Воплей больше не было.
– Вот так то-с удовлетворением произнес зоотехник.
– Зачем ты их так? – Спросил Лапников. – они ведь не причиняли зла.
– А на сапог кто плюнул?! – Ответствовал селянин гневно. – Так мы выходим отсюда или нет?
– Выходим. – Сказал Сергей, он уже открывал дверь, и скоро троица направилась вверх.
Странное дело, серого квадрата неба наверху не было видно.
– "Не закрыл ли кто?" – подумалось горожанину.
Но выход никто не закрывал. Оказалось, что они протолклись в темноте подвала весь оставшийся день. Когда они вылезали в предбаннике музея на проклятое село Черепихово пали поздние летние сумерки. Солнце давно скрыло за краем горизонта. И лишь чуть светлое небо отмечало запад.
Да и то не везде, потому что, ровно по Серегиным прогнозам из за реки натянуло тяжелые тучи и теперь сверху, на головы трех Черепиховских воителей сыпалась мелкая водяная крупа. В сумеречном свете тучи были видны плохо, лишь только некие темные массы проносились по небу, да покрывала все водяная пыль.
Пыль эта имела гадкую особенность. Она липла на все, на что садилась, и была на удивление омерзительна и холодно. Сразу припоминался Сергею его первый день в Черепихово. Было так сыро холодно и промозгло, что теперь даже мрачный архивный подвал, становился уютным на удивление.
– Опять дождь, – хмуро сказал Щербинский, – к полуночи еще и туман нагонит.
– Сколько же мы просидели в подвале? – Лапников как раз выползал последним из темного зева подвала и пялился на небесный свод, заменяющий в бывшем музее потолок.
– Часа четыре не меньше, тучи все скрыли, и сейчас темнее, чем должно быть.
– А как же Дом Культуры?
– А никак! – Ответил Сергей. – В такую сырость лазить по возможному гнезду зла самоубийство со стопроцентной гарантией. Кроме того уже темнее и скоро начнется шабаш.
– Начнется – подтвердил селянин – чую прижмут они сегодня нас.
По темным небесам пронеслась одинокая совершенно черная шквальная туча, и на ходу оросила окрестности ледяным ливнем, задев краем и находящихся в музее людей.
Лапников, чтобы укрыться от шквала приоткрыл дверь в музей и встал в целом дверном проеме, где сохранились остатки потолка. Сергея и зоотехника прохлестало по полной программе, моментально вымыв из них остатки тепла.
– Что за Июль!!! – заорал Сергей пытаясь закрыться от колющего ливня.
– Сегодня особенный Июль, – сказал Щербинский, сам он стоял недвижим, – не удивлюсь я если и день скоро не наступит, а будет вечная тьма и вечный шабаш.
– Наверное это буде весьма похоже на ад. Вот тебе и конец света.
Туча пронеслась, и убийственный ливень сменился вялым моросящим дождичком. Серега словно попал по ледяной душ. С курки его текло, с рубашки тоже текло, а дорогих ранее ботинках хлюпало, и подошва мерзко липла к ноге.
– "Так холодно", – подумалось приезжему, – «что я не удивлюсь если вдруг покроюсь корочкой льда».
– Так ведь не должно быть. – Начал он высказывать неподвижному селянину. – Эта погода не летнего ха…
– Эй, смотрите! Это тот старик! Он опять здесь!!! – заорал неожиданно Лапников, стоявший под своим козырьком.
– Где?! – вскинулся Сергей, а журналист уже рванулся в сумрачный зал музея, где у стены что похоже белело.
– Что вы здесь… – начал громко журналист и понуро осекся:
– Ошибочка вышла.
Он присел на корточки у дальней стены. Подошедшие селянин с Серегой увидели, что он указывает на белую гипсовую статую, смирно стоявшую в углу. В сгущающихся сумерках статуя была действительно похожа на старика. Даже борода такая же.
Сергей подошел поближе, присмотрелся, и заявил:
– Вот и разгадали старичка нашего, дело то все яснее становится.
– Кто же это?
– А ты приглядись.
– Я плохо вижу в сумерках. – Сказал Лапников, и сняв очки, прищурился.
– А написано тут: «Воевода Сивер. Основатель села Черепихово».
– Сивер! – изумился Щербинский – Так значит сам Сивер тут замешан! Так ведь он помер черт знает сколько веков назад.
– Ну вон Урунгул тоже помер – заметил Серега в упор разглядывая статую их хранителя. – даже руки оторвало. Но ничего живой, и клешни новые сделали, гибкие.
Статуя Сивера тихо светилась в промозглой мгле, что подтверждало Сергеевы слова. Да тот невзрачный старичок, каким то образом проведший приезжего через монстровый кордон, оказался грозным воеводой Сивером, сокрушивший пятьсот лет назад орды язычников, и порушившим Снорунгово капище.
– Но почему к нам он является в образе старика? – Спросил Лапников. – Ведь если судить по летописям, на момент завоевания Черепов, ему было сорок два года.
– Ну, видать, село завоевав, он жил там до самой старости, лет до семидесяти, и таким он был к моменту смерти. – Произнес Серега задумчиво. – Я даже видел а нем кольчугу.
– Повезло нам, – произнес Щербинский громко, – сам воевода Сивер нам помогает!
Лапников зажал голову руками и стал яростно тереть виски:
– Бред! Какой бред! Урунгулы какие то, Сиверы статуйные. Он что статуей к нам и приходил?
– Нет статуя сама по себе. А к нам приходил его мятежный дух.
– Бред! – повторил Лапников – Сивер то небось сам себя к этому и привязал, когда камешек наш в фундамент церкви закладывал. А теперь вот видимо покоя не найдет, пока камень цел. Влипли кааак…
Последнее он уже истерически проблеял, скорчился у подножия гипсовой простой статуи, и даже псина его шарахалась прочь, и туго затягивала поводок.
А Серега смотрел не нас стенающего журналиста, он смотрел в упор на статую основателя. Беленькое сияние неожиданно ярче затеплилось у лица, а затем Сивер ободряюще ему подмигнул. Или эта была игра сумеречных теней? Сияние тихо угасло. Лапников причитал.
– Втянул ты нас дедушка, – сказал Серега статуе, – ой втянул.
Позади Щербинский потянул его за плечо:
– Пошли отсюда, темнеет, а то страшно тут.
Сергей пялился на статую и зоотехник потянул сильнее:
– Пошли же, а то журналистишка наш совсем в истерику впадет.
Приезжий кивнул. Вдвоем они приподняли Лапникова и поставили его на ноги. Он тихо причитал, кусал губы. И яростно дергал Венди за поводок:
– Не хочу! – Шептал. – Не хочу больше здесь. В темноте, в холоде. Смерть кругом…
Щербинский вопросительно глянул на Сергея. Он словно спрашивал «Как на твой взгляд, не слетел ли Лапников с катушек?». Но Серега покачал головой, и они споро повели журналиста прочь из музея, в моросящую мглу.
– "Мглистый вечер", – подумал Сергей, – «Мглистый ледяной вечер, есть от чего впасть в уныние».
Совсем неподалеку страшно смердело Скользящим богом здание дома Культуры, где и должен находится заветный камень. Запах мускуса теперь не скрывался и был явен, зачем ему быть скрытным. Пройдет месяц и в Черепихово не останется людей, и вот тогда зло будет действовать. И не какой беленький воевода Сивер уже не спасет.
– Жизнь тяжела… – вздохнул Сергей обречено.
Щербинский кивнул, но Сергей знал, что как бы не была тяжела жизнь, им придется бороться, потому что выхода отсюда нет. Можно стать змеей, и тебя пристрелят из ружья, и это самый лучший конец. Или не пристрелят и ты уйдешь в подданные к Снорунгу, что гораздо хуже. Или можно пока еще они люди, прикончит Змея, и это единственный, хотя и безумный путь.
Совсем стемнело и трое антизмеинцев спешила поскорее попасть домов, ведь с минуты на минуту мог начаться шабаш. Шагали быстро, Лапников временами спотыкался, пугливо оглядывался и насильно тащил собаку за собой. Снова заморосил дождь, покрыл все липко паутиной мороси, а над крышами домов временами маячил светлый ореол – вероятно луна.
– Не везет нам, – подытожил Серега стараясь как можно резвей переставлять ноги, – еще пол сотни человек в этой деревне. А все сидят, по домам и не высовываются, лишь мы одни за всех отдуваются. Почему так?
– Это потому, что нас выбрал сам Сивер, мы теперь не одни, – произнес Щербинский важно, – с ним и легче.
– Мы поди не его дружина. В бой за ним как-то странно. – Сказал приезжий. – Стреляй!!!
Громыхнуло ружье селянина. В темноте раздался отчаянный визг. Нечто подобное Сергей слышал от собаки, только что перееханной легковой автомашиной. В полутьме удирали прочь смутные тени, только одна кое-как ползла и дергала толи задней лапой, толи вовсе хвостом.
– Йееееехааа. – выдал зоотехник и своим коронным приемом зашвырнул создание подальше. Ногой поддал знатно.
– Глупо, – осудил Лапников, – всех не перебьешь.
– Не перебьешь, но убавишь. – Ответствовал селянин. – Поднажали, счас будем дома!
– Дом мой за восемьсот километров отсюда. – Сказал Сергей. – И я хочу туда.
– Вижу вы в упадке. – Негромко сказал Лапников. – выкарабкаемся.
– Как бы знать, надо же так, что за жизнь у меня. Связала с самым моим гадким страхом.
– Жизнь она всегда такая, что ни будь гадкое подбросит, наверное, чтобы могли перебарывать себя.
– Звучит как в дешевом американском кино, для семейного просмотра.
– Да уж, американцы у нас большие борцы с комплексами. Да только будь Черепихово Американской деревней, тут бы все давно с ума посходили, или единогласно на сторону Змея перешли. А мы ничего, держимся.
Далеко тяжело завыли, стало еще противнее, на дальнем краю деревни шабаш видимо уже начался.
Сергей молча раздумывал, глядел себе под ноги, видел что идет по лужам, но было все равно. Что лужи по сравнению с царящим вокруг. Лужи были темны. Темная вода, темные пруды, почему ему все пруды эти в голову приходят? Он посмотрел на вороненый ствол дробовика и увидел, что он покрыт капельками воды и стал серебристый. Затем приезжий произнес:
– Еще месяц, от силы полтора и в деревне не останется ни одной живой души. Это при условии, если не передерутся когда спиртное закончится. А когда никого не станет, ЭТО вырвется на свободу окончательно.
– Мы успеем, – сказал журналист, – хотя и живем мы под сенью опасности, но мы успеем.
– Что мы успеем, никто из нас не может поручится, что останется человеком в следующую минуту. Миг, и ты змея, и вся наша затея летит прахом. Может этой ночью я обращусь в пресмыкающее, или во что похуже? В эту образину с тремя головами, что мы убили сегодня утром. Я всегда ненавидел змей, но что будет, если я сам обращусь в змею?
Лапников промолчал, было слышно, как он громко шлепает по лужам. В небе плыла невидимая луна, временами все-таки прорывающаяся сквозь облачный покрой. Стало заметно холодно.
– Я вот что думаю. – Выдал наконец плетущийся позади журналист – Сейчас Июль, верно?
– Верно.
– Но на дворе, помимо дождя, температура градусов пять.
– Есть такое, ну и что, может это последствия бури?
– Последствия, но не самой бури, а последствия освобождения тьмы. Не врали сказки, скоро тут будет холод и мрак.
– Ты не пугай, и так страшно – сказал Щербинский – вон и дом, дошли слава богу.
Дом впереди был темен и тих, сразу вспоминалась статуя Щербинского младшего, недвижно стоявшая внутри. Над крышей что-то хлопало, гоготало, словно гусь. Только вот не было это гусем, как и голубем или другой какой птицей. Стало совсем темно и попасть в хлопуна не было никакой возможности.
Селянин толкнул дверь, бдительно повел стволом ружья. Но в доме было пусто. Ни скрипа не шороха, видно никакая темная тварь не пробралась в жилище в отсутствие хозяина.
Запалили сразу несколько керосинок чтобы создать как можно больше света и получилось почти как электрический, яркий. Дверь тут же закрыли на засов и подперли тяжелым древним комодом. Лапников хотел подпереть еще и каменным Щербинским младшим, но брат не дал. Упадет еще, чего доброго, разобьется. Окно прикрыли ставнями, и оставили небольшую щелку, чтобы отстреливаться. Селянин сказал что здесь будет проходить основная линия обороны.
Верхней одежды по-прежнему не снимали и в теплой комнате от курток поднимался густой влажный пар. Он клубился белой ватой, и оседал обильно на потолке.
После чего придвинули стол, за которым обедали днем к окну и наставили на него коробки с патронами. Получился некий форпост и эти приготовления Сергею были по душе. Было приятно знать, какой отпор сегодня получит нечисть, особенно после той сумасшедшей ночки в синем домике с совами на крыше.
Есть ничего не стали. Лапников было начал расспрашивать но Щербинский сказал:
– В наших краях в окно может сунуться такая рожа, что твой желудок не выдержит, а мне потом придется отскребать пол.
– Как на войну готовимся, – простонал журналист, – а не спать.
– Если крепок нервами, то пожалуй сегодня и поспишь.
– После прошлой ночи мои нервы нельзя отнести к крепким, – сказал Сергей, загоняя в патронник дробовика патроны двенадцатого калибра, – теперь я стреляю во все что движется. Рефлекс.
– Ты стреляй во все что скользит! – Поучительно заметили бывший зоотехник. – И воет. Горячая ночка предстоит.
– Ой и не говори.
Куртки так и высохли на них. Хозяин дома заявил, что их плотная ткань защитит от всяких укусов и уколов, и поэтому пригодится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Вот так то-с удовлетворением произнес зоотехник.
– Зачем ты их так? – Спросил Лапников. – они ведь не причиняли зла.
– А на сапог кто плюнул?! – Ответствовал селянин гневно. – Так мы выходим отсюда или нет?
– Выходим. – Сказал Сергей, он уже открывал дверь, и скоро троица направилась вверх.
Странное дело, серого квадрата неба наверху не было видно.
– "Не закрыл ли кто?" – подумалось горожанину.
Но выход никто не закрывал. Оказалось, что они протолклись в темноте подвала весь оставшийся день. Когда они вылезали в предбаннике музея на проклятое село Черепихово пали поздние летние сумерки. Солнце давно скрыло за краем горизонта. И лишь чуть светлое небо отмечало запад.
Да и то не везде, потому что, ровно по Серегиным прогнозам из за реки натянуло тяжелые тучи и теперь сверху, на головы трех Черепиховских воителей сыпалась мелкая водяная крупа. В сумеречном свете тучи были видны плохо, лишь только некие темные массы проносились по небу, да покрывала все водяная пыль.
Пыль эта имела гадкую особенность. Она липла на все, на что садилась, и была на удивление омерзительна и холодно. Сразу припоминался Сергею его первый день в Черепихово. Было так сыро холодно и промозгло, что теперь даже мрачный архивный подвал, становился уютным на удивление.
– Опять дождь, – хмуро сказал Щербинский, – к полуночи еще и туман нагонит.
– Сколько же мы просидели в подвале? – Лапников как раз выползал последним из темного зева подвала и пялился на небесный свод, заменяющий в бывшем музее потолок.
– Часа четыре не меньше, тучи все скрыли, и сейчас темнее, чем должно быть.
– А как же Дом Культуры?
– А никак! – Ответил Сергей. – В такую сырость лазить по возможному гнезду зла самоубийство со стопроцентной гарантией. Кроме того уже темнее и скоро начнется шабаш.
– Начнется – подтвердил селянин – чую прижмут они сегодня нас.
По темным небесам пронеслась одинокая совершенно черная шквальная туча, и на ходу оросила окрестности ледяным ливнем, задев краем и находящихся в музее людей.
Лапников, чтобы укрыться от шквала приоткрыл дверь в музей и встал в целом дверном проеме, где сохранились остатки потолка. Сергея и зоотехника прохлестало по полной программе, моментально вымыв из них остатки тепла.
– Что за Июль!!! – заорал Сергей пытаясь закрыться от колющего ливня.
– Сегодня особенный Июль, – сказал Щербинский, сам он стоял недвижим, – не удивлюсь я если и день скоро не наступит, а будет вечная тьма и вечный шабаш.
– Наверное это буде весьма похоже на ад. Вот тебе и конец света.
Туча пронеслась, и убийственный ливень сменился вялым моросящим дождичком. Серега словно попал по ледяной душ. С курки его текло, с рубашки тоже текло, а дорогих ранее ботинках хлюпало, и подошва мерзко липла к ноге.
– "Так холодно", – подумалось приезжему, – «что я не удивлюсь если вдруг покроюсь корочкой льда».
– Так ведь не должно быть. – Начал он высказывать неподвижному селянину. – Эта погода не летнего ха…
– Эй, смотрите! Это тот старик! Он опять здесь!!! – заорал неожиданно Лапников, стоявший под своим козырьком.
– Где?! – вскинулся Сергей, а журналист уже рванулся в сумрачный зал музея, где у стены что похоже белело.
– Что вы здесь… – начал громко журналист и понуро осекся:
– Ошибочка вышла.
Он присел на корточки у дальней стены. Подошедшие селянин с Серегой увидели, что он указывает на белую гипсовую статую, смирно стоявшую в углу. В сгущающихся сумерках статуя была действительно похожа на старика. Даже борода такая же.
Сергей подошел поближе, присмотрелся, и заявил:
– Вот и разгадали старичка нашего, дело то все яснее становится.
– Кто же это?
– А ты приглядись.
– Я плохо вижу в сумерках. – Сказал Лапников, и сняв очки, прищурился.
– А написано тут: «Воевода Сивер. Основатель села Черепихово».
– Сивер! – изумился Щербинский – Так значит сам Сивер тут замешан! Так ведь он помер черт знает сколько веков назад.
– Ну вон Урунгул тоже помер – заметил Серега в упор разглядывая статую их хранителя. – даже руки оторвало. Но ничего живой, и клешни новые сделали, гибкие.
Статуя Сивера тихо светилась в промозглой мгле, что подтверждало Сергеевы слова. Да тот невзрачный старичок, каким то образом проведший приезжего через монстровый кордон, оказался грозным воеводой Сивером, сокрушивший пятьсот лет назад орды язычников, и порушившим Снорунгово капище.
– Но почему к нам он является в образе старика? – Спросил Лапников. – Ведь если судить по летописям, на момент завоевания Черепов, ему было сорок два года.
– Ну, видать, село завоевав, он жил там до самой старости, лет до семидесяти, и таким он был к моменту смерти. – Произнес Серега задумчиво. – Я даже видел а нем кольчугу.
– Повезло нам, – произнес Щербинский громко, – сам воевода Сивер нам помогает!
Лапников зажал голову руками и стал яростно тереть виски:
– Бред! Какой бред! Урунгулы какие то, Сиверы статуйные. Он что статуей к нам и приходил?
– Нет статуя сама по себе. А к нам приходил его мятежный дух.
– Бред! – повторил Лапников – Сивер то небось сам себя к этому и привязал, когда камешек наш в фундамент церкви закладывал. А теперь вот видимо покоя не найдет, пока камень цел. Влипли кааак…
Последнее он уже истерически проблеял, скорчился у подножия гипсовой простой статуи, и даже псина его шарахалась прочь, и туго затягивала поводок.
А Серега смотрел не нас стенающего журналиста, он смотрел в упор на статую основателя. Беленькое сияние неожиданно ярче затеплилось у лица, а затем Сивер ободряюще ему подмигнул. Или эта была игра сумеречных теней? Сияние тихо угасло. Лапников причитал.
– Втянул ты нас дедушка, – сказал Серега статуе, – ой втянул.
Позади Щербинский потянул его за плечо:
– Пошли отсюда, темнеет, а то страшно тут.
Сергей пялился на статую и зоотехник потянул сильнее:
– Пошли же, а то журналистишка наш совсем в истерику впадет.
Приезжий кивнул. Вдвоем они приподняли Лапникова и поставили его на ноги. Он тихо причитал, кусал губы. И яростно дергал Венди за поводок:
– Не хочу! – Шептал. – Не хочу больше здесь. В темноте, в холоде. Смерть кругом…
Щербинский вопросительно глянул на Сергея. Он словно спрашивал «Как на твой взгляд, не слетел ли Лапников с катушек?». Но Серега покачал головой, и они споро повели журналиста прочь из музея, в моросящую мглу.
– "Мглистый вечер", – подумал Сергей, – «Мглистый ледяной вечер, есть от чего впасть в уныние».
Совсем неподалеку страшно смердело Скользящим богом здание дома Культуры, где и должен находится заветный камень. Запах мускуса теперь не скрывался и был явен, зачем ему быть скрытным. Пройдет месяц и в Черепихово не останется людей, и вот тогда зло будет действовать. И не какой беленький воевода Сивер уже не спасет.
– Жизнь тяжела… – вздохнул Сергей обречено.
Щербинский кивнул, но Сергей знал, что как бы не была тяжела жизнь, им придется бороться, потому что выхода отсюда нет. Можно стать змеей, и тебя пристрелят из ружья, и это самый лучший конец. Или не пристрелят и ты уйдешь в подданные к Снорунгу, что гораздо хуже. Или можно пока еще они люди, прикончит Змея, и это единственный, хотя и безумный путь.
Совсем стемнело и трое антизмеинцев спешила поскорее попасть домов, ведь с минуты на минуту мог начаться шабаш. Шагали быстро, Лапников временами спотыкался, пугливо оглядывался и насильно тащил собаку за собой. Снова заморосил дождь, покрыл все липко паутиной мороси, а над крышами домов временами маячил светлый ореол – вероятно луна.
– Не везет нам, – подытожил Серега стараясь как можно резвей переставлять ноги, – еще пол сотни человек в этой деревне. А все сидят, по домам и не высовываются, лишь мы одни за всех отдуваются. Почему так?
– Это потому, что нас выбрал сам Сивер, мы теперь не одни, – произнес Щербинский важно, – с ним и легче.
– Мы поди не его дружина. В бой за ним как-то странно. – Сказал приезжий. – Стреляй!!!
Громыхнуло ружье селянина. В темноте раздался отчаянный визг. Нечто подобное Сергей слышал от собаки, только что перееханной легковой автомашиной. В полутьме удирали прочь смутные тени, только одна кое-как ползла и дергала толи задней лапой, толи вовсе хвостом.
– Йееееехааа. – выдал зоотехник и своим коронным приемом зашвырнул создание подальше. Ногой поддал знатно.
– Глупо, – осудил Лапников, – всех не перебьешь.
– Не перебьешь, но убавишь. – Ответствовал селянин. – Поднажали, счас будем дома!
– Дом мой за восемьсот километров отсюда. – Сказал Сергей. – И я хочу туда.
– Вижу вы в упадке. – Негромко сказал Лапников. – выкарабкаемся.
– Как бы знать, надо же так, что за жизнь у меня. Связала с самым моим гадким страхом.
– Жизнь она всегда такая, что ни будь гадкое подбросит, наверное, чтобы могли перебарывать себя.
– Звучит как в дешевом американском кино, для семейного просмотра.
– Да уж, американцы у нас большие борцы с комплексами. Да только будь Черепихово Американской деревней, тут бы все давно с ума посходили, или единогласно на сторону Змея перешли. А мы ничего, держимся.
Далеко тяжело завыли, стало еще противнее, на дальнем краю деревни шабаш видимо уже начался.
Сергей молча раздумывал, глядел себе под ноги, видел что идет по лужам, но было все равно. Что лужи по сравнению с царящим вокруг. Лужи были темны. Темная вода, темные пруды, почему ему все пруды эти в голову приходят? Он посмотрел на вороненый ствол дробовика и увидел, что он покрыт капельками воды и стал серебристый. Затем приезжий произнес:
– Еще месяц, от силы полтора и в деревне не останется ни одной живой души. Это при условии, если не передерутся когда спиртное закончится. А когда никого не станет, ЭТО вырвется на свободу окончательно.
– Мы успеем, – сказал журналист, – хотя и живем мы под сенью опасности, но мы успеем.
– Что мы успеем, никто из нас не может поручится, что останется человеком в следующую минуту. Миг, и ты змея, и вся наша затея летит прахом. Может этой ночью я обращусь в пресмыкающее, или во что похуже? В эту образину с тремя головами, что мы убили сегодня утром. Я всегда ненавидел змей, но что будет, если я сам обращусь в змею?
Лапников промолчал, было слышно, как он громко шлепает по лужам. В небе плыла невидимая луна, временами все-таки прорывающаяся сквозь облачный покрой. Стало заметно холодно.
– Я вот что думаю. – Выдал наконец плетущийся позади журналист – Сейчас Июль, верно?
– Верно.
– Но на дворе, помимо дождя, температура градусов пять.
– Есть такое, ну и что, может это последствия бури?
– Последствия, но не самой бури, а последствия освобождения тьмы. Не врали сказки, скоро тут будет холод и мрак.
– Ты не пугай, и так страшно – сказал Щербинский – вон и дом, дошли слава богу.
Дом впереди был темен и тих, сразу вспоминалась статуя Щербинского младшего, недвижно стоявшая внутри. Над крышей что-то хлопало, гоготало, словно гусь. Только вот не было это гусем, как и голубем или другой какой птицей. Стало совсем темно и попасть в хлопуна не было никакой возможности.
Селянин толкнул дверь, бдительно повел стволом ружья. Но в доме было пусто. Ни скрипа не шороха, видно никакая темная тварь не пробралась в жилище в отсутствие хозяина.
Запалили сразу несколько керосинок чтобы создать как можно больше света и получилось почти как электрический, яркий. Дверь тут же закрыли на засов и подперли тяжелым древним комодом. Лапников хотел подпереть еще и каменным Щербинским младшим, но брат не дал. Упадет еще, чего доброго, разобьется. Окно прикрыли ставнями, и оставили небольшую щелку, чтобы отстреливаться. Селянин сказал что здесь будет проходить основная линия обороны.
Верхней одежды по-прежнему не снимали и в теплой комнате от курток поднимался густой влажный пар. Он клубился белой ватой, и оседал обильно на потолке.
После чего придвинули стол, за которым обедали днем к окну и наставили на него коробки с патронами. Получился некий форпост и эти приготовления Сергею были по душе. Было приятно знать, какой отпор сегодня получит нечисть, особенно после той сумасшедшей ночки в синем домике с совами на крыше.
Есть ничего не стали. Лапников было начал расспрашивать но Щербинский сказал:
– В наших краях в окно может сунуться такая рожа, что твой желудок не выдержит, а мне потом придется отскребать пол.
– Как на войну готовимся, – простонал журналист, – а не спать.
– Если крепок нервами, то пожалуй сегодня и поспишь.
– После прошлой ночи мои нервы нельзя отнести к крепким, – сказал Сергей, загоняя в патронник дробовика патроны двенадцатого калибра, – теперь я стреляю во все что движется. Рефлекс.
– Ты стреляй во все что скользит! – Поучительно заметили бывший зоотехник. – И воет. Горячая ночка предстоит.
– Ой и не говори.
Куртки так и высохли на них. Хозяин дома заявил, что их плотная ткань защитит от всяких укусов и уколов, и поэтому пригодится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51