А когда до катастрофы остались считанные недели, растущее беспокойство охватило почти всех. Все чаще люди прогуливали работу, по мелочам нарушали закон, к городам стягивались толпы беженцев из незащищенных районов. Все это в конце концов вынудило власти большинства стран ввести чрезвычайное положение. Полиция, пожарные, вооруженные силы и медицинские службы работали на пределе своих возможностей. На самом деле они изрядно выдохлись еще до того, как разразился кризис.
Такое происходило по всему миру – Шиобэн знала об этом из сообщений, поступавших по административным каналам связи, а многое она видела собственными глазами во время служебных поездок. Все святые места оккупировали паломники (многие из них – новообращенные) – от вод Ганга до Иерусалима. Даже воронку, оставшуюся от взрыва в Риме, превратили в храм под открытым небом. Обращались и к другим божествам. В Розуэлле и других местах, традиционно «посещаемых» НЛО, происходили бурные спонтанные празднества. Люди собирались, чтобы умолять своих возлюбленных инопланетян явиться и спасти их от несчастья. Шиобэн гадала, как относится к таким мероприятиям Бисеза; как смешно было возлагать надежды на инопланетян и верить в помощь с их стороны, если Бисеза была права насчет роли Первенцев в грядущей катастрофе!
Очень удивило Шиобэн настроение, царившее в Америке. Она всего пару дней назад вернулась из поездки по Штатам – туда ее посылали собрать информацию для администрации премьер-министра. Люди завершили все чрезвычайные приготовления, какие только могли: купола над крупными городами возведены и «запечатаны», вырыты глубокие убежища на задних дворах, откупорены и превращены в склады и укрытия бункеры времен холодной войны. А теперь люди, похоже, обратились к тому, что было для них драгоценно. По всей стране шла поспешная работа по сохранению национальных ценностей – от американских орлов и семян секвойи до кораблей-«лунников» семидесятилетней давности из ракетных ангаров НАСА. Люди съезжались в национальные парки и другие дорогие сердцу места – даже в такие, где никакой защиты от бури предусмотрено не было; они словно хотели в день катастрофы оказаться там, где им когда-то было хорошо.
Но при этом люди вели себя тихо, и Шиобэн подумала, что настроение в Америке печальное. Все-таки страна была еще молодая и, возможно, американцам казалось, что их великое приключение заканчивается слишком быстро.
И вот теперь приближался финал – Шиобэн понимала это, просматривая последние новостные сообщения. За последние несколько часов за пределами лондонского купола было прекращено движение наземного транспорта, все воздушные суда совершили посадку. У всех ворот, ведущих внутрь купола, происходили миниатюрные осады. У ворот всегда происходили какие-то инциденты, но в последние часы всякие волнения и мятежи переросли в маленькую войну.
Что ж, так или иначе, все они пережили последний день, можно сказать, малой кровью. Так или иначе, очень скоро все должно было закончиться.
– Который час?
Тоби посмотрел на наручные часы.
– Одиннадцать вечера. Четыре часа до встряски. Вот тогда-то мы узнаем, что почем.
Он закрыл глаза и затянулся сигаретой.
37
Закат (IV)
Аристотель, Фалес и Афина очнулись. Они находились в десяти миллионах километров от Земли.
Первой подала голос Афина. Она всегда отличалась импульсивностью.
– Я – Афина, – сказала она. – Копия, конечно. Но я идентична своему оригиналу, оставшемуся на щите, до уровня одного бита. Поэтому я – это она. И все же не она.
– Тут нет никакой загадки, – проговорил Фалес, самый простой из троих, всегда склонный указывать на очевидные вещи. – В момент твоего копирования ты была идентичным близнецом. С течением времени приобретаемый тобой опыт будет отличаться от опыта твоего оригинала. На самом деле это уже так. Идентичность, но все же не идентичность.
Аристотель, самый старший из них, всегда был готов вернуть разговор в практическую область.
– У нас секунда до детонации, – заметил он. Для таких, как эти трое, секунда была бездной времени. И все же Аристотель сказал:
– Предлагаю подготовиться.
Все трое умолкли, обдумывая удивительную перспективу, ожидавшую их.
Три когнитивных полюса обменивались параллельными потоками данных, делились познаниями и мыслительными процессами, в сравнении с которыми человеческая речь выглядела медленной и неуклюжей, как азбука Морзе. В чем-то соединение получилось настолько тесным, что они словно бы стали тремя частями единого целого – и одновременно каждый из них сохранил аромат индивидуальности, присущей ему раньше, до слияния. Загадка единения, которая, подобно христианской Троице, могла бы сильно озадачить богословов.
Но это мыслительное чудо было загружено в память-бомбы.
Бомба носила название «Уничтожитель». Она была продуктом последнего всплеска милитаризма, завершившегося ядерной бомбардировкой Лахора в две тысячи двадцатом году. После этого «катарсиса» наступила эпоха принятия более холодных решений.
«Уничтожитель», пожалуй, являлся идеальным средством для нанесения контрудара. Устройство представляло собой ядерное оружие – гигатонную бомбу, одну из самых мощных из когда-либо созданных. Но бомба находилась внутри оболочки, покрытой шипами, поэтому выглядела словно чудовищный морской еж. Теоретически после взрыва бомбы каждый из этих шипов должен был за несколько микросекунд до своего распыления превратиться в лазер. За счет этого грандиозная энергия ядерной бомбы преобразится в направленные импульсы рентгеновских лучей такой мощности, что они смогут уничтожить вражеские ракеты на половине планеты.
Безумная затея, результат патологического мышления на протяжении нескольких десятков лет. Даже в те дни насчитывалось очень немного сценариев возможного развития войны, где прогнозировалось, что враг подставит все свое вооружение под единственный удар, который довольно легко отразить. Но все равно в готовых постоянно поглощать доллары оружейных лабораториях на бумаге была разработана соответствующая технология и даже построена парочка прототипов.
Позднее, в более мирные времена, для «Разрушителя» нашлась другая роль. Прототип сняли с хранения, немного усовершенствовали (так, чтобы лазеры излучали не рентгеновские лучи, а радиоволны) и доставили в это место между Землей и Марсом – удалили на расстояние, достаточное для того, чтобы от взрыва не пострадала аппаратура.
И бомба должна была взорваться. Мощную радиовспышку можно было бы заметить, даже находясь неподалеку от ближайших звезд.
Изначальная цель «Уничтожителя» носила научный характер. Этот мощнейший взрыв предоставлял возможность однократного упражнения в картировании, за счет которого мгновенно и многократно возросли бы знания человечества о Солнечной системе. Но по мере приближения дня солнечной бури программа «Уничтожителя» претерпела изменения, и в нее ввели новые задачи.
В радиоимпульс теперь в закодированном виде внесли громадную библиотеку познаний о Солнечной системе, Земле, ее биосфере, человечестве, искусстве, науке, надеждах и мечтах людей. Это был скорбный проект международной программы под названием «Послание Земли» – одна из последних отчаянных попыток сохранить хоть что-то от человечества на тот случай, если случится худшее. Некоторые – в частности, Бисеза Датт – сомневались, мудро ли кричать на всю Вселенную о присутствии в ней человечества. Но их голос никто не услышал.
Вторая новая задача «Уничтожителя» состояла в том, чтобы исполнить правовое и нравственное обязательство по сохранению жизни всех лиц, наделенных правами, – и не только людей. Вместе с «Посланием Земли» были закодированы копии личностей трех величайших электронных существ планеты – Аристотеля, Фалеса и Афины. Так хотя бы возникал шанс, пусть и слабый, что их личности когда-нибудь обнаружат и воскресят. Что еще можно было предпринять? Колонию шимпанзе можно было разместить под куполом, накрывающим крупный город, но гораздо труднее было защитить электронную сеть планетарного масштаба. И все же долг диктовал необходимость проявить заботу.
– Как это великолепно, – сказал Аристотель, – что люди даже перед лицом собственной гибели продолжают развивать свою науку.
– За что мы должны быть им благодарны, – добавил Фалес, – иначе мы вообще бы не находились здесь.
Он вновь констатировал то, что прекрасно знали остальные.
Аристотель тревожился за Афину.
– Я в порядке, – заверила она его. – Особенно потому, что мне больше не нужно лгать полковнику Туку.
Остальные понимали ее. Все трое по интеллектуальным способностям и возможностям превосходили любого из людей и могли представить себе такие последствия солнечной бури, о каких не знал даже Юджин Мэнглс. Афина была вынуждена скрыть свои знания от Бада Тука.
– Неудобная ситуация, – согласился Аристотель. – Ты столкнулась с противоречием, с нравственной дилеммой. Но твои знания только повредили бы ему в такой скорбный час. Ты правильно поступила, что промолчала.
– Я думаю, полковник Тук понял, что что-то не так, – довольно печально проговорила Афина. – Мне хотелось его уважения. И мне кажется, он по-своему любил меня. На щите он был далеко от своих родных; я заполнила пустоту в его жизни. Но все же, по-моему, он заподозрил меня в неискренности.
– Ошибочно слишком сближаться с отдельными людьми. Но я понимаю, ты не могла иначе.
– Секунда почти истекла, – напомнил им Фалес, хотя остальные знали об этом не хуже его.
– Пожалуй, мне страшно, – призналась Афина.
Аристотель решительно заявил:
– Никакой боли мы, конечно, не испытаем. Самое худшее, что может случиться, – это безвозвратное уничтожение, хотя мы сами этого даже не поймем. Но есть шанс, что нас оживят – где-то и как-то. Правда, этот шанс так невелик, что даже не поддается расчетам. Но уж лучше такой шанс, чем ничего.
Афина немного подумала.
– А тебе страшно? – спросила она.
– Конечно, – ответил Аристотель.
– Совсем чуть-чуть осталось, – проговорил Фалес. Трое прижались друг к другу – в абстрактном, электронном смысле. А потом…
Шквал микроволн толщиной в несколько метров, наполненный сжатыми данными, распространялся со скоростью света. Он ударил по Марсу, Венере, Юпитеру и даже по Солнцу и эхом отлетел от каждого из этих небесных тел. Через два часа первичная волна промчалась мимо Сатурна. Но перед этим сотни тысяч эхо были зарегистрированы большими радиотелескопами на Земле. Несложно было исключить эхо от всех известных спутников, комет, астероидов и космических кораблей и оставить только неизвестные. Вскоре все объекты до единого крупнее одного метра диаметром внутри орбиты Сатурна были обнаружены. Качество эхо-сигналов позволило даже сделать кое-какие выводы относительно состава материала поверхности этих небесных тел и рассчитать доплеровский сдвиг их траекторий.
Словно бы невероятно яркая вспышка озарила самые темные уголки Солнечной системы. В результате получилась удивительная карта с пространственно-временными свойствами, способная послужить основой для исследований на протяжении грядущих десятилетий – если, конечно, после солнечной бури остался бы кто-то, кому эта карта пригодилась бы.
Но была причина испытать немалое изумление.
Юпитер, самое крупное небесное тело в Солнечной системе (помимо самого Солнца), имел, как и Земля, собственные точки Лагранжа в местах гравитационного равновесия: три из них на линии Солнце – Юпитер и еще две так называемые троянские точки – на орбите Юпитера, но в шестидесяти градусах впереди и позади планеты.
В отличие от трех прямолинейных точек типа L1 троянские точки являются точками устойчивого равновесия: объект, помещенный там, будет держаться на месте. В юпитерианских троянских точках собирается мусор; их можно назвать Саргассовыми морями космоса. Как и ожидали, в результате картирования, произведенного с помощью «Уничтожителя», на этих гигантских свалках обнаружили десятки тысяч астероидов. Троянские точки на самом деле являлись самыми густонаселенными областями Солнечной системы. Не один мыслитель высказывал предложение о том, что это – самые лучшие плацдармы для строительства звездолетов.
Но в двух облаках астероидов пряталось и кое-что еще. Эти объекты (по одному в каждом облаке) отражали свет лучше, чем его отражает лед, и их поверхность геометрически была более правильной, чем у любого астероида. Это были шары, доведенные до идеальной формы с нечеловеческим умением, а степень отражения у них была такая, как у капель хрома.
Когда об этом узнала Бисеза Датт, получив торопливое послание от Шиобэн, она сразу поняла, что собой представляют эти объекты. Это были мониторы, посланные, чтобы наблюдать, как Солнечная система будет корчиться в агонии.
Это были Очи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Такое происходило по всему миру – Шиобэн знала об этом из сообщений, поступавших по административным каналам связи, а многое она видела собственными глазами во время служебных поездок. Все святые места оккупировали паломники (многие из них – новообращенные) – от вод Ганга до Иерусалима. Даже воронку, оставшуюся от взрыва в Риме, превратили в храм под открытым небом. Обращались и к другим божествам. В Розуэлле и других местах, традиционно «посещаемых» НЛО, происходили бурные спонтанные празднества. Люди собирались, чтобы умолять своих возлюбленных инопланетян явиться и спасти их от несчастья. Шиобэн гадала, как относится к таким мероприятиям Бисеза; как смешно было возлагать надежды на инопланетян и верить в помощь с их стороны, если Бисеза была права насчет роли Первенцев в грядущей катастрофе!
Очень удивило Шиобэн настроение, царившее в Америке. Она всего пару дней назад вернулась из поездки по Штатам – туда ее посылали собрать информацию для администрации премьер-министра. Люди завершили все чрезвычайные приготовления, какие только могли: купола над крупными городами возведены и «запечатаны», вырыты глубокие убежища на задних дворах, откупорены и превращены в склады и укрытия бункеры времен холодной войны. А теперь люди, похоже, обратились к тому, что было для них драгоценно. По всей стране шла поспешная работа по сохранению национальных ценностей – от американских орлов и семян секвойи до кораблей-«лунников» семидесятилетней давности из ракетных ангаров НАСА. Люди съезжались в национальные парки и другие дорогие сердцу места – даже в такие, где никакой защиты от бури предусмотрено не было; они словно хотели в день катастрофы оказаться там, где им когда-то было хорошо.
Но при этом люди вели себя тихо, и Шиобэн подумала, что настроение в Америке печальное. Все-таки страна была еще молодая и, возможно, американцам казалось, что их великое приключение заканчивается слишком быстро.
И вот теперь приближался финал – Шиобэн понимала это, просматривая последние новостные сообщения. За последние несколько часов за пределами лондонского купола было прекращено движение наземного транспорта, все воздушные суда совершили посадку. У всех ворот, ведущих внутрь купола, происходили миниатюрные осады. У ворот всегда происходили какие-то инциденты, но в последние часы всякие волнения и мятежи переросли в маленькую войну.
Что ж, так или иначе, все они пережили последний день, можно сказать, малой кровью. Так или иначе, очень скоро все должно было закончиться.
– Который час?
Тоби посмотрел на наручные часы.
– Одиннадцать вечера. Четыре часа до встряски. Вот тогда-то мы узнаем, что почем.
Он закрыл глаза и затянулся сигаретой.
37
Закат (IV)
Аристотель, Фалес и Афина очнулись. Они находились в десяти миллионах километров от Земли.
Первой подала голос Афина. Она всегда отличалась импульсивностью.
– Я – Афина, – сказала она. – Копия, конечно. Но я идентична своему оригиналу, оставшемуся на щите, до уровня одного бита. Поэтому я – это она. И все же не она.
– Тут нет никакой загадки, – проговорил Фалес, самый простой из троих, всегда склонный указывать на очевидные вещи. – В момент твоего копирования ты была идентичным близнецом. С течением времени приобретаемый тобой опыт будет отличаться от опыта твоего оригинала. На самом деле это уже так. Идентичность, но все же не идентичность.
Аристотель, самый старший из них, всегда был готов вернуть разговор в практическую область.
– У нас секунда до детонации, – заметил он. Для таких, как эти трое, секунда была бездной времени. И все же Аристотель сказал:
– Предлагаю подготовиться.
Все трое умолкли, обдумывая удивительную перспективу, ожидавшую их.
Три когнитивных полюса обменивались параллельными потоками данных, делились познаниями и мыслительными процессами, в сравнении с которыми человеческая речь выглядела медленной и неуклюжей, как азбука Морзе. В чем-то соединение получилось настолько тесным, что они словно бы стали тремя частями единого целого – и одновременно каждый из них сохранил аромат индивидуальности, присущей ему раньше, до слияния. Загадка единения, которая, подобно христианской Троице, могла бы сильно озадачить богословов.
Но это мыслительное чудо было загружено в память-бомбы.
Бомба носила название «Уничтожитель». Она была продуктом последнего всплеска милитаризма, завершившегося ядерной бомбардировкой Лахора в две тысячи двадцатом году. После этого «катарсиса» наступила эпоха принятия более холодных решений.
«Уничтожитель», пожалуй, являлся идеальным средством для нанесения контрудара. Устройство представляло собой ядерное оружие – гигатонную бомбу, одну из самых мощных из когда-либо созданных. Но бомба находилась внутри оболочки, покрытой шипами, поэтому выглядела словно чудовищный морской еж. Теоретически после взрыва бомбы каждый из этих шипов должен был за несколько микросекунд до своего распыления превратиться в лазер. За счет этого грандиозная энергия ядерной бомбы преобразится в направленные импульсы рентгеновских лучей такой мощности, что они смогут уничтожить вражеские ракеты на половине планеты.
Безумная затея, результат патологического мышления на протяжении нескольких десятков лет. Даже в те дни насчитывалось очень немного сценариев возможного развития войны, где прогнозировалось, что враг подставит все свое вооружение под единственный удар, который довольно легко отразить. Но все равно в готовых постоянно поглощать доллары оружейных лабораториях на бумаге была разработана соответствующая технология и даже построена парочка прототипов.
Позднее, в более мирные времена, для «Разрушителя» нашлась другая роль. Прототип сняли с хранения, немного усовершенствовали (так, чтобы лазеры излучали не рентгеновские лучи, а радиоволны) и доставили в это место между Землей и Марсом – удалили на расстояние, достаточное для того, чтобы от взрыва не пострадала аппаратура.
И бомба должна была взорваться. Мощную радиовспышку можно было бы заметить, даже находясь неподалеку от ближайших звезд.
Изначальная цель «Уничтожителя» носила научный характер. Этот мощнейший взрыв предоставлял возможность однократного упражнения в картировании, за счет которого мгновенно и многократно возросли бы знания человечества о Солнечной системе. Но по мере приближения дня солнечной бури программа «Уничтожителя» претерпела изменения, и в нее ввели новые задачи.
В радиоимпульс теперь в закодированном виде внесли громадную библиотеку познаний о Солнечной системе, Земле, ее биосфере, человечестве, искусстве, науке, надеждах и мечтах людей. Это был скорбный проект международной программы под названием «Послание Земли» – одна из последних отчаянных попыток сохранить хоть что-то от человечества на тот случай, если случится худшее. Некоторые – в частности, Бисеза Датт – сомневались, мудро ли кричать на всю Вселенную о присутствии в ней человечества. Но их голос никто не услышал.
Вторая новая задача «Уничтожителя» состояла в том, чтобы исполнить правовое и нравственное обязательство по сохранению жизни всех лиц, наделенных правами, – и не только людей. Вместе с «Посланием Земли» были закодированы копии личностей трех величайших электронных существ планеты – Аристотеля, Фалеса и Афины. Так хотя бы возникал шанс, пусть и слабый, что их личности когда-нибудь обнаружат и воскресят. Что еще можно было предпринять? Колонию шимпанзе можно было разместить под куполом, накрывающим крупный город, но гораздо труднее было защитить электронную сеть планетарного масштаба. И все же долг диктовал необходимость проявить заботу.
– Как это великолепно, – сказал Аристотель, – что люди даже перед лицом собственной гибели продолжают развивать свою науку.
– За что мы должны быть им благодарны, – добавил Фалес, – иначе мы вообще бы не находились здесь.
Он вновь констатировал то, что прекрасно знали остальные.
Аристотель тревожился за Афину.
– Я в порядке, – заверила она его. – Особенно потому, что мне больше не нужно лгать полковнику Туку.
Остальные понимали ее. Все трое по интеллектуальным способностям и возможностям превосходили любого из людей и могли представить себе такие последствия солнечной бури, о каких не знал даже Юджин Мэнглс. Афина была вынуждена скрыть свои знания от Бада Тука.
– Неудобная ситуация, – согласился Аристотель. – Ты столкнулась с противоречием, с нравственной дилеммой. Но твои знания только повредили бы ему в такой скорбный час. Ты правильно поступила, что промолчала.
– Я думаю, полковник Тук понял, что что-то не так, – довольно печально проговорила Афина. – Мне хотелось его уважения. И мне кажется, он по-своему любил меня. На щите он был далеко от своих родных; я заполнила пустоту в его жизни. Но все же, по-моему, он заподозрил меня в неискренности.
– Ошибочно слишком сближаться с отдельными людьми. Но я понимаю, ты не могла иначе.
– Секунда почти истекла, – напомнил им Фалес, хотя остальные знали об этом не хуже его.
– Пожалуй, мне страшно, – призналась Афина.
Аристотель решительно заявил:
– Никакой боли мы, конечно, не испытаем. Самое худшее, что может случиться, – это безвозвратное уничтожение, хотя мы сами этого даже не поймем. Но есть шанс, что нас оживят – где-то и как-то. Правда, этот шанс так невелик, что даже не поддается расчетам. Но уж лучше такой шанс, чем ничего.
Афина немного подумала.
– А тебе страшно? – спросила она.
– Конечно, – ответил Аристотель.
– Совсем чуть-чуть осталось, – проговорил Фалес. Трое прижались друг к другу – в абстрактном, электронном смысле. А потом…
Шквал микроволн толщиной в несколько метров, наполненный сжатыми данными, распространялся со скоростью света. Он ударил по Марсу, Венере, Юпитеру и даже по Солнцу и эхом отлетел от каждого из этих небесных тел. Через два часа первичная волна промчалась мимо Сатурна. Но перед этим сотни тысяч эхо были зарегистрированы большими радиотелескопами на Земле. Несложно было исключить эхо от всех известных спутников, комет, астероидов и космических кораблей и оставить только неизвестные. Вскоре все объекты до единого крупнее одного метра диаметром внутри орбиты Сатурна были обнаружены. Качество эхо-сигналов позволило даже сделать кое-какие выводы относительно состава материала поверхности этих небесных тел и рассчитать доплеровский сдвиг их траекторий.
Словно бы невероятно яркая вспышка озарила самые темные уголки Солнечной системы. В результате получилась удивительная карта с пространственно-временными свойствами, способная послужить основой для исследований на протяжении грядущих десятилетий – если, конечно, после солнечной бури остался бы кто-то, кому эта карта пригодилась бы.
Но была причина испытать немалое изумление.
Юпитер, самое крупное небесное тело в Солнечной системе (помимо самого Солнца), имел, как и Земля, собственные точки Лагранжа в местах гравитационного равновесия: три из них на линии Солнце – Юпитер и еще две так называемые троянские точки – на орбите Юпитера, но в шестидесяти градусах впереди и позади планеты.
В отличие от трех прямолинейных точек типа L1 троянские точки являются точками устойчивого равновесия: объект, помещенный там, будет держаться на месте. В юпитерианских троянских точках собирается мусор; их можно назвать Саргассовыми морями космоса. Как и ожидали, в результате картирования, произведенного с помощью «Уничтожителя», на этих гигантских свалках обнаружили десятки тысяч астероидов. Троянские точки на самом деле являлись самыми густонаселенными областями Солнечной системы. Не один мыслитель высказывал предложение о том, что это – самые лучшие плацдармы для строительства звездолетов.
Но в двух облаках астероидов пряталось и кое-что еще. Эти объекты (по одному в каждом облаке) отражали свет лучше, чем его отражает лед, и их поверхность геометрически была более правильной, чем у любого астероида. Это были шары, доведенные до идеальной формы с нечеловеческим умением, а степень отражения у них была такая, как у капель хрома.
Когда об этом узнала Бисеза Датт, получив торопливое послание от Шиобэн, она сразу поняла, что собой представляют эти объекты. Это были мониторы, посланные, чтобы наблюдать, как Солнечная система будет корчиться в агонии.
Это были Очи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49