Возможно, это – аномалия пространства.
– Если это так, – ворчливо проговорил Кейси, – кто или что вызвало эти аномалии? И что нам, спрашивается, с этим делать?
Ответа, естественно, ни у кого не было. Тут торопливой походкой к ним подошел капитан Гроув.
– Извините за беспокойство, лейтенант, – обратился он к Бисезе. – Вы, конечно, помните о тех отрядах, которые я отправлял в разведку. Так вот, один из соваров сообщил, что обнаружил нечто очень необычное к северу от форта.
– «Необычное», – повторил Кейси. – Уж эти ваши британские недооценки!
Гроув и бровью не повел.
– Вероятно, вы в этом поймете больше моих ребят… Вот я и подумал, не согласитесь ли вы совершить небольшую прогулку?
11
Прикованные к космосу
– Эй, ты, слышишь? Мне нужно в туалет.
Это, конечно же, была Сейбл. Ее голос доносился из посадочного модуля. Таким образом она говорила Коле «доброе утро».
А ему снился дом, снились Надя и их мальчишки. Лежа в гамаке, освещенный тусклым красным светом аварийных лампочек и похожий на летучую мышь, висящую на плодовом дереве, он не сразу понял, где находится.
«Ох, я до сих пор здесь…»
До сих пор внутри этого космического корабля-инвалида, кружащего и кружащего рядом с безответной Землей. Еще несколько секунд он пролежал в гамаке, пытаясь удержать последние остатки сна.
Николай находился в жилом отсеке, где лежали скафандры и другое ненужное оборудование, а также всевозможные отходы с МКС – этот мусор космонавты до сих пор не выбросили, они опасались открывать люк. Коля перебрался спать в жилой отсек, чтобы в спускаемом модуле было не так тесно – а можно было бы и иначе сказать: чтобы трое обезумевших от тесноты космонавтов не подбивали друг дружку. Но и тут было далеко до удобства. Противно пахло грязным нижним бельем, которое Сейбл окрестила «казацкими обмотками».
Коля застонал, потянулся и вылез из гамака, после чего добрался до маленькой туалетной кабинки, открыл ее и включил насосы, с помощью которых отходы жизнедеятельности космонавтов выбрасывались за борт. Когда они поняли, что им какое-то время придется проторчать на орбите, им пришлось выкопать эту кабинку из груды мусора. Ведь их путь домой должен был занять всего несколько часов, и походы в туалет по программе полета не предусматривались. На этот раз Коля помочился с большим трудом. Организму недоставало жидкости, моча была густая, почти до боли едкая, она словно бы не желала покидать его тело.
В тонком нижнем белье было зябко. Для того чтобы «Союз» мог продержаться как можно дольше, Муса распорядился пользоваться только самыми необходимыми системами, да и то на минимальной мощности. Поэтому на корабле становилось все более холодно и сыро. Стены покрывались слоем черной плесени. Затхлый воздух наполнялся пылью, чешуйками отслоившейся кожи, сбритой щетиной, крошками – и все это, естественно, в условиях невесомости не желало оседать на пол. У всех троих слезились глаза, все то и дело чихали. Днем раньше Коля произвел подсчет, и оказалось, что за час он чихнул двадцать раз.
«Десятый день, – думал он. – Сегодня мы совершим еще шестнадцать бесполезных витков вокруг Земли, и всего уже получится, наверное, сто шестьдесят с тех пор, как неведомо куда пропала орбитальная станция».
Николай закрепил под коленями специальные «браслеты». Эти полоски эластичной ткани предназначались для борьбы с дисбалансом жидкостного обмена в организме в условиях малой силы притяжения. Закреплять «браслеты» следовало довольно плотно, чтобы они ограничивали отток жидкости от ног, но все же не настолько сильно, чтобы они мешали притоку крови. Коля надел комбинезон – его он тоже, кстати, разыскал в груде отходов.
Потом он пробрался через открытый люк в посадочный модуль. Ни Муса, ни Сейбл не пожелали встретиться с ним взглядом, все друг другу жутко надоели. Коля развернулся в воздухе и с натренированной легкостью скользнул в свое кресло с левой стороны. Как только он сделал это, Сейбл стремительно выскользнула в люк, и из жилого отсека послышался грохот.
– Завтрак, – объявил Муса и по воздуху подтолкнул к Николаю поднос. На подносе лежали закрепленные скотчем тюбики и баночки с едой, открытые и наполовину опустошенные.
Космонавты давно прикончили скромные запасы продовольствия, хранившиеся на борту «Союза», и принялись за неприкосновенный запас – продукты из пайков, предназначенных для употребления после приземления: мясные и рыбные консервы, тюбики с овощным пюре и сыром и даже несколько ирисок. Но, конечно, этого было мало. Коля провел пальцем внутри всех опустевших банок, втянул губами повисшие в воздухе крошки.
Правда, никто из них не был особо голоден – это объяснялось невесомостью. Вот только Николай скучал по горячей пище, которой не пробовал с тех пор, как они покинули МКС.
Муса уже приступил к занудному ритуалу сеанса связи.
– «Стерео-один», на связи «Стерео-один». Ответа, ясное дело, не было, сколько бы часов подряд он ни отправлял в эфир позывные. Но что еще оставалось, кроме этих попыток?
Тем временем Сейбл трудилась «наверху», в жилом отсеке. Она уже нашла там детали старого радиопередатчика, с помощью которого космонавты с МКС раньше переговаривались с радиолюбителями со всей планеты, в особенности со школьниками. Общественный интерес к МКС давно угас, и устаревшее оборудование разобрали, упаковали и перенесли на борт «Союза» – на выброс. И вот теперь Сейбл пробовала наладить радиопередатчик. Возможно, космонавтам удалось бы поймать сигналы или даже передать сигналы самим на волнах, которые ловила любительская, а не профессиональная аппаратура. Муса, конечно, начал ворчать, когда Сейбл изъявила желание подсоединить приемник-передатчик к энергопитанию корабля. Разыгрался очередной жаркий спор, но на этот раз Николай вмешался.
– Надежд, конечно, мало, но все-таки затея может и сработать. Какой от этого вред?..
Николай наклонился и нажал на клапан резервуара с водой. Из крана появился шарик диаметром в несколько сантиметров и поплыл к его лицу. Понимая, что Муса не спускает с него пристального взгляда (упусти он хоть одну капельку, не избежать нагоняя), Коля широко открыл рот. Вода улеглась на язык, он подержал ее во рту, наслаждаясь ее свежестью, и только потом проглотил. Из всех ограничений, введенных Мусой, труднее всего было пережить это. С водой на «Союзе» было туго. Здесь отсутствовали системы рециклирования, и корабль, предназначенный для коротких перелетов с Земли на МКС и обратно, был оборудован всего лишь небольшим резервуаром с водой. Но Сейбл и по этому поводу выдвигала возражения:
– Даже когда ты идешь по пустыне, ты не ограничиваешь себя в воде. Когда невмоготу, ты выпиваешь все без остатка. По-другому нельзя…
Права она была или нет, вода все равно постепенно заканчивалась.
Из ящичка в стенке Николай достал приспособление для чистки зубов. Это была полоска шелка, пропитанная сильно ароматизированной зубной пастой. Полоской ткани следовало обернуть палец и протереть зубы и полость рта. Коля проделал эту процедуру очень тщательно, он старался всосать из ткани весь аромат до последней капли. Почему-то ему казалось, что это немного утолит жажду.
Вот так для него начался день. Вымыться он не мог, у них давно закончились специальные влажные салфетки, и поэтому все они, конечно, пахли почти так же неприятно, как «казацкие обмотки», сваленные в жилом отсеке. Но по крайней мере, все трое пахли одинаково плохо.
Муса продолжал тщетно взывать к безмолвию, а Коля приступил работе по собственной программе – к изучению Земли.
Проводя долгие часы в космосе, Николай неизменно получал огромное удовольствие, наблюдая Землю. Орбитальная станция, как теперь «Союз», находилась на расстоянии всего в несколько сотен километров над поверхностью планеты, поэтому у Коли не возникало того неприятного чувства одиночества и уязвимости, о которых рассказывали участники экспедиций на Марс. Именно эти чувства появлялись у них, когда они оглядывались на голубой островок, где родились. Для Николая Земля была огромной – и почти пустынной. Под станцией всякий раз проплывали величественные просторы Тихого океана – небесно-голубая равнина, на которой лишь изредка виднелись черточки кораблей и пылинки островов. Даже на континентах присутствие человека ощущалось мало: обширные пространства Азии и Африки занимали пустыни, где лишь изредка можно было заметить дым от походных костров. Людьми были заселены большей частью побережья материков или речные долины. Но даже города с орбиты разглядеть было трудновато; когда Коля искал взглядом Москву или Лондон, Париж или Нью-Йорк, он различал только серую губчатую массу, вокруг которой чередовались зелено-коричневые пятна сельских районов.
Впечатление на Николая производила не хрупкость Земли, а ее величина, и очевидным становилось не величие завоеваний планеты людьми, а краткость человеческого века – даже в двадцать первом столетии.
Но все это было до метаморфозы.
Он цеплялся за знакомые подробности. Геометрия Земли при наблюдении за нею с невысокой орбиты не изменилась: каждые девяносто минут Коля видел, как с удивительной быстротой пробивает слои атмосферы свет солнца и плавными дугами совершает переходы от багряного к оранжевому и желтому. Очертания и расположение материков, пустынь, горных хребтов – все осталось большей частью на своих местах.
Но под лучами восходящего солнца внутри границ материков случилось много всяких изменений.
Изменились очертания ледников. В районе Гималаев Николай четко различал глетчеры, спускающиеся по склонам гор и подбирающиеся к низинам. Сахара, между тем, местами перестала быть пустыней: тут и там возникли новые оазисы – островки зелени правильной геометрической формы со сторонами километров, наверное, в пятьдесят длиной. И наоборот, в массу южноамериканских влажных лесов вторгались островки пустыни. Планета неожиданно словно бы покрылась одеялом с заплатками. Но странные зеленые квадратики посреди пустыни быстро тускнели. На глазах у Коли зелень коричневела и, судя по всему, умирала.
Но если воздействие перемен на планету было относительно небольшим, то для человечества все сложилось намного более драматично.
Днем города и фермы всегда было нелегко рассмотреть с орбиты. Но теперь исчезли даже широкие дороги, совсем недавно рассекавшие коричнево-красные центральные районы Австралии. Британию, с ее легко узнаваемыми очертаниями, похоже, от границ Шотландии до самого пролива Ла-Манш покрыло одеяло лесов. Коля разглядел Темзу, но она оказалась намного шире, чем ему помнилось, а Лондона не было и в помине. Как-то раз Николай увидел яркое оранжево-желтое свечение посреди Северного моря. Было похоже, что это – горящая нефтяная вышка. Большой хвост черного дыма поднимался от нее и тянулся над Западной Европой. Муса отчаянно посылал в эфир позывные, когда «Союз» пролетал над этим районом, но ответа не последовало, не было заметно ни кораблей, ни самолетов, спешивших на помощь к горящей вышке.
И так далее. И если на дневной стороне планеты были видны изменения, то при взгляде на ночную просто сжималось сердце. Огни городов, некогда ожерельями горевшие вдоль берегов континентов, бесследно исчезли.
Куда бы ни смотрел Коля, везде было одно и то же – кроме редких, очень редких исключений. Посреди пустыни он порой различал искорки костров, хотя уже знал по опыту, что это могут быть вспышки молний. Больше костров было видно в Средней Азии, ближе к границам Монголии. В той области, где когда-то находился Ирак, похоже, даже стоял город, но маленький, изолированный, и по ночам его огни мерцали, как могут мерцать фонари и факелы, но никак не электрическое освещение. Сейбл утверждала, что заметила какие-то признаки обитания людей в районе Чикаго. Как-то раз экипаж «Союза» разволновался, увидев довольно яркое свечение вдоль западного побережья Соединенных Штатов. Но оказалось, что это – тектонический разлом, реки лавы, вытекающей из разорванной почвы. Вскоре лава скрылась под громадными тучами пепла и пыли.
На первый взгляд впечатление создавалось такое, что человечество исчезло: только эта мысль и напрашивалась. Что же до семейства – его жены Нади и сыновей, – то Москва пропала, испарилась, вся Россия опустела.
Космонавты осторожно говорили о том, что могло послужить причиной такой грандиозной метаморфозы. Возможно, мир обезлюдел вследствие глобальной войны. Такая гипотеза представлялась самой реальной. Но если так, то космонавты непременно должны были услышать в эфире военные приказы, увидели бы вспышки взлетающих межконтинентальных баллистических ракет, услышали бы чьи-то крики о помощи, увидели бы горящие города – помоги им Бог. А какая, спрашивается, сила смогла перетащить громадные массивы льда или зеленые посадки и разместить их в таких неподобающих местах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Если это так, – ворчливо проговорил Кейси, – кто или что вызвало эти аномалии? И что нам, спрашивается, с этим делать?
Ответа, естественно, ни у кого не было. Тут торопливой походкой к ним подошел капитан Гроув.
– Извините за беспокойство, лейтенант, – обратился он к Бисезе. – Вы, конечно, помните о тех отрядах, которые я отправлял в разведку. Так вот, один из соваров сообщил, что обнаружил нечто очень необычное к северу от форта.
– «Необычное», – повторил Кейси. – Уж эти ваши британские недооценки!
Гроув и бровью не повел.
– Вероятно, вы в этом поймете больше моих ребят… Вот я и подумал, не согласитесь ли вы совершить небольшую прогулку?
11
Прикованные к космосу
– Эй, ты, слышишь? Мне нужно в туалет.
Это, конечно же, была Сейбл. Ее голос доносился из посадочного модуля. Таким образом она говорила Коле «доброе утро».
А ему снился дом, снились Надя и их мальчишки. Лежа в гамаке, освещенный тусклым красным светом аварийных лампочек и похожий на летучую мышь, висящую на плодовом дереве, он не сразу понял, где находится.
«Ох, я до сих пор здесь…»
До сих пор внутри этого космического корабля-инвалида, кружащего и кружащего рядом с безответной Землей. Еще несколько секунд он пролежал в гамаке, пытаясь удержать последние остатки сна.
Николай находился в жилом отсеке, где лежали скафандры и другое ненужное оборудование, а также всевозможные отходы с МКС – этот мусор космонавты до сих пор не выбросили, они опасались открывать люк. Коля перебрался спать в жилой отсек, чтобы в спускаемом модуле было не так тесно – а можно было бы и иначе сказать: чтобы трое обезумевших от тесноты космонавтов не подбивали друг дружку. Но и тут было далеко до удобства. Противно пахло грязным нижним бельем, которое Сейбл окрестила «казацкими обмотками».
Коля застонал, потянулся и вылез из гамака, после чего добрался до маленькой туалетной кабинки, открыл ее и включил насосы, с помощью которых отходы жизнедеятельности космонавтов выбрасывались за борт. Когда они поняли, что им какое-то время придется проторчать на орбите, им пришлось выкопать эту кабинку из груды мусора. Ведь их путь домой должен был занять всего несколько часов, и походы в туалет по программе полета не предусматривались. На этот раз Коля помочился с большим трудом. Организму недоставало жидкости, моча была густая, почти до боли едкая, она словно бы не желала покидать его тело.
В тонком нижнем белье было зябко. Для того чтобы «Союз» мог продержаться как можно дольше, Муса распорядился пользоваться только самыми необходимыми системами, да и то на минимальной мощности. Поэтому на корабле становилось все более холодно и сыро. Стены покрывались слоем черной плесени. Затхлый воздух наполнялся пылью, чешуйками отслоившейся кожи, сбритой щетиной, крошками – и все это, естественно, в условиях невесомости не желало оседать на пол. У всех троих слезились глаза, все то и дело чихали. Днем раньше Коля произвел подсчет, и оказалось, что за час он чихнул двадцать раз.
«Десятый день, – думал он. – Сегодня мы совершим еще шестнадцать бесполезных витков вокруг Земли, и всего уже получится, наверное, сто шестьдесят с тех пор, как неведомо куда пропала орбитальная станция».
Николай закрепил под коленями специальные «браслеты». Эти полоски эластичной ткани предназначались для борьбы с дисбалансом жидкостного обмена в организме в условиях малой силы притяжения. Закреплять «браслеты» следовало довольно плотно, чтобы они ограничивали отток жидкости от ног, но все же не настолько сильно, чтобы они мешали притоку крови. Коля надел комбинезон – его он тоже, кстати, разыскал в груде отходов.
Потом он пробрался через открытый люк в посадочный модуль. Ни Муса, ни Сейбл не пожелали встретиться с ним взглядом, все друг другу жутко надоели. Коля развернулся в воздухе и с натренированной легкостью скользнул в свое кресло с левой стороны. Как только он сделал это, Сейбл стремительно выскользнула в люк, и из жилого отсека послышался грохот.
– Завтрак, – объявил Муса и по воздуху подтолкнул к Николаю поднос. На подносе лежали закрепленные скотчем тюбики и баночки с едой, открытые и наполовину опустошенные.
Космонавты давно прикончили скромные запасы продовольствия, хранившиеся на борту «Союза», и принялись за неприкосновенный запас – продукты из пайков, предназначенных для употребления после приземления: мясные и рыбные консервы, тюбики с овощным пюре и сыром и даже несколько ирисок. Но, конечно, этого было мало. Коля провел пальцем внутри всех опустевших банок, втянул губами повисшие в воздухе крошки.
Правда, никто из них не был особо голоден – это объяснялось невесомостью. Вот только Николай скучал по горячей пище, которой не пробовал с тех пор, как они покинули МКС.
Муса уже приступил к занудному ритуалу сеанса связи.
– «Стерео-один», на связи «Стерео-один». Ответа, ясное дело, не было, сколько бы часов подряд он ни отправлял в эфир позывные. Но что еще оставалось, кроме этих попыток?
Тем временем Сейбл трудилась «наверху», в жилом отсеке. Она уже нашла там детали старого радиопередатчика, с помощью которого космонавты с МКС раньше переговаривались с радиолюбителями со всей планеты, в особенности со школьниками. Общественный интерес к МКС давно угас, и устаревшее оборудование разобрали, упаковали и перенесли на борт «Союза» – на выброс. И вот теперь Сейбл пробовала наладить радиопередатчик. Возможно, космонавтам удалось бы поймать сигналы или даже передать сигналы самим на волнах, которые ловила любительская, а не профессиональная аппаратура. Муса, конечно, начал ворчать, когда Сейбл изъявила желание подсоединить приемник-передатчик к энергопитанию корабля. Разыгрался очередной жаркий спор, но на этот раз Николай вмешался.
– Надежд, конечно, мало, но все-таки затея может и сработать. Какой от этого вред?..
Николай наклонился и нажал на клапан резервуара с водой. Из крана появился шарик диаметром в несколько сантиметров и поплыл к его лицу. Понимая, что Муса не спускает с него пристального взгляда (упусти он хоть одну капельку, не избежать нагоняя), Коля широко открыл рот. Вода улеглась на язык, он подержал ее во рту, наслаждаясь ее свежестью, и только потом проглотил. Из всех ограничений, введенных Мусой, труднее всего было пережить это. С водой на «Союзе» было туго. Здесь отсутствовали системы рециклирования, и корабль, предназначенный для коротких перелетов с Земли на МКС и обратно, был оборудован всего лишь небольшим резервуаром с водой. Но Сейбл и по этому поводу выдвигала возражения:
– Даже когда ты идешь по пустыне, ты не ограничиваешь себя в воде. Когда невмоготу, ты выпиваешь все без остатка. По-другому нельзя…
Права она была или нет, вода все равно постепенно заканчивалась.
Из ящичка в стенке Николай достал приспособление для чистки зубов. Это была полоска шелка, пропитанная сильно ароматизированной зубной пастой. Полоской ткани следовало обернуть палец и протереть зубы и полость рта. Коля проделал эту процедуру очень тщательно, он старался всосать из ткани весь аромат до последней капли. Почему-то ему казалось, что это немного утолит жажду.
Вот так для него начался день. Вымыться он не мог, у них давно закончились специальные влажные салфетки, и поэтому все они, конечно, пахли почти так же неприятно, как «казацкие обмотки», сваленные в жилом отсеке. Но по крайней мере, все трое пахли одинаково плохо.
Муса продолжал тщетно взывать к безмолвию, а Коля приступил работе по собственной программе – к изучению Земли.
Проводя долгие часы в космосе, Николай неизменно получал огромное удовольствие, наблюдая Землю. Орбитальная станция, как теперь «Союз», находилась на расстоянии всего в несколько сотен километров над поверхностью планеты, поэтому у Коли не возникало того неприятного чувства одиночества и уязвимости, о которых рассказывали участники экспедиций на Марс. Именно эти чувства появлялись у них, когда они оглядывались на голубой островок, где родились. Для Николая Земля была огромной – и почти пустынной. Под станцией всякий раз проплывали величественные просторы Тихого океана – небесно-голубая равнина, на которой лишь изредка виднелись черточки кораблей и пылинки островов. Даже на континентах присутствие человека ощущалось мало: обширные пространства Азии и Африки занимали пустыни, где лишь изредка можно было заметить дым от походных костров. Людьми были заселены большей частью побережья материков или речные долины. Но даже города с орбиты разглядеть было трудновато; когда Коля искал взглядом Москву или Лондон, Париж или Нью-Йорк, он различал только серую губчатую массу, вокруг которой чередовались зелено-коричневые пятна сельских районов.
Впечатление на Николая производила не хрупкость Земли, а ее величина, и очевидным становилось не величие завоеваний планеты людьми, а краткость человеческого века – даже в двадцать первом столетии.
Но все это было до метаморфозы.
Он цеплялся за знакомые подробности. Геометрия Земли при наблюдении за нею с невысокой орбиты не изменилась: каждые девяносто минут Коля видел, как с удивительной быстротой пробивает слои атмосферы свет солнца и плавными дугами совершает переходы от багряного к оранжевому и желтому. Очертания и расположение материков, пустынь, горных хребтов – все осталось большей частью на своих местах.
Но под лучами восходящего солнца внутри границ материков случилось много всяких изменений.
Изменились очертания ледников. В районе Гималаев Николай четко различал глетчеры, спускающиеся по склонам гор и подбирающиеся к низинам. Сахара, между тем, местами перестала быть пустыней: тут и там возникли новые оазисы – островки зелени правильной геометрической формы со сторонами километров, наверное, в пятьдесят длиной. И наоборот, в массу южноамериканских влажных лесов вторгались островки пустыни. Планета неожиданно словно бы покрылась одеялом с заплатками. Но странные зеленые квадратики посреди пустыни быстро тускнели. На глазах у Коли зелень коричневела и, судя по всему, умирала.
Но если воздействие перемен на планету было относительно небольшим, то для человечества все сложилось намного более драматично.
Днем города и фермы всегда было нелегко рассмотреть с орбиты. Но теперь исчезли даже широкие дороги, совсем недавно рассекавшие коричнево-красные центральные районы Австралии. Британию, с ее легко узнаваемыми очертаниями, похоже, от границ Шотландии до самого пролива Ла-Манш покрыло одеяло лесов. Коля разглядел Темзу, но она оказалась намного шире, чем ему помнилось, а Лондона не было и в помине. Как-то раз Николай увидел яркое оранжево-желтое свечение посреди Северного моря. Было похоже, что это – горящая нефтяная вышка. Большой хвост черного дыма поднимался от нее и тянулся над Западной Европой. Муса отчаянно посылал в эфир позывные, когда «Союз» пролетал над этим районом, но ответа не последовало, не было заметно ни кораблей, ни самолетов, спешивших на помощь к горящей вышке.
И так далее. И если на дневной стороне планеты были видны изменения, то при взгляде на ночную просто сжималось сердце. Огни городов, некогда ожерельями горевшие вдоль берегов континентов, бесследно исчезли.
Куда бы ни смотрел Коля, везде было одно и то же – кроме редких, очень редких исключений. Посреди пустыни он порой различал искорки костров, хотя уже знал по опыту, что это могут быть вспышки молний. Больше костров было видно в Средней Азии, ближе к границам Монголии. В той области, где когда-то находился Ирак, похоже, даже стоял город, но маленький, изолированный, и по ночам его огни мерцали, как могут мерцать фонари и факелы, но никак не электрическое освещение. Сейбл утверждала, что заметила какие-то признаки обитания людей в районе Чикаго. Как-то раз экипаж «Союза» разволновался, увидев довольно яркое свечение вдоль западного побережья Соединенных Штатов. Но оказалось, что это – тектонический разлом, реки лавы, вытекающей из разорванной почвы. Вскоре лава скрылась под громадными тучами пепла и пыли.
На первый взгляд впечатление создавалось такое, что человечество исчезло: только эта мысль и напрашивалась. Что же до семейства – его жены Нади и сыновей, – то Москва пропала, испарилась, вся Россия опустела.
Космонавты осторожно говорили о том, что могло послужить причиной такой грандиозной метаморфозы. Возможно, мир обезлюдел вследствие глобальной войны. Такая гипотеза представлялась самой реальной. Но если так, то космонавты непременно должны были услышать в эфире военные приказы, увидели бы вспышки взлетающих межконтинентальных баллистических ракет, услышали бы чьи-то крики о помощи, увидели бы горящие города – помоги им Бог. А какая, спрашивается, сила смогла перетащить громадные массивы льда или зеленые посадки и разместить их в таких неподобающих местах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51