Вместо ответа Этрих просвистел несколько тактов из оперы «Кармен». Свистеть он был не мастер.
Китти, тронув Джека за плечо, велела ему идти обуться. Как только мальчик ушел, она обратилась к Этриху:
– После больницы сразу же привези его сюда.
– Ладно, – согласился Этрих.
Ему нравилось проводить время со своими детьми, но сегодня его одолевали другие заботы. Надо было обратиться в полицию по поводу угона машины и вежливо выпроводить девицу с шоколадным тортом…
– Я не хочу, чтобы ты водил его к себе, в свою квартиру. Понятно? Даже думать об этом не смей! – Китти едва не лопалась от злости.
– Хорошо, Китти. Привезу его прямо сюда. Мы нигде не задержимся. Одна нога здесь, другая там! – Он произнес это вполне дружелюбно, но Китти нахмурилась и процедила:
– Не смей надо мной издеваться, слышишь, Винсент! Не смей этого делать!
Винсент растерянно развел руками:
– Вот уж чего у меня и в мыслях не было! Я ведь просто сказал, что привезу его прямо домой.
– А тебе известно, почему я на этом настаиваю? Потому что знаю, что она здесь. Кое-кто видел вас с ней вечером в аэропорту. Так что ты сейчас, верно, на седьмом небе от счастья, да, Винсент? Скажи, я не помешала вашей утренней идиллии? Прости, если некстати вклинилась со своей дурацкой проблемой!
– Что, черт возьми, ты имеешь в виду? Кто мог видеть меня вечером в аэропорту? И с кем, скажи на милость?
Китти помотала головой. Ну нет, больше она не попадется на удочку этого бессовестного лжеца. Теперь-то она знает цену его заверениям. Все это уже давно пройдено, и урок усвоен на всю жизнь.
– По-прежнему надеешься провести меня, да, Винсент? – Вытаращив глаза, она передразнила его: – «Да о чем это ты? С какой же это другой женщиной я мог быть? Как тебе только такое в голову пришло?!»
– Нет, ты, похоже, спятила! О чем ты?!
К счастью для обоих, в этот миг в дверях появился их сын. На ногах у него красовались замшевые мокасины, которые Этрих привез ему на прошлой неделе из Лос-Анджелеса, куда ездил по делам. Джек запрыгал на одной ноге.
– Ну, как тебе, пап? Нравятся?
– Здорово на тебе смотрятся.
Джек подбежал к нему и, подпрыгнув, повис у него на шее.
– Господи, какой же ты стал большой. Скоро, глядишь, я и удержать тебя не смогу и полетим мы оба кувырком на пол.
Джек расхохотался и еще крепче сжал руками отцовскую шею. Этрих покосился на Китти. Та изо всех сил старалась подавить улыбку. Внутри у него все похолодело при мысли о страданиях, которые он ей причинил, разрушив их брак. Он вышел из дому с Джеком на руках и даже не кивнул ей.
Здание больницы поражало великолепием и роскошью. Построено оно было всего три года назад и за время своего существования получило немало призов за рациональное использование внутренних помещений, оптимальное освещение и самую передовую систему вентиляции. Все без исключения предметы обстановки и оборудования новой больницы смело можно было назвать произведениями искусства. Приборы выглядели так внушительно, будто их создали для оснащения какой-нибудь межпланетной станции, отправлявшейся к Юпитеру. Этрих, когда ему случалось здесь бывать, всякий раз удивлялся, что некоторые из пациентов, присоединенных к такому вот сложному агрегату множеством трубок и проводов, в конечном итоге все же умудрялись умирать. Разве возможно, чтобы сложные аппараты, которые следят за малейшими отклонениями в состоянии пациентов, позволяли им уйти на тот свет? И однажды, привезя в больницу Стеллу с приступом аппендицита, он не выдержал и задал этот вопрос доктору Кэпшью.
Кэпшью, парень веселый и добродушный, перегнулся к нему через стол и словоохотливо пояснил:
– Видите эту штуковину у стены, мистер Этрих? Прибор для ультразвуковой диагностики. Улавливает отраженные звуковые волны и посылает их на экран в виде картинки, в которой легко разберется специалист. Стоит около семидесяти тысяч долларов. Но я вам сейчас открою одну врачебную тайну: даже этот прибор не умеет творить чудеса. Как, впрочем, и мы. Врачам свойственно выдавать себя за кудесников, это так льстит нашему профессиональному самолюбию. Но правда в том, что мы просто хорошие специалисты, а не волшебники.
Этрих и его сын, держась за руки, вошли в вестибюль больницы и поднялись на шестой этаж на одном из многочисленных лифтов. Кабина, быстро и бесшумно скользя вверх по стволу шахты, трижды останавливалась на нижних этажах, прежде чем они достигли своей цели. Врачи в белоснежных халатах с какими-то бумагами в руках и со стетоскопами, свисающими с их шей, входили и выходили и все, как один, выглядели так деловито и самоуверенно, что сразу делалось ясно: они – существа непогрешимые. Этрих невольно позавидовал этим счастливцам и остро пожалел, что не выбрал в свое время столь же нужную и важную профессию и обречен теперь дурачить потребителей, убеждая их покупать те предметы, которые ему приказано рекламировать. Вздохнув, он крепче сжал руку сына. Джек тотчас же в ответ стиснул его ладонь своими маленькими пальчиками и улыбнулся, задрав голову вверх. Тут лифт снова плавно остановился. Створки дверей разъехались в стороны, пропуская внутрь двоих темнокожих медсестер. Третья осталась в коридоре, продолжая разговор с коллегами. Этрих взглянул на нее в последнюю очередь, успев прежде детально изучить внешность первых двух, на редкость миловидных. Женщина звучным голосом произнесла:
– Я только хотела предупредить, что мы еще не закончили!
Этрих сперва оценил тембр ее голоса и лишь потом поднял на нее глаза.
– Ну, Мишель, мы уж привыкли, что последнее слово всегда за тобой, – ответила ей хорошенькая сестричка, тряхнув головой.
Женщина, стоявшая в дверях лифта, была крупной, статной негритянкой. Такая способна метнуть ядро за пределы самого большого стадиона. Глаза ее, на миг остановившись на Этрихе, вновь обратились к коллегам. Он был знаком с этой женщиной, он ее помнил. Но откуда? Перед тем как створки дверей сомкнулись, он успел прочитать ее имя на бейджике: Мишель Маслоу.
– Привет, – автоматически произнес он, но лифт уже тронулся вверх.
– Ты чего, пап?
– Да я просто пытаюсь кое-что вспомнить. Не обращай внимания, Джек.
Мучительный вопрос продолжал тревожить его сознание, словно палец с длинным ногтем, вонзившийся в мозг. Он растерянно взглянул на металлические двери и нахмурился. Кто она, сестра Маслоу? Почему он уверен, что знаком с ней? Кто же она такая?
– Простите, не могли бы вы мне подсказать, в каком отделении работает эта сестра? – обратился он к двум сестрам, кивнув в сторону двери.
– Ты ее знаешь, пап?
– Вроде того. – Этрих улыбнулся сыну. Сестричка весело подмигнула Джеку:
– Решили сегодня к нам заглянуть, да? – Встретившись глазами с Этрихом, она без прежней улыбки ответила: – Сестру Маслоу вы найдете на четвертом этаже.
Ее подружка прибавила:
– Это будет нетрудно, ее ни с кем не спутаешь. – И обе наклонили головы, пряча усмешку.
– Благодарю вас.
– А откуда ты ее знаешь, пап?
– Понятия не имею. Просто знаю, и все.
Сестра не удержалась от вопроса:
– А вы случайно не лежали у нас в отделении интенсивной терапии?
– Господи, нет! – произнес он, поеживаясь.
– Она ведь как раз там и работает.
Странные события на этом не закончились. Ведя Джека по длинному коридору к кабинету доктора Кэпшью, Этрих увидел возле стены фонтанчик с питьевой водой. Он твердо знал, что во время предыдущих посещений больницы никогда не пытался пить из него и одновременно помнил с совершенной отчетливостью, что как-то однажды уже пил из такого фонтанчика. Он тогда понятия не имел, как эта штука выключается, и из-за этого пустякового затруднения вдруг ощутил себя слабым, глупым и никчемным. И чуть было не расплакался. Он был тогда так болен, что прислонился к стене, чтобы не упасть. Болезнь его была очень тяжелой. Это он тоже вспомнил. Но когда же, черт побери, все это с ним происходило? Мысли его начали путаться. В том, что он пережил наяву, а не во сне все события, ожившие сейчас у него в памяти, сомнений быть не могло.
И еще он вспомнил, как собственное тело подло предало его. А ведь до этого оно прикидывалось верным, надежным другом, который никогда не подведет. И он в ответ окружал его неустанной заботой: старался высыпаться, посещал тренажерный зал, ел здоровую пищу. Ему пришло на память, как он вслух упрекнул свой организм в неблагодарности: «За что же ты со мной так, а? Как ты мог все это допустить?» Ведь тело грубо нарушило их священное соглашение – оно перестало бороться за него, оно больше не служило ему защитой. Оно обрекло его на смерть.
Не сводя взгляда с фонтанчика, он шел все медленней и медленней и перебирал в памяти прошлое, словно стопку цветных слайдов. Но в самом ли деле он пережил все это? И когда? А если нет, то почему он так отчетливо помнит каждую деталь, каждую свою мысль, чувство? И как теперь соотнести все эти всплывшие в сознании картины с его привычной жизнью?
– А ты помнишь номер кабинета, папа? – Тонкий голосок Джека вернул его к действительности.
– Да, это в конце коридора. Мы почти пришли.
– Он всегда засовывает мне в ухо эту гадкую штуку. Терпеть не могу!
Там еще был парень, младший медбрат или санитар. Кажется, так называются сотрудники больниц, которые разносят еду и меняют постельное белье. Необыкновенно красивый парнишка по имени Брандт выполнял в их палате обязанности дневного санитара. Или младшего медбрата. Они называли его Егозой. Джимми-Егоза. Он вечно торопился и, делая свою работу, носился по палате как сумасшедший. Он справлялся с обязанностями неплохо, но слишком уж при этом суетился. Его нервозность невольно передавалась пациентам.
Прозвище Егоза он получил не от кого иного, как от самой Мишель Маслоу.
– Эй, Егоза, меня от тебя просто трясет, слышишь? Стоит мне тебя увидеть, так сердце из груди выпрыгивает! А все потому, что ты мельтешишь перед глазами, вертишься, как обезьяна!
В ответ на критику Брандт лишь молча улыбался и продолжал делать свое дело в привычном для него ритме.
Мишель Маслоу. Егоза Брандт. Откуда бы Этриху их знать?
Наконец они подошли к двери кабинета доктора Кэпшью, и Этрих толкнул ее. В небольшой приемной ожидали своей очереди несколько человек. Судя по их виду, они провели здесь немало времени. Этрих приуныл.
В углу на низком столике лежало две стопки журналов – детских и взрослых. Этрих и Джек выбрали себе по несколько штук и приготовились читать, но вдруг секретарь врача высунул голову из кабинета и пригласил Джека на прием. Поднявшись с кресла, Этрих прошел в кабинет следом за сыном. Он чувствовал себя неловко перед всеми этими людьми, пришедшими прежде них.
А еще через пару минут ему пришлось выйти из кабинета. Кэпшью, встревоженный частыми воспалениями среднего уха у Джека, решил, что ему теперь же надо провести детальное обследование и сделать кое-какие анализы, дабы убедиться, что на этот раз с ребенком не приключилась более серьезная беда. Именно поэтому он настоял, чтобы Джека привезли в больницу. Этриху же доктор предложил сходить пока выпить чашечку кофе и вернуться минут через сорок.
Так что он снова вынужден был пройти через приемную – с таким виноватым видом, будто украл бумажники у всех, кто там собрался. Отворяя дверь, что вела в коридор, он спиной чувствовал их злобные взгляды. Будь они не людьми, а змеями, их шипение способно было бы оглушить любого.
Очутившись в коридоре, Этрих облегченно вздохнул, но тотчас же почувствовал, как на душу навалилась ставшая уже привычной тяжесть. Ему предстояло болтаться без всякого дела почти целый час. Он не знал, чем себя занять. Бродить по больнице ему хотелось меньше всего на свете. Того и гляди, в памяти снова всплывут подробности его мнимого пребывания здесь в качестве пациента. Он собрался было спуститься на четвертый этаж и разыскать Мишель Маслоу, но передумал. Что он ей скажет, о чем спросит? Я вас знаю. А вы меня? Она примет его за умалишенного и будет права. Ну а еще что молено предпринять? Найти красавчика Брандта и задать ему те же идиотские вопросы? Эй, Егоза, помнишь меня?
Сунув руки в карманы, Этрих подумал, что больше всего ему сейчас хотелось бы вернуться домой, в свою пустую квартирку. Но тут он вспомнил о той, что, вероятно, ждала его там, и мысль о возвращении домой сразу утратила всю привлекательность. Наконец он решил воспользоваться советом доктора Кэпшью – сходить в буфет и там за чашкой кофе подождать, пока Джек освободится. Может, за это время планета не сойдет с орбиты. Узнав у проходившего мимо санитара, что буфет находится на первом этаже, Этрих повеселел. Ведь туда надо спуститься, потом снова подняться на шестой. Так и время пробежит. Может, просидев несколько минут в буфете, он выйдет на улицу прогуляться.
Подойдя к дверям лифта, он нажал на кнопку вызова и машинально заложил руки за спину. Китти называла эту его позу стариковской. В самом конце их совместной жизни она сердито выговаривала ему всякий раз, как он, забывшись, снова ее принимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45