И нельзя сказать, что это ему не нравилось.
Он был почти что царь, почти что Бог. На него работали миллионы людей. Одним кивком пальца он мог казнить и миловать не только простых смертных, а вплоть до первых секретарей обкомов (включительно). Смертоносных игрушек, придуманных и сделанных им за свою жизнь, хватило бы, чтоб стереть человечество с лица Земли, и еще осталось бы на окончательное решение вопроса «Есть ли жизнь на Марсе»…
Но вот кое-где он был совершенно бессилен. И, в частности, когда дело касалось той конторы, которой ведал Пренеприятнейший.
Люди Пренеприятнейшего совали везде свои носы, заводили толстые папки на его ученых, директоров и конструкторов, всюду бдили и держали все под контролем. Они покушались на всевластие Великого Ученого в его империи, что он терпел, скрипя сердцем и зубами.
Равновесие сил долго оставалось нерушимым. Империя Великого Ученого была нужна Советской Империи как воздух. Пренеприятнейший ничего не мог сделать с Великим. А Великий — с Пренеприятнейшим, ибо его ведомство также было кровной необходимостью Империи.
Теперь равновесие было нарушено. Ось, на которой оно балансировало — скрипучая жизнь Генерального — рухнула. Новая ось возникла возле Пренеприятнейшего, и чем ближе она смещалась в его сторону, тем больший вес он обретал.
Когда машина Маршала подрулила к подъезду дома на Котельнической, Великий Ученый уже дошел до необходимого градуса разогрева. Перспектива видеть мурло Пренеприятнейшего в кресле Генерального, стоять перед ним навытяжку и отчитываться в делах, в которых эта гебистская скотина ни уха ни рыла… Ах, ети его в душу бога матерь, да три раза в отца, сына и святого духа, ну что за блядская жизнь такая?
Маршал и Окающий явились вовремя. Сверкнула слезой бутылка «Столичной», пошла по кругу под неторопливый осторожный разговор, в ходе которого Великий Ученый от отчаяния переходил к боевому азарту: ничего! Еще поборемся! Еще повоюем! Еще вы узнаете у нас, что такое оборонка!
Под утро ударили по рукам и отправились спать.

* * *
2 мая, Москва, 0110 — 0204
Видное Лицо нервничало. Предстояла встреча с Портретами, и неофициальность этой встречи никак не влияла на ее важность.
Пан или пропал. Пан — не сегодня-завтра сам стану в ряду портретов. Пропал — тут других толкований быть не может. Пропал — значит, пропал.
— Я готов поддержать любую кандидатуру, которую вы выдвинете, — сказал он. — Я полностью согласен с тем, что возглавлять нашу партию и нашу страну может только человек с безупречной репутацией.
— И кого бы ты предложил?
— Я не имею никакого мнения на этот счет. Я всемерно поддержу вас.
Ударение. Не вас, а Вас.
Замкнутый уловил, кивнул.
— Материал должен быть распространен к ближайшему заседанию Политбюро. Через неделю. Не будет большинства голосов — погорим все синим пламенем.
— Я понимаю.
— Ну и хорошо.
— Будет открытый процесс?
— Ты что, сдурел? Все тихо, по-семейному.
— Вас понял, — Видное Лицо откланялось. — Что делать с людьми Юрца в аппарате КГБ?
— Твое дело. Главное — большинство голосов мне. Эх, выспаться бы! Завтра же еще в почетный караул…

* * *
Москва, второе мая, 10-00
И вот я здесь, подумал Востоков. Последний барьер. Невысокий и хлипкий. Наручники. Охранники по бокам.
На такой должности охранник обязан быть глухонемым.
Три «Портрета» напротив.
Момент истины.
— Ваше имя?
— Вадим Востоков.
— Звание?
— Полковник ОСВАГ.
— Должность?
— Координатор по региону России.
— Вам предъявлено обвинение в заговоре против Советского Союза и измене Родине. Признаете ли вы его?
— Да. Я — участник заговора против Советского Союза и изменник Родины. Правда, у нас немножко разные понятия о Родине, но это неважно.
— Не отвлекайтесь. С какой целью вы поддерживали контакт с полковником Сергеевым, находившимся в Крыму в служебной командировке?
— Полковник Сергеев интересовал меня, в первую очередь, как связующее звено между мной и товарищем А.
— Что за интерес был у вас в товарище А.?
— Мне было известно, что он — один из наиболее ярых сторонников оккупации Острова Крым. Я хотел форсировать оккупацию.
— Зачем?
— Чтобы спровоцировать военный конфликт между Крымом и Советским Союзом.
— Объясните смысл этой акции.
— В последнее время в Крыму начали нарастать центростремительные тенденции. Слишком многие хотели присоединения к СССР. Военный конфликт свел бы эти настроения на нет.
— Как вы рассчитывали выпутаться из этого конфликта?
— Выиграть войну.
— Почему вы думаете, что вам бы это удалось?
— После устранения Генерального (брови «Портретов» поползли вверх) его пост неизбежно должен был занять товарищ А. Его сын повлиял бы на него с целью остановить войну и вывести войска из Крыма.
— Откуда такая уверенность в том, что он сделал бы это?
— В сейфе в квартире товарища А. (сына) хранятся карточки «Американ Экспресс» на сумму в два с половиной миллиона американских долларов. У нас есть коды этих карточек.
— В ближайшее время эти сведения будут проверены, — обратилось к «Портретам» Видное Лицо.
— Спросите у него, не он ли организовал на острове сопротивление белогвардейцев, — шепнул Замкнутый.
— Да, это тоже часть плана, — ответил Востоков, когда ему передали вопрос. — Агент товарища А.(сына), диктор на телевидении СССР, передал по программе «Время» так называемый «Красный Пароль», сигнал всем резервистам к сбору. Солдаты и офицеры запаса освободили кадровых военных из лагерей интернирования. Кадровые военные освободили аэродромы и подняли в воздух самолеты.
— Захватили аэродромы… — поправил Окающий.
Борода Востокова шевельнулась в улыбке.
— Как вам будет угодно, господа.
— Товарищи, — одернул Востокова Молодой. — И тут же поправил сам себя: — ГраждАне.
— Значит, план был организовать, а затем сорвать воссодинение Крыма с СССР, — вел линию показательного допроса полковник КГБ.
— Именно так. Нечто вроде того, что произошло в «Заливе Свиней», только в несколько больших масштабах.
— Почему же теперь вы решили рассказать об этом?
— Воздействие на товарища А.(отца) через сына потеряло свое значение. Мы выиграли войну. Я решил, что дальнейшее сопротивление не приведет ни к чему хорошему, и раскрыл карты.
— Почему вы думаете, что война в Крыму вами выиграна?
— Уничтожены все военные аэродромы в приморской полосе, так? Вы не можете организовать десант, вы потеряли господство в воздухе. Это значит, что вы проиграли войну. Судите сами о надежности аппарата КГБ, если я получил такие сведения, сидя в тюрьме.
…Выйдя из зальчика, вытирая лбы, «Портреты» переглянулись.
— Ну, вражина! — высказался Окающий. — Ну, волк! Так бы и взял за бороду, и в морду, в морду!
Энергичные движения пухлого кулачка, испятнанного старческим пигментом, выглядели скорее комично, чем угрожающе, но никто даже не улыбнулся.
— Вы как хотите, товарищи, — Молодой промакнул платочком пятнышко на лбу, — А мне этот тип не понравился. Больно гладко он говорил. Он, вообще, настоящий шпион или нет? Что-то он не похож на шпиона.
— По-моему, как раз очень похож, — вставил Окающий.
— Я в том смысле, что слишком похож, — пояснил Молодой. — Шпион же не должен быть похож на шпиона, правильно? А если он врет?
— А какая нам разница? — буркнул Окающий.
— Миша, — сказал Замкнутый Молодому. — Постарайся понять. Врет он или нет — уже неважно. Важно одно: товарищ А. вольно или невольно утратил бдительность, которую на его должности утрачивать нельзя, и допустил ошибку, поддавшись на провокацию. Это факт. Можем ли мы допустить, чтобы такое повторилось? Не можем. Выводы, Миша?
Молодой сделал правильные выводы.

* * *
Тот же день, Одесса, 1700 — 1912
— Ну что, товарищи, — сказал Маршал, собрав в штабе Одесского Военного Округа командиров дивизий Крымского Фронта и начальников их штабов. — Навтыкали нам по первое число? В обоих смыслах! Использование ДБА и ракет, в общем, до жопы — обставиться перед начальством. Когда будут готовы аэродромы подскока?
— Завтра вечером… — сказал командующий ОдВО.
— Утром! — грохнул по столу маршал.
— Утром, — согласился командир ОдВО. — Но обеспечить можем всего два… пока. Николаев и Одессу. Не смотрите на меня так, товарищ маршал. Мы делаем, что можем. Кругом идет работа, но… мины… Гибнет техника, гибнут люди. Все основные силы брошены на эти два аэродрома, потому что там ВПП в наилучшем состоянии и можно было быстрее всего стянуть туда саперно-инженерные части. Завтра утром сделаем эти два. К вечеру — еще четыре. Если не будет повторных бомбардировок, то к ночи четвертого восстановим ВПП всех аэродромов Одесского Округа.
— Мы будем готовы к утру четвертого, — сказал начальник Северо-Кавказского Военного Округа. — Нам меньше досталось.
— На случай, если белые надумают повторить удар? — спросил Маршал.
— Развернуты системы ПВО по всему побережью. Задействовали все, что нашли, вплоть до зенитного вооружения мотострелковых дивизий. Дежурство идет круглосуточно.
— Они больше не сунутся, — сказал начальник ПВО. — В этот налет они потеряли больше девяноста самолетов.
— А мы — пятьсот! — заорал Маршал. — А почему? А потому что ваш бывший начальник тоже думал, что беляки не сунутся, и жопу чесал! Я не хочу больше слышать — они не сделают того, они не сделают этого! Я хочу знать, что МЫ будем делать, когда они сделают то или это?
Он вытер лоб, сел.
— Сегодня у нас второе. Шестого мы начнем вторую высадку. Как и планировалось, через Тамань. Приказ — взять Симферополь к девятому. Значит, к шестому мы — кишки наружу — должны подавить всю их авиацию и ПВО. Чтоб через два дня ни одна белая блядь не показывалась в небе. Небо должно быть нашим! Вы поняли, товарищ генерал-лейтенант? Или небо наше, или от вашего звания остается ровно половина. Догадываетесь, какая?
— Товарищ маршал… — сказал командир 106-й воздушно-десантной дивизии. — Мне кажется, к девятому — нереально…
— Кажется — креститесь! — резко бросил Маршал. — И чтоб вы все забыли это слово — «нереально». Знаете, кто может делать дело — думает, как, а кто не может — ищет причину, почему нельзя… Не можешь — пиши в отставку, сиди на даче, огурцы разводи! А Жуков бы тебя за «нереально» к стенке поставил. Мы одно слово знали — приказ! Вот у меня приказ — девятого! И как в песне поется — нужна победа — за ценой не постоим!
Если бы Маршал знал, чем обернется эта победа для него и какую цену придется уплатить, он откусил бы свой язык.
19. Дом на Сюрю-Кая
Бентли: Что там происходит, Драйден?
Драйден: Там идет битва двух темпераментов,
один из которых близок к безумию,
а другой начисто лишен всяких принципов.
Фильм «Лоуренс Аравийский»
Утром первого мая Крым кое-как уяснил ситуацию и слегка охренел.
Как это, господа? Ведь еще позавчера у нас тут была дружба и полное взаимопонимание! Кричали женщины «Ура!» и в воздух разные там предметы гардероба бросали — а теперь что? А теперь банда наемных головорезов, которую мы называли своими вооруженными силами, пустила эту дружбу и взаимопонимание песику под хвостик. Мало того, что в крупнейших городах Крыма произошла дикая резня, повлекшая жертвы и среди мирного населения, мало того, что вероломное, подлое нападение на советские войска уже само по себе привело к конфликту с СССР — так этим утром, уподобившись ублюдку Гитлеру, крымские самолеты нанесли жесточайший бомбовый удар по советской территории! Произошел окончательный, бесповоротный разрыв отношений, который восстановится лишь в случае полной, безоговорочной и позорной капитуляции Крыма. По нескольким городам были нанесены ракетно-бомбовые удары, погибло в общей сложности 15 человек, не уяснивших, что «воздушная тревога» означает именно воздушную тревогу, а ракета, система наведения которой сбита с толку уголковыми отражателями, не разбирает, где военный объект, а где — гражданский.
Спрашивается: кто должен за все это ответить? Правительство? У нас нет правительства, оно куда-то исчезло утром двадцать девятого. Армейская верхушка? Она клянется, что стала жертвой провокации. ОСВАГ? Эта организация хранит гробовое молчание.
Ну так кто, кто же все-таки это сделал? Покажите нам человека, перечеркнувшего достижения нашей северной дипломатии за последние два года! Покажите нам негодяя, втравившего нас в безумную, абсолютно ненужную войну! Покажите нам мерзавца, посягнувшего на самое святое право гражданина демократического общества: право избирать свой политический строй!
Эти голоса пока еще не звучали, общественное мнение было слишком ошарашено, слишком шокировано произошедшим, чтобы выразить это вслух. Но вопрос — «Кто?» уже сформировался, и рано или поздно нужно было на него отвечать.
А ответ на этот вопрос лежал на госпитальной тюремной койке и спал отвратительным, глубоким и тяжелым, как грязь озера Сасык, сном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104