Еще рывок, еще, еще — и наконец Римо опустился на переднее сиденье рядом с водителем, который, уже потеряв голову, судорожно жал на газ, на тормоза, снова на газ, услаждая слух диспетчера потоками невообразимой словесной мешанины.
— Ничего, если я поеду впереди? — спросил Римо.
— Нет проблем. Сиди, где захочется. Сигарету?
Водитель железного коня наконец опомнился. Даже смог рассмеяться. Ну надо же, напустил в штаны! Теплая струйка стекала по его бедру, и под педалью газа образовалась лужица. Одним глазом доблестный ездок то и дело посматривал на рваную дыру в крыше, постепенно укрепляясь в мысли о том, что на него напал динозавр, питающийся стальными покрытиями. Сидевший справа тощий малый с жилистыми запястьями наконец назвал ему адрес. Оказалось — в гостиницу.
— У тебя, приятель, талант подзывать такси.
— Ты же сам не захотел останавливаться, — напомнил Римо.
— В следующий раз учту. Вообще-то за мной такого не водится, но остановиться в квартале цветных — все равно что пустить себе в башку пулю.
— Каких именно цветных? — поинтересовался Римо.
— Что значит «Каких цветных»? Черных, разумеется. А ты думал, каких? Ярко-оранжевых, что ли?
— Ну, есть еще желтые, красные, коричневые, белые. Есть альбиносы, есть почти розовые. Иногда, — подытожил Римо, — попадаются даже типы цвета жженного янтаря — правда, не очень часто.
— Да брось ты, — водитель мотнул головой.
Но перед мысленным взором Римо уже вставали люди всех возможных оттенков и цветов радуги. И ведь главное в том, что никаких цветов нет, что все это черное, белое, красное или желтое — всего лишь знак принадлежности к расе. Но и между расами по сути нет разницы. А разница в том, как используют люди свои возможности, насколько далеко отстоят от того совершенного образа, по которому создала их природа. Есть, конечно, между отдельными группами людей кое-какие различия — но они ничтожны по сравнению с главным: тем, каковы сейчас люди — и какими могли бы быть, если бы...
В принципе — это как с машиной. Есть же машины восьми-, шести-, четырехцилиндровые. Но если в моторе каждой работает не более чем по одному цилиндру — большая ли между ними будет разница? так и с людьми. Любой из них, сподобившийся привести лишний цилиндр в действие, сразу попадал в ранг героев-атлетов.
Правда, был, конечно, один или два, которые пользовались всеми шестью — или даже восемью цилиндрами...
— "Зебра 42" — вы говорили, вроде вас кто-то ест?
— Нет, нет! Все в порядке, — таксист подмигнул зеркалу.
— Это, значит, и есть ваш аварийный позывной? — повернулся к нему Римо. — «Все в порядке»?
— Да... нет...
— Полный идиотизм, — Римо удрученно покачал головой. — Вот я сижу здесь, на переднем сиденье, полицейская машина — в двух кварталах от нас; сейчас она за нами погонится, и если завяжется драка — представь, кому будет хуже всего.
— Какая... полицейская?
— Вон, сзади.
— О, Бог мой! — пробормотал таксист, заметив в конце улицы блеск полицейской мигалки.
Впереди из-за поворота вынырнул еще один приземистый силуэт.
— По-моему, самое время прижаться к обочине и сдаваться.
— Причем немедленно, — подтвердил Римо.
Он подмигнул водителю — ив следующую секунду тот почувствовал, как руль вырвался из его рук; а потом этот шизик, этот обалдуй, который выломал крышу, этот псих, который не имеет понятия, как порядочные люди садятся в автомобиль, всем своим жилистым скелетом навалился на него — он правил. Колымага словно сошла с ума — дико визжа тормозами, она ныряла, ерзала, прыгала, чуть не врезавшись в полицейский автомобиль, выехавший из-за поворота. В следующую секунду он был уже позади — и после хилых попыток преследования широким разворотом въехал на тротуар, разметав в стороны, словно шары в боулинге, разноцветную гирлянду мусорных баков.
Римо мельком глянул в зеркало заднего вида. Так и есть — ни один из почтенных мусоросборников не удержался на прежней позиции.
Визг тормозов и завывание сирен переплетались со стенаниями таксиста, все еще безуспешно пытавшегося вырвать руль у этого лунатика. Ничего, сейчас он ему покажет. В конце концов, он был чемпионом колледжа в среднем весе — сейчас этот кретин у него допляшется. Два превосходных апперкота — справа и слева — но псих все так же сидел, навалившись на него и вцепившись в руль. Оба роскошных апперкота прошли мимо цели.
Нет, он явно сходит с ума — иначе получается что этот полоумный может двигать своим костистым туловищем быстрее, чем он, бывший чемпион колледжа, наносит свой коронный удар! Он, не знавший себе равных в среднем весе во всем Хай Пасифика!
Да, парень явно не из простых. Если уж он разломал пальцами крышу... хотя крыша, что и говорить, была хлипкая. Но на скорости восемьдесят миль в час уйти от его ударов... восемьдесят миль в час?!
Случайный взгляд через ветровое стекло заставил таксиста втянуть голову в плечи. Им осталось жить не больше пары секунд. На скорости восемьдесят миль в час в Лос-Анджелесе можно ехать только навстречу собственной смерти — упокой наши души. Господи...
Последним усилием он попытался спихнуть ступню шизика с педали газа. Но ступня обладала, похоже, большим запасом устойчивости, чем весь его экипаж. Таксисту показалось, что он стукнул ногой по чугунной тумбе.
— Расслабься и получи удовольствие, — буркнул себе под нос водитель, откидываясь в кресле. Еще в детстве он слышал, что все психи здоровы как дьяволы...
— Ты машину застраховал?
— Как же, хватит этой страховки...
— Бывает, что и хватает, — ответил Римо, — даже с лихвой. Могу познакомить тебя с одним адвокатом...
— Слушай, хочешь по-настоящему меня осчастливить? Смойся отсюда, а?
— Ладно. Пока.
Распахнув двери, Римо одним прыжком оказался на тротуаре, коснувшись асфальта, ноги, не сбавляя скорости — в чем, собственно и был секрет — понесли Римо через улицу к аллее, в конце которой виднелось здание гостиницы.
Войти внутрь Римо предпочел любимым способом — через кухню. Для этого лишь понадобилось спросить, кто заказывал для ресторана свежую говядину — разного рода агентов по продаже кухонный персонал обычно не замечал. В кухне витал запах яичницы и прогорклого жира.
У двери в номер Римо ожидал бледный и хмурый Смит — пальцы шефа нервно постукивали по крышке кейса. Вся его одутловатая фигура прямо-таки сочилась негодованием.
— Что, ради всего святого, произошло там, внизу?
— Внизу?
— Полицейские. Эта гонка... и это такси, из которого вы, пардон... выпорхнули.
— Вы же сами приказывали мне явиться точно к назначенному часу. Предупредили даже, что важность дела заставляет вас лично прибыть сюда. И не больше чем на десять минут — нас не должны видеть вместе. И намекнули, что дело крайне деликатное. Это так?
— Покушение на президента, — делая шаг к двери, будничным тоном промолвил Смит.
Римо удержал его за локоть.
— Ну и?..
— Поэтому нас и не должны видеть вместе. Даже в одной гостинице. Все эти комиссии с их теориями о маньяке-убийце могут добиться одного — случайно узнать о нашем существовании; и этого я более всего опасаюсь.
— Я полагаю, однако, что потеря вами, Смит, здравого смысла — не главное, из-за чего вы сюда прибыли?
— Главное — в том, что на жизнь президента Соединенных Штатов готовится покушение. У меня нет времени объяснять вам, почему я говорю об этом с такой уверенностью, но вы, полагаю, знаете — у нас свои источники информации и свои методы ее обработки.
Это Римо знал хорошо. Знал он также, что их организация, дабы заставить работать как следует официальные органы охраны порядка, время от времени во время крупных скандалов подбрасывала прессе конфиденциальные сведения; в кризисных ситуациях, в качестве крайней меры, в дело включался сам Римо. Знал он также, что со времени появления организации хаос, охвативший страну, не уменьшился. Улицы не стали безопаснее; полиция — надежней. Главный полицейский комиссар в выступлении по национальному телевидению, разводя руками, признался в том, что полиция превратилась «лишь в средство обеспечения занятости».
Полицейский комиссар ошибался в одном — приписывая какую бы то ни было «эффективность» вверенной ему организации. В городах продолжали находить в мусорных контейнерах трупы беременных женщин. Среди самих полицейских вспыхивали волнения. Никогда еще американским налогоплательщикам не приходилось раскошеливаться до такой степени на столь никчемную защиту.
Шкуру за прошедшие годы Римо, как ему казалось, отрастил толстую — но терпеть происходившее становилось все труднее. Хаосу и преступности была объявлена война, и первую победу в ней надлежало одержать над самими силами правопорядка — той армией, которая не только позволила противнику войти в город, но требовала с его жителей все большую плату за оправдание своей бесполезности. С другой стороны, сами жители недолюбливали чересчур честных полицейских. Так ли, иначе — но выбор оставался один: спасение цивилизации или полный и окончательный хаос.
И потому угроза покушения на очередного политика не вселила в душу Римо особого беспокойства — хотя на доктора Харолда В. Смита она, судя по всему, оказала прямо обратное воздействие.
— Ясно — на президента Соединенных Штатов готовится покушение. Ну и?.. — повторил свой вопрос Римо.
— Вы знакомы с вице-президентом? — спросил вместо ответа Смит.
— Нам же надо спасать самого?
— Да нет, я спрашиваю не поэтому. Римо, власть ослаблена настолько, что потеря еще одного президента может повлечь за собой полный крах. Мы пытались убедить его, что его жизнь в опасности и необходимо принять дополнительные меры к защите. Но у него один ответ — все в руках Божьих. Римо, Римо, еще одно убийство — и конец всему, вы понимаете? — О, Бог мой, мое время истекло. Вы притащили за собой полицию. Когда я увидел их, то счел за лучшее посвятить в детали Чиуна. Не знаю, оба вы умудряетесь выскальзывать из ловушек без единой царапины, но для меня дальнейшее пребывание здесь становится опасным. Ситуацию вы знаете. Ваша задача — убедить президента, что он в опасности. Используйте все каналы. Прощайте.
Римо следил, как он идет к выходу, оставляя за собой терпкий запах тела, давно привыкшего к мясной пище. Вся манера уважаемого шефа КЮРЕ оставляла ощущение разжеванной дольки кислого лимона.
Однако доктор Харолд В. Смит не знал, в каком тягостном раздумье оставил он Римо. Англосакс до мозга костей, Смит не в состоянии был понять, что могут значить его слова для Мастера Синанджу — тысячелетнего дома, занимавшегося на протяжении всей истории человечества подготовкой наемных убийц.
Предчувствие беды появилось у Римо в тот самый момент, когда он увидел на лице Чиуна довольную улыбку — щербатый полумесяц, вписанный в овал из пожелтевшего пергамента, с клочками седой бороды и остатками волос, напоминавших серебряную обертку от конфеты. Чиун стоял в приличествующей положению величественной позе, и старинное пурпурное с золотом кимоно выглядело на его сухонькой фигурке по меньшей мере императорской мантией.
— Наконец-то Мастеру Синанджу нашли достойное применение. — Восемь прожитых десятилетий сделали голос Чиуна надтреснутым и скрипучим, словно сухой стручок. — Столько лет мы унижались до борьбы с разбойниками, ворами и разного рода презренными нечестивцами вашей невозможной страны — но наконец в приливе мудрости голос разума проник в сердце императора Смита!
— Нет, ради всего святого! — валясь на диван, простонал Римо. — Чиун, не говори больше ничего.
Но он уже узрел громоздившиеся в комнате Чиуна лакированные дорожные сундуки с замками, залитыми воском — чтобы кто-нибудь не попытался вскрыть их без ведома хозяина.
— Прежде всего голос разума заставил императора на сей раз поставить во главе дела настоящего Мастера, — продолжал Чиун.
— Уж не тебя ли, папочка? — язвительно вопросил Римо.
— Не дерзи, — поморщился Чиун. — Кроме того, войдя, ты забыл поклониться.
— Да ладно, кончай. Ну и что он сказал?
— При виде той гнусной, позорной сцены, что ты устроил внизу, император несказанно удивился: как ты, впитывая мудрость Синанджу столько лет, можешь при этом оставаться совершеннейшим недоумком?
— А ты что?
— А я ответил, что и так сотворил чудеса — учитывая, что мне пришлось иметь дело с толстым белым лентяем.
— А он что?
— Он ответил, что от всего сердца сочувствует доброте и мудрости учителя, который все эти годы терпит нерадивость того, кто не умеет до сих пор управлять дыханием и кровообращением.
— Ну, этого он не говорил.
— Твое дыхание расстроилось настолько, что даже белый пожиратель мяса смог услышать это! — вознегодовал Чиун.
— С этим я давно справился, а что касается Смитти, про дыхание он знает только одно: когда оно совсем прекращается — это плохо. В остальном он понимает в этом примерно же столько, сколько ты, Чиун, — в компьютерах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24