Но гибель Рахиль перечеркнула все мои планы. Я не мог оставаться в Доме, который вот-вот вступит в войну с моим народом.
– А почему вообще ты принял подданство Дома Света?
– Во-первых, потому что его приняла моя жена. А во-вторых, и это, пожалуй, главное, в Израиле мне все равно ничего не светило. Формально я принадлежу к королевской семье, но вместе с тем я незаконнорожденный и полукровка. К тому же детство и юность я провёл в мире простых смертных, даже не подозревая о своём происхождении. Вы, конечно, обратили внимание на мой акцент.
– Английский, – сказал я. – Нет, скорее американский.
– Я был гражданином Конфедерации, – подтвердил мою догадку Джона. – И я покривлю душой, если скажу, что очень привязан к Земле Обетованной.
– То есть, ты так и не прижился в Доме Израилевом?
– Увы, да. Будь я ПРОСТО полукровкой и незаконнорожденным, никаких проблем с моей ассимиляцией не возникло бы. Но себе на беду я оказался сыном Исайи Бен Гура, и одним этим фактом нажил себе много врагов среди ближайших родственников. Если бы я только знал, что всё так обернётся, то скрыл бы свидетельства своего происхождения.
Я вздохнул.
– Если б мы могли предвидеть будущее, то были бы не людьми, а богам и… Кстати, о богах. Я не собираюсь строить сакральное государство, мой Дом будет светским, но в основе своей христианским. Тебя это не смущает?
Джона внимательно посмотрел на меня и произнёс:
– Амадис говорил мне о вашей манере давать вполне определённые ответы иносказательно, облекая их в форму вопросов. Он называет это уклончивостью наоборот.
– М-да, – сказал я задумчиво и немного растеряно. – Амадис верно подметил. Признаю, есть у меня такая привычка. Это проистекает из того, что зачастую я принимаю решения на бессознательном уровне, опираясь не на логику, а на интуицию… Однако вернёмся к нашим баранам.
– Вы насчёт религии?
– Да.
– Честно говоря, меня это мало волнует. По своим убеждениям я агностик, а что касается этических норм, то иудаизм и христианство исповедуют схожие ценности; в мире, где я родился, они называются общечеловеческими. В конце концов, Иисус был сыном Израиля. – Тут Джона ухмыльнулся. – Знаете, многие мои соплеменники втайне гордятся этим фактом, хотя и считают христианство ересью. Между прочим, ваш Дом намерен признать верховенство Иоанна, или же вы примкнёте к последователям Симона-Петра?
– Не знаю, – покачал я головой. – Сейчас наши священнослужители только свыкаются с тем, что Иисус, которого они чтили, на самом деле был лишь резонансным проявлением настоящего Иисуса. Идут затяжные дискуссии, уточняются многие постулаты, в ближайшее время патриарх Иерусалимский намерен созвать внеочередной собор – и тогда мне придётся несладко. – Я вздохнул. – Очень несладко.
– На этот собор будут приглашены представители петристов и иоаннитов?
– Чтобы они передрались там? Нет, боже упаси. Я сам выступлю с докладом и постараюсь объективно обрисовать настоящее положение дел в Экваторе. Скорее всего, вместе с новым Домом возникнет и новая ветвь вселенского христианства. Архиепископ Авалонский предложил любопытную идею насчёт вторичной божественной манифестации… – Я умолк и взглянул на часы, показывающие время Царства Света. Разговор о религии напомнил мне, что близится к концу торжественное богослужение в Главном храме Митры. – Ну ладно, мне пора. У тебя день на сборы и прощание с Экватором. Если не передумаешь, жди меня завтра в Сумерках. Мы отбываем сразу после моей и Брендона встречи с царём Давидом.
– Вы будете вести переговоры? – поинтересовался Джона.
– Переговоры будет вести Брендон, – уточнил я. – Ведь он король Света. Моё в них участие ограничится ролью наблюдателя. Поэтому не опаздывай – если переговоры затянутся, я не буду ожидать их конца. У меня очень много дел в Срединных мирах.
– Я не опоздаю, – пообещал Джона. – И не передумаю. Я сейчас же отправлюсь в Сумерки и проведу свой последний день в Экваторе, наслаждаясь красотами Олимпа.
А я отправился в Солнечный Град, чтобы присутствовать на праздничном пиру по случаю коронации Брендона. Беспечно поглощая священное жаркое из умерщвлённого в храме быка, я даже не подозревал, что в это самое время Джона готовит мне большую свинью. При оценке людей я слишком полагался на свою интуиции, за что меня не единожды критиковал Дионис, предрекая тот день, когда я крупно ошибусь. Увы, так и случилось. В самый неподходящий момент моя интуиция дала осечку.
Taken: , 1ГЛАВА 7.
БРЕНДА
Со всеми предыдущими группами наёмников Артура я проводила по несколько часов, давая им подробнейшие инструкции, знакомя их с местной географией и историей, отвечая на все вопросы. Но на этот раз я отнеслась к своим обязанностям небрежно – даже хуже, чем просто небрежно. Я лишь поприветствовала новоприбывших и произнесла короткую вступительную речь, которой хватило ровно настолько, чтобы дождаться появления двух других «уток», которых я вызвала сразу после разговора с Артуром. Они уже неделю самостоятельно изучали этот мир, так что их можно было назвать старожилами. Им-то я и поручила позаботиться о новичках, а сама, второпях попрощавшись, вернулась в королевский дворец.
Оказавшись в своей «нише», я обнаружила, что меня бьёт озноб, а ноги подкашиваются. Благо в комнатушке был предусмотрен необходимый минимум удобств, и мне не было нужды идти ещё куда-то. Я прилегла на диванчик у стены, завернулась в плед и закурила. Никотин подействовал на мои нервы успокаивающе, и постепенно царивший в моей голове сумбур уступил место хоть путанным, но всё же связным мыслям. Наконец-то я смогла не только думать, но и размышлять, анализировать, делать выводы… пусть и со скрипом.
Сказать, что Артур ошарашил меня известием о Брендоне и Бранвене, ещё не сказать ничего. Во время нашего предыдущего разговора я побоялась расспросить Артура о характере их отношений, вернее, мне в голову не пришло задать ему этот вопрос – подсознательный страх услышать отрицательный ответ подавил его в самом зародыше. А позже, когда эта мысль оформилась, меня начало трясти от страха, что вот-вот отдалённое присутствие Брендона станет более осязаемым, потом меня закружит в вихре его эмоций, его страсть станет моей страстью, а его тело – продолжением моего…
Но как теперь выяснилось, мои страхи оказались напрасными. Брендон УЖЕ был близок с Бранвеной – а я продолжала воспринимать его «спящим». Впервые за всю свою жизнь я, что называется, не держала свечку, не ласкала его руками тело женщины, не целовала его губами её губы. Так может быть, это взаимно? Так должно быть! В противном случае это будет вопиющим нарушением всех законов – бытия и нравственности. Господь бог – неприятный субъект; но не может же он в самом деле быть такой противной гнидой.
Я закрыла глаза и начала усиленно представлять себя в объятиях мужчины, стараясь довести себя до той степени возбуждения, за которой обычно рушились все возводимые между мной и Брендоном барьеры. Дело продвигалось с трудом – во-первых, из-за многолетней привычки, своего рода рефлекса, предохранявшего нас обоих от психических травм. А во-вторых, я никак не могла представить лицо мужчины, но когда оно всё же обретало чьи-то черты, возбуждение мигом пропадало. Тоже привычка – видеть в знакомых мужчинах только друзей. В конце концов, в моём воображении, как чёртик из табакерки, возник мой покойный муж… И на меня нахлынули горькие, мучительные воспоминания о тех нескольких месяцах, в течение которых я и Брендон со мной за компанию балансировали на грани безумия. Я бросила свою глупую затею с самовозбуждением и разревелась, как малое дитя.
Слёзы принесли мне облегчение. Выплакавшись вволю, я немного успокоилась и могла уже более или менее трезво рассуждать о своём теперешнем положении и о дальнейших перспективах. Но моё терпение было на исходе. Я не выношу неопределённости, я всегда жажду точного знания. Если мои надежды – лишь очередная иллюзия, так пусть она развеется как можно скорее, пока я не свыклась с ней, пока она не стала для меня чем-то реальным, осязаемым.
Я посмотрела на часы. В Авалоне было полчетвёртого утра, в Солнечном Граде – восемь вечера. Сейчас Брендон, наверное, сидит во главе праздничного стола и ест жаркое из жертвенного быка. Ну и чёрт с ним, пусть подавится.
Я встала с дивана, подошла к зеркалу и наложила на него соответствующие чары. Зеркало мгновенно помутнело, а спустя несколько секунд послышался недовольный голос:
– Кто там ещё?
– Это я, Бренда.
– Ах, Бренда… Привет, солнышко. – Хотя туман в зеркале не расступался, я ясно представила сонную ухмылочку Моргана. – Что подняло тебя в такую рань?
– Нам нужно поговорить. Ты сейчас занят?
– В общем, да. Я сплю… то есть спал.
– Я имею в виду другое, – уточнила я.
– А-а!.. Нет, увы, я свободен. Просто моё зеркальце где-то запропастилось, а вставать лень.
– Может, всё-таки встанешь?
Морган вздохнул.
– Ладно, уболтала…
– И встретимся в твоём кабинете. Пока.
Я прервала связь и, чтобы не шляться по пустынным коридорам дворца, сразу переместилась в «нишу» Моргана, обставленную не так уютно как моя, но и не без претензий на изысканность. Правда, общее впечатление немного портило несколько цветных плакатов на стене с изображением обнажённых девиц, но с другой стороны эта деталь многое говорила о характере хозяина «ниши» и была вроде как его визитной карточкой.
Я поудобнее устроилась в кресле и принялась ждать. От нечего делать, я разглядывала плакаты, гадая, что привлекло Моргана именно в этих девицах. Благодаря Брендону у меня был немалый опыт в оценке женщин с мужской точки зрения.
Минуты три спустя потайная дверь «ниши» отворилась и на пороге предстал Морган, одетый в красный халат поверх пижамы, умытый, причёсанный и совсем не сонный. Если бы я не знала о его привычке бриться перед сном, то, право слово, подумала бы, что он смотался в Безвременье и там тщательно соскоблил свою щетину.
– Ещё раз привет, – дружелюбно произнёс Морган. – Проходи. Между прочим, дверь была не заперта.
Я вошла в кабинет и в растерянности остановилась посреди комнаты, не зная, с чего начать. Морган внимательно присмотрелся ко мне и сказал:
– У тебя такой вид, точно ты думаешь о том же, что и я.
– Смотря о чём ты думаешь.
Он развязно ухмыльнулся.
– О чём же ещё может думать мужчина в присутствии такой очаровательной женщины?
Это была наша традиционная разминка, однако на сей раз я не собиралась обращать всё сказанное в шутку. Меня снова затрясло от безотчётного страха, но я постаралась скрыть свой испуг под маской игривости.
– Значит, наши мыслишки вертятся в одном направлении.
Морган оторопело уставился на меня. Если бы я ни с того, ни с сего огрела его дубинкой по голове, он был бы изумлён куда меньше.
– Ты это серьёзно, милочка?
– Д-д… – Внезапно у меня перехватило дыхание, и я застыла с открытым ртом, пытаясь ухватить воздух, как вынутая из воды рыба. Затем злость на себя, на свою робость, на беспомощность, вернула мне самообладание. – Да, серьёзно! Чёрт тебя подери, Морган, поцелуй же меня! Или ты ждёшь, пока я передумаю?
Морган подступил ко мне, обнял меня и поцеловал в губы. Правду сказать, я ожидала, что он набросится на меня как хищный зверь на свою жертву, но на деле всё оказалось иначе. Его крепкие объятия не причиняли мне боли, его поцелуй был ласковым и нежным, а когда он дал волю своим рукам, то не для того, чтобы жадно лапать моё тело, а чтобы гладить меня.
– Ты совсем как статуя, Бренда, – проговорил Морган, ещё раз поцеловав мои бесчувственные губы. – Тебя всю сковал страх.
– Так помоги мне избавиться от него, – почти взмолилась я. – Помоги мне стать женщиной.
И он помог мне. Я не буду рассказывать, как это происходило. Во-первых, это наше с Морганом личное дело, а во-вторых, я очень смутно помню, что мы тогда вытворяли. В любом случае – молчок.
Потом мы лежали в постели и курили одну сигарету за другой, небрежно стряхивая пепел прямо на пол. В камине весело трещали охваченные огнём дрова. Зима в Авалоне обычно мягкая, зачастую бесснежная, но по ночам бывает холодновато. И хотя в жилых помещениях дворца уже были установлены электрические обогреватели, Морган по старинке предпочитал камин – правда, усовершенствованный, с автоматической подачей дров. Я не могла не признать, что в этом было своё очарование.
– Бренда, – наконец отозвался Морган. – Ты сущий чертёнок.
– В самом деле? – лениво произнесла я.
– В самом деле. Ты – что-то особенное. Мне ещё ни с кем не было так хорошо, как с тобой.
– Мне тоже, – сказала я чистую правду.
– Нет, я серьёзно, – настаивал Морган, невесть почему вообразив, что я иронизирую. – Впрочем, сначала ты была холодной, как льдинка, но потом ты как растаяла… так уж растаяла! – Он немного помолчал, колеблясь, затем всё же добавил:
– А знаешь, ведь я грешным делом считал, что тебя интересуют исключительно девочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– А почему вообще ты принял подданство Дома Света?
– Во-первых, потому что его приняла моя жена. А во-вторых, и это, пожалуй, главное, в Израиле мне все равно ничего не светило. Формально я принадлежу к королевской семье, но вместе с тем я незаконнорожденный и полукровка. К тому же детство и юность я провёл в мире простых смертных, даже не подозревая о своём происхождении. Вы, конечно, обратили внимание на мой акцент.
– Английский, – сказал я. – Нет, скорее американский.
– Я был гражданином Конфедерации, – подтвердил мою догадку Джона. – И я покривлю душой, если скажу, что очень привязан к Земле Обетованной.
– То есть, ты так и не прижился в Доме Израилевом?
– Увы, да. Будь я ПРОСТО полукровкой и незаконнорожденным, никаких проблем с моей ассимиляцией не возникло бы. Но себе на беду я оказался сыном Исайи Бен Гура, и одним этим фактом нажил себе много врагов среди ближайших родственников. Если бы я только знал, что всё так обернётся, то скрыл бы свидетельства своего происхождения.
Я вздохнул.
– Если б мы могли предвидеть будущее, то были бы не людьми, а богам и… Кстати, о богах. Я не собираюсь строить сакральное государство, мой Дом будет светским, но в основе своей христианским. Тебя это не смущает?
Джона внимательно посмотрел на меня и произнёс:
– Амадис говорил мне о вашей манере давать вполне определённые ответы иносказательно, облекая их в форму вопросов. Он называет это уклончивостью наоборот.
– М-да, – сказал я задумчиво и немного растеряно. – Амадис верно подметил. Признаю, есть у меня такая привычка. Это проистекает из того, что зачастую я принимаю решения на бессознательном уровне, опираясь не на логику, а на интуицию… Однако вернёмся к нашим баранам.
– Вы насчёт религии?
– Да.
– Честно говоря, меня это мало волнует. По своим убеждениям я агностик, а что касается этических норм, то иудаизм и христианство исповедуют схожие ценности; в мире, где я родился, они называются общечеловеческими. В конце концов, Иисус был сыном Израиля. – Тут Джона ухмыльнулся. – Знаете, многие мои соплеменники втайне гордятся этим фактом, хотя и считают христианство ересью. Между прочим, ваш Дом намерен признать верховенство Иоанна, или же вы примкнёте к последователям Симона-Петра?
– Не знаю, – покачал я головой. – Сейчас наши священнослужители только свыкаются с тем, что Иисус, которого они чтили, на самом деле был лишь резонансным проявлением настоящего Иисуса. Идут затяжные дискуссии, уточняются многие постулаты, в ближайшее время патриарх Иерусалимский намерен созвать внеочередной собор – и тогда мне придётся несладко. – Я вздохнул. – Очень несладко.
– На этот собор будут приглашены представители петристов и иоаннитов?
– Чтобы они передрались там? Нет, боже упаси. Я сам выступлю с докладом и постараюсь объективно обрисовать настоящее положение дел в Экваторе. Скорее всего, вместе с новым Домом возникнет и новая ветвь вселенского христианства. Архиепископ Авалонский предложил любопытную идею насчёт вторичной божественной манифестации… – Я умолк и взглянул на часы, показывающие время Царства Света. Разговор о религии напомнил мне, что близится к концу торжественное богослужение в Главном храме Митры. – Ну ладно, мне пора. У тебя день на сборы и прощание с Экватором. Если не передумаешь, жди меня завтра в Сумерках. Мы отбываем сразу после моей и Брендона встречи с царём Давидом.
– Вы будете вести переговоры? – поинтересовался Джона.
– Переговоры будет вести Брендон, – уточнил я. – Ведь он король Света. Моё в них участие ограничится ролью наблюдателя. Поэтому не опаздывай – если переговоры затянутся, я не буду ожидать их конца. У меня очень много дел в Срединных мирах.
– Я не опоздаю, – пообещал Джона. – И не передумаю. Я сейчас же отправлюсь в Сумерки и проведу свой последний день в Экваторе, наслаждаясь красотами Олимпа.
А я отправился в Солнечный Град, чтобы присутствовать на праздничном пиру по случаю коронации Брендона. Беспечно поглощая священное жаркое из умерщвлённого в храме быка, я даже не подозревал, что в это самое время Джона готовит мне большую свинью. При оценке людей я слишком полагался на свою интуиции, за что меня не единожды критиковал Дионис, предрекая тот день, когда я крупно ошибусь. Увы, так и случилось. В самый неподходящий момент моя интуиция дала осечку.
Taken: , 1ГЛАВА 7.
БРЕНДА
Со всеми предыдущими группами наёмников Артура я проводила по несколько часов, давая им подробнейшие инструкции, знакомя их с местной географией и историей, отвечая на все вопросы. Но на этот раз я отнеслась к своим обязанностям небрежно – даже хуже, чем просто небрежно. Я лишь поприветствовала новоприбывших и произнесла короткую вступительную речь, которой хватило ровно настолько, чтобы дождаться появления двух других «уток», которых я вызвала сразу после разговора с Артуром. Они уже неделю самостоятельно изучали этот мир, так что их можно было назвать старожилами. Им-то я и поручила позаботиться о новичках, а сама, второпях попрощавшись, вернулась в королевский дворец.
Оказавшись в своей «нише», я обнаружила, что меня бьёт озноб, а ноги подкашиваются. Благо в комнатушке был предусмотрен необходимый минимум удобств, и мне не было нужды идти ещё куда-то. Я прилегла на диванчик у стены, завернулась в плед и закурила. Никотин подействовал на мои нервы успокаивающе, и постепенно царивший в моей голове сумбур уступил место хоть путанным, но всё же связным мыслям. Наконец-то я смогла не только думать, но и размышлять, анализировать, делать выводы… пусть и со скрипом.
Сказать, что Артур ошарашил меня известием о Брендоне и Бранвене, ещё не сказать ничего. Во время нашего предыдущего разговора я побоялась расспросить Артура о характере их отношений, вернее, мне в голову не пришло задать ему этот вопрос – подсознательный страх услышать отрицательный ответ подавил его в самом зародыше. А позже, когда эта мысль оформилась, меня начало трясти от страха, что вот-вот отдалённое присутствие Брендона станет более осязаемым, потом меня закружит в вихре его эмоций, его страсть станет моей страстью, а его тело – продолжением моего…
Но как теперь выяснилось, мои страхи оказались напрасными. Брендон УЖЕ был близок с Бранвеной – а я продолжала воспринимать его «спящим». Впервые за всю свою жизнь я, что называется, не держала свечку, не ласкала его руками тело женщины, не целовала его губами её губы. Так может быть, это взаимно? Так должно быть! В противном случае это будет вопиющим нарушением всех законов – бытия и нравственности. Господь бог – неприятный субъект; но не может же он в самом деле быть такой противной гнидой.
Я закрыла глаза и начала усиленно представлять себя в объятиях мужчины, стараясь довести себя до той степени возбуждения, за которой обычно рушились все возводимые между мной и Брендоном барьеры. Дело продвигалось с трудом – во-первых, из-за многолетней привычки, своего рода рефлекса, предохранявшего нас обоих от психических травм. А во-вторых, я никак не могла представить лицо мужчины, но когда оно всё же обретало чьи-то черты, возбуждение мигом пропадало. Тоже привычка – видеть в знакомых мужчинах только друзей. В конце концов, в моём воображении, как чёртик из табакерки, возник мой покойный муж… И на меня нахлынули горькие, мучительные воспоминания о тех нескольких месяцах, в течение которых я и Брендон со мной за компанию балансировали на грани безумия. Я бросила свою глупую затею с самовозбуждением и разревелась, как малое дитя.
Слёзы принесли мне облегчение. Выплакавшись вволю, я немного успокоилась и могла уже более или менее трезво рассуждать о своём теперешнем положении и о дальнейших перспективах. Но моё терпение было на исходе. Я не выношу неопределённости, я всегда жажду точного знания. Если мои надежды – лишь очередная иллюзия, так пусть она развеется как можно скорее, пока я не свыклась с ней, пока она не стала для меня чем-то реальным, осязаемым.
Я посмотрела на часы. В Авалоне было полчетвёртого утра, в Солнечном Граде – восемь вечера. Сейчас Брендон, наверное, сидит во главе праздничного стола и ест жаркое из жертвенного быка. Ну и чёрт с ним, пусть подавится.
Я встала с дивана, подошла к зеркалу и наложила на него соответствующие чары. Зеркало мгновенно помутнело, а спустя несколько секунд послышался недовольный голос:
– Кто там ещё?
– Это я, Бренда.
– Ах, Бренда… Привет, солнышко. – Хотя туман в зеркале не расступался, я ясно представила сонную ухмылочку Моргана. – Что подняло тебя в такую рань?
– Нам нужно поговорить. Ты сейчас занят?
– В общем, да. Я сплю… то есть спал.
– Я имею в виду другое, – уточнила я.
– А-а!.. Нет, увы, я свободен. Просто моё зеркальце где-то запропастилось, а вставать лень.
– Может, всё-таки встанешь?
Морган вздохнул.
– Ладно, уболтала…
– И встретимся в твоём кабинете. Пока.
Я прервала связь и, чтобы не шляться по пустынным коридорам дворца, сразу переместилась в «нишу» Моргана, обставленную не так уютно как моя, но и не без претензий на изысканность. Правда, общее впечатление немного портило несколько цветных плакатов на стене с изображением обнажённых девиц, но с другой стороны эта деталь многое говорила о характере хозяина «ниши» и была вроде как его визитной карточкой.
Я поудобнее устроилась в кресле и принялась ждать. От нечего делать, я разглядывала плакаты, гадая, что привлекло Моргана именно в этих девицах. Благодаря Брендону у меня был немалый опыт в оценке женщин с мужской точки зрения.
Минуты три спустя потайная дверь «ниши» отворилась и на пороге предстал Морган, одетый в красный халат поверх пижамы, умытый, причёсанный и совсем не сонный. Если бы я не знала о его привычке бриться перед сном, то, право слово, подумала бы, что он смотался в Безвременье и там тщательно соскоблил свою щетину.
– Ещё раз привет, – дружелюбно произнёс Морган. – Проходи. Между прочим, дверь была не заперта.
Я вошла в кабинет и в растерянности остановилась посреди комнаты, не зная, с чего начать. Морган внимательно присмотрелся ко мне и сказал:
– У тебя такой вид, точно ты думаешь о том же, что и я.
– Смотря о чём ты думаешь.
Он развязно ухмыльнулся.
– О чём же ещё может думать мужчина в присутствии такой очаровательной женщины?
Это была наша традиционная разминка, однако на сей раз я не собиралась обращать всё сказанное в шутку. Меня снова затрясло от безотчётного страха, но я постаралась скрыть свой испуг под маской игривости.
– Значит, наши мыслишки вертятся в одном направлении.
Морган оторопело уставился на меня. Если бы я ни с того, ни с сего огрела его дубинкой по голове, он был бы изумлён куда меньше.
– Ты это серьёзно, милочка?
– Д-д… – Внезапно у меня перехватило дыхание, и я застыла с открытым ртом, пытаясь ухватить воздух, как вынутая из воды рыба. Затем злость на себя, на свою робость, на беспомощность, вернула мне самообладание. – Да, серьёзно! Чёрт тебя подери, Морган, поцелуй же меня! Или ты ждёшь, пока я передумаю?
Морган подступил ко мне, обнял меня и поцеловал в губы. Правду сказать, я ожидала, что он набросится на меня как хищный зверь на свою жертву, но на деле всё оказалось иначе. Его крепкие объятия не причиняли мне боли, его поцелуй был ласковым и нежным, а когда он дал волю своим рукам, то не для того, чтобы жадно лапать моё тело, а чтобы гладить меня.
– Ты совсем как статуя, Бренда, – проговорил Морган, ещё раз поцеловав мои бесчувственные губы. – Тебя всю сковал страх.
– Так помоги мне избавиться от него, – почти взмолилась я. – Помоги мне стать женщиной.
И он помог мне. Я не буду рассказывать, как это происходило. Во-первых, это наше с Морганом личное дело, а во-вторых, я очень смутно помню, что мы тогда вытворяли. В любом случае – молчок.
Потом мы лежали в постели и курили одну сигарету за другой, небрежно стряхивая пепел прямо на пол. В камине весело трещали охваченные огнём дрова. Зима в Авалоне обычно мягкая, зачастую бесснежная, но по ночам бывает холодновато. И хотя в жилых помещениях дворца уже были установлены электрические обогреватели, Морган по старинке предпочитал камин – правда, усовершенствованный, с автоматической подачей дров. Я не могла не признать, что в этом было своё очарование.
– Бренда, – наконец отозвался Морган. – Ты сущий чертёнок.
– В самом деле? – лениво произнесла я.
– В самом деле. Ты – что-то особенное. Мне ещё ни с кем не было так хорошо, как с тобой.
– Мне тоже, – сказала я чистую правду.
– Нет, я серьёзно, – настаивал Морган, невесть почему вообразив, что я иронизирую. – Впрочем, сначала ты была холодной, как льдинка, но потом ты как растаяла… так уж растаяла! – Он немного помолчал, колеблясь, затем всё же добавил:
– А знаешь, ведь я грешным делом считал, что тебя интересуют исключительно девочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46