Остатки доставались Мекленбургу, но это напоминало бросание в костер сухих листьев: в течение двух дней вступающие в бой дивизии становились инвалидными командами, теряя до двух третей боеспособности. К 15-му группа армий «Висла» была расформирована - чисто официальное телодвижение германской военной бюрократии, худшей из всех возможных. Падение Афин не позволило им высвободить какие-либо дополнительные силы, которые можно было бы перебросить на север, поскольку англичане проявили удивительную цепкость, загоняя отступающие германские части в Югославию - на прокорм дружелюбным до невозможности ребятам Тито. 16 октября 70-я армия форсировала Эльбу своими передовыми частями в самом устье, через день дотянулась до Любека и остановилась, вцепившись в город железной хваткой. Попов предпочел потерять день, дожидаясь отставшие на марше части, но не поворачивать на север к Килю без надлежащего превосходства в силах и разведки. Слишком велик был риск нарваться на встречный удар свежих германских частей - как совсем недавно нарвалась 48-я армия. Развернутые фронтом на север армии Говорова, Еременко, Черняховского и Баграмяна дожимали отрезанную группировку, состоящую из 21-й германской армии, корпусной группы «Свинемюнде» и ошметков всякого фронтового мусора.
Масштабы развернувшейся бойни приблизились к советским поражениям сорок второго, почти зеркально повторив ситуацию: шарахающиеся взад и вперед массы пехоты, лишенной воздушной поддержки и разведки, непрерывные бомбежки мостов и переправ, штурмовки колонн, давящие людей танки передовых русских частей, отсутствие приказов, отсутствие горючего, отсутствие всякого понимания масштабов происходящего. Немецкий флот проявил исключительную и редкую настойчивость, пытаясь хоть как-то облегчить положение своих прижатых к морю войск. Эвакуация оторвавшихся от преследования подразделений, персонала военных и гражданских администраций, просто мирного населения, внезапно осознавшего реальность русского нашествия, - все это легло на корабли и суда Кригсмарине. Крейсера, эсминцы и миноносцы, расстреливающие свой боезапас по наступающим русским войскам, сумели несколько снизить давление авиации на порты погрузки и конвои на переходе, но несколько случаев успешных торпедных атак субмарин и катеров привели к огромным человеческим жертвам. Немцы снова активизировали авиацию, но было видно, что она уже находится при последнем издыхании. Большая часть потерь приходилась на действия немногочисленных пар «охотников» из состава чертовых «Зеленых задниц», бороться с которыми было практически невозможно. Это приходилось принимать как неизбежное зло, и, несмотря на все попытки плотно прикрыть небо в прифронтовой зоне, для десяти-пятнадцати экипажей в день слова «Wir greifen an!»были последними, которые они слышали в жизни. Впрочем, в ответ однажды удалось поймать и кровавую суку Хафнера, звено которого целиком было уничтожено ЯКами в свалке, положившей конец его карьере везунчика.
На фоне всего этого перед командованием одна за другой становились тысячи проблем, которых не было раньше. Если будет новая война, как к ней готовиться? Что будет с Дальним Востоком? Как бороться с тысячами четырехмоторных бомбардировщиков? Если подвешивать к перехватчикам РСы, как в начале войны, то это резко ухудшит их летные данные и они не смогут эффективно противостоять истребителям прикрытия. Значит, нужно смешивать в атакующих порядках собственно ударные машины и те, которые будут их защищать. Немалое число торпедных катеров, используемых флотами, были американской постройки - значит, если американцы перебросят в Европу свои, их надо будет как-то различать. Если война начнется неожиданно, то авиация настолько плотно перекроет все проливы, что эскадре вырваться в открытые моря будет невозможно - значит, нужно выходить до ее официального начала, причем идти вдоль берегов, откуда действуют еще и германские бомбардировщики, субмарины, шнелльботы.
Если бы страна могла строить линкоры на севере! Но об этом не приходится и мечтать. Верховный и Ставка давили на Говорова, который входил в Данию на цыпочках, нужно было в быстром темпе перебрасывать на захваченные прибрежные аэродромы свою авиацию, переводить тральщики и начинать чистить фарватеры, которыми советские моряки не ходили несколько лет. Существовал Кильский канал, но бомбежки превратили его в цепочку вытянувшихся с востока на запад грязных мелких луж, шлюзы лежали в руинах. Нужно было кончать с 21-армией, вырываться к Голландии и Скагену, чтобы уже на новых позициях, максимально отдаленных от родных городов, встречать подходящих к раздаче пирогов гостей. Все это требовало совершенно разных решений, обстановка менялась со сказочной быстротой, и реакция обычного человека просто не могла за ней поспевать. Единственный плюс заключался в том, что демократические принципы управления западных держав придавали им такую инерцию, что на резких поворотах истории они не могли достаточно быстро отвечать на смену этой обстановки и теряли темп.
Немецкие части в Дании продержались два дня, их даже не пришлось сбрасывать в море. Осознав бесполезность попыток удержать русских на аккуратных датских равнинах, немцы отвели свои войска с полуострова, перебросив на запад все боеспособные корабли с Балтики. Базирующиеся теперь на Борнхольм и Засниц части советской морской авиации совместно с катерами добили несколько отставших миноносцев и тральщиков, после чего в море наступило относительное затишье. Датчане встречали освободителей цветами. Сохранившиеся за годы оккупации нетронутыми потрясающей, невиданной красоты города были заполнены тысячами людей, с воем восторга размахивающих красно-белыми и просто красными флагами по обеим сторонам улиц, по которым грохотали траки идущих на север облепленных десантом танков. Это была первая после Польши страна, освобожденная советской армией, - и первая, не выглядевшая так, будто ее двести лет топтала татарская конница. Свинина и пиво подавались на стол в каждой расквартированной части, зализывающей раны после боев за Киль и Гамбург. Датские полицейские, снова щеголяющие с оружием и национальными эмблемами, отдавали честь русским регулировщицам в невиданных здесь ватниках, проталкивающих через их города колонны наземных служб авиации и флота.
Это было настоящее счастье, это было братство. На призывных пунктах формировались роты добровольцев для помощи братским народам Голландии и Норвегии, стонущим под тевтонским каблуком. Русские офицеры радостно хлопали по плечам молодых датских офицеров с двухцветными эмблемами на плечах. Датчане видели эстонские части, видели литовские, почему бы не быть и датским? Польские армии дрались южнее, но и им никто не запрещал носить свою форму и отдавать команды на своем языке. Маленькая Дания не могла выставить армию, но за честь государства готовы были постоять тысячи молодых и горячих юношей, желающих отплатить бошам за унижение своей ни в чем не виноватой страны. Королевский Датский Корпус в составе двух дивизий, Зееландской и Ютландской, сформированный исключительно из добровольцев, номинально вступил в подчинение 8-й армии генерала Старикова уже 12 октября, хотя в нем еще не было ни оружия, ни формы, ни техники.
Многие советские офицеры с некоторым напряжением ожидали репрессий, арестов членов королевской семьи, священников, лавочников - но ничего этого не было. Нет, несколько дюжин коллаборационистов, не сумевших сбежать с хозяевами и замаранных в борьбе с подпольем, были повешены при большом стечении народа, и хотя некоторая часть местного населения считала, что это, может быть, слишком сурово, никаких претензий быть не могло. Каждое такое дело разбиралось при активном участии датских гражданских судебных органов и велось вполне достойно, без всякого давления с советской стороны. В общем, Дания отделалась от войны сравнительно легко. На ее земле не было каких-либо масштабных боев, попытки датской регулярной армии к сопротивлению тевтонам были чисто номинальными и воспринимались немцами именно так, сдающиеся части получили официальные, положенные по протоколу почести, и кампания 1940 года закончилась.
Отсутствие значительной, по европейским меркам, промышленности позволило Дании избежать опустошающих бомбежек, больших попыток создать партизанское движение тоже не наблюдалось, что было вполне объяснимо. Теперь освобожденная страна могла продемонстрировать свою благодарность советским воинам и делала это со всей искренностью. Молодые, быть может, не очень хорошо одетые, но веселые и жизнерадостные славяне и прибалты быстро завоевали любовь населения, преградой к которой не могли стать даже различия в языке и отдельные случаи глушения рыбы гранатами, выменивания всяких полезных в военном деле вещей на алкоголь и прочего. Половина фонарных столбов страны была обклеена изображением улыбающегося русского генерал-лейтенанта, военного коменданта Дании, вместе с текстом обращения, гласящего, что советская армия пришла как друг и освободитель, и с отдельными ее несознательными бойцами, нарушающими местные законы, равно как и законы военного времени, он будет разбираться своей властью при содействии местных органов власти.
В тех случаях, когда датским официальным лицам приходилось разговаривать с русскими официальными лицами, как военными, так и гражданскими, по понятным причинам стремящимися использовать индустриальный потенциал страны, чтобы чуть облегчить бремя, под которым сгибались плечи огромного Советского Союза, обычно пользовались немецким языком. Был мобилизован флот траулеров и катеров, еще при немцах переоборудованных на местных заводах и местными силами в тральщики. Принятые на государственную службу рыбаки и каботажные моряки, все обновление к обмундированию которых составлял золоченый значок с королевской флотской эмблемой, так же серьезно и вдумчиво, как они привыкли ловить треску, вычищали многочисленные бухточки и фарватеры от сотен засоряющих их мин, действуя рука об руку с русскими моряками из тральных дивизионов. Жизнь была нормальной и жизнь была хорошей, война была почти не видна. Паровозоремонтные и танкоремонтные заводы работали теперь на русских, судоремонтные мастерские чинили поврежденные катера и тральщики; на пригородных пустырях, под руководством боевых офицеров, преимущественно прибалтов, тренировались батальоны возрождаемой армии - все это было правильно и давало надежду на нормальную человеческую жизнь. Большая часть русских частей снова ушла на юг, оставив на побережье авиацию и почти все легкие силы флота. Эсминцы, осторожно перешедшие свежепротраленными фарватерами в Марья-гер-Фьёрд, остались гарантом того, что немцы не будут слишком стремиться к ответным набегам на датские берега. Торпедные катера и подводные лодки, переброшенные на западное побережье, в Тиборен и Рингкебинг, могли теперь действовать в Северном море как на своем заднем дворе, топя пробирающиеся вдоль германского и норвежского берегов суда с железной рудой и всякую охраняющую их военную мелочь. Суммарный тоннаж потопленных судов, возможно, не был особенно велик, но этого было вполне достаточно, чтобы до предела осложнить жизнь германской металлургической промышленности, до этого вполне безмятежно пользующейся плодами оккупации Норвегии в самом начале войны.
- Кое-кто, возможно, не понимает, - говорил Сталин, - почему в Дании коммунистическая партия не руководит страной, а руководит ею король... А ответ очень прост.
Как обычно, он произносил фразы с большими, вдумчивыми паузами, позволяя слушающим проникаться каждым словом.
- Это происходит по той же причине, по которой коммунистическая партия не правит Финляндией - нам это выгодно. Что, мы не смогли бы сейчас справиться с Финляндией? Смогли бы! А зачем? Финляндия сдалась, мы получили Петсамо и никель, мы получили новые военно-морские базы, мы освободили огромную массу войск, которая лупит сейчас немцев в хвост и в гриву, а немцы - наоборот, - он ткнул в висящую на стене карту черенком трубки, как стволом пистолета. - Немцы завязли там и тратят свои последние ресурсы... Вот некоторым товарищам, видите ли, не терпится поскорее сделать из Дании новую Бессарабию... Не понимают эти товарищи, что мы сейчас с Дании имеем все, что захотим. Датчане народ неглупый, европейский - они что, не понимают, что мы сами все возьмем, если пожелаем? Понимают, конечно! И все дают, что мы попросим, и даже больше. Такие искренние люди, как их Гитлер обидел, собака такая...
Сталин сокрушенно поцокал языком.
- Теперь вот рвутся поскорее в бой, отомстить Гитлеру... Что, мы будем им препятствовать? Да никогда! Что мы, звери, что ли?.. - Когда Сталин увлекался, его акцент становился заметнее, а движения быстрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Масштабы развернувшейся бойни приблизились к советским поражениям сорок второго, почти зеркально повторив ситуацию: шарахающиеся взад и вперед массы пехоты, лишенной воздушной поддержки и разведки, непрерывные бомбежки мостов и переправ, штурмовки колонн, давящие людей танки передовых русских частей, отсутствие приказов, отсутствие горючего, отсутствие всякого понимания масштабов происходящего. Немецкий флот проявил исключительную и редкую настойчивость, пытаясь хоть как-то облегчить положение своих прижатых к морю войск. Эвакуация оторвавшихся от преследования подразделений, персонала военных и гражданских администраций, просто мирного населения, внезапно осознавшего реальность русского нашествия, - все это легло на корабли и суда Кригсмарине. Крейсера, эсминцы и миноносцы, расстреливающие свой боезапас по наступающим русским войскам, сумели несколько снизить давление авиации на порты погрузки и конвои на переходе, но несколько случаев успешных торпедных атак субмарин и катеров привели к огромным человеческим жертвам. Немцы снова активизировали авиацию, но было видно, что она уже находится при последнем издыхании. Большая часть потерь приходилась на действия немногочисленных пар «охотников» из состава чертовых «Зеленых задниц», бороться с которыми было практически невозможно. Это приходилось принимать как неизбежное зло, и, несмотря на все попытки плотно прикрыть небо в прифронтовой зоне, для десяти-пятнадцати экипажей в день слова «Wir greifen an!»были последними, которые они слышали в жизни. Впрочем, в ответ однажды удалось поймать и кровавую суку Хафнера, звено которого целиком было уничтожено ЯКами в свалке, положившей конец его карьере везунчика.
На фоне всего этого перед командованием одна за другой становились тысячи проблем, которых не было раньше. Если будет новая война, как к ней готовиться? Что будет с Дальним Востоком? Как бороться с тысячами четырехмоторных бомбардировщиков? Если подвешивать к перехватчикам РСы, как в начале войны, то это резко ухудшит их летные данные и они не смогут эффективно противостоять истребителям прикрытия. Значит, нужно смешивать в атакующих порядках собственно ударные машины и те, которые будут их защищать. Немалое число торпедных катеров, используемых флотами, были американской постройки - значит, если американцы перебросят в Европу свои, их надо будет как-то различать. Если война начнется неожиданно, то авиация настолько плотно перекроет все проливы, что эскадре вырваться в открытые моря будет невозможно - значит, нужно выходить до ее официального начала, причем идти вдоль берегов, откуда действуют еще и германские бомбардировщики, субмарины, шнелльботы.
Если бы страна могла строить линкоры на севере! Но об этом не приходится и мечтать. Верховный и Ставка давили на Говорова, который входил в Данию на цыпочках, нужно было в быстром темпе перебрасывать на захваченные прибрежные аэродромы свою авиацию, переводить тральщики и начинать чистить фарватеры, которыми советские моряки не ходили несколько лет. Существовал Кильский канал, но бомбежки превратили его в цепочку вытянувшихся с востока на запад грязных мелких луж, шлюзы лежали в руинах. Нужно было кончать с 21-армией, вырываться к Голландии и Скагену, чтобы уже на новых позициях, максимально отдаленных от родных городов, встречать подходящих к раздаче пирогов гостей. Все это требовало совершенно разных решений, обстановка менялась со сказочной быстротой, и реакция обычного человека просто не могла за ней поспевать. Единственный плюс заключался в том, что демократические принципы управления западных держав придавали им такую инерцию, что на резких поворотах истории они не могли достаточно быстро отвечать на смену этой обстановки и теряли темп.
Немецкие части в Дании продержались два дня, их даже не пришлось сбрасывать в море. Осознав бесполезность попыток удержать русских на аккуратных датских равнинах, немцы отвели свои войска с полуострова, перебросив на запад все боеспособные корабли с Балтики. Базирующиеся теперь на Борнхольм и Засниц части советской морской авиации совместно с катерами добили несколько отставших миноносцев и тральщиков, после чего в море наступило относительное затишье. Датчане встречали освободителей цветами. Сохранившиеся за годы оккупации нетронутыми потрясающей, невиданной красоты города были заполнены тысячами людей, с воем восторга размахивающих красно-белыми и просто красными флагами по обеим сторонам улиц, по которым грохотали траки идущих на север облепленных десантом танков. Это была первая после Польши страна, освобожденная советской армией, - и первая, не выглядевшая так, будто ее двести лет топтала татарская конница. Свинина и пиво подавались на стол в каждой расквартированной части, зализывающей раны после боев за Киль и Гамбург. Датские полицейские, снова щеголяющие с оружием и национальными эмблемами, отдавали честь русским регулировщицам в невиданных здесь ватниках, проталкивающих через их города колонны наземных служб авиации и флота.
Это было настоящее счастье, это было братство. На призывных пунктах формировались роты добровольцев для помощи братским народам Голландии и Норвегии, стонущим под тевтонским каблуком. Русские офицеры радостно хлопали по плечам молодых датских офицеров с двухцветными эмблемами на плечах. Датчане видели эстонские части, видели литовские, почему бы не быть и датским? Польские армии дрались южнее, но и им никто не запрещал носить свою форму и отдавать команды на своем языке. Маленькая Дания не могла выставить армию, но за честь государства готовы были постоять тысячи молодых и горячих юношей, желающих отплатить бошам за унижение своей ни в чем не виноватой страны. Королевский Датский Корпус в составе двух дивизий, Зееландской и Ютландской, сформированный исключительно из добровольцев, номинально вступил в подчинение 8-й армии генерала Старикова уже 12 октября, хотя в нем еще не было ни оружия, ни формы, ни техники.
Многие советские офицеры с некоторым напряжением ожидали репрессий, арестов членов королевской семьи, священников, лавочников - но ничего этого не было. Нет, несколько дюжин коллаборационистов, не сумевших сбежать с хозяевами и замаранных в борьбе с подпольем, были повешены при большом стечении народа, и хотя некоторая часть местного населения считала, что это, может быть, слишком сурово, никаких претензий быть не могло. Каждое такое дело разбиралось при активном участии датских гражданских судебных органов и велось вполне достойно, без всякого давления с советской стороны. В общем, Дания отделалась от войны сравнительно легко. На ее земле не было каких-либо масштабных боев, попытки датской регулярной армии к сопротивлению тевтонам были чисто номинальными и воспринимались немцами именно так, сдающиеся части получили официальные, положенные по протоколу почести, и кампания 1940 года закончилась.
Отсутствие значительной, по европейским меркам, промышленности позволило Дании избежать опустошающих бомбежек, больших попыток создать партизанское движение тоже не наблюдалось, что было вполне объяснимо. Теперь освобожденная страна могла продемонстрировать свою благодарность советским воинам и делала это со всей искренностью. Молодые, быть может, не очень хорошо одетые, но веселые и жизнерадостные славяне и прибалты быстро завоевали любовь населения, преградой к которой не могли стать даже различия в языке и отдельные случаи глушения рыбы гранатами, выменивания всяких полезных в военном деле вещей на алкоголь и прочего. Половина фонарных столбов страны была обклеена изображением улыбающегося русского генерал-лейтенанта, военного коменданта Дании, вместе с текстом обращения, гласящего, что советская армия пришла как друг и освободитель, и с отдельными ее несознательными бойцами, нарушающими местные законы, равно как и законы военного времени, он будет разбираться своей властью при содействии местных органов власти.
В тех случаях, когда датским официальным лицам приходилось разговаривать с русскими официальными лицами, как военными, так и гражданскими, по понятным причинам стремящимися использовать индустриальный потенциал страны, чтобы чуть облегчить бремя, под которым сгибались плечи огромного Советского Союза, обычно пользовались немецким языком. Был мобилизован флот траулеров и катеров, еще при немцах переоборудованных на местных заводах и местными силами в тральщики. Принятые на государственную службу рыбаки и каботажные моряки, все обновление к обмундированию которых составлял золоченый значок с королевской флотской эмблемой, так же серьезно и вдумчиво, как они привыкли ловить треску, вычищали многочисленные бухточки и фарватеры от сотен засоряющих их мин, действуя рука об руку с русскими моряками из тральных дивизионов. Жизнь была нормальной и жизнь была хорошей, война была почти не видна. Паровозоремонтные и танкоремонтные заводы работали теперь на русских, судоремонтные мастерские чинили поврежденные катера и тральщики; на пригородных пустырях, под руководством боевых офицеров, преимущественно прибалтов, тренировались батальоны возрождаемой армии - все это было правильно и давало надежду на нормальную человеческую жизнь. Большая часть русских частей снова ушла на юг, оставив на побережье авиацию и почти все легкие силы флота. Эсминцы, осторожно перешедшие свежепротраленными фарватерами в Марья-гер-Фьёрд, остались гарантом того, что немцы не будут слишком стремиться к ответным набегам на датские берега. Торпедные катера и подводные лодки, переброшенные на западное побережье, в Тиборен и Рингкебинг, могли теперь действовать в Северном море как на своем заднем дворе, топя пробирающиеся вдоль германского и норвежского берегов суда с железной рудой и всякую охраняющую их военную мелочь. Суммарный тоннаж потопленных судов, возможно, не был особенно велик, но этого было вполне достаточно, чтобы до предела осложнить жизнь германской металлургической промышленности, до этого вполне безмятежно пользующейся плодами оккупации Норвегии в самом начале войны.
- Кое-кто, возможно, не понимает, - говорил Сталин, - почему в Дании коммунистическая партия не руководит страной, а руководит ею король... А ответ очень прост.
Как обычно, он произносил фразы с большими, вдумчивыми паузами, позволяя слушающим проникаться каждым словом.
- Это происходит по той же причине, по которой коммунистическая партия не правит Финляндией - нам это выгодно. Что, мы не смогли бы сейчас справиться с Финляндией? Смогли бы! А зачем? Финляндия сдалась, мы получили Петсамо и никель, мы получили новые военно-морские базы, мы освободили огромную массу войск, которая лупит сейчас немцев в хвост и в гриву, а немцы - наоборот, - он ткнул в висящую на стене карту черенком трубки, как стволом пистолета. - Немцы завязли там и тратят свои последние ресурсы... Вот некоторым товарищам, видите ли, не терпится поскорее сделать из Дании новую Бессарабию... Не понимают эти товарищи, что мы сейчас с Дании имеем все, что захотим. Датчане народ неглупый, европейский - они что, не понимают, что мы сами все возьмем, если пожелаем? Понимают, конечно! И все дают, что мы попросим, и даже больше. Такие искренние люди, как их Гитлер обидел, собака такая...
Сталин сокрушенно поцокал языком.
- Теперь вот рвутся поскорее в бой, отомстить Гитлеру... Что, мы будем им препятствовать? Да никогда! Что мы, звери, что ли?.. - Когда Сталин увлекался, его акцент становился заметнее, а движения быстрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89