Местные жители в большинстве своем относились к нам с той же не лишенной легкого налета презрения теплотой, что и перевозчик. Поимка упыря – обычный для молодых деревенских простаков предлог впервые попасть в столицу, и горожане вполне привыкли к тому, что люди это, как правило, неопытные и недалекие. Человека наблюдательного наверняка насторожило бы, что по возрасту мы не очень-то тянули на новичков, однако люди, как известно, редко приглядываются к своему окружению. В одном винном погребке половой обсчитал нас на радость другим посетителям, однако, когда я начал платить, с улыбкой остановил меня, сказав, что пошутил. Мы посмеялись вместе со всеми, а, уходя, я исхитрился стащить бокал с крышкой, из которого перед этим пил. Я знал, что впоследствии он нам пригодится.
Затем мы отправились покупать бечеву и веревки. Того и другого нужно было много ярдов, поэтому мы разделились и пошли в разные стороны, каждый за своей долей покупок. Менее опытные профессионалы, чем Барнар и я, наверняка поддались бы притупляющему бдительность очарованию предпраздничной суеты вокруг. Похоже, жители всех северных трясин – самой сухой и потому наиболее плотно заселенной части королевства – собрались здесь, чтобы пополнить собой и без того значительное население дворца. Но мы-то хорошо знали, что стоит только заронить хотя бы тень подозрения в умы одного-двух случайных прохожих, и самые продуманные планы могут пойти насмарку и рухнуть в одночасье, как карточные домики.
В полдень мы явились в Присутствие, для которого отведена центральная палата нижнего яруса пирамиды. Большую часть года Королева, не зная устали, сама возглавляет заседания. Однако в тот момент она пребывала в семидневном уединении в катакомбах глубоко под основанием своего дворца, ниже даже уровня болот, где вступала в общение с мумиями Королей прошлых лет. Накануне церемонии обожествления она поднимется оттуда со всей подобающей случаю торжественностью, а Короля в это время понесут вниз из его воздушной тюрьмы, именуемой «небесной» остановкой в его ритуальном «паломничестве». Пара воссоединится в той самой Присутственной палате, где теперь находились мы. Когда их встреча подойдет к концу, тело Короля перенесут в катакомбы – на «ночную» остановку его пути – где он займет подобающее ему место в обществе других Королей. Так они и стоят там в темноте, ряд за рядом, вечные боги – божества Ночи, разумеется.
Представьте себе пять или шесть постоялых дворов размером с этот, друзья мои, да соедините их вместе, вот тогда вы получите некоторое представление о размерах той палаты. Трое жриц Королевы выслушивали жалобы подданных – Вулвула справляется с этой работой в одиночку, столь велики ее проницательность и память; еще дюжина столов, за которыми сидели помощники судей, были разбросаны по залу. Всего в Палате находилось, должно быть, не менее тысячи тяжущихся, однако она не была заполнена даже на половину. Да будет известно всякому: никто из людей, которых мы расспрашивали о правосудии Королевы, никогда не отрицал, что в любое дело, будь то большое или малое, она вникает со всей возможной обстоятельностью и всегда выносит самое справедливое и мудрое из всех возможных решений. Верно, что в ее владениях несколько десятков человек ежегодно просыпаются больными и ослабевшими после мучительных кошмаров, терзавших их ночью, а еще десяток-другой не просыпаются совсем. Но ведь хорошее правление тоже должно иметь свою цену, не так ли?
Для текущих дел, наподобие уплаты налогов, предназначались свои столы, и мы вскоре нашли тот, за которым сидел чиновник, занимавшийся выплатой премий за убитых упырей. Он сделал знак одному из сидевших подле мужчин в покрытых пятнами крови фартуках, – это оказались свежевальщики, – тот поднялся и кивнул нам, чтобы мы следовали за ним. Вместе мы покинули Палату и двинулись в путь по коридорам дворца. Это воистину поразительное здание. Мы прошагали добрых полмили, что заняло не менее четверти часа, но в наших умах не возник даже призрак догадки о том, какой же принцип лежит в основе расположения его многочисленных залов, палат, комнат, ходов и выходов. Высота потолков беспрестанно колеблется, путник оказывается то в небольших комнатушках, стены которых едва ли не сплошь изрезаны дверными проемами, то, напротив, вступает в продолговатые гулкие галереи, из которых, кажется, нельзя выйти, кроме как вернувшись назад, поскольку дверей в них практически нет. Обитатели дворца, – а их там видимо-невидимо – редко знают что-либо, кроме своего привычного «района» да нескольких прилегающих к ним коридоров. Наконец наше странствие завершилось, и мы вышли наружу на восточной набережной.
Свежевальщик спустил с нашего упыря шкуру «чулком», да так быстро, что я и глазом моргнуть не успел. Она идет на изготовление пергамента, шлепанцев для богатых людей и ножен для дамских кинжалов. Кости и внутренности он швырнул в стоявшее на плоту ведро: их используют в качестве наживки в ловушках на ползунов, расставленных по всему периметру озера. Голова отправилась туда же, однако не раньше, чем свежевальщик раздробил специальным молотком челюсти и вытащил из них клыки, которые и отдал нам. Их было десять: по пять мощных коренников с острыми краями сверху и снизу.
Кроме того, в качестве платы он вручил нам одну черную жемчужину.
На той же самой набережной расположился со своей жаровней старый медник. Он предложил нанизать для нас клыки на цепочку, чтобы можно было носить на шее. Работал он споро, плату брал небольшую, и вскоре мы уже уходили от него, щеголяя ожерельями из упырьих клыков: по пять на брата. Это окончательно утвердило нас в новой роли, имевшей, однако, и свои недостатки.
Опытные трапперы носят «челюсти»: десятизубые ожерелья, одно над другим.
«Зеленых» коллег по цеху они не жалуют: неопытность повсюду встречает достаточно жестокий прием, но среди этих людей – особенно. Надо полагать, в собравшейся поглазеть на церемонию обожествления толпе найдется немало желающих позабавиться за наш счет. Что ж, эту проблему будем решать по мере ее возникновения.
А затем мы отправились туда, куда на нашем месте наверняка бы потащился любой деревенский болван: поднялись на самую вершину пирамиды, чтобы убедить стражников позволить нам за небольшое вознаграждение взглянуть на Короля Года.
V
Как я уже говорил, вершина пирамиды упирается в облака. С открытых террас верхних ярусов не видно ничего, кроме сплошной белизны, от которой смотрящего прошибает холодный пот; она повсюду – сверху, снизу, вокруг. Стоя там, чувствуешь себя отчаянно одиноким. Непроницаемая для глаза белизна, кажется, уничтожает само время, перенося тебя в Вечность. Поневоле начинаешь думать, что ты умер и превратился в иссохший скелет, который стоит тут не меньше десяти веков, а вся твоя бурная и полная событий жизнь не более, чем могильный сон. С такими мыслями я и Барнар снова вошли внутрь здания и поднялись на последний ярус, куда нельзя попасть иначе, как через коридоры предыдущего.
Поток любопытных не иссякал, однако обычай глазеть на обреченного Короля был еще не вполне узаконен, и потому посетители старались двигаться тихо и уходить быстро. Мы же, пользуясь удачно избранной ролью новичков-трапперов, вчера еще бывших деревенскими простаками, могли позволить себе шагать нога за ногу, то и дело оглядываясь по сторонам.
Верхний ярус выгодно отличался от прочих гениальной простотой планировки: квадрат из двенадцати комнат, с тремя дверями в каждой из боковых сторон. Король Года не должен проводить последние несколько суток своей жизни в той же самой комнате, где дожидался своей очереди быть превращенным в бога его предшественник; двенадцать лет должно было миновать, прежде чем помещение использовалось вновь. Поэтому каждый год бдение Короля происходит в новой комнате. Соединяющие их коридоры освещены скудно. Сводчатые потолки теряются во мраке высоко над головой. Вершина пирамиды задумана в виде увенчивающей все сооружение короны, которую, правда, почти никогда не видно снизу из-за постоянной облачности.
Мы несказанно обрадовались, увидев, что у двери одной из комнат в самом конце коридора, рядом с поворотом, действительно стояли всего двое стражников. Барнар шепнул:
– У меня получится. Понадобится только веревочная дорожка от двери вдоль всего коридора и еще футов на шестьдесят вдоль соседнего.
– Сегодня вечером сделаю, – пообещал я.
Дожидаясь своей очереди бросить сквозь забранное решеткой окошко в двери взгляд на Короля, мы внимательно рассматривали стражников. За нарочитой неподвижностью покрытых шрамами лиц и кажущейся бессмысленностью взгляда бывалых солдат чувствовалась, однако, постоянная готовность к действию. В том, что это опытные воины, мы не сомневались ни минуты. Стоять на часах у дверей последнего пристанища Короля Года – выгодное занятие, и только старейшие из дворцовых гвардейцев могли рассчитывать на этот пост. Я заплатил одному из них, и мы уставились в окошко, не забыв отметить, что никакого замка на двери не было.
Комната напоминала внутренность обычного деревянного ящика без всяких украшений. Окон в ней тоже не было. У дальней стены виднелась груда подушек. На них, безвольно разбросав по полу длинные ноги, полулежал молодой человек. Он был совершенно наг, если не считать узкой набедренной повязки и сандалий из серебра, символизировавших, без сомнения, Ночь и лунный свет, божеством которых ему предстояло вскоре сделаться. Поджарый и мускулистый, он походил на бегуна. Было что-то жуткое в каменной неподвижности этого гибкого, покрытого рельефами выпуклых мышц и туго натянутых сухожилий тела. Казалось, у него нет сил даже для того, чтобы сесть прямо. Только глаза еще продолжали вести свою, совершенно обособленную от остального тела жизнь: их взгляд бесцельно блуждал по камере, пока не остановился вдруг, неизвестно по какой причине, на наших лицах. Молодой человек сдвинул брови, лежавшая на подушке рука дрогнула и приподнялась, точно он хотел провести ею по лицу, но тут же упала снова. До сих пор не знаю, частью какого сна или знамения стали мы для него. Будь он в состоянии угадать правду, то понял бы, что мы не избавим его от уготованной ему участи, но и вреда тоже не причиним.
На первый этаж мы спустились самостоятельно, не спрашивая дороги. Это стоило нам двух часов блуждания по коридорам, но зато мы стали лучше разбираться во внутреннем устройстве пирамиды, и нашли более или менее прямой путь наверх, которым можно было воспользоваться снова без риска заблудиться. На набережную я с Барнаром не пошел. В одном из темных закоулков я сложил в его дорожный мешок весь наш запас бечевы, а также все свое барахло, кроме веревок, и забрал у Барнара те, что он купил накануне. Винный погребок, в котором нам предстояло встретиться, мы выбрали заранее, еще до посещения дворца. Мой друг отправился к ближайшему аптекарю, а я развернулся и пошел наверх, следуя тем же маршрутом, по которому мы совсем недавно сошли вниз.
Там я нашел постоялый двор, где и провел час в компании кувшина вина и копченого угря. Уже совсем стемнело, когда я вновь оказался в сумрачных коридорах этажа, где бодрствовал Король Года. Сейчас люди зовут меня Ниффтом Пронырой, однако когда я впервые заработал себе имя – было это далеко отсюда, друг, да и довольно давно, – меня называли Шустрым Ниффтом. В следующие два часа я снова доказал себе, что мое прежнее прозвище было не случайным, проделав самую тяжелую работу по подготовке нашей великолепной аферы. Прямо у входа на этаж я затянул на конце веревки петлю, закрепив в ней кинжал вместо грузила, перебросил ее через потолочную балку и взобрался наверх. Все это время я слышал смех и крики гуляк, поднимавшихся следом за мной по лестнице, и звук шагов посетителей, которые уже взглянули на Короля и вот-вот должны были выйти из-за поворота. Но я успел оседлать стропило и втянуть за собой веревку раньше, чем кто-либо из них показался в коридоре.
Затем я встал на ноги и пошел к двери, у которой расположилась стража, соизмеряя длину шага с расстоянием между балками и присматриваясь к порядку сочленения брусьев и стропил. Не доходя до камеры Короля примерно пятидесяти футов, я снова сел и принялся готовить веревки. Приняв за образец промежуток между стропилами там, где я находился, – а они, вне всякого сомнения, везде были одинаковыми, – я принялся не туго переплетать по три веревки вместе, затягивая по три узла на каждый интервал. Когда, наконец, сто футов подвесной дорожки были готовы, и я, свернув их кольцом, забросил себе за спину, оказалось, что весят они немногим меньше меня самого. Тут-то и начался настоящий подвиг. Приблизившись вплотную к двери королевской комнаты, для чего мне пришлось пройти прямо над головами стражников, я начал натягивать веревочную дорожку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9