Не больше и не меньше. Честно это или нечестно – другой вопрос, который к делу не относится. Всё упирается в целесообразность. Я ясно выражаюсь?
– Так точно, мэм! – ответила пристыженная Рашель.
– Вот и всё, – сказала Анн-Мари уже мягким тоном и уселась обратно в кресло. – Инцидент исчерпан. Теперь я снова для тебя не «мэм», а «мама».
– Хорошо, мама, – серьёзно кивнула дочь. – Значит, наше задание можно считать выполненным?
– В основном да, – произнёс я. – Но праздновать успех ещё рано. Вы должны продолжать игру для прикрытия Эстер. Впрочем, не только для этого – даже в качестве «засвеченных» агентов вы можете принести много пользы. Вы будете своего рода связующим звеном между нами и этими взбалмошными ребятами. За ними нужно присматривать, чтобы они не наделали глупостей.
– Мы присмотрим, – пообещала Рашель.
Вскоре дочка ушла к себе, а я по её рассказу составил донесение, которое Анн-Мари затем зашифровала и отправила по секретным каналам связи представителю объединённого командования, возглавлявшему всю агентурную сеть на Новороссии.
Менее чем через четверть часа пришёл лаконичный ответ, что информация получена и принята к сведению. Анн-Мари погасила терминал и повернулась ко мне:
– Ну, кажется, на сегодня всё. Теперь можно идти спать.
«Да, спать, – подумал я. – Просто спать. Как всегда, каждый на своей половине кровати...»
За полторы недели, которые мы прожили здесь в качестве мужа и жены, за одиннадцать ночей, проведённых в одной постели, моё первоначальное и, в общем-то, банальное для мужчины желание заняться сексом с привлекательной женщиной переросло в нечто большее – в желание заняться с ней любовью. Я не знал точно, когда это случилось, но в последние дни меня всё сильнее влекло к Анн-Мари, и наша игра в супругов порой казалась мне вовсе не игрой, а самой что ни на есть настоящей реальностью. Я чувствовал, что начинаю влюбляться, и это меня беспокоило – не столько потому, что Анн-Мари была моим сослуживцем и, мало того, подчинённой, сколько из-за Рашели. Я не знал, как отнесётся к этому дочь, однако боялся, что не слишком благосклонно. Как я подозревал, в глубине души она ещё питала иллюзию насчёт того, что я снова могу сойтись с её матерью. Но это были напрасные надежды...
– Что с тобой, Стив? – спросила Анн-Мари, мигом уловив перемену в моём настроении. – Почему ты нахмурился?
– Я подумал о Рашели, – ответил я, и отчасти это было правдой.
– О Рейчел, – поправила она. – Пожалуйста, не забывайся.
– Я не забываюсь, – возразил я. – Ни на мгновение. Однако сейчас я думаю именно о Рашели, а не о Рейчел. Насчёт Рейчел я более или менее спокоен, с ней всё в порядке – она ходит в школу, флиртует с одноклассником, играет в конспиратора... А вот Рашель, которая скрывается под её личиной, вызывает у меня беспокойство.
– Ага, понимаю, – кивнула Анн-Мари. – Это касается Олега Рахманова.
– Так ты тоже заметила?
– Конечно. И не вижу в этом ничего страшного. В конце концов, Рашель уже взрослая, ей девятнадцать лет. В таком возрасте девушки часто влюбляются.
– Но она влюбилась в сопливого мальчишку.
– Который всего два года моложе её. Тоже мне разница! Не смеши меня. Олег производит впечатление весьма серьёзного и ответственного молодого человека. В сексуальном плане он даже более зрелый, чем Рашель. Во всяком случае, более опытный.
– Ну, спасибо, – проворчал я, – утешила.
Анн-Мари звонко рассмеялась:
– Ах, вот что тебя волнует! Я сразу так и подумала. Ты просто ревнуешь. Как и многие отцы, ты чувствуешь досаду при мысли о том, что твоя дочь может любить какого-то другого мужчину, кроме тебя.
Я густо покраснел:
– Он никакой не мужчина.
– Ладно, ещё мальчишка. Но это поправимо. Со временем это пройдёт. И не надо брать дурного в голову, с Рашелью всё будет в порядке. Терять девственность немного больно, но совсем не смертельно. По своему опыту знаю.
С этими словами Анн-Мари поднялась с кресла и оказалась лицом к лицу со мной. Подчиняясь внезапному импульсу, я обнял её за плечи и приник губами к её губам.
Она не сопротивлялась, но и не ответила на мой поцелуй. Её мягкие, податливые губы оставались совершенно безжизненными. В надежде разбудить в ней страсть я стал целовать её лицо и шею. Я крепко прижимал её к себе, энергично гладил руками стройную талию и упругие бёдра. Анн-Мари покорно принимала все мои ласки, однако по-прежнему не реагировала на них. Лишь когда я начал расстёгивать её платье, она мягко остановила меня и высвободилась из моих объятий.
– Извини, я не могу. Ничего не получается. Ты очень нравишься мне, правда – очень. Но... Когда ты обнял меня, всё моё тело словно онемело. Так было и раньше, с другими. Все семь лет. И я не знаю, что мне с этим делать.
Некоторое время мы растерянно смотрели друг на друга. В глазах Анн-Мари застыла боль и тоска. А ещё неудовлетворённая жажда нежности и ласки...
– Ты обращалась к врачам? – наконец спросил я.
– Да, и не раз. Никаких отклонений у меня не находили. И физически, и психически я полностью здорова. Мои проблемы лежат вне медицинской плоскости. Просто мне нужен... определённый мужчина. Один-единственный на свете. К сожалению, это не ты. Извини, пожалуйста.
«Будь ты проклят, Арчибальд!» – в сердцах подумал я.
Анн-Мари повернулась к столу и взяла пачку сигарет.
– Ладно, – сказала она ровным голосом. – Сегодня твоя очередь первым принимать душ. Ступай, а я пока выкурю свою последнюю сигарету.
Уныло склонив голову, я вышел из кабинета.
22
Понедельник никаких известий не принёс. Зато во вторник в сводках новостей проскользнуло упоминание о том, что шестнадцатилетняя цесаревна Наталья Александровна, младшая дочь государя Александра Михайловича, посетила несколько пригородных школ-интернатов, в том числе и тот, где училась Эстер. Целью этих визитов было пополнение штата принцессы новыми фрейлинами, каковых по традиции отбирали среди девочек-сирот. В отличие от царских отпрысков мужского пола, которые учились в обычной школе (ну, не совсем в обычной, а в самой лучшей, элитарной), государевы дочери проходили школьную программу в специальном придворном лицее, где компанию им составляли сверстницы-фрейлины. Собственно, это и было их главной обязанностью – учиться вместе с цесаревнами.
Уже на следующий день, в среду, три девочки получили официальное приглашение Двора занять должность фрейлин принцессы Натальи. Среди них оказалась и Эстер, а две другие избранницы были родом с Аррана и Эсперансы. Большинство обозревателей истолковали такой выбор, как символический жест доброй воли по отношению к переселенцам, свидетельство того, что верховная власть Новороссии признаёт их полноправными гражданами планеты.
Собственно, так оно и было. Как поведала мне Рашель со слов Олега Рахманова, Павел просто подкинул эту идею сестре, та сразу ухватилась за неё, а со стороны родителей никаких возражений не последовало. Остальное было уже делом техники. Вездесущий Сергей Иванов по прозвищу Вейдер позаботился о том, чтобы интернат Эстер попал в список тех, которые должна была посетить принцесса, а дальше всё случилось само собой, и Павлу даже не пришлось вмешиваться, чтобы склонить сестру к нужному решению. Внешность Эстер, её общительность и острый ум произвели на цесаревну благоприятное впечатление, и она сама, без подсказки брата, остановила на ней свой выбор.
А уже в четверг начались осторожные контакты цесаревича с нашей разведкой. Как мы и предполагали, он сразу дал понять, что не намерен танцевать под нашу дудку, а согласен сотрудничать лишь на равных. Чувствуя за собой внушительную поддержку в лице молодёжной организации, ухитрившейся опутать своими сетями всю Новороссию и даже установившей контроль над царской охранкой, Павел вполне мог позволить себе диктовать нам свои условия, а у нас не оставалось другого выхода, как признать за ним это право. Помимо него, нам больше не на кого было делать ставку – он был единственным сыном царя, сам государь, его отец, на поверку оказался слабым, безвольным человеком, вконец запуганным чужаками, а дядя и того хуже – вовсю лоббировал интересы могущественной финансово-промышленной группы, которая с потрохами продалась альвам. Рассчитывать же на то, что народ, веками привыкший жить под царской властью, с воодушевлением воспримет свержение монархии, было бы по меньшей мере наивно.
Время шло своим чередом. Переговоры нашего командования с принцем Павлом продвигались успешно, а его соратники, судя по их поведению, ни о чём не догадывались. Они поверили, что цесаревич влюбился в Эстер, и, надо сказать, имели для этого все основания, поскольку между молодыми людьми действительно завязался роман, слухи о котором быстро проникли за пределы дворца и вскоре облетели всю планету. В большинстве своём народ отнёсся к ним со спокойным пониманием и лёгкой иронией – в свои неполные восемнадцать Павел уже прослыл весьма любвеобильным юношей, а его страсть к рыжеволосым девушкам была общеизвестна. Правда, некоторые особо правоверные или истово православные граждане Новороссии выказывали неудовольствие тем, что новой пассией их наследного принца стала еврейка, но таковых, к счастью, было совсем немного.
А у Рашели на сей счёт сложилось вполне определённое мнение, которое она не замедлила сообщить мне, как только ей стало известно об отношениях между Павлом и Эстер.
– Адмирал Дюбарри чёртов сводник! – сказала дочь. – Он с самого начала планировал это. Только не говори, что ты ничего не знал. Конечно, знал. Ещё бы – такое великолепное прикрытие! А на чувства бедняжки Эстер всем наплевать.
– Но, солнышко, – смущённо возразил я, – ведь никто её не принуждал. Она сама, по собственной инициативе...
– Нет, по велению долга! Она не дурочка, она сразу поняла, что от неё требуется.
– Почему ты так думаешь? А вдруг Эстер влюбилась в него? Вот ты... – Я на секунду замялся. – Тебе же нравится Олег Рахманов. Нравится не потому, что тебе поручили работать с ним, а просто нравится. И ты проводишь с ним много времени вовсе не по велению долга.
– Ну, допустим. – Рашель дерзко посмотрела мне в глаза. – Но я не спешу заваливаться с ним в постель. Или заниматься этим в любом другом месте. Хотя кое-кто, не буду называть имена, настойчиво советовал мне быть более уступчивой.
Дочка вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Мне не составило труда догадаться, кем был упомянутый Рашелью «кое-кто», и я твёрдо постановил надрать этому наглому мальчишке уши. После выполнения задания, конечно, когда он уже не будет моим подчинённым...
А на исходе пятой недели нашего пребывания на Новороссии мне стало известно, что на планету вернулся альв Григорий Шелестов.
23
Наша встреча состоялась там же, где и в предыдущий раз. Альв посадил свой двухместный флайер на пустынную стоянку возле безлюдной аллеи, я забрался в салон с правой стороны и сел в свободное пассажирское кресло. Мы поздоровались.
– Я выяснил, о чём ты просил, Стефан, – сразу перешёл к делу Шелестов. – Ваши руководители были правы: мы не изобретали кварковых бомб, а получили их от людей.
В его голосе прозвучали странные нотки – то ли облегчения от того, что всё обошлось, то ли сожаления, что альвы оказались неспособными повторить наше открытие. Скорее всего, и того и другого было поровну.
– Ты сказал «бомбы», – произнёс я. – Это значит, что вам дали уже готовое оружие, а не технологию?
– Совершенно верно, – подтвердил мой собеседник. – Три полностью смонтированных устройства с подробной инструкцией их применения. Одно из них было испытано в шаровом скоплении IC 4499. Второе наши попытались разобрать, чтобы изучить его конструкцию. Нас, конечно, предупредили, что этого делать нельзя, поставили в известность, что в таком случае бомба взорвётся, но наше правительство решило рискнуть. В результате произошёл термоядерный взрыв, мы потеряли весь персонал временной исследовательской базы – несколько десятков высококлассных учёных и инженеров, а также около двух тысяч технических работников и военных.
– Где это произошло?
– В одной из изолированных от Галактической Спирали систем. Двойная звезда без собственного названия, только с каталожным номером. Я не могу продиктовать его по памяти, но у меня всё записано. – С этими словами альв похлопал по своему нагрудному карману, однако ничего оттуда не достал. – Судьба последней бомбы вам хорошо известна. Для полноты картины добавлю, что её сбросил на солнце Джейханны флот-надполковник Жорже Перейра Душ Сантуш, теперь уже генерал-капитан третьего ранга, Герой Альвийской Федерации.
– От кого вы получили запалы? Когда это произошло?
– Четырнадцать стандартных месяцев назад. А точнее, двадцать пятого июля прошлого года. За несколько дней перед тем в систему Бетельгейзе прорвался один из ваших разведчиков и передал зашифрованное нашим секретным правительственным кодом сообщение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Так точно, мэм! – ответила пристыженная Рашель.
– Вот и всё, – сказала Анн-Мари уже мягким тоном и уселась обратно в кресло. – Инцидент исчерпан. Теперь я снова для тебя не «мэм», а «мама».
– Хорошо, мама, – серьёзно кивнула дочь. – Значит, наше задание можно считать выполненным?
– В основном да, – произнёс я. – Но праздновать успех ещё рано. Вы должны продолжать игру для прикрытия Эстер. Впрочем, не только для этого – даже в качестве «засвеченных» агентов вы можете принести много пользы. Вы будете своего рода связующим звеном между нами и этими взбалмошными ребятами. За ними нужно присматривать, чтобы они не наделали глупостей.
– Мы присмотрим, – пообещала Рашель.
Вскоре дочка ушла к себе, а я по её рассказу составил донесение, которое Анн-Мари затем зашифровала и отправила по секретным каналам связи представителю объединённого командования, возглавлявшему всю агентурную сеть на Новороссии.
Менее чем через четверть часа пришёл лаконичный ответ, что информация получена и принята к сведению. Анн-Мари погасила терминал и повернулась ко мне:
– Ну, кажется, на сегодня всё. Теперь можно идти спать.
«Да, спать, – подумал я. – Просто спать. Как всегда, каждый на своей половине кровати...»
За полторы недели, которые мы прожили здесь в качестве мужа и жены, за одиннадцать ночей, проведённых в одной постели, моё первоначальное и, в общем-то, банальное для мужчины желание заняться сексом с привлекательной женщиной переросло в нечто большее – в желание заняться с ней любовью. Я не знал точно, когда это случилось, но в последние дни меня всё сильнее влекло к Анн-Мари, и наша игра в супругов порой казалась мне вовсе не игрой, а самой что ни на есть настоящей реальностью. Я чувствовал, что начинаю влюбляться, и это меня беспокоило – не столько потому, что Анн-Мари была моим сослуживцем и, мало того, подчинённой, сколько из-за Рашели. Я не знал, как отнесётся к этому дочь, однако боялся, что не слишком благосклонно. Как я подозревал, в глубине души она ещё питала иллюзию насчёт того, что я снова могу сойтись с её матерью. Но это были напрасные надежды...
– Что с тобой, Стив? – спросила Анн-Мари, мигом уловив перемену в моём настроении. – Почему ты нахмурился?
– Я подумал о Рашели, – ответил я, и отчасти это было правдой.
– О Рейчел, – поправила она. – Пожалуйста, не забывайся.
– Я не забываюсь, – возразил я. – Ни на мгновение. Однако сейчас я думаю именно о Рашели, а не о Рейчел. Насчёт Рейчел я более или менее спокоен, с ней всё в порядке – она ходит в школу, флиртует с одноклассником, играет в конспиратора... А вот Рашель, которая скрывается под её личиной, вызывает у меня беспокойство.
– Ага, понимаю, – кивнула Анн-Мари. – Это касается Олега Рахманова.
– Так ты тоже заметила?
– Конечно. И не вижу в этом ничего страшного. В конце концов, Рашель уже взрослая, ей девятнадцать лет. В таком возрасте девушки часто влюбляются.
– Но она влюбилась в сопливого мальчишку.
– Который всего два года моложе её. Тоже мне разница! Не смеши меня. Олег производит впечатление весьма серьёзного и ответственного молодого человека. В сексуальном плане он даже более зрелый, чем Рашель. Во всяком случае, более опытный.
– Ну, спасибо, – проворчал я, – утешила.
Анн-Мари звонко рассмеялась:
– Ах, вот что тебя волнует! Я сразу так и подумала. Ты просто ревнуешь. Как и многие отцы, ты чувствуешь досаду при мысли о том, что твоя дочь может любить какого-то другого мужчину, кроме тебя.
Я густо покраснел:
– Он никакой не мужчина.
– Ладно, ещё мальчишка. Но это поправимо. Со временем это пройдёт. И не надо брать дурного в голову, с Рашелью всё будет в порядке. Терять девственность немного больно, но совсем не смертельно. По своему опыту знаю.
С этими словами Анн-Мари поднялась с кресла и оказалась лицом к лицу со мной. Подчиняясь внезапному импульсу, я обнял её за плечи и приник губами к её губам.
Она не сопротивлялась, но и не ответила на мой поцелуй. Её мягкие, податливые губы оставались совершенно безжизненными. В надежде разбудить в ней страсть я стал целовать её лицо и шею. Я крепко прижимал её к себе, энергично гладил руками стройную талию и упругие бёдра. Анн-Мари покорно принимала все мои ласки, однако по-прежнему не реагировала на них. Лишь когда я начал расстёгивать её платье, она мягко остановила меня и высвободилась из моих объятий.
– Извини, я не могу. Ничего не получается. Ты очень нравишься мне, правда – очень. Но... Когда ты обнял меня, всё моё тело словно онемело. Так было и раньше, с другими. Все семь лет. И я не знаю, что мне с этим делать.
Некоторое время мы растерянно смотрели друг на друга. В глазах Анн-Мари застыла боль и тоска. А ещё неудовлетворённая жажда нежности и ласки...
– Ты обращалась к врачам? – наконец спросил я.
– Да, и не раз. Никаких отклонений у меня не находили. И физически, и психически я полностью здорова. Мои проблемы лежат вне медицинской плоскости. Просто мне нужен... определённый мужчина. Один-единственный на свете. К сожалению, это не ты. Извини, пожалуйста.
«Будь ты проклят, Арчибальд!» – в сердцах подумал я.
Анн-Мари повернулась к столу и взяла пачку сигарет.
– Ладно, – сказала она ровным голосом. – Сегодня твоя очередь первым принимать душ. Ступай, а я пока выкурю свою последнюю сигарету.
Уныло склонив голову, я вышел из кабинета.
22
Понедельник никаких известий не принёс. Зато во вторник в сводках новостей проскользнуло упоминание о том, что шестнадцатилетняя цесаревна Наталья Александровна, младшая дочь государя Александра Михайловича, посетила несколько пригородных школ-интернатов, в том числе и тот, где училась Эстер. Целью этих визитов было пополнение штата принцессы новыми фрейлинами, каковых по традиции отбирали среди девочек-сирот. В отличие от царских отпрысков мужского пола, которые учились в обычной школе (ну, не совсем в обычной, а в самой лучшей, элитарной), государевы дочери проходили школьную программу в специальном придворном лицее, где компанию им составляли сверстницы-фрейлины. Собственно, это и было их главной обязанностью – учиться вместе с цесаревнами.
Уже на следующий день, в среду, три девочки получили официальное приглашение Двора занять должность фрейлин принцессы Натальи. Среди них оказалась и Эстер, а две другие избранницы были родом с Аррана и Эсперансы. Большинство обозревателей истолковали такой выбор, как символический жест доброй воли по отношению к переселенцам, свидетельство того, что верховная власть Новороссии признаёт их полноправными гражданами планеты.
Собственно, так оно и было. Как поведала мне Рашель со слов Олега Рахманова, Павел просто подкинул эту идею сестре, та сразу ухватилась за неё, а со стороны родителей никаких возражений не последовало. Остальное было уже делом техники. Вездесущий Сергей Иванов по прозвищу Вейдер позаботился о том, чтобы интернат Эстер попал в список тех, которые должна была посетить принцесса, а дальше всё случилось само собой, и Павлу даже не пришлось вмешиваться, чтобы склонить сестру к нужному решению. Внешность Эстер, её общительность и острый ум произвели на цесаревну благоприятное впечатление, и она сама, без подсказки брата, остановила на ней свой выбор.
А уже в четверг начались осторожные контакты цесаревича с нашей разведкой. Как мы и предполагали, он сразу дал понять, что не намерен танцевать под нашу дудку, а согласен сотрудничать лишь на равных. Чувствуя за собой внушительную поддержку в лице молодёжной организации, ухитрившейся опутать своими сетями всю Новороссию и даже установившей контроль над царской охранкой, Павел вполне мог позволить себе диктовать нам свои условия, а у нас не оставалось другого выхода, как признать за ним это право. Помимо него, нам больше не на кого было делать ставку – он был единственным сыном царя, сам государь, его отец, на поверку оказался слабым, безвольным человеком, вконец запуганным чужаками, а дядя и того хуже – вовсю лоббировал интересы могущественной финансово-промышленной группы, которая с потрохами продалась альвам. Рассчитывать же на то, что народ, веками привыкший жить под царской властью, с воодушевлением воспримет свержение монархии, было бы по меньшей мере наивно.
Время шло своим чередом. Переговоры нашего командования с принцем Павлом продвигались успешно, а его соратники, судя по их поведению, ни о чём не догадывались. Они поверили, что цесаревич влюбился в Эстер, и, надо сказать, имели для этого все основания, поскольку между молодыми людьми действительно завязался роман, слухи о котором быстро проникли за пределы дворца и вскоре облетели всю планету. В большинстве своём народ отнёсся к ним со спокойным пониманием и лёгкой иронией – в свои неполные восемнадцать Павел уже прослыл весьма любвеобильным юношей, а его страсть к рыжеволосым девушкам была общеизвестна. Правда, некоторые особо правоверные или истово православные граждане Новороссии выказывали неудовольствие тем, что новой пассией их наследного принца стала еврейка, но таковых, к счастью, было совсем немного.
А у Рашели на сей счёт сложилось вполне определённое мнение, которое она не замедлила сообщить мне, как только ей стало известно об отношениях между Павлом и Эстер.
– Адмирал Дюбарри чёртов сводник! – сказала дочь. – Он с самого начала планировал это. Только не говори, что ты ничего не знал. Конечно, знал. Ещё бы – такое великолепное прикрытие! А на чувства бедняжки Эстер всем наплевать.
– Но, солнышко, – смущённо возразил я, – ведь никто её не принуждал. Она сама, по собственной инициативе...
– Нет, по велению долга! Она не дурочка, она сразу поняла, что от неё требуется.
– Почему ты так думаешь? А вдруг Эстер влюбилась в него? Вот ты... – Я на секунду замялся. – Тебе же нравится Олег Рахманов. Нравится не потому, что тебе поручили работать с ним, а просто нравится. И ты проводишь с ним много времени вовсе не по велению долга.
– Ну, допустим. – Рашель дерзко посмотрела мне в глаза. – Но я не спешу заваливаться с ним в постель. Или заниматься этим в любом другом месте. Хотя кое-кто, не буду называть имена, настойчиво советовал мне быть более уступчивой.
Дочка вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Мне не составило труда догадаться, кем был упомянутый Рашелью «кое-кто», и я твёрдо постановил надрать этому наглому мальчишке уши. После выполнения задания, конечно, когда он уже не будет моим подчинённым...
А на исходе пятой недели нашего пребывания на Новороссии мне стало известно, что на планету вернулся альв Григорий Шелестов.
23
Наша встреча состоялась там же, где и в предыдущий раз. Альв посадил свой двухместный флайер на пустынную стоянку возле безлюдной аллеи, я забрался в салон с правой стороны и сел в свободное пассажирское кресло. Мы поздоровались.
– Я выяснил, о чём ты просил, Стефан, – сразу перешёл к делу Шелестов. – Ваши руководители были правы: мы не изобретали кварковых бомб, а получили их от людей.
В его голосе прозвучали странные нотки – то ли облегчения от того, что всё обошлось, то ли сожаления, что альвы оказались неспособными повторить наше открытие. Скорее всего, и того и другого было поровну.
– Ты сказал «бомбы», – произнёс я. – Это значит, что вам дали уже готовое оружие, а не технологию?
– Совершенно верно, – подтвердил мой собеседник. – Три полностью смонтированных устройства с подробной инструкцией их применения. Одно из них было испытано в шаровом скоплении IC 4499. Второе наши попытались разобрать, чтобы изучить его конструкцию. Нас, конечно, предупредили, что этого делать нельзя, поставили в известность, что в таком случае бомба взорвётся, но наше правительство решило рискнуть. В результате произошёл термоядерный взрыв, мы потеряли весь персонал временной исследовательской базы – несколько десятков высококлассных учёных и инженеров, а также около двух тысяч технических работников и военных.
– Где это произошло?
– В одной из изолированных от Галактической Спирали систем. Двойная звезда без собственного названия, только с каталожным номером. Я не могу продиктовать его по памяти, но у меня всё записано. – С этими словами альв похлопал по своему нагрудному карману, однако ничего оттуда не достал. – Судьба последней бомбы вам хорошо известна. Для полноты картины добавлю, что её сбросил на солнце Джейханны флот-надполковник Жорже Перейра Душ Сантуш, теперь уже генерал-капитан третьего ранга, Герой Альвийской Федерации.
– От кого вы получили запалы? Когда это произошло?
– Четырнадцать стандартных месяцев назад. А точнее, двадцать пятого июля прошлого года. За несколько дней перед тем в систему Бетельгейзе прорвался один из ваших разведчиков и передал зашифрованное нашим секретным правительственным кодом сообщение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50