В один из дней да Сильва, заявившись в штаб отряда, потребовал проведения учений и приказал объявить тревогу личному составу. Пилипенко и Санчесу стоило многих усилий отговорить будущего правителя от этого. Не смутило его и то, что бойцы сейчас в поле, отрабатывают взаимодействие с артиллерией, учась наступать вслед огневому валу, и то, что нельзя таким волевым образом нарушать план боевой учёбы. Слово «план» ещё не стало священным для этого социал-демократа. Лишь аргумент Санчеса о том, что вождь ведёт себя, как в прошлом вели себя многие латиноамериканские гориллы, успокоил оборонное сознание будущего президента, и тот, добившись обещания, что в ближайшее время такие учения будут проведены, гордо удалился в сопровождении своей свиты.
На холме, господствующем над местностью на многие километры, построили хорошо защищённый, закопанный в землю и перекрытый бетонными плитами блиндаж. Оборудовали стереотрубами и телефонами, обозначили его ясно видимыми ориентирами и пригласили в него да Сильву со сподвижниками. Чуть в стороне подготовили «основную полосу обороны», которую в дивизионном учении, завершающем цикл подготовки и сколачивания, и должна взять повстанческая армия.
В блиндаже расположился и Пилипенко, играющий роль «противника», своими вводными «выводящий» повстанцев из строя. Атаку Санчес решил проводить в соответствии с канонами Второй мировой войны – крутая артподготовка, перемалывающая окопы, заграждения, огневые позиции, затем, под прикрытием огневого вала, стремительный удар танков и посаженной на грузовики пехоты. И побольше огня, как миномётного, так и гаубичного. Кроме того, позицию, расположенную в лощине, Санчес решил охватить по холму, используя для этого вертолётный десант и перебросив туда пулемётные взводы, посаженные на пикапы. Артиллерия, после того как позиции будут взяты, по условиям учений должна перебазироваться на новые позиции, с которых можно вести как огонь прямой наводкой по отрядам противника, который в контратаке попытается отбить их, так и навесной огонь по подходящим из глубины подкреплениям.
Взлетела зелёная ракета, обозначающая начало военной игры, и сразу же у подножия холма вспухли разрывы снарядов. Они волной накрыли линии окопов, ряды колючей проволоки и мишенные группы, обозначающие условного противника. Через секунду на наблюдательный блиндаж обрушился грохот артподготовки, закачался пол блиндажа, а упругие толчки разрывов передались даже по земле, вызывая стук зубов, встряхивая мозги и сбивая сердечный ритм. Никто из людей, следящих за ходом учений, не мог оторвать глаз от этой волны огня, выплёскивающей ежесекундно новыми уплотнениями воздуха ударные волны и выкашивающей осколками редкую траву.
Под прикрытием этого удара в атаку пошли танки и прячущиеся за ними грузовики с пехотой. Как только они достигли рубежа атаки, грузовики встали, и из них горохом высыпали пехотинцы, тотчас развернувшиеся в цепь и огнём из стрелкового оружия накрывшие линию окопов. Танки, вырвавшиеся вперёд, прорвали колючее заграждение и выкатили на огневые позиции противника. Огнём из пулемётов они обозначили уничтожение огневых точек, уцелевших после артподготовки, и через минуту туда ворвались стрелковые цепи.
А с тыла уже подходили грузовики, за которыми были прицеплены пушки и гаубицы. Используя складки местности, расчёты развернули свои орудия и принялись окапывать их, долбя каменистую землю, никогда не видевшую плуга, кирками и сапёрными лопатами.
Пилипенко вышел из блиндажа и выстрелил в небо красную ракету, прекращавшую стрельбу и обозначавшую окончание учений.
Чернышков допил кофе, просмотрел в последний раз и отложил утреннюю газету, осмотрелся вокруг. Вчера вечером ему в номер позвонил генерал Гордеев и попросил утром принять человека с важной информацией. Александр согласился, но что-то посланец Гордеева задерживается. Встречу Алекс назначил в кафе вблизи гостиницы, в которой он снимал номер. Ведь если его месторасположение известно Гордееву, к чему скрываться, играть с ним в шпионов? Только как он узнал, ведь вроде все сделали по уму? Чернышков всегда в подобных ситуациях вселялся в гостиницы, располагающиеся невдалеке от центра города, в который он приехал. Во-первых, удобно, не нужно стоять в пробках, да ещё в незнакомом городе. А во-вторых, в Асунсьоне сейчас неспокойно. Окраины бурлят, а их энергия направлена на центр. И там, и там не выспаться. Окраины Асунсьона – это нечто. Алекс бывал во многих странах, но такой запредельной нищеты нигде не видел. Ведь бывает нищета разная. Советским не понять, что такое настоящая нищета. Даже тем, кто помнит ещё дореволюционные времена. Дело не в том, что Россия или СССР намного богаче. Дело в том, что к людям, попавшим в беду, по-разному относятся в разных странах и культурах. И это не только отношение к лени или к тупости. Ведь жизнь может предложить человеку всякие испытания. Сегодня ты крепкий хозяин и первый парень на деревне. А завтра искра из трубы прилетела на сеновал, и вот ты уже в одном исподнем стоишь на морозе над пепелищем. Кто в действительности мог в России застраховаться от такого случая? Потому-то и привечали, и привечают до сих пор нищих. Невозможно представить, чтобы в России человек умер от голода. В богатейших САСШ – легко. Мораль протестантов не только допускала это, но и требовала не оказывать помощь упавшему. В их ущербных умишках неудача – наказание за грехи. Наказание от самого Господа, поэтому любой, кто попробует оказывать помощь, – враг Господа, ибо он вмешивается в воспитательный процесс и подлежит такому же осуждению, как и оступившийся. Непонятно как, но эта дьявольская мораль проникла во все западное общество и явила таких химер, что волосы дыбом становятся. Черныш ков вспомнил, как на тротуаре, вблизи его офиса в Нью-Йорке, однажды появилась молодая пара уличных музыкантов. Он – в смокинге, с концертной гитарой, она – в длинном концертном платье, с флейтой. По виду – представители среднего класса, парень как минимум бывший менеджер какой-то рекламной компании. Что уж он сделал, какой косяк сварганил, что погнали его без права попасть в смежные фирмы, Алекс не знал, да и не узнает никогда. Они с самого утра и до позднего вечера играли сонеты и фуги, Чернышков не очень в этом разбирался, только звучало красиво. Увы, красота эта никак не влияла на наполнение медяками скромной шляпки, лежащей у их ног. Постепенно, и это было чётко видно Чернышкову, дела у пары становились все хуже и хуже. Он, как мог, поддерживал их, опуская в шляпку когда доллар, когда десятку. Только было понятно, что этих денег им не хватало. Толпа, идущая мимо, безмолвно осуждала Алекса, а он не мог ни принять их на работу, подозревая в том, что это подставные люди его конкурентов, не мог и давать им слишком большие деньги, и все тянул. Когда он решился пригласить их к себе, то обнаружил, что парня уже нет. Он расспросил девушку, и та сказала, что парень исчез, и она не хочет верить в его самоубийство. Вот только полиция водила её на опознание одежды, оставленной на берегу. Одежда была его. Чернышков отдал ей все деньги, которые были при нем, и попросил её уехать из города. Пусть вернётся в свой маленький городок в Индиане и там живёт по-человечески. Больше и девушку он не видел.
Но в столице Парагвая он повстречал и не такое. Здесь беспросветной нищетой поражены целые кварталы. Просто создаётся ощущение, что люди, которые в силах бороться, давно вымерли, как динозавры. Здесь нищета особая, круговая, как порука. Получить место рабочего на лесопильной фабрике, для того чтобы вручную таскать огромные бревна за несколько парагвайских гуарани в конце недели, – великое счастье. И это несмотря на то, что денег этих не хватит даже на еду. Местные капиталисты кивают на низкие цены на рабочую силу на рынке труда. Только вряд ли можно называть это место – рынком. Работники используются на износ, а после того как износились – безжалостно выбрасываются прочь. А чтобы ни у кого не возникало соблазна бастовать – у всех предпринимателей нежная дружба с местными бандитами. Сама возможность организовать какое-то подобие профсоюза даже и в голову не приходит. Инициатор сразу будет сожжён вместе с семьёй и родственниками. Ведь что самое непонятное – бандиты постоянно вербуют к себе в мафию людей. И нужно много мужества, чтобы не вступать туда. Люди это мужество демонстрируют, но сделать шаг чуть дальше – боятся. А так всегда и бывает. Когда оно копится, копится, а потом прорвёт – лечение проходит уже по рецепту доктора Гильотена или Воровского.
В кафе вошёл офицер в форме Генштаба и, осмотревшись, направился к Чернышкову. Алекс молча кивнув, поприветствовал его, рукой предложил присесть. Тот скромно притулился на стуле, и сразу же, чуть ли не озираясь, вытащил из планшета пакет и передал его Чернышкову.
– Господин Светланов, генерал Гордеев просил меня передать вам этот пакет.
Чернышков взял пакет в руки, но вспомнил, что, как шептались в Осназе, именно по такой же схеме перед войной Судостроев запустил в небеса Коновальца, главаря украинских фашистов.
– Откройте. – Он вернул пакет офицеру.
– У меня чёткая инструкция – не вскрывать этот пакет, а передать его вам. Мне сказали, что это опасно.
– Откройте. – Чернышков увидел, как во взгляде капитана мелькнул испуг.
– Что ж. Я вас предупреждал. – Тот достал из кармана перочинный нож и надрезал пакет. Вынул из него папку скоросшивателя, разложил её на столике и, развязав тесьму, начал доставать какие-то документы, фотографии, схемы.
– Что это?
– Я не вполне уверен, но по-моему – какое-то досье. Меня просили, чтобы вы сами вскрыли это вдали от посторонних глаз. Возможно, вы можете скомпрометировать неких важных персон.
– Спасибо, извините. Нервы ни к черту. – Чернышков понял, что у этого офицера и в мыслях не было, что таким незатейливым способом их обоих могли отправить на небеса, если бы Генштаб решил переиграть своё решение поддержать революцию. И, похоже, такой оборот не принят в среде местных военных. Алекс пожал руку капитану и, оставив того в недоумении, поспешил к себе. Там его уже должны были ждать Маккормик с парнями из особого отдела «General Security» и кто-то от Родригеса.
В пакете, присланном Гордеевым, было полное досье на службу безопасности, которую курировала Национальная гвардия. Именно так, командующему Национальной гвардией подчинялся руководитель «Комитета». Сама спецслужба, донельзя коррумпированная, насчитывала несколько десятков офицеров, своих силовых структур не имела и силовые акции осуществляла с помощью либо спецназа Национальной Гвардии, это в случае хоть какой-либо минимальной легитимности дела. Либо – при помощи курируемых ею бандитов. Второе случалось на порядок чаще. В сферу её относились любые дела, которые она считала нужным себе присвоить. И контрабанда, это когда не поделились либо попросили те, кто поделился. И наркотики, при тех же условиях. Она же шерстила работяг на предмет наличия революционной пропаганды. Это когда те, кто поделился, совсем уж зажимали рабочих, и назревал социальный взрыв. Чтобы он не произошёл, приезжали, забирали, и дело с концом.
Особняком стояла работа по поддержанию отношений с дружественными иностранными спецслужбами. Вот только все меньше их становилось. Сейчас остались только англичане да американцы. К американцам у «Комитета» отчего-то была нелюбовь.
А британцы до недавнего времени были здесь, словно у себя дома. Что-то делали, рыскали вдоль советского, аргентинского, бразильского посольства. До недавнего времени посольства эти не вызывали интереса спецслужб, кому что нужно от одной из самых нищих стран Нового Света? Ни у кого из великих держав в Парагвае не было особых интересов. А у многих не было и посольств, обходились представительствами. Некоторые страны даже просили представлять себя у посольств других стран. Вряд ли кого-то толкового могли прислать сюда британцы или янки. Это было на руку Чернышкову, и информация в пакете не только подтвердила его первоначальные выводы, но и, добавив недостающие её куски, разложила по полочкам то, что было известно ранее. Даже после поверхностного осмотра документов стало ясно, что агентурную разведку и негласную охрану Стресснера, помимо «Комитета», осуществляет ещё и Ми-6, британская разведка, а персонально некий Джон Бонд, агент нулевой серии, где-то седьмой-восьмой. А это означает, что он в отличие от других дипломатов имеет право на убийство.
– Беспределыцик, короче, – согласно кивнули головами Чернышков и Маккормик, – в далёком прошлом – десантник Советской армии, и теперь уже все позабыли, как его раньше звали.
– Да. Надо его того… – Маккормик пристально взглянул на Чернышкова.
– Думаешь, он сможет помешать нам?
– Так мы вроде бы всех, кого купили, кого напугали… а этот даже не проявился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36