В глазах помутилось, подкосились колени. Ораст испугался, что если не уйдет отсюда немедленно, то потеряет равновесие и рухнет прямо вниз, в зал. Он почти уже видел изумленные лица обедающих, и свое тело, мертвое, изломанное на изразцовых плитах у камина… Пошатываясь, цепляясь за портьеру, Ораст выбрался из укрытия.
В коридоре он постоял какое-то время, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Где-то вдали трижды пробил колокол – время ночной стражи. Господа расходились на ночь по своим покоям. Спешили запереть дверь и погасить свечи в залах слуги. Вскоре огромный дом погрузится в сон, но Ораст вдруг понял, что не уснет и не найдет покоя, если не сделает прежде еще одно – последнее. Он должен был увидеть Релату.
Это желание было бессмысленным, нелепым, – более того, опасным. Однако бывший жрец достиг уже той стадии безумия, когда никакие доводы благоразумия не в силах возобладать над горячкой страсти. Ему необходимо было говорить с девушкой, и он готов был смести любые преграды на своем пути, воздвигнутые чужой ли силой, или собственным разумом. Не чуя ног под собой, жрец устремился вверх по лестнице, туда, где располагалась опочивальня дочери барона.
Лишь одной возможности он не учел, – и застыл в дверях девичьих покоев, куда ворвался, преступив все законы приличия и чести, бледный, задыхающийся, не в силах поверить собственным глазам. Релаты в комнате не было!
ОБРАЗ СТРАСТИ
Ты так торопишься уйти? Валерий недоуменно поднял брови. За весь вечер Нумедидес не выдавил из себя и трех слов и сидел за столом, надутый, вяло ковыряясь в тарелке с жарким, так что Валерий даже забеспокоился, не заболел ли его кузен, всегда отличавшийся завидным аппетитом. И вдруг, когда принц уже любезно распрощался с сыновьями Тиберия, пожелал им доброй ночи и скорейшего выздоровления батюшке – этот необъяснимый всплеск язвительной враждебности! Валерий медленно обернулся к Нумедидесу.
– Да, я хотел бы уйти. День был долгим, и я порядком устал. А что, Ваше Высочество не изволит отпускать меня? – Последняя фраза прозвучала нарочито резко, с неприкрытой издевкой. Смущенные столь явным напряжением между вельможными гостями, Винсент с Дельриком, поспешно пробормотав извинения и взяв по кубку вина, отошли к пылающему камину, подальше от начинающейся сцены. Нумедидес поднял голову, сонно хлопая глазами. Валерию показалось, он не в состоянии был сразу отозваться на его слова, – точно ныряльщик, всплывающий на поверхность из вязкой пучины.
Но вот взгляд Нумедидеса прояснился… и вспыхнул откровенной злобой.
– Торопишься? Может, тебя ждут еще какие-то развлечения сегодня?
Помимо воли, Валерий покосился на мирно беседовавших у очага братьев. Хвала Митре, они, кажется, ничего не услышали. Он похолодел, представив, что за скандал разыгрался бы, узнай эти горячие головы о происшедшем сегодня в лесу. Едва ли ему удалось бы объяснить, что встреча их с Релатой на поляне была абсолютно непреднамеренной и не таила ни малейшей угрозы чести их сестры. С мрачной усмешкой Валерий сказал себе, что, несмотря на его сан, у него скорее потребовали бы кровью искупить вину, – и лишь затем, возможно, снизошли бы до разговора.
Хвала Митре, суета в замке, вызванная несчастным случаем с бароном, захватила всех, и слуг, и наследников, – и никто даже не заметил возвращения принца. Релата, бросив на него последний взгляд, полный огня и смутных обещаний, поспешно скрылась… и даже сейчас, вспоминая об этом, Валерий не сдержал вздох облегчения. Внимание девушки было ему лестно – однако таило слишком много опасностей и слишком легко могло увлечь на скользкий путь. Единожды испытав на себе последствия подобных ошибок, принц Шамарский отнюдь не горел желанием повторить это вновь.
По счастью, их отъезд был намечен на завтрашнее утро. Лишь тогда он сможет вздохнуть полной грудью, – воздух амилийского замка внезапно сделался слишком душным. Да еще эта непонятная враждебность Нумедидеса…
Глядя кузену в лицо, он произнес как мог твердо, стремясь одновременно убедить в своей искренности и дать понять, что сейчас не время и не место затевать ссору:
– Я очень устал, и мне не до развлечений, брат. Все удовольствия, что есть в этом замке, я с радостью уступаю тебе.
Нумедидес задумался на миг, прижимая толстые, унизанные перстнями пальцы к влажным губам. И, отхлебнув вина, заметил небрежно, словно и вне всякой связи с предыдущим:
– Как странно… Я был уверен, что маленькая Релата спустится к нам сегодня. Она ведь обещала сыграть мне на лютне… – Он неожиданно усмехнулся, недобро, точно вкладывая в свои слова некий тайный смысл. – Должно быть, теперь она захочет играть только тебе.
Валерий устало покачал головой. Боги пресветлые, мало ему других забот – так теперь еще эта глупейшая ревность! Погруженный в себя, он мало что замечал вокруг, особенно в последнее время, хотя и раньше он не мог похвастаться особой наблюдательностью, – однако повышенный интерес брата к дочери барона он отметил еще со дня злополучного Осеннего Гона. После явления Цернунноса, хоть принц и был явно не в себе, однако ведь не стал хватать за ноги кого ни попадя, а потянулся к этой смазливой девице. Да, если бы не тот досадный случай, то он с радостью препоручил бы любвеобильную дочку Тиберия заботам Нумедидеса, и искренне пожелал бы обоим счастья! Но это, увы, невозможно. И к тому же, устами принца сегодня говорило уязвленное самолюбие отвергнутого самца, а не искренняя страсть. Как ни старался, Валерий не мог заставить себя поверить, что кузен его способен на неподдельные человеческие чувства, – кроме зависти и ревности к более удачливому сопернику.
Да еще эта гадалка – Эрлик ее забери!.. Ему вспомнилось, как мрачен был Нумедидес, когда догнал Валерия в лесу. В сердцах, и сразу, должно быть, пожалев о нечаянной откровенности, он признался брату, что Марна отказалась гадать ему. Взяла перепелку, извлекла внутренности, и тут же, по словам Нумедидеса, взвыла, точно ошпаренная кошка: «Оленя убей! Оленя!» – и с нечленораздельными воплями скрылась в своей избушке; так что принцу пришлось несолоно хлебавши возвращаться назад.
Самому Валерию это показалось смехотворным, и его презрение к горе-прорицательнице лишь усилилось. Видно, фантазия ее исчерпалась на первом же предсказании и, не зная, что бы еще наплести доверчивому принцу, отделалась от него под самым нелепым предлогом. Ибо смешно было бы, в самом деле, полагать, будто по оленьим кишкам гадать у нее выйдет лучше, чем по птичьим… Хотя Нумедидес скептицизма кузена не разделял, и заметно было, что случившееся уязвило его куда сильнее, нежели он тщился показать.
И это лишь подогрело недобрые чувства, что питал к Валерию принц. Оставалось лишь надеяться, что, когда тот удалится наконец в Шамар, Нумедидес успокоится и перестанет искать угрозу там, где нет ее и в помине. Что ж, пусть пройдет время… С внезапной остротой и горечью Валерий проклял свою уступчивость, что толкнула его отправиться с кузеном в Амилию. Да уж, радости эта прогулка не принесла никому, ни ему самому, ни брату, ни терпеливым хозяевам. Вон как бедным молодым баронам приходится делать вид, что их совершенно не интересуют разговоры венценосных гостей. Скорее бы утро! С первыми лучами солнца нужно убраться отсюда прочь, как можно дальше. Пока не случилось чего недоброго.
– Я не люблю лютни, – холодно сказал Валерий Нумедидесу, стремясь передать скрытый смысл, вложенный им в эти слова. – Ее звуки утомляют меня и наводят тоску… Доброй ночи, брат. – Он поклонился и встал.
Однако, если Валерий и ожидал, что слова его смягчат Нумедидеса, его ждало жестокое разочарование. Полные губы кузена поджались брюзгливо, и он небрежно махнул рукой, так, словно отсылал прочь неугодившего слугу.
– Ступай. Я не стану задерживать тебя.
Валерий почувствовал, как закипает гнев в душе. Долготерпение не было свойственно его натуре, и лишь воинская дисциплина приучила его держать гордость в узде. Так же был предел и его снисходительности, – он мог выносить капризы и настроения Нумедидеса, однако далеко не безгранично. Самодовольный, надменный ублюдок! Что он возомнил о себе? Валерием одолело искушение надавать кузену по жирной шее, как принято в солдатских казармах, чтобы научить хорошим манерам… Этот тупой боров обращался с ним, наследным принцем Аквилонии, точно с последним из своих рабов!
Стиснув зубы, Валерий произнес отчетливо, но так, чтобы было слышно лишь им двоим:
– Весьма благодарен тебе за милость, Нумедидес. Однако напомню, что не тебе удерживать или отпускать меня. Я признаю над собой лишь одного господина – своего короля!
Нумедидес лишь усмехнулся в ответ, – но улыбка его оставила в душе Валерия такое гадостное, гнетущее впечатление, как никакие слова. Он и сам не знал почему… Но его пробрала ледяная дрожь, словно черное крыло бога смерти распахнулось над ним в этот миг, и исподволь послышалось змеиное шипение самого Сета. Он отступил на шаг, тщась собраться с мыслями, – но тут их прервал встревоженный Винсент Амилийский.
– Нижайше прошу простить, господа! Вы позволите… – Он любезно поклонился им, и Валерий подумал про себя, что юнец, должно быть, совсем неглуп, и, ощутив надвигающуюся ссору между гостями, предпочел вмешаться, защищая достоинство дома. Вполне объяснимо – невелика радость, чтобы под твоей крышей перегрызли друг другу глотку наследные принцы Аквилонии…
Валерий дружески улыбнулся отваге юноши, хотя дрожащие от ярости губы были неподатливы, и голос звучал глухо:
– Разумеется, Винсент. Мы с братом внимательно слушаем тебя!
– Я не отвлеку вас надолго… – Чувствуя, что ссору, по крайней мере на время, удалось предотвратить, сын барона вздохнул с облегчением. – Я только хотел попросить прощения у наших гостей за то, что мы вынуждены их покинуть. Час уже поздний – а мы хотели еще навестить отца. Надеюсь, вы простите, что мы не смогли предложить вам достойных развлечений сегодня… Обещаю, когда в следующий раз вы снизойдете до посещения нашего скромного дома, мы встретим дорогих гостей как подобает!
Вот так. Изысканно любезно и, в то же время, вполне определенно. Да, сын барона все больше нравился Валерию. В годы службы он был бы рад оказаться с ним в одном отряде… И, заметив, что уголки рта Нумедидеса опускаются в выражении оскорбленного достоинства, и опасаясь какой-нибудь неблаговидной выходки с его стороны, Валерий сделал шаг вперед, поспешив заметить:
– Нам не в чем упрекнуть гостеприимство Амилии, месьор, и мы с кузеном будем счастливы принять ваше приглашение. Так же, как и вы всегда будете желанными гостями в столице и у меня в Шамаре. – Ему показалось, что за спиной у него Нумедидес собрался что-то сказать, и заговорил быстрее, не желая давать тому подобной возможности. – Вечер был превосходным, однако мы оба порядком утомились на охоте и рады будем удалиться в свои покои… И непременно передайте вашему батюшке нашу благодарность и пожелания скорейшего выздоровления. Завтра перед отъездом мы будем иметь честь зайти к нему попрощаться, если он будет готов принять нас.
Кивнув с явным облегчением, молодой барон поспешно вызвал двоих слуг, что должны были сопроводить высокородных гостей в отведенные им покои. Валерий с Нумедидесом разошлись в разные стороны, не обменявшись более ни единым словом.
У дверей комнаты Валерий отпустил слугу, как ни настаивал тот на своей помощи, – однако принц чувствовал себя раздраженным и усталым, и присутствие чужого человека, пусть даже слуги, было бы ему невыносимым.
Сам он, как и положено солдату, давно привык в быту обходиться без помощи бесчисленных, до назойливости услужливых лакеев, как то было в ходу у большинства аквилонских вельмож, и даже по возвращении в Шамар, к вящему огорчению домочадцев, не пожелал расстаться с походными привычками. Должно быть, это послужило поводом для кривотолков во дворце – возможно даже, для насмешек, – однако суровости и горячего нрава принца опасались достаточно, чтобы задеть его хоть ничтожным намеком.
Иное дело, Нумедидес. Насколько Валерий знал своего кузена, тот за всю жизнь и шагу не ступил самостоятельно, без поддержки целой армии вышколенных, предугадывающих все желания господина челядинцев. По каким-то своим соображениям, до сих пор остававшимся загадкой для Валерия, он не пожелал взять в Амилию ни свиты, ни охраны, – однако здесь с удовольствием пользовался любезностью барона. Добрая половина слуг в замке с утра только и выполняла его капризы, и, по возвращении с охоты, все началось сызнова… Валерий поморщился. Если так должен вести себя монарх, чтобы заслужить уважение подданных – он лучше останется солдатом…
С кислой усмешкой принц окинул взглядом небольшую гостиную, из которой дверь вела в спальню. Обставлена добротно, но скромно, должно быть, еще отцом нынешнего барона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
В коридоре он постоял какое-то время, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Где-то вдали трижды пробил колокол – время ночной стражи. Господа расходились на ночь по своим покоям. Спешили запереть дверь и погасить свечи в залах слуги. Вскоре огромный дом погрузится в сон, но Ораст вдруг понял, что не уснет и не найдет покоя, если не сделает прежде еще одно – последнее. Он должен был увидеть Релату.
Это желание было бессмысленным, нелепым, – более того, опасным. Однако бывший жрец достиг уже той стадии безумия, когда никакие доводы благоразумия не в силах возобладать над горячкой страсти. Ему необходимо было говорить с девушкой, и он готов был смести любые преграды на своем пути, воздвигнутые чужой ли силой, или собственным разумом. Не чуя ног под собой, жрец устремился вверх по лестнице, туда, где располагалась опочивальня дочери барона.
Лишь одной возможности он не учел, – и застыл в дверях девичьих покоев, куда ворвался, преступив все законы приличия и чести, бледный, задыхающийся, не в силах поверить собственным глазам. Релаты в комнате не было!
ОБРАЗ СТРАСТИ
Ты так торопишься уйти? Валерий недоуменно поднял брови. За весь вечер Нумедидес не выдавил из себя и трех слов и сидел за столом, надутый, вяло ковыряясь в тарелке с жарким, так что Валерий даже забеспокоился, не заболел ли его кузен, всегда отличавшийся завидным аппетитом. И вдруг, когда принц уже любезно распрощался с сыновьями Тиберия, пожелал им доброй ночи и скорейшего выздоровления батюшке – этот необъяснимый всплеск язвительной враждебности! Валерий медленно обернулся к Нумедидесу.
– Да, я хотел бы уйти. День был долгим, и я порядком устал. А что, Ваше Высочество не изволит отпускать меня? – Последняя фраза прозвучала нарочито резко, с неприкрытой издевкой. Смущенные столь явным напряжением между вельможными гостями, Винсент с Дельриком, поспешно пробормотав извинения и взяв по кубку вина, отошли к пылающему камину, подальше от начинающейся сцены. Нумедидес поднял голову, сонно хлопая глазами. Валерию показалось, он не в состоянии был сразу отозваться на его слова, – точно ныряльщик, всплывающий на поверхность из вязкой пучины.
Но вот взгляд Нумедидеса прояснился… и вспыхнул откровенной злобой.
– Торопишься? Может, тебя ждут еще какие-то развлечения сегодня?
Помимо воли, Валерий покосился на мирно беседовавших у очага братьев. Хвала Митре, они, кажется, ничего не услышали. Он похолодел, представив, что за скандал разыгрался бы, узнай эти горячие головы о происшедшем сегодня в лесу. Едва ли ему удалось бы объяснить, что встреча их с Релатой на поляне была абсолютно непреднамеренной и не таила ни малейшей угрозы чести их сестры. С мрачной усмешкой Валерий сказал себе, что, несмотря на его сан, у него скорее потребовали бы кровью искупить вину, – и лишь затем, возможно, снизошли бы до разговора.
Хвала Митре, суета в замке, вызванная несчастным случаем с бароном, захватила всех, и слуг, и наследников, – и никто даже не заметил возвращения принца. Релата, бросив на него последний взгляд, полный огня и смутных обещаний, поспешно скрылась… и даже сейчас, вспоминая об этом, Валерий не сдержал вздох облегчения. Внимание девушки было ему лестно – однако таило слишком много опасностей и слишком легко могло увлечь на скользкий путь. Единожды испытав на себе последствия подобных ошибок, принц Шамарский отнюдь не горел желанием повторить это вновь.
По счастью, их отъезд был намечен на завтрашнее утро. Лишь тогда он сможет вздохнуть полной грудью, – воздух амилийского замка внезапно сделался слишком душным. Да еще эта непонятная враждебность Нумедидеса…
Глядя кузену в лицо, он произнес как мог твердо, стремясь одновременно убедить в своей искренности и дать понять, что сейчас не время и не место затевать ссору:
– Я очень устал, и мне не до развлечений, брат. Все удовольствия, что есть в этом замке, я с радостью уступаю тебе.
Нумедидес задумался на миг, прижимая толстые, унизанные перстнями пальцы к влажным губам. И, отхлебнув вина, заметил небрежно, словно и вне всякой связи с предыдущим:
– Как странно… Я был уверен, что маленькая Релата спустится к нам сегодня. Она ведь обещала сыграть мне на лютне… – Он неожиданно усмехнулся, недобро, точно вкладывая в свои слова некий тайный смысл. – Должно быть, теперь она захочет играть только тебе.
Валерий устало покачал головой. Боги пресветлые, мало ему других забот – так теперь еще эта глупейшая ревность! Погруженный в себя, он мало что замечал вокруг, особенно в последнее время, хотя и раньше он не мог похвастаться особой наблюдательностью, – однако повышенный интерес брата к дочери барона он отметил еще со дня злополучного Осеннего Гона. После явления Цернунноса, хоть принц и был явно не в себе, однако ведь не стал хватать за ноги кого ни попадя, а потянулся к этой смазливой девице. Да, если бы не тот досадный случай, то он с радостью препоручил бы любвеобильную дочку Тиберия заботам Нумедидеса, и искренне пожелал бы обоим счастья! Но это, увы, невозможно. И к тому же, устами принца сегодня говорило уязвленное самолюбие отвергнутого самца, а не искренняя страсть. Как ни старался, Валерий не мог заставить себя поверить, что кузен его способен на неподдельные человеческие чувства, – кроме зависти и ревности к более удачливому сопернику.
Да еще эта гадалка – Эрлик ее забери!.. Ему вспомнилось, как мрачен был Нумедидес, когда догнал Валерия в лесу. В сердцах, и сразу, должно быть, пожалев о нечаянной откровенности, он признался брату, что Марна отказалась гадать ему. Взяла перепелку, извлекла внутренности, и тут же, по словам Нумедидеса, взвыла, точно ошпаренная кошка: «Оленя убей! Оленя!» – и с нечленораздельными воплями скрылась в своей избушке; так что принцу пришлось несолоно хлебавши возвращаться назад.
Самому Валерию это показалось смехотворным, и его презрение к горе-прорицательнице лишь усилилось. Видно, фантазия ее исчерпалась на первом же предсказании и, не зная, что бы еще наплести доверчивому принцу, отделалась от него под самым нелепым предлогом. Ибо смешно было бы, в самом деле, полагать, будто по оленьим кишкам гадать у нее выйдет лучше, чем по птичьим… Хотя Нумедидес скептицизма кузена не разделял, и заметно было, что случившееся уязвило его куда сильнее, нежели он тщился показать.
И это лишь подогрело недобрые чувства, что питал к Валерию принц. Оставалось лишь надеяться, что, когда тот удалится наконец в Шамар, Нумедидес успокоится и перестанет искать угрозу там, где нет ее и в помине. Что ж, пусть пройдет время… С внезапной остротой и горечью Валерий проклял свою уступчивость, что толкнула его отправиться с кузеном в Амилию. Да уж, радости эта прогулка не принесла никому, ни ему самому, ни брату, ни терпеливым хозяевам. Вон как бедным молодым баронам приходится делать вид, что их совершенно не интересуют разговоры венценосных гостей. Скорее бы утро! С первыми лучами солнца нужно убраться отсюда прочь, как можно дальше. Пока не случилось чего недоброго.
– Я не люблю лютни, – холодно сказал Валерий Нумедидесу, стремясь передать скрытый смысл, вложенный им в эти слова. – Ее звуки утомляют меня и наводят тоску… Доброй ночи, брат. – Он поклонился и встал.
Однако, если Валерий и ожидал, что слова его смягчат Нумедидеса, его ждало жестокое разочарование. Полные губы кузена поджались брюзгливо, и он небрежно махнул рукой, так, словно отсылал прочь неугодившего слугу.
– Ступай. Я не стану задерживать тебя.
Валерий почувствовал, как закипает гнев в душе. Долготерпение не было свойственно его натуре, и лишь воинская дисциплина приучила его держать гордость в узде. Так же был предел и его снисходительности, – он мог выносить капризы и настроения Нумедидеса, однако далеко не безгранично. Самодовольный, надменный ублюдок! Что он возомнил о себе? Валерием одолело искушение надавать кузену по жирной шее, как принято в солдатских казармах, чтобы научить хорошим манерам… Этот тупой боров обращался с ним, наследным принцем Аквилонии, точно с последним из своих рабов!
Стиснув зубы, Валерий произнес отчетливо, но так, чтобы было слышно лишь им двоим:
– Весьма благодарен тебе за милость, Нумедидес. Однако напомню, что не тебе удерживать или отпускать меня. Я признаю над собой лишь одного господина – своего короля!
Нумедидес лишь усмехнулся в ответ, – но улыбка его оставила в душе Валерия такое гадостное, гнетущее впечатление, как никакие слова. Он и сам не знал почему… Но его пробрала ледяная дрожь, словно черное крыло бога смерти распахнулось над ним в этот миг, и исподволь послышалось змеиное шипение самого Сета. Он отступил на шаг, тщась собраться с мыслями, – но тут их прервал встревоженный Винсент Амилийский.
– Нижайше прошу простить, господа! Вы позволите… – Он любезно поклонился им, и Валерий подумал про себя, что юнец, должно быть, совсем неглуп, и, ощутив надвигающуюся ссору между гостями, предпочел вмешаться, защищая достоинство дома. Вполне объяснимо – невелика радость, чтобы под твоей крышей перегрызли друг другу глотку наследные принцы Аквилонии…
Валерий дружески улыбнулся отваге юноши, хотя дрожащие от ярости губы были неподатливы, и голос звучал глухо:
– Разумеется, Винсент. Мы с братом внимательно слушаем тебя!
– Я не отвлеку вас надолго… – Чувствуя, что ссору, по крайней мере на время, удалось предотвратить, сын барона вздохнул с облегчением. – Я только хотел попросить прощения у наших гостей за то, что мы вынуждены их покинуть. Час уже поздний – а мы хотели еще навестить отца. Надеюсь, вы простите, что мы не смогли предложить вам достойных развлечений сегодня… Обещаю, когда в следующий раз вы снизойдете до посещения нашего скромного дома, мы встретим дорогих гостей как подобает!
Вот так. Изысканно любезно и, в то же время, вполне определенно. Да, сын барона все больше нравился Валерию. В годы службы он был бы рад оказаться с ним в одном отряде… И, заметив, что уголки рта Нумедидеса опускаются в выражении оскорбленного достоинства, и опасаясь какой-нибудь неблаговидной выходки с его стороны, Валерий сделал шаг вперед, поспешив заметить:
– Нам не в чем упрекнуть гостеприимство Амилии, месьор, и мы с кузеном будем счастливы принять ваше приглашение. Так же, как и вы всегда будете желанными гостями в столице и у меня в Шамаре. – Ему показалось, что за спиной у него Нумедидес собрался что-то сказать, и заговорил быстрее, не желая давать тому подобной возможности. – Вечер был превосходным, однако мы оба порядком утомились на охоте и рады будем удалиться в свои покои… И непременно передайте вашему батюшке нашу благодарность и пожелания скорейшего выздоровления. Завтра перед отъездом мы будем иметь честь зайти к нему попрощаться, если он будет готов принять нас.
Кивнув с явным облегчением, молодой барон поспешно вызвал двоих слуг, что должны были сопроводить высокородных гостей в отведенные им покои. Валерий с Нумедидесом разошлись в разные стороны, не обменявшись более ни единым словом.
У дверей комнаты Валерий отпустил слугу, как ни настаивал тот на своей помощи, – однако принц чувствовал себя раздраженным и усталым, и присутствие чужого человека, пусть даже слуги, было бы ему невыносимым.
Сам он, как и положено солдату, давно привык в быту обходиться без помощи бесчисленных, до назойливости услужливых лакеев, как то было в ходу у большинства аквилонских вельмож, и даже по возвращении в Шамар, к вящему огорчению домочадцев, не пожелал расстаться с походными привычками. Должно быть, это послужило поводом для кривотолков во дворце – возможно даже, для насмешек, – однако суровости и горячего нрава принца опасались достаточно, чтобы задеть его хоть ничтожным намеком.
Иное дело, Нумедидес. Насколько Валерий знал своего кузена, тот за всю жизнь и шагу не ступил самостоятельно, без поддержки целой армии вышколенных, предугадывающих все желания господина челядинцев. По каким-то своим соображениям, до сих пор остававшимся загадкой для Валерия, он не пожелал взять в Амилию ни свиты, ни охраны, – однако здесь с удовольствием пользовался любезностью барона. Добрая половина слуг в замке с утра только и выполняла его капризы, и, по возвращении с охоты, все началось сызнова… Валерий поморщился. Если так должен вести себя монарх, чтобы заслужить уважение подданных – он лучше останется солдатом…
С кислой усмешкой принц окинул взглядом небольшую гостиную, из которой дверь вела в спальню. Обставлена добротно, но скромно, должно быть, еще отцом нынешнего барона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63