Хотя как можно людям судить о том, что чувствует асахи в схватке с даггоном?..
Ощетинившийся отколотыми пластинами льда пол легко ранил еще и Гендаля Эрккина. Впрочем, уже в следующее мгновение даггон поменял тактику, задав другой вектор атаки. И эта перемена оказалась очень действенной.
С потолка, с этой многометровой высоты, вдруг один за другим стали падать осколки льда. С такой высоты даже небольшая, внешне невинная льдинка размером с палец может нанести серьезное увечье, что уж говорить о глыбах размером с человека!.. Рэмон Ррай едва успел увернуться от одной из таких ледяных «бомб»: запрокинув голову, он увидел ровное серебристое сияние подлетающей смерти, и только последним усилием сумел вывернуться из-под падающего колосса и отпрыгнуть. Глыба врезалась в пол и. глубоко засев в нем, обдала Ррая целым фонтаном мелкого ледяного крошева.
Остальные тоже стали смотреть вверх, чтобы не пропустить, когда на них устремится новая угроза. Аня схватилась за плечо Эрккина, бормоча: «Дядя Гендаль, дядя Гендаль!..» – «Ничего, дочка, сейчас… сейчас что-нибудь придумаем», – слышалось ответное бормотание гвелля, но по тому, как осунулось его широченное лицо, как расширились, словно проталины на умирающем сером снегу, его черные глаза – он и сам не верил, что возможно найти рациональное и, что существенно, верное решение.
Рассчитывать можно было только на везение. Это Рэмон Ррай понял с той же ясностью, с какой несколькими мгновениями назад видел тяжеленный кусок льда, падающий точно ему на голову.
Губернатор Лапшин, который круглыми от ужаса глазами рассматривал это опасное для жизни действо, заколотил рукой по многострадальной сенсорной панели и закричал:
– Да что же это такое?! Камера осыпается!.. Ремонт… ремонт не пробовали делать?.. Ведь так и убить может!.. А-а-а!!!
Стена, по которой колотил кулаком перепуганный чиновник, глухо загудела, и в ней появился все расширяющийся проем. Через него в камеру ворвались трое охранников, двое из которых были вооружены ММР. Третий имел обычный огнестрельный пистолет-пулемет – новейшей, впрочем, модели, запрещенной к применению вне ОАЗИСов и вневедомственных учреждений. Впрочем, это ему не помогло, потому что через несколько шагов на него обрушилась длинная, узкая полоса льда, похожая на четырехгранный клинок. Она вошла прямо в голову неудачливому охраннику. Удар был такой силы, что ледяной клинок пронизал насквозь все тело арранта, и окровавленное острие, прорвав штанину, вышло с внутренней стороны правого бедра.
Двое оставшихся охранников выхватили ММР и, так как круг потенциальных врагов был крайне ограничен, сразу направили их на заключенных. Бретт-эмиссар Класус, который находился в каком-то полуэкстатическом, похожем на ритуальный танец шамана состоянии, не мог отдать им приказа остановиться, и потому охранники открыли огонь на поражение. Нет ничего хуже вооруженного человека, не понимающего, куда ему стрелять и откуда ждать главной угрозы. Зеленые точки лазерных прицелов метнулись по огромной камере, и один из стражников выцелил-таки Гендаля Эрккина. Наверное, широкая фигура, мощные плечи и угрожающее, изуродованное ожогом лицо гвелля подсказали ему, что именно Пес наиболее опасен. Наверное, в чем-то охранник был прав. Поэтому он без колебаний вдавил клавишу пуска.
Гвелля спасло только то, что в этот момент между ними рухнула целая льдина весом с десяток Эрккинов. Глыба выбила во все стороны снопы мелких льдинок, так похожих на брызги. В глубине обрушившейся части свода медленно затухал темнея фрагмент оборванного световода. Выстрел из «мымры» расколол льдину на несколько частей и начисто испарил верхний слой, обращенный к стрелку.
Ледяные стрелы срывались с потолка камеры все чаще и злее, покрываемая ими площадь все расширялась: видимо, даггон в своем желании разделаться с находящимися здесь людьми становился все более нетерпеливым и вкладывал в действия новые и новые энергетические импульсы. Лучше всех это чувствовал Класус, который, стоя на одном колене, уже начал отваливаться назад, запрокидывая белеющее лицо. Глаза у него сделались совсем темные, невидящие. Да, именно такие глаза бывают у новорожденных детей, еще не сознающих этот мир. Руки у Класуса свело судорогой. Так, что ногти на длинных пальцах глубоко впились в ладони.
Странно, но именно его, неподвижного, дождь из острых, неровно выломленных из массива льдин больше не затронул. Все остальные не смогли избежать ран: Ане маленькая, похожая на детскую игрушку льдинка пробила плечо, еще одна повредила ключицу. Рэмону Рраю раздробило коленную чашечку, а еще одна льдинка, насквозь пробив правую руку повыше запястья, оборвала энергоемкие нити лейгумма. Эрккин, метавшийся, как тигр в загоне, принял на себя целый град мелких осколков от большой глыбы, которые рикошетом попали гвеллю в грудь, в плечи и в голову. Лицо его, и без того не отличающееся красотой и благородством черт, залило кровью, распоротая в двух местах нижняя губа вытянулась и повисла.
В ушах всех присутствующих бились страшные, низкие, завывающие звуки, они упорно давили на барабанную перепонку, оглушали… Губернатор Антонен Ы Лакхк с неожиданной для его пухлой комплекции прытью бегал на четвереньках по засыпанному обломками льда и мелкой ледяной крошкой полу и кричал:
– Да что же это такое?! Стреляйте, стреляйте же! Прекратить безобразие!.. Да… это… Охранный корпус… а… аххх… кх!..
Безобразие тут же прекратилось – лично для него. Длинная полоса чистейшего, опасно и завораживающе блеснувшего в воздухе льда вошла губернатору в спину. Она разбила несколь: ко позвонков, перебила позвоночный столб и, пронизав внутренности, вышла из живота, туго натянув рубашку и пиджак.
Рэмон Ррай, отчаянно хромая и подволакивая ногу (наступать на нее не было никакой возможности), приблизился к Эрккину. Тот на мгновение замер, ожидая, что скажет его молодой спутник последних дней.
– Ну?..
– Кажется, все, дядя Гендаль. Проклятый даггон… А что? Может, лучше так, чем по-другому, в плавильной-то камере. Честно говоря, мне даже не страшно. У нас, у аррантов, вообще не принято горевать по поводу смерти. А что? Пожил я хоть и немного, зато красиво. Не то что вот эти двое, с «мымрами», из Охранного корпуса. Бедолаги!..
– В первый раз слышу, чтобы арестант вот так жалел своего почти палача, – с усилием выговорил Гендаль Эрккин, вскидывая руку. – Хотя им… Им тоже не сладко приходится. Невидимая скотина-то, видать, разбушевалась. Н-да… Гляди, еще одного охранника льдиной накрыло. Здоровущая! Вон кровиши-то сколько!.. Видать, расплющило этого типа недурно так. Кишки по льду лезут, смотри… Ух, давно уж позабыл я, что в тюрьме может быть так весело!
Развязка неумолимо приближалась. Двое из трех ворвавшихся в камеру конвоиров были мертвы, третий выронил ММР и прислонился к стене, не в силах больше сопротивляться. Губернатор Лакхк убит, его дочь потеряла сознание от болевого шока, и счастье еще, что в ее распростертое на полу неподвижное тело пока что не попала ни одна из льдин-убийц, срывающихся с потолка.
Гендаль Эрккин, Рэмон и единственный из всех, кто пока что был невредим, Олег Павлович Табачников, обессиленно продолжали эту завлекательную игру со смертью. Но силы, силы-то не бесконечны!.. К тому же Рэмон Ррай почти потерял способность передвигаться, а каждое движение отдавалось жуткой болью в поврежденном колене.
По продолговатому осколку льдины, засевшему в ноге Рэмона и начавшему таять, весело стекала кровь.
ТАК не могло продолжаться долго.
Как оказалось, развязка ближе, чем могли предположить участники этого смертельного хоровода.
Рэмон Класус, стоявший у разбитого ударами двух крупных обломков дивана, вскинул обе руки к ледяному перекрытию, и его губы дрогнули. Крупная судорога прошла через все тело бретт-эмиссара.
– Смотри!.. – шепнул Рэмон Ррай окровавленному гвеллю. Тот горстью смахнул с лица тяжелую темную кровь и задрал голову.
На белом потолке появилась большая темная трещина. Параллельно с ней пролегла вторая, они ширились и удлинялись. Поперек их раскинулась целая сеть более мелких трещин, пересекающих крупные расщелины и перпендикулярно, и под очень острым углом, близким к нулевому. Большой массив льда стал выворачиваться из перекрытия… Сверху посыпались мелкие обломки и послышался низкий, едва улавливаемый человеческим ухом звук, клонящийся к нижнему диапазону. Ощутимо дрогнул под ногами неверный ледяной пол.
Там, наверху, этот пласт казался незначительным. Но стоило ему вырваться из гнезда и начать падение, как он стал разрастаться на глазах. Целая ледяная стена рухнула перед Класусом. Всех стоявших в радиусе десяти шагов от места ее падения швырнуло на пол и накрыло лавиной осколков. Рэмон Ррай и прочие едва успели прикрыть лицо, иначе остаться бы им слепыми. В их тела, как огромные кровожадные насекомые, впивались ледяные иглы, обломки, плоские сколки с режущей кромкой… Но никакой боли уже никто не чувствовал.
Потому что рассудком всех присутствующих завладело зрелище, развернувшееся на их глазах после падения ледяной стены, а боль осталась где-то на задворках сознания, затаилась, ожидая своего неизбежного часа.
В ледяной скале на Класуса сошел сам даггон Зог'гайр.
По поверхности грандиозной ледяной глыбы пробежали трешинки, сеть их ширилась и густела – и вдруг лед буквально взорвался, превратившись в густое облако мелких, остро и ядовито сверкающих льдинок. Это было неописуемое зрелише: ледяной стены не стало за какие-то считанные мгновения, а на ее месте вырос рой бешено вращающихся мелких кристалликов, а среди них проскальзывали радужные, белые, алые, красные разряды, светящиеся огненные жгуты…
Рэмону Рраю сквозь пелену показалось, что этот рой, размером вдесятеро больше Класуса, приобрел какие-то неясные очертания, близкие к контурам человеческой фигуры. Конечно, сын Вейтарволда больше не доверял своим глазам. Он не мог поручиться и за то, что Класус вдруг поднялся со льда и на негнущихся ногах шагнул прямо в сердцевину бешено крутящегося ледяного торнадо.
Нечеловеческий крик, полный боли, донесся до окаменевших свидетелей этой сцены. Конечно, они не могли понять, что, сцепившись в гибельной схватке, даггон и асахи убивали друг друга, уже не заботясь о том, чтобы выжить. Инстинкт самосохранения и жажда познания отказали Класусу. У него не осталось даже честолюбия: ведь ему был обещан звонкий и недостижимый пока что надмирный титул Даггонаара, – он позабыл о нем! Но теперь он не мог и оценить, насколько недостижимы и наивны его цели; насколько далеко и неправдоподобно предание, завешавшее сыну Вейтарволда великую власть. В голове Класуса бился и клокотал предсмертный рев даггона, и этот рев уже был неотделим от его собственного предсмертного хрипа. И вдруг все кончилось. Только оседала и таяла на лицах замерших людей мелкая снежная пыль, сверкавшая, словно жемчуг.
Наконец экс-профессор Табачников поднялся и, глянув на то, что осталось от бретт-эмиссара (обглоданные мерзлые кости и череп, мертво скалящийся в белозубой усмешке), сказал:
– Нет, не он. Не о нем говорилось в предании. Класус всю жизнь готовился побеждать даггонов, но один-единственный даггон сломил его самого. Зог'гайр?.. И ведь это была еще не самая сильная разновидность демонов судьбы. Та, что приходит с музыкой…
Гендаль Эрккин, существо куда более приземленное и прагматичное, сжал окровавленной рукой рукоять ММР, который выпал из руки задавленного глыбой охранника, и выговорил:
– Все убиты. (Он имел в виду всех официальных лиц: Класуса, губернатора Лапшина, двух охранников; третий, ни жив ни мертв, стоял у стены и не мог пошевелиться от ужаса.) Рэмон, мы можем прорваться!.. У нас есть «мымры», и лучше умереть в бою, прорываясь к свободе… чем подохнуть в плавильной камере, эге?
Рэмон Ррай шагнул к последнему оставшемуся в живых офицеру Охранного корпуса и тотчас же рухнул на пол. Нога не вынесла. Рэмон оскалил окровавленный рот и крикнул:
– Прорывайся ты, дядя Гендаль. Мне… мне все равно не уйти! Видишь… я не могу ходить. Спеши… сейчас тут объявятся еще «синие», а они будут сразу стрелять на поражение.
– Сам знаю, – последовал угрюмый ответ. -А как же ты?..
– А что я? – сказал Рэмон Ррай и засмеялся. – Брат умер, я – последний сын моего отца, а древний свиток Халлиома говорит правду и еще ни разу не ошибся, так ведь, Олег Павлович?
Тот, весь дрожа, едва заметно кивнул.
– Так что мне ничего не грозит, – понизив голос, договорил Рэмон Ррай. – Даже «синие» не могут изменить судьбу. – Он засмеялся и сплюнул. – Кто бы сказал мне, что я скоро буду рассуждать о судьбе и верить в нее, так рассмеялся бы тому в лицо… Сын самой прагматичной цивилизации!!! Ну что же ты стоишь, Пес? Беги! У тебя оружие, у тебя возможность найти свободу или умереть, прорываясь к ней!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61