там, – Симбер показал на высокий дом с узким фасадом. – Вы будете говорить о дуэли?
– И, надеюсь, постараетесь отговорить от нее графа. Бедный Квэтвел и так пострадал, – подхватила Поэна.
Симбер пренебрежительно фыркнул и похлопал сестру по руке.
– Разве его возможно отговорить? Или Квэтвела, если на то пошло?
– Жаль, что нет никакой возможности хоть одним глазком поглядеть на его нос!
– Тассо сказал, что нос барона расплющен в лепешку, – хихикнул Симбер. И они с азартом принялись обсуждать, останется ли Квэтвел на всю жизнь уродом, или нос его все-таки постепенно примет прежнюю форму.
Лайам отступил на шаг и поклонился.
– Благодарю вас за приятную и содержательную беседу, но мне и вправду пора.
Он сделал еще шажок и с облегчением понял, что увлеченные разговором Фурзеусы даже не замечают его ретирады.
Повернувшись, Лайам не спеша двинулся к зданию, на которое ему указали.
11
Хотя снаружи дом графа Ульдерика ничем не выделялся из ряда соседних домов, его внутреннее убранство мгновенно заставило Лайама выбросить из головы остатки сомнений в кредитоспособности графа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47