— На самом деле, Сильвестр, я все же так и не понял, на кой черт тебе это все. Они же согласились продолжить выплаты.
— Для того, чтобы меня перестали пинать ногами! Я не резиновая кукла и не футбольный мяч.
— Кто это, интересно, тебя пинает? Уж не они ли — исправно платя тебе денежки? — удивился Дилкс.
— Исправно? Они попробовали приостановить уплату! И если я спущу им это с рук, они когда-нибудь снова попробуют! А я желаю дать им понять, что мы не бросаем слов на ветер! Понял теперь?
— Вроде бы. — Дилкс пожал плечами. Понял он только одно — к подлинной причине все это не имеет никакого отношения. Подлинная причина была иной — Монтрофорт желая доказать, что его внешность безобразного гнома вовсе не дает повода не считаться с ним. И любые аргументы имели столько же шансов остановить его, сколько проповедь — повернуть вспять воды прилива.
Достав из кармана твердый пластиковый жетон из казино, Дилкс принялся вертеть его между пальцев.
— Скорее всего, — подумал он вслух, — президент прикажет всем членам Конгресса остаться в здании.
— Похоже на то. Если эта орава все же ему подчинится, то на ступенях останутся только самые главные.
Монтрофорт улыбнулся — впервые за сегодняшний день, помахал в воздухе сомкнутыми ладонями, изображая улетающую в дальние края птицу.
— Самая надежная ловушка — та, которую ставишь на пути человека, пытающегося избежать ее, — заметил Дилкс.
— Все твоя восточная мудрость? — Монтрофорт глянул на него с неодобрением.
— Тебе бы, Сильвестр, тоже не вредно ознакомиться с ней. В библиотеках ты, конечно, этого не отыщешь, — но если знать, где смотреть, можно найти такие книги, в которых о нашем деле сказано все — абсолютно все, что нужно о нем знать, Сильвестр.
— Я, милый мой, верю в технологию. В нее и ни во что больше, — ответил Монтрофорт.
Настроение его улучшилось, он даже поднял кресло на шесть дюймов над полом — и теперь победоносно поглядывал на Дилкса сверху вниз.
— А я, — заявил Дилкс, — верю в Синанджу.
— Что это еще за Синанджу?
— Древний орден наемных убийц. Создатели боевых искусств Востока. Победители невидимых битв. На протяжении тысячелетий они успели послужить всем государствам мира. Существует древняя поговорка: «Если Дом Синанджу в бездействии — значит, остановился мир. Но если Дом снова в пути — мир опять начал вертеться».
— Они вроде корейцы, да? — спросил Монтрофорт.
Он слегка улыбнулся, глядя, как неуловимый, неподражаемый, непогрешимый Дилкс продолжает с задумчивым выражением вертеть в пальцах пластиковую фишку.
— Корейцы, да — то есть были ими. Говорят, что последний Мастер Синанджу сейчас где-то доживает свой век. Древний старик — наверняка давно отошел от дел, если еще не умер. Никто ничего не слышал о нем. Что это с тобой, Силли? У тебя такой вид, будто ты жабу съел.
— Никто ничего не слышал о нем — это, конечно, верно, — ухмыльнулся Сильвестр. — То есть было верным — до сегодняшнего дня. А точней сказать, до вчерашнего. Зовут этого Мастера Чиун, лет ему эдак за восемьдесят, и вчера он сидел тут на том самом стуле, на котором сейчас восседаешь ты.
Пластиковый кругляш упал с легким стуком на пол. Дилкс так резво вскочил на ноги, будто стул под ним оказался подсоединенным к генератору электростанции в Смоук-Райз.
— Он был здесь!?
— На этом самом месте.
— А что он здесь делал? О чем он с тобой говорил?
— Он сказал, что Америка — упадочная страна, поскольку здесь не питают должного почтения к ассасинам. И что в Америке упадочное телевидение, поскольку не способно более к настоящему искусству. И упадочное население — и белые, и черные, и большинство желтых, ибо они представители неполноценных рас. И что он искренне сожалеет о том, что не смог познакомиться со мной в годы моей молодости — с его помощью я не стал бы таким, какой я сейчас, но теперь уже слишком поздно. Вот так мы и побеседовали.
— Но зачем он приходил к тебе Силли?
— Да все очень просто. Он нанялся охранять президента Соединенных Штатов — от своих собратьев или их коллег.
Монтрофорт довольно осклабился. Губы Дилкса были плотно сжаты.
— Я тебе и еще одну вещь скажу, Дилки. Он был одним из тех двоих, кого вчера нужно было ухлопать Пруэлу.
— Ты пытался убить Мастера Синанджу? — тихим голосом спросил Дилкс.
— Ага. И еще раз попробую.
— Теперь понятно, почему твоему Пруэлу так не повезло, — Дилкс нервно оглянулся назад, словно опасаясь чего-то. — Сильвестр, мы с тобой партнеры уже не первый год, так?
— Так. И что дальше?
— Так вот, партнерство наше подошло к концу, — Дилкс выпрямился. — Можешь вычеркнуть меня из своего списка.
— Чего? Из-за этого восьмидесятилетнего корейца?
— Я могу быть самым лучшим убийцей в западном полушарии...
— Ты и есть, — кивнул Монтрофорт.
— ...Но в сравнении с этим восьмидесятилетним Мастером я просто сапожник, Силли.
— Да он же дряхлый старик, — возразил Монтрофорт. Его искренне позабавил подобный поворот дела. Приятно было видеть, как этот непроницаемый чистоплюй Дилкс вдруг впал в панику. На его загорелом лбу даже выступили капельки пота. — Старость — не радость, — добавил он.
— Тем не менее, я все же хочу дожить до нее. И возвращаюсь в Африку.
— Да? И когда же?
— Немедленно. Можешь играть дальше в свои игрушки — один. Желаю удачи, Силли.
Не дожидаясь ответа, Дилкс ступил на плитку пола, отпиравшую дверь, створки раздвинулись и едва успели сомкнуться за его спиной, как о них грохотом разлетелась чернильница, пущенная вдогонку обезумевшим от ярости Монтрофортом.
— Трус! Баба! Кисейная барышня! — Монтрофорт орал, что есть мочи, зная, что даже у самого лифта Дилкс услышит его. — Трус! Вонючка! Мозгляк! Желтобрюхий засранец!
В кабинете воцарилась тишина. На губах мистера Монтрофорта играла блаженная улыбка.
Глава тринадцатая
— Вон, видал?
Римо указал на стальные конструкции купола, вздымавшиеся над их головами. Они с Чиуном стояли в здании Капитолия, неподалеку от главного входа.
— Это тот самый дом, где живет Конституция? — спросил Чиун.
— Не знаю. Наверное.
— Я хочу посмотреть на нее.
— Это еще зачем?
— Пожалуйста, не спорь со мной, Римо, — Чиун поморщился. — Столько лет я слышал, что мы нарушаем Конституцию, чтобы все остальные могли ее соблюдать. Теперь я хочу сам увидеть эту Конституцию, чтобы понять, стоит ли то, что мы для нее делаем потраченных нами усилий.
— Именно она, к твоему сведению, посылает в твою деревню золото, папочка.
— Моя честь и уверенность в себе дороже всякого золота, Римо. Ты этого никогда не поймешь — потому что ты и американец, и белый одновременно. Но люди, призванные беречь свою честь, до сих пор есть в мире. Я, Римо, один их них. И мы ценим ее дороже любого богатства.
— Это с каких же пор? — прищурился Римо. — За хорошую плату ты стал бы работать даже в китайской прачечной!
Взгляд его проник за спину Чиуна и остановился на группе мужчин, стоявшей в углу окружавшего его огромного зала.
— Нет, — твердо сказал Чиун. — Там — ни за что на свете. А для чего ты смотришь на этих разжиревших пожирателей мяса и вина?
— По-моему, — ответил Римо, — я их узнал. Смотри, Чиун, это политики. Может быть, даже члены Конгресса.
— Тогда я буду с ними говорить.
Чиун двинулся по направлению к группе.
Первым заметил стремительно приближавшегося к ним маленького желтолицего человечка спикер палаты представителей.
— Минуту, господа, — извинился он и, улыбаясь, повернулся к Чиуну, который подошел к нему с каменным лицом, словно учитель, встречающийся под конец семестра с родителям второгодников.
— Вы — член Конгресса?
— Точно так, сэр. Чем могу помочь вам?
— Еще недавно я пылал по отношению к вам праведным гневом — ибо для того, чтобы показывать по телевизору ваши толстые физиономии, отменили мои чудесные, дневные драмы. Но теперь это благородное искусство пришло в упадок — и мне все равно, показывают их или нет. Где Конституция?
— Конституция?
— Да, да. Не притворяйтесь. Это документ, для защиты которого я работаю столько лет — чтобы вы все были счастливы, словно несмышленые дети; мне же достается лишь упорный, каторжный труд. Так где Конституция?
Спикер палаты представителей пожал плечами.
— Будь я проклят, если я знаю... Нейл! Том! Вы не в курсе случайно, где находится Конституция?
— Думаю, в библиотеке Конгресса, — растеряно откликнулся Нейл, седеющий мужчина с длинным лошадиным лицом, покрытым нездоровыми красноватыми пятнами.
— Или в национальном архиве, — предположил один из его коллег, к которому спикер обращался как к Тому.
У этого физиономия была простая, открытая — так и хотелось довериться ему, как родному. Крупные, рельефные черты словно вырезали из большой, сочной, спелой картофелины.
— Вы работаете здесь, джентльмены? — сумрачным тоном спросил Чиун.
— Да, сэр, мы члены Конгресса... Очень рад познакомиться.
Нейл смущенно протянул руку.
Чиун не обратил на нее ни малейшего внимания.
— Значит, вы работаете на Конституцию, но где находится она — никто из вас не знает?
— Я лично работаю на своих избирателей, — Нейл пожал плечами.
— А я — на свою семью, — хмыкнул Том.
— А я — для своей страны, — улыбнулся спикер.
— Хотя раньше, — успел ввернуть Нейл, — я работал на «Колгейт».
— Подумаешь, — пожал плечами Том. — Мне приходилось разносить газеты — зимой, в мороз.
— Сумасшедшие, — закивал Чиун. — Это собрание сумасшедших. — Втянув в плечи голову, он зашагал к Римо. — Зачем ты привел меня в сумасшедший дом?
— Ты же сказал, что нам нужно найти ту самую яму, в которую пытаются заманить президента. Так вот, он будет выступать вон на тех ступенях. Где же здесь яма, Чиун?
Чиун не слушал его.
— Это очень странное здание.
— Почему?
— Здесь очень, очень чисто.
— Его каждый день убирают. И это стоит недешево, — ответил Римо.
— Нет, это не такая чистота. В мире не существует дворцов, где бы не было хотя бы каких-нибудь насекомых. А здесь нет ни одного.
— Почем ты знаешь? Может, тут в щелях стен живут такие маленькие клопики. А ночью выползают и танцуют при луне.
— Пусть лучше танцуют на твоей физиономии, — посоветовал Чиун. — Здесь нет ни одного — и очень, очень необычно для замка.
— Да ведь это не замок, Чиун. И не дворец вовсе. Это дом, где живет демократия. А тараканы и клопы, наверное, сплошь монархисты.
— Но этой страной управляет один человек? — спросил Чиун.
— Ну... можно сказать и так, папочка.
— И у него есть секретная служба, к которой принадлежим и мы — верно?
— Верно.
— И мы убиваем его врагов, где бы и кто они ни были.
Римо обреченно пожал плечами. Неизбежность вывода угнетала его.
— Значит, эта страна ничем не отличается от прочих, — заключил Чиун радостно. — Только делают здесь все медленнее. Вся разница между вашей страной и абсолютной монархией — в том, что в абсолютной монархии все гораздо быстрей и проще.
— Если там все так просто, почему они не могут выгнать тараканов из дворцов? — поинтересовался Римо.
— Римо, временами ты становишься невыносимо глуп.
— Гм... и почему это?
— Послушай только, какие звуки ты издаешь носом — «гм». Можно подумать, я никогда не учил тебя разговаривать.
— Нечего придираться ко всяким звукам. Ты лучше про тараканов ответь.
— Тараканы — неотъемлемая часть нашей жизни. Они вечны, как вселенная. Они жили везде: — В египетских пирамидах, во дворце царя Соломона, в замках французских королей. Они вечны.
— А здесь, значит, их нет?
— Разумеется, нет ни одного. Скажи, разве ты их слышишь?
— Не слышу, — признался Римо.
— Ну вот.
— А ты хочешь сказать, что способен слышать возню тараканов? — Римо недоверчиво прищурился.
— Я раньше и подумать не мог, что Мастер Синанджу способен опуститься до такого, — Чиун скорбно покачал головой. — Стоять среди безжизненных стен этого здания, как вы там называете его...
— Здание Конгресса. Капитолий.
— Да. Именно. Стоять среди этих безжизненных стен и разговаривать о тараканах с тем, кто вряд ли сам чем-нибудь от их отличается. Мои предки осудили бы меня со всей суровостью — я втоптал имя Синанджу в такую грязь...
— Если я таракан, а партнерство у нас с тобой равное, кто тогда ты?
— Тараканий учитель. О, Дом Синанджу, что стало с тобой!..
* * *
Осгуд Харли яростно чесался со сна, вонзаясь в свою бледную плоть грязными обкусанными ногтями. От джинсов, которые он не удосужился снять на ночь, на животе осталась красная полоса. Да, придется поплатиться за то, что вчера он выпил две бутылки вина и заснул одетым — от этого чресла его яростно потели, и начинался невыносимый зуд в паху. Осгуд Харли считал эту неизлечимую болезнь истинным проклятием человечества.
В старые добрые времена такого с ним не случалось. И не было привычки пить в одиночку в обшарпанной квартирке чердачного этажа.
Тогда Осгуд Харли был символом действия — комитеты, коалиции, акции протеста, телевизионные передачи, журнальные интервью, деньги, травка и девочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24