!
По виду и тону князя Сорген ясно понял, что яростнее всего тот уговаривал самого себя, а не молодого компаньона.
– Если он на самом деле хороший колдун, то это будет большой помощью для нас, – прошептал Сорген.
– Да, да, – кивнул Рогез. – Но, если ты не возражаешь, я хотел бы поспать. День был трудный, и впереди такой же.
Теперь Сорген был уверен, что князь, так же, как он сам, ворочается и не может уснуть – если только не выпил какое-нибудь снадобье. И Хейла тоже: не зря ведь она сказалась больной и осталась в своем шатре, под охраной воинов. Печально вздохнув, Сорген порылся в сундуке и нашел нужную бутылку, из которой капнул в стакан с остатками разведенного водой вина. Залпом выпив, он вскоре погрузился наконец в сон.
*****
Дальнейшее путешествие проходило в еще более унылой и гнетущей атмосфере, чем раньше. С каждым утром подниматься и садиться в седло, предвкушая долгое сидение в нем на жаре и пыли, становилось все труднее. Солдаты жаловались и умирали от солнечных и тепловых ударов. Главным образом, это были рха-уданцы, хотя один из солдат Хейлы тоже погиб от укуса змеи. Это случилось в передовом дозоре и несчастного не успели донести до кого-нибудь из волшебников, чтобы тот смог помочь.
Колдуны предпочитали не разговаривать друг с другом, за исключением самого необходимого минимума. Очевидно, каждому из трех предводителей не хотелось слишком явно игнорировать Гуннира, потому они молчали. Мясник тоже не страдал от недостатка общения, хотя иногда и заводил разговор. Обычно он ограничивался ничего не значащим вопросом и быстро отставал, вот только заговаривать почему-то предпочитал с Соргеном.
– Ты ведь родом из Энгоарда? – спросил он один раз.
– Да, – ответил Сорген как можно более равнодушно. – Только я давно там не был.
– Гнилое белое болото, – также равнодушно сказал Гуннир. – Однако, я люблю посещать его. Там не нужно следить за собой… ну, ты понимаешь меня? Ведь с одной стороны даже лучше, когда вокруг одни явные враги.
– Угу, – мрачно согласился Сорген. – Только в окружении врагов можно слишком быстро загнуться.
– Овцам не укусить волка, – ответил Мясник едва ли не со смехом. В голосе его послышалось презрительное превосходство и холодная безжалостность. – Белым, курчавым овцам не поймать быстрого черного волка.
В другой раз Гуннир принялся заботливо спрашивать Соргена, не очень ли он страдает от жары, и предложил научить тому самому заклинанию против зноя. Впрочем, оказалось, что для него нужен кусочек льда, которого у Соргена, конечно, не оказалось. Тем не менее, причина исходящего от Гуннира холода отыскалась и оказалась вполне банальной и ничуть не пугающей. Запах гнили тоже объяснялся довольно просто – так у Мясника воняло изо рта при разговоре, потому что таких плохих зубов Сорген не видел даже у нищих, клянчивших милостыню на площадях приморских городов. После этих открытий жуткий ореол вокруг Гуннира изрядно поблек и тот стал просто неопрятным и странным человеком. Стоило задуматься о том, что из репутации Мясника придумано, им ли самим или неизвестными злопыхателями…
Поэтому дня через три после того, как Гуннир присоединился к войску, Сорген уже не так чурался его, как сначала. Он только старался не поворачиваться к Мяснику, когда тот говорил… Колдун же с унылым лицом, казалось, испытывает странную тягу именно к Соргену. Хейла однажды вечером даже предупредила его:
– Бойся сходиться с ним близко, дорогой мой! На свете нет ни одной живой души, которая бы могла назваться другом Мясника. Говорят, судьба его друзей чуть ли не страшнее судьбы его врагов!
Тем не менее, Сорген предпочел отмахнуться от этого предупреждения, так как его вдруг обуяла совершенно ребяческая жажда исследований. Объектом же, естественно, стал загадочный Гуннир и его жизнь. Сначала было трудно подступиться к этому малоразговорчивому и своенравному человеку как следует, но в тот день, когда горы уже закрывали треть неба и степь постепенно стала зеленеть, а ночью даже прошел дождь, Мясник вдруг разоткровенничался.
Начало разговора было за Соргеном. Вернувшись к беседе об Энгоарде, молодой колдун кратко пересказал историю своей жизни, начиная с того момента, как войска пятерых соседей-Высоких взяли штурмом замок Беорн и убили отца. Казалось, Гуннир был заинтересован и затянут этой историей, он даже задавал вопросы и качал головой в некоторых местах.
– Какой захватывающий рассказ, – сказал он необычным скрипучим голосом, когда Сорген закончил. Отвернувшись в сторону от ветра, несшего теперь свежесть с северо-запада гор, Мясник продолжил разговор: – Ведь я мог бы сказать, что в какой-то мере похож на тебя… Я тоже рано лишился отца. Не знаю, в чем была причина озлобленности ваших соседей, но моего папашу сгубило пристрастие к девственницам. Матери я даже не помнил – она умерла при родах или немного позже. Мы жили в большом доме на конце длинной и широкой ложбины, на берегу проточного озера. Вокруг стояли невысокие горы, а к дому вела липовая аллея. Дважды в год она становилась ярко-желтой: летом, когда деревья цвели, и осенью, когда увядали листья.
Мне было лет двенадцать или тринадцать, когда толпа разъяренной черни явилась к нашему дому, вооруженная чем попало. Слуг у нас было немного, но почти все они сбежали, а то и присоединились к толпе. Отец был мелким землевладельцем, и полдюжины окрестных деревень платили ему оброк. Однако, кроме меда, кур и денег он брал другую дань: крал в лесах отправившихся за грибами девушек, привозил в дом и насиловал. Некоторое время крестьяне думали, что у них в округе завелось какое-то чудище, но в конце концов они узнали правду и возжаждали крови злодея. Тогда я ничего не понимал и не знал, поэтому нападение черни оказалось для меня ударом, потрясением, несправедливостью. Отец был дрянным волшебником – просто не имел к этому почти никаких способностей, поэтому мог положиться только на силу и ловкость. Но что такое один человек, пусть даже умеющий фехтовать и вовремя подставить щит, против сотни озлобленных мужиков? Отец был обречен. Правда, он смог спасти меня, потому как в участи наследника такого чудовища, как он, можно было не сомневаться. Отец выбежал из дома на виду толпы и увлек ее сторону; в то же время мой учитель магии, старик по имени Бенжур, вынес меня на коне. Неистовствовавшие крестьяне были слишком заняты отцом, которого рвали на куски, поэтому не стали нас преследовать. Бенжур убрался туда, где жил до того, как отец позвал его мне в учителя – на остров в глубине болота. Вокруг он наставил ловушек разного свойства, магических и обычных, так как боялся гнева толпы. Нас ведь все-таки видели…
Там, в болотах, я прожил больше пяти лет. Бенжур был не самым приятным обществом – вспыльчивый, нетерпимый старикашка, для которого я был не столько учеником, сколько прислугой. Целыми днями я ползал по болоту, собирая вонючие корешки, вылавливая лягушек и головастиков, выкапывая червей. Готовил обеды, вычищал котлы и подметал лачугу, а потом еще брал уроки магии. Представляешь, какое потрясение для сына лорда, пускай и мелкого?? Да, представляешь, я знаю.
Короче говоря, те пять лет не были самыми счастливыми в моей жизни. Бенжур уверял, что вынес меня из дома совершенно без ничего, так что единственным моим достоянием была одежда, из которой я вскоре вырос. Все имение разграбили, а само поместье сожгли дотла; таким образом, я стал для Бенжура «нахлебником», как он выражался. Ни дня не проходило без упреков, и старикашка много и часто брюзжал, особенно в те дни, когда ему приходилось выбираться из болота, чтобы купить мне новые штаны или рубаху.
Кто знает, как долго это могло продолжаться и сколь долго бы я выдержал такой жизни… Но в один прекрасный, или страшный – я до сих пор не знаю точно – день Бенжура хватил удар. Я никогда не спрашивал, сколько ему лет, но он был стар, очень стар. Старик просто громко застонал и упал, когда варил одно из своих зелий. Котел пролился и ошпарил ему бок – хотя, хуже сделать уже нельзя было. Бенжур прожил лишь до конца дня.
Старик не ругался и не ворчал. Чуть придя в себя и подавив стоны, он прямо сказал мне, что умирает, и жалких знаний, вложенных им в меня, не хватит, чтобы помочь. Затем он сказал, что относился ко мне неподобающе и жалеет об этом – но так, по его словам, и было надо. Я должен был вырасти злобным и осторожным существом, дабы иметь силы и возможности противостоять миру.
Бенжур несколько раз терял сознание; в конце концов, он бросил выспренные излияния о моем предназначении и сказал, как обходить ловушки – те, о которых он мог вспомнить. Времени это заняло много, так что в самом конце старик уже хрипел, пуская пену. Тем не менее, больно схватив меня за руку, он «подарил» мне мое первое оружие – дрянной нож, которым резал лягушек и летучих мышей, а также завещал свою единственную лошадь. «Я так много не рассказал тебе!» – хрипел он и дергался. Лицо его синело, но из последних сил он успел выдавить из себя роковую фразу: – «Так много… нужного молодому юноше! Ведь ты не знаешь даже, какое непередаваемое блаженство скрыто в женщинах… Аргх!!!»
Именно в этот момент он и умер. Я немного поплакал над его телом – не столько от жалости, сколько от страха, ведь столько лет подряд я привык видеть и слышать Бенжура рядом! Мне было жутко оставаться на болоте, так что я, сунув за пояс нож и оседлав лошадь, двинул по тайной тропе прочь. Не знаю, как в таком состоянии можно миновать ловушки, даже если знать о них заранее… Наверное, мне просто повезло? Я выбрался с болот и направился, куда глядели глаза. Никаких идей и планов на будущее у меня не было. Единственное, что пришло в голову – как можно скорее убраться из тех мест, что принесли мне страдания. Я ехал прямо по лесу до тех пор, пока лошадь не сломала ногу в куче бурелома. Тогда я впервые досыта наелся мяса, потом вырезал из туши такой кусок, который мог унести, и пошел пешком.
Как повернулась бы моя судьба? Не знаю. Но случилось еще кое-что: по дороге я однажды увидел девушку. Это было на берегу небольшой светлой реки. Я сидел в кустах, а она купалась. Не знаю, откуда она взялась и что делала в лесу, но для меня в тот момент прозвенел колокол судьбы. Увидев ее, медленно выходящую из воды, совершенно голую, со всеми соблазнительными округлостями тела, раскачивающимися, извивающимися, я почувствовал необъяснимое возбуждение. Тело охватила лихорадка, а внизу живота загорелся пожар, от которого у меня только что ноги не свело. Я понял, что должен немедленно выбраться из кустов и броситься на нее! Несколько разрозненных кусочков большой картины сошлись в одно целое, показавшееся мне тогда вполне логичным и единственно верным… Бенжур сказал мне напоследок, что в женщинах скрыто блаженство. Я не знал точно, в чем оно заключалось, но знал, опять же по туманным рассказам старика, что отец предавался неким запретным удовольствиям, заканчивающимся смертью женщин.
Потому я, выскочив из кустов с диким криком, выхватил нож и вонзил прямо между таких нежных и круглых грудей женщины. Она тоже громко закричала и упала на меня, с выпученными глазами, неизбывным страхом в них, сведенными руками и запрокинутой головой. В тот момент, когда она коснулась моего тела, я на самом деле испытал неземное блаженство, такое сильное, что даже намочил в штаны какой-то странной пахучей жидкостью. В экстазе я принялся кромсать ее тело, ломать ребра, разрывать плоть, копаться во внутренностях. Потом, уставший и опустошенный, упал рядом и задумался о своей судьбе…
Не было сомнений, что я пошел по зловещей тропе, пройденной моим отцом и приведшей его к преждевременной и страшной смерти. Я с полной ясностью осознал, что заставляло его убивать женщин, потому как через некоторое время опять захотел повторить то незнакомое, прекрасное ощущение. Увы, вид истерзанного трупа не вызвал никаких чувств. Нужна была новая, живая девушка, чтобы повторить все сначала. Я понял, что не смогу отказать себе, поэтому вымылся в реке и двинулся дальше.
В том лесу я смог встретить еще несколько девушек и женщин разного возраста. Каждый раз повторялось одно и то же – восхитительное возбуждение, экстаз в тот момент, когда мой нож вонзается в дрожащее тело, страх в глазах и бессильно запрокинутая голова! У меня хватило сил и соображения быстрее покинуть те места и уйти как можно дальше. Я запретил себе даже думать о новых развлечениях – до поры, до времени. Понимаешь? Мне нужна была власть и сила, ведущие к безнаказанности. Я не мог повторить судьбу отца. Я стал Черным именно поэтому, когда по пути попался один бродячий орман . Мое горячее желание, некоторая осведомленность в магии – и вот, я стал Гунниром, Черным магом. Довольно быстро я узнал о своих фатальных заблуждениях насчет отношений мужчин и женщин, а также об истинных причинах возбуждения и способах достижения блаженства, скрытого в женщинах… Однако было поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
По виду и тону князя Сорген ясно понял, что яростнее всего тот уговаривал самого себя, а не молодого компаньона.
– Если он на самом деле хороший колдун, то это будет большой помощью для нас, – прошептал Сорген.
– Да, да, – кивнул Рогез. – Но, если ты не возражаешь, я хотел бы поспать. День был трудный, и впереди такой же.
Теперь Сорген был уверен, что князь, так же, как он сам, ворочается и не может уснуть – если только не выпил какое-нибудь снадобье. И Хейла тоже: не зря ведь она сказалась больной и осталась в своем шатре, под охраной воинов. Печально вздохнув, Сорген порылся в сундуке и нашел нужную бутылку, из которой капнул в стакан с остатками разведенного водой вина. Залпом выпив, он вскоре погрузился наконец в сон.
*****
Дальнейшее путешествие проходило в еще более унылой и гнетущей атмосфере, чем раньше. С каждым утром подниматься и садиться в седло, предвкушая долгое сидение в нем на жаре и пыли, становилось все труднее. Солдаты жаловались и умирали от солнечных и тепловых ударов. Главным образом, это были рха-уданцы, хотя один из солдат Хейлы тоже погиб от укуса змеи. Это случилось в передовом дозоре и несчастного не успели донести до кого-нибудь из волшебников, чтобы тот смог помочь.
Колдуны предпочитали не разговаривать друг с другом, за исключением самого необходимого минимума. Очевидно, каждому из трех предводителей не хотелось слишком явно игнорировать Гуннира, потому они молчали. Мясник тоже не страдал от недостатка общения, хотя иногда и заводил разговор. Обычно он ограничивался ничего не значащим вопросом и быстро отставал, вот только заговаривать почему-то предпочитал с Соргеном.
– Ты ведь родом из Энгоарда? – спросил он один раз.
– Да, – ответил Сорген как можно более равнодушно. – Только я давно там не был.
– Гнилое белое болото, – также равнодушно сказал Гуннир. – Однако, я люблю посещать его. Там не нужно следить за собой… ну, ты понимаешь меня? Ведь с одной стороны даже лучше, когда вокруг одни явные враги.
– Угу, – мрачно согласился Сорген. – Только в окружении врагов можно слишком быстро загнуться.
– Овцам не укусить волка, – ответил Мясник едва ли не со смехом. В голосе его послышалось презрительное превосходство и холодная безжалостность. – Белым, курчавым овцам не поймать быстрого черного волка.
В другой раз Гуннир принялся заботливо спрашивать Соргена, не очень ли он страдает от жары, и предложил научить тому самому заклинанию против зноя. Впрочем, оказалось, что для него нужен кусочек льда, которого у Соргена, конечно, не оказалось. Тем не менее, причина исходящего от Гуннира холода отыскалась и оказалась вполне банальной и ничуть не пугающей. Запах гнили тоже объяснялся довольно просто – так у Мясника воняло изо рта при разговоре, потому что таких плохих зубов Сорген не видел даже у нищих, клянчивших милостыню на площадях приморских городов. После этих открытий жуткий ореол вокруг Гуннира изрядно поблек и тот стал просто неопрятным и странным человеком. Стоило задуматься о том, что из репутации Мясника придумано, им ли самим или неизвестными злопыхателями…
Поэтому дня через три после того, как Гуннир присоединился к войску, Сорген уже не так чурался его, как сначала. Он только старался не поворачиваться к Мяснику, когда тот говорил… Колдун же с унылым лицом, казалось, испытывает странную тягу именно к Соргену. Хейла однажды вечером даже предупредила его:
– Бойся сходиться с ним близко, дорогой мой! На свете нет ни одной живой души, которая бы могла назваться другом Мясника. Говорят, судьба его друзей чуть ли не страшнее судьбы его врагов!
Тем не менее, Сорген предпочел отмахнуться от этого предупреждения, так как его вдруг обуяла совершенно ребяческая жажда исследований. Объектом же, естественно, стал загадочный Гуннир и его жизнь. Сначала было трудно подступиться к этому малоразговорчивому и своенравному человеку как следует, но в тот день, когда горы уже закрывали треть неба и степь постепенно стала зеленеть, а ночью даже прошел дождь, Мясник вдруг разоткровенничался.
Начало разговора было за Соргеном. Вернувшись к беседе об Энгоарде, молодой колдун кратко пересказал историю своей жизни, начиная с того момента, как войска пятерых соседей-Высоких взяли штурмом замок Беорн и убили отца. Казалось, Гуннир был заинтересован и затянут этой историей, он даже задавал вопросы и качал головой в некоторых местах.
– Какой захватывающий рассказ, – сказал он необычным скрипучим голосом, когда Сорген закончил. Отвернувшись в сторону от ветра, несшего теперь свежесть с северо-запада гор, Мясник продолжил разговор: – Ведь я мог бы сказать, что в какой-то мере похож на тебя… Я тоже рано лишился отца. Не знаю, в чем была причина озлобленности ваших соседей, но моего папашу сгубило пристрастие к девственницам. Матери я даже не помнил – она умерла при родах или немного позже. Мы жили в большом доме на конце длинной и широкой ложбины, на берегу проточного озера. Вокруг стояли невысокие горы, а к дому вела липовая аллея. Дважды в год она становилась ярко-желтой: летом, когда деревья цвели, и осенью, когда увядали листья.
Мне было лет двенадцать или тринадцать, когда толпа разъяренной черни явилась к нашему дому, вооруженная чем попало. Слуг у нас было немного, но почти все они сбежали, а то и присоединились к толпе. Отец был мелким землевладельцем, и полдюжины окрестных деревень платили ему оброк. Однако, кроме меда, кур и денег он брал другую дань: крал в лесах отправившихся за грибами девушек, привозил в дом и насиловал. Некоторое время крестьяне думали, что у них в округе завелось какое-то чудище, но в конце концов они узнали правду и возжаждали крови злодея. Тогда я ничего не понимал и не знал, поэтому нападение черни оказалось для меня ударом, потрясением, несправедливостью. Отец был дрянным волшебником – просто не имел к этому почти никаких способностей, поэтому мог положиться только на силу и ловкость. Но что такое один человек, пусть даже умеющий фехтовать и вовремя подставить щит, против сотни озлобленных мужиков? Отец был обречен. Правда, он смог спасти меня, потому как в участи наследника такого чудовища, как он, можно было не сомневаться. Отец выбежал из дома на виду толпы и увлек ее сторону; в то же время мой учитель магии, старик по имени Бенжур, вынес меня на коне. Неистовствовавшие крестьяне были слишком заняты отцом, которого рвали на куски, поэтому не стали нас преследовать. Бенжур убрался туда, где жил до того, как отец позвал его мне в учителя – на остров в глубине болота. Вокруг он наставил ловушек разного свойства, магических и обычных, так как боялся гнева толпы. Нас ведь все-таки видели…
Там, в болотах, я прожил больше пяти лет. Бенжур был не самым приятным обществом – вспыльчивый, нетерпимый старикашка, для которого я был не столько учеником, сколько прислугой. Целыми днями я ползал по болоту, собирая вонючие корешки, вылавливая лягушек и головастиков, выкапывая червей. Готовил обеды, вычищал котлы и подметал лачугу, а потом еще брал уроки магии. Представляешь, какое потрясение для сына лорда, пускай и мелкого?? Да, представляешь, я знаю.
Короче говоря, те пять лет не были самыми счастливыми в моей жизни. Бенжур уверял, что вынес меня из дома совершенно без ничего, так что единственным моим достоянием была одежда, из которой я вскоре вырос. Все имение разграбили, а само поместье сожгли дотла; таким образом, я стал для Бенжура «нахлебником», как он выражался. Ни дня не проходило без упреков, и старикашка много и часто брюзжал, особенно в те дни, когда ему приходилось выбираться из болота, чтобы купить мне новые штаны или рубаху.
Кто знает, как долго это могло продолжаться и сколь долго бы я выдержал такой жизни… Но в один прекрасный, или страшный – я до сих пор не знаю точно – день Бенжура хватил удар. Я никогда не спрашивал, сколько ему лет, но он был стар, очень стар. Старик просто громко застонал и упал, когда варил одно из своих зелий. Котел пролился и ошпарил ему бок – хотя, хуже сделать уже нельзя было. Бенжур прожил лишь до конца дня.
Старик не ругался и не ворчал. Чуть придя в себя и подавив стоны, он прямо сказал мне, что умирает, и жалких знаний, вложенных им в меня, не хватит, чтобы помочь. Затем он сказал, что относился ко мне неподобающе и жалеет об этом – но так, по его словам, и было надо. Я должен был вырасти злобным и осторожным существом, дабы иметь силы и возможности противостоять миру.
Бенжур несколько раз терял сознание; в конце концов, он бросил выспренные излияния о моем предназначении и сказал, как обходить ловушки – те, о которых он мог вспомнить. Времени это заняло много, так что в самом конце старик уже хрипел, пуская пену. Тем не менее, больно схватив меня за руку, он «подарил» мне мое первое оружие – дрянной нож, которым резал лягушек и летучих мышей, а также завещал свою единственную лошадь. «Я так много не рассказал тебе!» – хрипел он и дергался. Лицо его синело, но из последних сил он успел выдавить из себя роковую фразу: – «Так много… нужного молодому юноше! Ведь ты не знаешь даже, какое непередаваемое блаженство скрыто в женщинах… Аргх!!!»
Именно в этот момент он и умер. Я немного поплакал над его телом – не столько от жалости, сколько от страха, ведь столько лет подряд я привык видеть и слышать Бенжура рядом! Мне было жутко оставаться на болоте, так что я, сунув за пояс нож и оседлав лошадь, двинул по тайной тропе прочь. Не знаю, как в таком состоянии можно миновать ловушки, даже если знать о них заранее… Наверное, мне просто повезло? Я выбрался с болот и направился, куда глядели глаза. Никаких идей и планов на будущее у меня не было. Единственное, что пришло в голову – как можно скорее убраться из тех мест, что принесли мне страдания. Я ехал прямо по лесу до тех пор, пока лошадь не сломала ногу в куче бурелома. Тогда я впервые досыта наелся мяса, потом вырезал из туши такой кусок, который мог унести, и пошел пешком.
Как повернулась бы моя судьба? Не знаю. Но случилось еще кое-что: по дороге я однажды увидел девушку. Это было на берегу небольшой светлой реки. Я сидел в кустах, а она купалась. Не знаю, откуда она взялась и что делала в лесу, но для меня в тот момент прозвенел колокол судьбы. Увидев ее, медленно выходящую из воды, совершенно голую, со всеми соблазнительными округлостями тела, раскачивающимися, извивающимися, я почувствовал необъяснимое возбуждение. Тело охватила лихорадка, а внизу живота загорелся пожар, от которого у меня только что ноги не свело. Я понял, что должен немедленно выбраться из кустов и броситься на нее! Несколько разрозненных кусочков большой картины сошлись в одно целое, показавшееся мне тогда вполне логичным и единственно верным… Бенжур сказал мне напоследок, что в женщинах скрыто блаженство. Я не знал точно, в чем оно заключалось, но знал, опять же по туманным рассказам старика, что отец предавался неким запретным удовольствиям, заканчивающимся смертью женщин.
Потому я, выскочив из кустов с диким криком, выхватил нож и вонзил прямо между таких нежных и круглых грудей женщины. Она тоже громко закричала и упала на меня, с выпученными глазами, неизбывным страхом в них, сведенными руками и запрокинутой головой. В тот момент, когда она коснулась моего тела, я на самом деле испытал неземное блаженство, такое сильное, что даже намочил в штаны какой-то странной пахучей жидкостью. В экстазе я принялся кромсать ее тело, ломать ребра, разрывать плоть, копаться во внутренностях. Потом, уставший и опустошенный, упал рядом и задумался о своей судьбе…
Не было сомнений, что я пошел по зловещей тропе, пройденной моим отцом и приведшей его к преждевременной и страшной смерти. Я с полной ясностью осознал, что заставляло его убивать женщин, потому как через некоторое время опять захотел повторить то незнакомое, прекрасное ощущение. Увы, вид истерзанного трупа не вызвал никаких чувств. Нужна была новая, живая девушка, чтобы повторить все сначала. Я понял, что не смогу отказать себе, поэтому вымылся в реке и двинулся дальше.
В том лесу я смог встретить еще несколько девушек и женщин разного возраста. Каждый раз повторялось одно и то же – восхитительное возбуждение, экстаз в тот момент, когда мой нож вонзается в дрожащее тело, страх в глазах и бессильно запрокинутая голова! У меня хватило сил и соображения быстрее покинуть те места и уйти как можно дальше. Я запретил себе даже думать о новых развлечениях – до поры, до времени. Понимаешь? Мне нужна была власть и сила, ведущие к безнаказанности. Я не мог повторить судьбу отца. Я стал Черным именно поэтому, когда по пути попался один бродячий орман . Мое горячее желание, некоторая осведомленность в магии – и вот, я стал Гунниром, Черным магом. Довольно быстро я узнал о своих фатальных заблуждениях насчет отношений мужчин и женщин, а также об истинных причинах возбуждения и способах достижения блаженства, скрытого в женщинах… Однако было поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58