Поэтому она набила рот салатом.
Вкусный салат. Хороший ресторанчик на задах частного жилого дома — то ли встроенный в него, то ли пристроенный. Белые столики окружены цветами и другой растительностью, пол земляной, поэтому все растет прямо в зале. Тропические цветы гораздо ярче, чем цветы в Южном Иллинойсе.
Подошла официантка — взглянуть, не нужно ли чего-то, и Инносент, обхватив ее ручищей, принялся поглаживать.
— Так ты здесь теперь работаешь? — спросил он.
— Совсем недавно, — отвечала официантка, маленькая веселая толстуха с очень милым личиком и красно-бурой кожей. — Устала день-деньской сидеть в конторе. Может, вернусь в Белиз-Сити.
Инносент улыбнулся Валери.
— Сьюзи любила устриц после, — сказал он и, стиснув ногу официантки, спросил: — Разве не так, малышка?
Сьюзи захихикала, Инносент подмигнул Валери.
— Но сама любовь нравилась ей еще больше.
Сьюзи обменялась с Валери многозначительными взглядами.
— Всякий мужчина считает себя чемпионом, — сказала она. — «Ну, дорогая, разве я не лучший? Разве я не самый-самый?» — «О, конечно, дорогой! О, да!»
Под оглушительный хохот Инносента Сьюзи сделала жест, какой делают рыболовы, описывая добычу. Рыбешка получилась мелкая.
Валери пришлось засмеяться. И съесть устрицу. Вопрос теперь состоял в том, придется ли ей завалиться в постель с Инносентом Сент-Майклом. Впрочем, «придется» — не то слово. Видимо, это будет своеобразной взяткой представителю третьего мира. Мздой за сотрудничество. Валери не очень разбиралась в механике таких дел, но поняла, что Инносент оставляет решение за ней, в то же время без излишней грубости подталкивая ее на единственно возможный путь. Она выпила еще вина. Инносент ослепительно улыбнулся ей.
— Ну так что, Валери, нравятся устрицы?
Она хихикнула, будто одна из его подружек.
ЧЕРНЫЙ СУХОГРУЗ
«Эта стела может оказаться очень ценной. Смотря в каком состоянии остальная ее часть», — сказал Уитчер. Тощий негр стоял у окна гостиничного номера и выглядывал на улицу. Прямо под окном был бассейн, в котором сейчас никто не купался. Отсюда нельзя было увидеть окна ресторана, но тощий негр и так знал, кто там сидит.
«Их тут целая куча», — небрежно бросил Кэрби. Кассеты двух магнитофонов монотонно крутились. «Пошли дальше», — голоса смолкли, сменившись звуками одышки и шелестом травы на склоне холма. Тощий негр взглянул на столик, где стояли два магнитофона, потом опять с легким сожалением посмотрел в окно. В ресторане продолжалось совещание Кэрби, Уитчера и Фелдспэна. Интересно, записывают ли американские гости и этот разговор тоже? Пошлют ли его сюда еще раз, чтобы снять копию с другой пленки? Если пошлют, то он услышит, как Кэрби скажет:
— Ладно, договорились. Я вывезу из страны все, что мы найдем внутри храма. Вы продадите это через своих людей, и мы поделим барыш поровну.
— Вам придется довериться нам, — отвечал ему Уитчер. — Хотя вы, наверное, знаете, сколько обычно стоят такие вещи.
— И очень хорошо. Кроме того, вам тоже предстоит довериться мне. А вдруг я всучу вам подделки?
Фелдспэн удивился, Уитчер рассмеялся.
— Да зачем вам это, господи? У вас есть храм, битком набитый подлинниками, которых, вероятно, достаточно, чтобы озолотить всех нас. Так чего ради подвергать риску наши отношения?
— Вот именно. По той же причине вы, ребята, будете честно рассчитываться со мной.
— Разумеется.
— Единственная трудность — вывоз товара из страны, — сказал Фелдспэн.
— У меня есть свои способы, — заявил Кэрби и умолк, потому что официантка принесла еду. Пока она расставляла тарелки, все смотрели в окно на пустой бассейн и океан за ним.
Там стоял на рейде черный сухогруз. Дотошные британские таможенники обнаружили его где-то к северу отсюда и арестовали, потому что корабль был набит марихуаной. Теперь судно конфисковали, точно так же, как некогда грузовичок Мэнни Круза, и оно стояло тут в ожидании правительственного аукциона.
Наверху магнитофон сказал голосом Кэрби: «Все мы должны помалкивать об этом храме. Здесь, в Нью-Йорке, где угодно».
Наконец официантка ушла.
— Американцев, бывало, ловили при попытке вывезти из Белиза резные камни и прочее, — произнес Уитчер. — Ловили и сажали.
— Вот почему вам повезло с партнером, — ответил Кэрби.
— Вряд ли вы поделитесь с нами вашими методами контрабанды, — почти робко сказал Фелдспэн.
— Отчего же нет? — Кэрби ухмыльнулся. — По правде сказать, они — моя гордость. Понимаете, в Белизе не один главный предмет контрабанды, а два. Первый — древности майя, второй — марихуана.
Фелдспэн заулыбался, вспоминая что-то, а Уитчер спросил:
— Вы занимаетесь и тем и другим, верно?
— Я сочетаю виды деятельности, — сказал Кэрби. — Правительство строго карает за вывоз древностей. Возможно, при выезде ваш багаж подвергнется досмотру, коль скоро у вас в паспортах записано, что вы — торговцы древностями.
— О, господи, — произнес Фелдспэн и встревоженно взглянул на Уитчера.
— Их волнует только доколумбово искусство, — сказал Кэрби. — Что касается марихуаны, то британцы и янки иногда могут пошуметь, но местным властям наплевать. Это дело приносит немало американской валюты. Здесь им занимаются тихо и по мелочам, не то что в Колумбии или Боливии, где целая кокаиновая индустрия. И зелье служит неплохим подспорьем для фермеров, которые выращивают тростник вокруг Ориндж-Уолк. Я вывез отсюда немало мешков, и никто даже не приглядывался ко мне. По правде сказать, после ленча у меня встреча с одним парнем по этим делам.
Уитчер и Фелдспэн с любопытством уставились на него. Фелдспэн подался вперед и спросил гораздо более доверительным тоном, чем когда они обсуждали незаконный вывоз бесценных древностей майя:
— Вы имеете в виду торговца?
— Посредника, — ответил Кэрби. — Это американец. Прилетает сегодня днем. — Затем, словно испугавшись, что сказал слишком много, он тоже наклонился вперед. — Слушайте, там, на севере, он слывет страшным человеком, — прибавил он, понизив голос. — Если он заподозрит, что я болтал о нем, всем нам будет худо.
— Мы ни словечка не скажем, — вымолвил Уитчер.
— Если увидите нас вместе, притворитесь, что не знаете меня, — велел Кэрби.
— Ясное дело, — Уитчер кивнул, как заправский заговорщик.
— Ладно, — сказал Кэрби, — план такой. Я сажусь в свой маленький самолетик, нагруженный мешками с зельем. Все знают, чем я занимаюсь, и всем глубоко плевать. Я взлетаю и отправляюсь во Флориду. — Он еще больше подался вперед и, подмигнув, добавил: — А в мешках вполне могут оказаться древности майя.
Магнитофоны наверху щелкнули и отключились. Тощий негр зевнул, потянулся, отошел от окна и нажал кнопки перемотки.
— Блестяще! — воскликнул в ресторане Фелдспэн. Кэрби улыбнулся и кивнул.
— Я краду тачки, — сказал Уитчер.
— Совершенно верно, — согласился Кэрби.
— «Похищенное письмо», «Троянский конь»! — вскричал Фелдспэн.
— Я и не утверждал, что действую очень оригинально, — ответил Кэрби, начиная испытывать легкое раздражение.
— А во Флориде мы подкатываем тачки к самолету! — вставил Уитчер.
— Вот именно. И возникает вопрос: кто будет встречать меня там — вы или другие люди.
— Во Флориде? — гости переглянулись. — Наверное, мы должны сделать все сами.
— Да, — согласился Фелдспэн. — Вы только укажите место и время.
— Хорошо. Значит, ни с кем другим я дела не имею, — сказал Кэрби. — Я даже не вылезу из самолета, пока не увижу одного из вас.
— Наверное, ваша работа требует большой осторожности? — проговорил Фелдспэн.
— Осторожность — моя вторая натура, — ответил Кэрби.
Тощий негр положил магнитофон на место, сунул в карман второй — тот, на который записывал, — и тихонько покинул номер Уитчера и Фелдспэна.
УЧИТЕЛЬ В ОТПУСКЕ
Уитмэн Лемьюел покорно пристегнул ремни и взглянул сквозь иллюминатор на Белиз. Далеко на западе виднелись окутанные дымкой темно-лиловые горы, переходящие в зеленые холмы, которые полого спускались к бледной полоске пляжа; белая пена прибоя то накатывала на берег, то отступала; сине-зеленая вода, чистая и блестящая, как новенькое стекло, мористее становилась совсем синей, а потом вскипала белоснежной пеной над рифом, который тянулся параллельно береговой линии. Второй в мире по протяженности барьерный риф, сто семьдесят пять миль с севера на юг. Он отделял побережье Белиза от бездны Карибского моря.
Впереди, где зелень прорезала извилистая лента впадающей в океан реки, вырастал город, состоявший из живописных домов, жмущихся друг к дружке. В гавани было полно маленьких лодок, а на рейде стоял черный сухогруз.
Лемьюел снова взглянул на зеленый покров ближних холмов. Где-то там — храм Кэрби Гэлуэя. Стюардесса раздала посадочные карточки, и Лемьюел без раздумий написал: «Учитель в отпуске». Он когда-то был преподавателем, да и нынешнюю его работу в музее можно было с натяжкой назвать учительством. Он не хотел привлекать к себе внимания, зная о ревнивом отношении белизского правительства к древностям.
Городища майя, за исключением крупнейших, почти не охранялись. Многое было уже безвозвратно потеряно, а очень скоро будет утрачено еще больше. Даже будь у третьего мира желание сохранить имеющееся, тут все равно нет ресурсов, денег и специалистов. Кроме того, ответственные за сохранность наследия чиновники зачастую бывали подкуплены. Правительствам вроде здешнего следовало бы с распростертыми объятиями встречать таких людей, как Лемьюел, — ученых, историков, реставраторов, беззаветно преданных делу сохранения лучших произведений прошлых эпох. Лишь невежество и наивность вкупе с присущей отсталым людям завистью к более образованным и более зажиточным заставляли Уитмэна Лемьюела, считавшего себя честным, справедливым, умным, образованным и законопослушным гражданином, жульническим образом пробираться в Белиз. Можно подумать, он затевает какую-нибудь пакость!
Взять хотя бы этого Кэрби Гэлуэя. Посмотришь — замечательный парень, американец, но за вполне пристойной внешностью прячется заурядный разбойник. Лемьюелу очень повезло, когда они встретились снова. Ведь он понимал, что Кэрби не станет распродавать богатства своего храма кому попало. Вот на кого белизскому правительству следует обратить внимание — на таких субчиков, а не на честных ученых вроде Уитмэна Лемьюела.
Однако если быть честным до конца, надо признать, что и некоторые американцы совершенно неверно оценивали положение, считая, что ученые приезжали сюда ради обогащения.
Как будто они крадут чужое, а не охраняют наследие прошлого, принадлежащее всему человечеству. Эти изделия надо переписать, занести в каталоги и сохранить для еще не народившихся поколений. Чего ж тут не понять? С особым раздражением он вспоминал ту высокую девушку, которая влезла в его первый разговор с Гэлуэем. Такие личности, не зная фактов, становятся в позу моралистов лишь потому, что это дает им возможность почувствовать свое превосходство. Святоши!
Самолет был уже на земле. Он пронесся мимо маленького здания аэропорта, неохотно развернулся и пополз обратно.
Лемьюел сошел по трапу вместе с несколькими попутчиками. Он всегда немного нервничал, приезжая в отсталую страну: кто знает, что у местных на уме? Медленно проходя таможенный и иммиграционный контроль, он вытягивал шею и тщетно искал глазами Гэлуэя. Галстук и непривычный зной душили его, но тут встречают по одежке, значит, снимать галстук нельзя. Однако, несмотря на галстук, его заставили открыть оба чемодана, и чернокожий таможенник принялся перебирать тюбики с кремом «после бритья», как будто намеревался их изъять. В конце концов он начертал на крышках чемоданов длинные белые полосы, чем страшно разозлил Лемьюела, и махнул рукой: ступай, мол.
На улице Лемьюел отбился от надоедливых таксистов и вдруг услышал, как его окликают по имени:
— Мистер Лемьюел! Позвольте, я возьму ваши сумки.
Лемьюел нахмурился, увидев приземистого тщедушного индейца с блестящими черными глазами и широченной улыбкой, обнажавшей редкие зубы.
— Вы меня знаете? — спросил он.
— Я от Кэрби Гэлуэя. — Человек говорил с акцентом, очень похожим на испанский. — Меня зовут Мануэль Круз.
— Я ожидал увидеть самого мистера Гэлуэя, — сказал Лемьюел, готовясь рассердиться.
— У него некоторые затруднения, — произнес Мануэль Круз более доверительным тоном, чем раньше, и метнул по сторонам обеспокоенный взгляд, словно боясь, что их подслушают. — Я вам все расскажу в грузовике.
— В грузовике?
Тем не менее он позволил Крузу отнести чемоданы в невероятно грязный, побитый и ржавый пикап. Когда их бросили в кузов на ржавчину и грязь, таможенные отметки перестали иметь значение. В пикапе было, по крайней мере, просторно и довольно удобно. Круз немного не доставал ногами до педалей, отчего еще больше походил на ребенка. Машину он вел рывками, беспорядочно крутя баранку то влево, то вправо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Вкусный салат. Хороший ресторанчик на задах частного жилого дома — то ли встроенный в него, то ли пристроенный. Белые столики окружены цветами и другой растительностью, пол земляной, поэтому все растет прямо в зале. Тропические цветы гораздо ярче, чем цветы в Южном Иллинойсе.
Подошла официантка — взглянуть, не нужно ли чего-то, и Инносент, обхватив ее ручищей, принялся поглаживать.
— Так ты здесь теперь работаешь? — спросил он.
— Совсем недавно, — отвечала официантка, маленькая веселая толстуха с очень милым личиком и красно-бурой кожей. — Устала день-деньской сидеть в конторе. Может, вернусь в Белиз-Сити.
Инносент улыбнулся Валери.
— Сьюзи любила устриц после, — сказал он и, стиснув ногу официантки, спросил: — Разве не так, малышка?
Сьюзи захихикала, Инносент подмигнул Валери.
— Но сама любовь нравилась ей еще больше.
Сьюзи обменялась с Валери многозначительными взглядами.
— Всякий мужчина считает себя чемпионом, — сказала она. — «Ну, дорогая, разве я не лучший? Разве я не самый-самый?» — «О, конечно, дорогой! О, да!»
Под оглушительный хохот Инносента Сьюзи сделала жест, какой делают рыболовы, описывая добычу. Рыбешка получилась мелкая.
Валери пришлось засмеяться. И съесть устрицу. Вопрос теперь состоял в том, придется ли ей завалиться в постель с Инносентом Сент-Майклом. Впрочем, «придется» — не то слово. Видимо, это будет своеобразной взяткой представителю третьего мира. Мздой за сотрудничество. Валери не очень разбиралась в механике таких дел, но поняла, что Инносент оставляет решение за ней, в то же время без излишней грубости подталкивая ее на единственно возможный путь. Она выпила еще вина. Инносент ослепительно улыбнулся ей.
— Ну так что, Валери, нравятся устрицы?
Она хихикнула, будто одна из его подружек.
ЧЕРНЫЙ СУХОГРУЗ
«Эта стела может оказаться очень ценной. Смотря в каком состоянии остальная ее часть», — сказал Уитчер. Тощий негр стоял у окна гостиничного номера и выглядывал на улицу. Прямо под окном был бассейн, в котором сейчас никто не купался. Отсюда нельзя было увидеть окна ресторана, но тощий негр и так знал, кто там сидит.
«Их тут целая куча», — небрежно бросил Кэрби. Кассеты двух магнитофонов монотонно крутились. «Пошли дальше», — голоса смолкли, сменившись звуками одышки и шелестом травы на склоне холма. Тощий негр взглянул на столик, где стояли два магнитофона, потом опять с легким сожалением посмотрел в окно. В ресторане продолжалось совещание Кэрби, Уитчера и Фелдспэна. Интересно, записывают ли американские гости и этот разговор тоже? Пошлют ли его сюда еще раз, чтобы снять копию с другой пленки? Если пошлют, то он услышит, как Кэрби скажет:
— Ладно, договорились. Я вывезу из страны все, что мы найдем внутри храма. Вы продадите это через своих людей, и мы поделим барыш поровну.
— Вам придется довериться нам, — отвечал ему Уитчер. — Хотя вы, наверное, знаете, сколько обычно стоят такие вещи.
— И очень хорошо. Кроме того, вам тоже предстоит довериться мне. А вдруг я всучу вам подделки?
Фелдспэн удивился, Уитчер рассмеялся.
— Да зачем вам это, господи? У вас есть храм, битком набитый подлинниками, которых, вероятно, достаточно, чтобы озолотить всех нас. Так чего ради подвергать риску наши отношения?
— Вот именно. По той же причине вы, ребята, будете честно рассчитываться со мной.
— Разумеется.
— Единственная трудность — вывоз товара из страны, — сказал Фелдспэн.
— У меня есть свои способы, — заявил Кэрби и умолк, потому что официантка принесла еду. Пока она расставляла тарелки, все смотрели в окно на пустой бассейн и океан за ним.
Там стоял на рейде черный сухогруз. Дотошные британские таможенники обнаружили его где-то к северу отсюда и арестовали, потому что корабль был набит марихуаной. Теперь судно конфисковали, точно так же, как некогда грузовичок Мэнни Круза, и оно стояло тут в ожидании правительственного аукциона.
Наверху магнитофон сказал голосом Кэрби: «Все мы должны помалкивать об этом храме. Здесь, в Нью-Йорке, где угодно».
Наконец официантка ушла.
— Американцев, бывало, ловили при попытке вывезти из Белиза резные камни и прочее, — произнес Уитчер. — Ловили и сажали.
— Вот почему вам повезло с партнером, — ответил Кэрби.
— Вряд ли вы поделитесь с нами вашими методами контрабанды, — почти робко сказал Фелдспэн.
— Отчего же нет? — Кэрби ухмыльнулся. — По правде сказать, они — моя гордость. Понимаете, в Белизе не один главный предмет контрабанды, а два. Первый — древности майя, второй — марихуана.
Фелдспэн заулыбался, вспоминая что-то, а Уитчер спросил:
— Вы занимаетесь и тем и другим, верно?
— Я сочетаю виды деятельности, — сказал Кэрби. — Правительство строго карает за вывоз древностей. Возможно, при выезде ваш багаж подвергнется досмотру, коль скоро у вас в паспортах записано, что вы — торговцы древностями.
— О, господи, — произнес Фелдспэн и встревоженно взглянул на Уитчера.
— Их волнует только доколумбово искусство, — сказал Кэрби. — Что касается марихуаны, то британцы и янки иногда могут пошуметь, но местным властям наплевать. Это дело приносит немало американской валюты. Здесь им занимаются тихо и по мелочам, не то что в Колумбии или Боливии, где целая кокаиновая индустрия. И зелье служит неплохим подспорьем для фермеров, которые выращивают тростник вокруг Ориндж-Уолк. Я вывез отсюда немало мешков, и никто даже не приглядывался ко мне. По правде сказать, после ленча у меня встреча с одним парнем по этим делам.
Уитчер и Фелдспэн с любопытством уставились на него. Фелдспэн подался вперед и спросил гораздо более доверительным тоном, чем когда они обсуждали незаконный вывоз бесценных древностей майя:
— Вы имеете в виду торговца?
— Посредника, — ответил Кэрби. — Это американец. Прилетает сегодня днем. — Затем, словно испугавшись, что сказал слишком много, он тоже наклонился вперед. — Слушайте, там, на севере, он слывет страшным человеком, — прибавил он, понизив голос. — Если он заподозрит, что я болтал о нем, всем нам будет худо.
— Мы ни словечка не скажем, — вымолвил Уитчер.
— Если увидите нас вместе, притворитесь, что не знаете меня, — велел Кэрби.
— Ясное дело, — Уитчер кивнул, как заправский заговорщик.
— Ладно, — сказал Кэрби, — план такой. Я сажусь в свой маленький самолетик, нагруженный мешками с зельем. Все знают, чем я занимаюсь, и всем глубоко плевать. Я взлетаю и отправляюсь во Флориду. — Он еще больше подался вперед и, подмигнув, добавил: — А в мешках вполне могут оказаться древности майя.
Магнитофоны наверху щелкнули и отключились. Тощий негр зевнул, потянулся, отошел от окна и нажал кнопки перемотки.
— Блестяще! — воскликнул в ресторане Фелдспэн. Кэрби улыбнулся и кивнул.
— Я краду тачки, — сказал Уитчер.
— Совершенно верно, — согласился Кэрби.
— «Похищенное письмо», «Троянский конь»! — вскричал Фелдспэн.
— Я и не утверждал, что действую очень оригинально, — ответил Кэрби, начиная испытывать легкое раздражение.
— А во Флориде мы подкатываем тачки к самолету! — вставил Уитчер.
— Вот именно. И возникает вопрос: кто будет встречать меня там — вы или другие люди.
— Во Флориде? — гости переглянулись. — Наверное, мы должны сделать все сами.
— Да, — согласился Фелдспэн. — Вы только укажите место и время.
— Хорошо. Значит, ни с кем другим я дела не имею, — сказал Кэрби. — Я даже не вылезу из самолета, пока не увижу одного из вас.
— Наверное, ваша работа требует большой осторожности? — проговорил Фелдспэн.
— Осторожность — моя вторая натура, — ответил Кэрби.
Тощий негр положил магнитофон на место, сунул в карман второй — тот, на который записывал, — и тихонько покинул номер Уитчера и Фелдспэна.
УЧИТЕЛЬ В ОТПУСКЕ
Уитмэн Лемьюел покорно пристегнул ремни и взглянул сквозь иллюминатор на Белиз. Далеко на западе виднелись окутанные дымкой темно-лиловые горы, переходящие в зеленые холмы, которые полого спускались к бледной полоске пляжа; белая пена прибоя то накатывала на берег, то отступала; сине-зеленая вода, чистая и блестящая, как новенькое стекло, мористее становилась совсем синей, а потом вскипала белоснежной пеной над рифом, который тянулся параллельно береговой линии. Второй в мире по протяженности барьерный риф, сто семьдесят пять миль с севера на юг. Он отделял побережье Белиза от бездны Карибского моря.
Впереди, где зелень прорезала извилистая лента впадающей в океан реки, вырастал город, состоявший из живописных домов, жмущихся друг к дружке. В гавани было полно маленьких лодок, а на рейде стоял черный сухогруз.
Лемьюел снова взглянул на зеленый покров ближних холмов. Где-то там — храм Кэрби Гэлуэя. Стюардесса раздала посадочные карточки, и Лемьюел без раздумий написал: «Учитель в отпуске». Он когда-то был преподавателем, да и нынешнюю его работу в музее можно было с натяжкой назвать учительством. Он не хотел привлекать к себе внимания, зная о ревнивом отношении белизского правительства к древностям.
Городища майя, за исключением крупнейших, почти не охранялись. Многое было уже безвозвратно потеряно, а очень скоро будет утрачено еще больше. Даже будь у третьего мира желание сохранить имеющееся, тут все равно нет ресурсов, денег и специалистов. Кроме того, ответственные за сохранность наследия чиновники зачастую бывали подкуплены. Правительствам вроде здешнего следовало бы с распростертыми объятиями встречать таких людей, как Лемьюел, — ученых, историков, реставраторов, беззаветно преданных делу сохранения лучших произведений прошлых эпох. Лишь невежество и наивность вкупе с присущей отсталым людям завистью к более образованным и более зажиточным заставляли Уитмэна Лемьюела, считавшего себя честным, справедливым, умным, образованным и законопослушным гражданином, жульническим образом пробираться в Белиз. Можно подумать, он затевает какую-нибудь пакость!
Взять хотя бы этого Кэрби Гэлуэя. Посмотришь — замечательный парень, американец, но за вполне пристойной внешностью прячется заурядный разбойник. Лемьюелу очень повезло, когда они встретились снова. Ведь он понимал, что Кэрби не станет распродавать богатства своего храма кому попало. Вот на кого белизскому правительству следует обратить внимание — на таких субчиков, а не на честных ученых вроде Уитмэна Лемьюела.
Однако если быть честным до конца, надо признать, что и некоторые американцы совершенно неверно оценивали положение, считая, что ученые приезжали сюда ради обогащения.
Как будто они крадут чужое, а не охраняют наследие прошлого, принадлежащее всему человечеству. Эти изделия надо переписать, занести в каталоги и сохранить для еще не народившихся поколений. Чего ж тут не понять? С особым раздражением он вспоминал ту высокую девушку, которая влезла в его первый разговор с Гэлуэем. Такие личности, не зная фактов, становятся в позу моралистов лишь потому, что это дает им возможность почувствовать свое превосходство. Святоши!
Самолет был уже на земле. Он пронесся мимо маленького здания аэропорта, неохотно развернулся и пополз обратно.
Лемьюел сошел по трапу вместе с несколькими попутчиками. Он всегда немного нервничал, приезжая в отсталую страну: кто знает, что у местных на уме? Медленно проходя таможенный и иммиграционный контроль, он вытягивал шею и тщетно искал глазами Гэлуэя. Галстук и непривычный зной душили его, но тут встречают по одежке, значит, снимать галстук нельзя. Однако, несмотря на галстук, его заставили открыть оба чемодана, и чернокожий таможенник принялся перебирать тюбики с кремом «после бритья», как будто намеревался их изъять. В конце концов он начертал на крышках чемоданов длинные белые полосы, чем страшно разозлил Лемьюела, и махнул рукой: ступай, мол.
На улице Лемьюел отбился от надоедливых таксистов и вдруг услышал, как его окликают по имени:
— Мистер Лемьюел! Позвольте, я возьму ваши сумки.
Лемьюел нахмурился, увидев приземистого тщедушного индейца с блестящими черными глазами и широченной улыбкой, обнажавшей редкие зубы.
— Вы меня знаете? — спросил он.
— Я от Кэрби Гэлуэя. — Человек говорил с акцентом, очень похожим на испанский. — Меня зовут Мануэль Круз.
— Я ожидал увидеть самого мистера Гэлуэя, — сказал Лемьюел, готовясь рассердиться.
— У него некоторые затруднения, — произнес Мануэль Круз более доверительным тоном, чем раньше, и метнул по сторонам обеспокоенный взгляд, словно боясь, что их подслушают. — Я вам все расскажу в грузовике.
— В грузовике?
Тем не менее он позволил Крузу отнести чемоданы в невероятно грязный, побитый и ржавый пикап. Когда их бросили в кузов на ржавчину и грязь, таможенные отметки перестали иметь значение. В пикапе было, по крайней мере, просторно и довольно удобно. Круз немного не доставал ногами до педалей, отчего еще больше походил на ребенка. Машину он вел рывками, беспорядочно крутя баранку то влево, то вправо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27