Пожалуй, в целом география Лондона с пятидесятых годов двадцатого века изменилась не слишком сильно. Но человека из тех времен, постепенно уходящих в прошлое, наверняка поразила бы сверкающая ширь Темзы и массивные фланги новых заградительных сооружений, предназначенных для борьбы с приливами. Силуэты этих сооружений смутно проступали за кварталами домов. Темзу приручали на протяжении столетий: втискивали в глубокий и узкий канал, отрезали от нее притоки, застраивали домами зону разлива. До начала двадцать первого века Лондону все это сходило с рук. Но перемены в мировом климате привели к сильнейшему подъему уровня воды в океанах, и людям пришлось отступать перед Темзой, всерьез вознамерившейся отвоевать свои древние владения.
Реальность изменений климата и последствий этого процесса была бесспорна. Для Мириам она стала реальностью каждодневной политики. Интересно, что споры о причине этих изменений все еще не утихали. Но дебаты, продолжавшиеся не первый десяток лет, сейчас все же угасли, поскольку внимание людей постепенно переключилось на необходимость что-то делать, как-то приспосабливаться к изменившемуся климату.
«Появилось желание действовать, – думала Мириам. – Теперь, когда все начали понимать, что все зашло слишком далеко, что нужно что-то предпринимать».
Но сосредоточить эту энергию оказалось на удивление непросто. Долгосрочные демографические изменения привели к общему старению населения на Западе: более половины всех западноевропейцев и американцев перешагнули рубеж в шестьдесят пять лет. В этом возрасте большинство из них не работало и работать не хотело. Тем временем взаимосвязанность мира достигла кульминации за счет глобальной программы ЮНЕСКО, заключавшейся в том, чтобы каждый двенадцатилетний ребенок на планете получил собственный мобильный телефон. В результате молодежь и пожилые люди оказались оторванными от традиционных политических структур. Образованные и обладающие системой глобальной связи, они зачастую проявляли больше заинтересованности в судьбе таких, как они, по всему миру, чем в проблемах стран, гражданами которых они номинально считались.
Если посмотреть на мир в целом, то получалось, что наступил воистину демократичный и просвещенный век в истории. Рост высокообразованной и наделенной средствами глобальной связи элиты значительно снижал вероятность мировых войн в будущем. Но осуществить что-либо было невероятно трудно – особенно если предстояло совершить жесткий выбор.
А сейчас перед Мириам стоял нелегкий выбор.
Пятидесятитрехлетняя Мириам Грек второй год работала в должности премьер-министра Евразийского союза. Она была главной политической фигурой в Старом Свете на всем протяжении от Атлантического побережья Ирландии до Тихоокеанского побережья России, от Скандинавии на севере до Израиля на юге. Это была империя, которую не смогли создать ни Цезарь, ни Чингисхан – но Мириам не была императрицей. Участвующая в сложной федеральной политике молодого союза, испытывающая давление со стороны крупных блоков власти, доминировавших в мире в двадцать первом веке, вынужденная находить компромиссы в отношениях с более примитивными силами религии, этничности и остатков национализма, Мириам порой чувствовала себя так, словно она угодила в паучью ловчую сеть.
Конечно, она ни за что не поменялась бы местами со своим единственным номинальным начальником в Евразии, то есть с президентом союза. В обязанности этого человека входило только присутствие на запусках космических кораблей и посещение пациентов в больницах. У нынешнего бенефицианта для исполнения этой роли было все в полном порядке с наследственностью и аристократизмом – правда, когда его избрали президентом, все были изумлены. Вероятно, тяга людей к традициям и стабильности нашла выражение в том, что третьим президентом Евразии, избранным демократическим путем, стал король Великобритании…
Мириам задумалась о Шиобэн Макгоррэн. Королевский астроном, довольно-таки серьезная женщина с давними кельтскими корнями, явно считала своей задачей честно и откровенно ознакомить ее со всем, что касалось катастрофы девятого июня, включая и свое путешествие на Луну, которому Мириам очень завидовала. Но проблема заключалась в том, что Шиобэн была не первой, кто стоял перед премьер-министром и разглагольствовал о том, что планета обречена.
Все эксперты наперебой твердили о наступлении опаснейшего века. Изменения климата, коллапс экологии, демографические сдвиги – некоторые все это образно именовали бутылочным горлышком для всего человечества. В целом Мириам с этим соглашалась. Но уже стало ясно, что самые худшие из предсказаний на начало этого «века перемен» пока не сбылись. Мириам приучила к себя к тому, что поступающую информацию нужно пропускать через фильтр абсолютно ненаучной, неэкспертной оценки, дабы отделять зерна от плевел. В таком суждении Мириам помогало как впечатление от личности человека, принесшего дурные вести, так и смысл того, о чем этот вестник говорил.
Вот почему она склонялась к мысли, что Шиобэн Макгоррэн следует воспринимать всерьез.
Николаус сказал:
– Несомненно, нам придется все проверить.
– Но вы верите мне.
Мириам показалось, что Шиобэн не то чтобы удовлетворена или скромничает. Она просто хочет сделать свое дело.
Но каким же жутким оно было, это дело. Мириам стукнула кулачком по крышке стола.
– Черт, черт.
Шиобэн повернула к ней голову.
– Мириам?
– Знаете, я по роду своей деятельности привыкла к тому, что день ото дня все плохо. А тут мы по-настоящему угодили в бутылочное горлышко истории. Мы совершаем ошибки, мы бранимся по пустякам, мы никогда не достигаем согласия, мы делаем шаг вперед, а потом – два назад. И все же, в конце концов, как-то выкарабкиваемся.
Так и было. Например, Америка, которой девятого июня досталось больше любого другого региона, успела в значительной степени оправиться после катастрофы и теперь уже рассылала отряды спасателей по всему миру.
– Я так думаю, – продолжала Мириам, – что мы совместно выживаем как вид именно в результате того, что вместе справляемся со всеми этими кризисами. Мы взрослеем, если угодно. Работаем рука об руку, помогаем друг другу. Заботимся о том месте, где живем.
Шиобэн кивнула.
– Моя дочь недавно стала членом движения за этичное отношение к животным.
Речь шла об организации, решившей распространить понятие прав человека на других разумных млекопитающих, птиц и рептилий. Пылу, с которым эти энтузиасты взялись за дело, немало поспособствовал тот факт, что таксономисты не так давно переквалифицировали два вида шимпанзе в род Homo, то есть поставили их едва ли не в один ряд с людьми. В результате эти обезьяны автоматически превратились в юридических лиц (с припиской «не люди») и стали обладателями всех человеческих прав. Шимпанзе, можно сказать, приравняли к Аристотелю, еще одному совершенно разумному обитателю планеты, и при этом – не человеку.
– Может быть, уже слишком поздно… Мириам прервала ее:
– Я надеялась, что если мы переживем этот злосчастный век, нам суждено вплотную приблизиться к величию. И вот теперь, когда будущее столь многообещающе – происходит это.
Шиобэн немного рассеянно проговорила:
– Похожие разговоры я слышала на Луне. Бад Тук сказал, что в случившемся проявилась ирония судьбы. Знаете, ученые с подозрением относятся к совпадениям. Специалист по теории заговоров определенно задумался бы, просто ли невезение то, что рост наших возможностей и приближение грядущей катастрофы совпали по времени.
Николаус нахмурился.
– Что вы хотите этим сказать?
– Не знаю, – ответила Шиобэн. – Просто мелькнула мысль, вот и все.
Мириам решительно изрекла:
– Давайте сосредоточимся на главном. Шиобэн, скажите, что нужно делать.
– Делать?
– Какие у нас задачи? Шиобэн покачала головой.
– Меня уже об этом спрашивали. Дело в том, что речь идет не об астероиде, который можно оттолкнуть в сторону. Это Солнце, Мириам.
Николаус спросил:
– А как насчет Марса? Марс ведь дальше от Солнца?
– Верно, но не настолько далеко, чтобы на его поверхности тоже не погибло все живое.
Мириам задумалась.
– Вы что-то говорили насчет того, что жизнь в недрах Земли может уцелеть.
– Глубинная горячая биосфера. Да. Существует мнение, что это и есть тот самый источник, с которого вообще началась жизнь на Земле. Вероятно, так может случиться снова. Возрождение, так сказать. Но пройдет миллион лет, прежде чем на Земле опять появятся простейшие одноклеточные микроорганизмы. – Она печально улыбнулась. – Сильно сомневаюсь, что разведчики в далеком будущем смогут узнать о нашем существовании.
– А мы могли бы выжить на такой глубине? Смогли бы питаться этими бактериями? – спросил Николаус.
Шиобэн неуверенно отозвалась:
– Возможно, достаточно глубокий бункер… Но разве мы сможем существовать автономно? Поверхность будет уничтожена, выйти на нее вновь станет нельзя. Никогда.
Мириам встала. Злость придала ей сил.
– Вот это мы и обязаны сказать людям? Что они должны выкопать норы в земле и ждать смерти? Мне нужно что-нибудь получше этого, Шиобэн.
Королевский астроном поднялась.
– Да, мэм.
– Мы встретимся еще раз.
Мириам начала взволнованно ходить по комнате. Остановившись, она сказала Николаусу:
– Нужно отменить все мои встречи до конца дня.
– Уже отменены.
– И еще нужно сделать несколько звонков.
– Сначала в Америку?
– Естественно.
Она первой вышла из комнаты – энергичная, возбужденная, на ходу строящая планы. Еще ничего не закончилось. На самом деле все только начиналось.
Для Мириам Грек конец света стал личным вызовом.
16
Опрос
Бисезе еще раз пришлось пройти через все это.
– И затем вы вернулись домой, – подчеркнуто выразительно выговорил капрал Бэтсон. – Из этого… другого места.
Бисеза сдержала вздох.
– С планеты Мир. Да, я вернулась домой. И это объяснить сложнее всего.
Они сидели в маленьком кабинете капрала Бэтсона в Олдершоте. Стены комнаты были окрашены в успокаивающие пастельные тона, на одной из них висел морской пейзаж. Обстановка, предназначенная для раскалывания «крепких орешков».
Бэтсон не сводил с нее глаз.
– Просто расскажите мне, что произошло.
– Я увидела затмение…
Ее каким-то образом втянуло внутрь Ока – огромного Ока, висевшего над полом в святилище Мардука в древнем Вавилоне. И через Око она попала домой, в свою квартиру в Лондоне, рано утром злосчастного дня девятого июня.
Но она не сразу оказалась дома. Было еще одно место, где она побывала вместе с Джошем, а дальше его не пропустили. Выжженная, красная, каменистая и пыльная равнина. Вспоминая о ней теперь, Бисеза думала, как этот пейзаж походил на снимки Марса, сделанные экипажем « Авроры-1». Но она там дышала воздухом, а следовательно, наверняка находилась на Земле.
А потом наступило затмение. Солнце стояло высоко в небе. На Солнце наплыл диск Луны, но не закрыл его целиком – в небе осталось огненное кольцо.
Тихонько шуршал по бумаге карандаш Бэтсона, аккуратно записывавшего фантастический рассказ Бисезы.
Командование старалось вести себя в отношении Бисезы справедливо.
После того как она послала сообщение своему командиру в Афганистан, ей было приказано явиться в офис министерства обороны в Лондоне, после чего ее направили на медицинские и психологические тесты в Олдершот. Пока по вечерам ей позволяли возвращаться домой, к Майре. Однако ее «пометили» – нанесли «умную» татуировку на ступню.
И вот теперь, в ожидании результатов медицинского обследования, ее, как здесь выражались, «опрашивал» снисходительный молодой психолог.
Бисеза решила рассказать армейскому начальству все как было. Она не видела пользы во лжи. Кроме того, ее рассказ – если являлся правдой – имел невероятную важность. Бисеза была солдатом и верила, что у нее есть долг: начальство, начиная с непосредственных командиров, непременно должно было узнать о том, что известно ей, а она должна была попытаться заставить их поверить.
Что же до нее самой… Что ж, как весело объявила кузина Линда: «Вскрытие производят один-единственный раз!»
И все же терпеть процесс дознания было нелегко. Номинально Бисеза была выше званием, чем этот капрал, но здесь, в своем кабинете, он являлся психологом, а она – «психом», поэтому вопрос о том, кто тут главный, не стоял.
И ее даже нисколько не утешало то обстоятельство, что на Мире она была знакома с другим Бэтсоном из Британской армии, тоже носившим звание капрала. Ей ужасно хотелось расспросить его о семейных корнях и узнать, не было ли у него случайно в шестом или седьмом колене предка, который служил на северо-западной границе Пакистана. Но она понимала, что лучше таких вопросов не задавать.
– После нашей последней беседы я поинтересовался насчет затмений, – сказал Бэтсон, заглянув в свои записки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49