Зерно валялось повсюду, пережёванное, сплюнутое. Гость довольно хмыкнул, мол, не ошибся в средстве.
На тропе несколько зёрнышек овса нашли, да три кусочка серебра лежали, точно застывшие росинки. Поднять их не решились, хотя пришлый чародей и заверил, что для оберегов лучшего серебра не сыскать.
Золотая посуда вовсе бесследно пропала.
Могилы запечатанными оказались. Ни волоска из земли не торчало. Сама земля словно приглажена. Только колья давешние как полагается, холмики могильные венчали.
Всё! Упокоились мертвецы.
На радостях мужики опять за разносолами в погребки полезли. Брагу достали, мировую ссыпушку решили устроить. Но благодетель от еды-питья отказался. Получив законных семь гривен, отправился дальше.
— К полнолунию успеть бы, — бросил он вместо прощания.
Ушёл странник. Мужики, выпив, разговорились. Страхи вспомнили.
— Не надул чародей-то? — с сомнением произнёс Кадка, осушив которую уж за день кружку. — Может, на время успокоил только? А ну как полезут вдругорядь? Чекмень, он и при жизни упрямством отличался.
— Чего зря гадать? — Вьюн нацедил ему браги. — Ночью и узнаем.
Ночь прошла тихо, но спать никто не ложился. Ещё не скоро селу предстояло к обычной жизни вернуться.
* * *
На лесной поляне Рыжий раскладывал утварь по трём кучкам. Одну возле себя громоздил, остальные против двух вурдов. Те сидели на траве не слишком довольные.
— И всей работы на неделю, — подбадривал приятелей Рыжий. — Пугнуть хорошенько и готово.
— Ну, это ты щёки надувал, — ворчал Власорук. — Нам-то пришлось покопаться в могилах, да бегать по селу каждую ночь. А на кой ляд мне это серебро-золото? Чего с ним делать-то? Лучше бы ты мёдом откуп взял. Или пивом.
Его молодой приятель приложил золотое блюдо к груди, а серебряное к спине и заметил:
— Броню смастерить можно. На кожу нашить, милое дело.
— Угу, а грааль на голову вместо шлема наладить, — буркнул Власорук, пошкрябав когтем узор.
Он приложил кубок к макушке и, вздохнув, бросил обратно. Из кучи в ответ звякнуло.
— Положим, мне тоже не сладко пришлось, — Рыжий взялся раскладывать гривны. — Я-то, в отличие от вас, мертвецов до жути боюсь. А тут, как сова появилась, сразу Кулька вспомнил. Предупреждал он меня: «Не рядись, говорил, в нежить, накличешь ненароком».
— Какая сова? — Власорук почесал пузо, точно отобедать той птицей собрался.
— А бес её знает. Но только я представление начал, она и явилась. Следила будто за мной. Жуть!
Он повертел в руке последнюю гривну.
— Вот чёрт! Одна лишняя получается.
— Пойди, верни людям, — предложил Быстроног.
— Но-но! — возмутился Рыжий. — Если вы, колючки овражные, понятия не имеете в ценностях человеческих, так я лучше себе заберу.
— Нет уж, — возразил Власорук. — Договорились поровну, так дели теперь.
Едва успев сказать, он вдруг подпрыгнул, словно ужаленный, и кувыркнулся в сторону. Мерзкая тварь размером с лисицу или чуть больше, бросилась на него из высокой травы.
Быстроног не растерялся, приложил по морде тем, что было в руках. Серебряное блюдо отозвалось гулом. Тварь отлетела на сажень-другую, но ущерба не понесла. За мгновение перед новым броском все трое успели её рассмотреть.
Мерзкая — не то слово. Жутью неземной повеяло от бестии. Каждый пупырышек на её склизкой коже, казалось, яд источал. Хвост раздвоенный полоскался в траве, добавляя цепенящего страха. А зубы…
— В здешних лесах такие не водятся, — заметил Быстроног, вытаскивая нож.
— А в каких водятся? — хмыкнул Власорук.
Глянув на лес, словно оценивая возможности дебрей породить подобных уродов, закричал:
— Да там их целая стая!
— Ах, ты! — Рыжий вскочил. — Накаркал Кулёк!
Два десятка тварей выбежали на поляну и, прикрываясь высокой травой, пошуршали к приятелям. Вурды выступили навстречу, а Рыжий принялся лихорадочно запихивать добро обратно в мешок.
— Что ж они, из одних сухожилий с хрящами состоят? — ругался Быстроног, кромсая всё ту же первую бестию. Та умирать не спешила. Норовила куснуть вурда в руку и только природная быстрота спасала его от острых зубов.
— Люди говорят, на похлёбку хорошо, когда хрящей много, — пыхтел рядом Власорук, тщетно пытаясь прикончить вторую тварь.
По какой-то неведомой причине, остальные не спешили бросаться на помощь товаркам. Встав в сторонке, они следили за схваткой и, казалось, были растеряны, словно появление живого препятствия не входило в их первоначальные замыслы. Вроде как шла себе стая своею дорогой, а тут, на тебе — вурды! А с другой стороны и отступать, обходить неожиданного врага, бестии явно не собирались. Замерли и наблюдали.
Собрав драгоценности, Рыжий вытащил саблю и присоединился к товарищам.
— Хрящи, говорите? Жилы? Ладно хоть из чего-то они состоят. Я уж испугался, не могилы ли разорённые их призвали?
— Может и могилы, — спокойно заметил Власорук.
— Вот же, и нож затупился, — посетовал Быстроног. — Не напасёшься на них ножей-то.
Власорук как раз исхитрился и прикончил тварь. По крайней мере та лежала недвижно.
— Сбоку, в ладони примерно от хвоста бей, — посоветовал он приятелю. — Там плоть помягче.
Совет пришёлся кстати. Быстроног умертвил бестию одним точным ударом. Правда под конец едва не лишился руки, но успел отдёрнуть прежде чем зубастая пасть сомкнулась в последний раз. Теперь вурд вертел головой в поисках нового противника.
Нет бы приятелям прислушаться к Рыжему, который требовал немедленно отступить в сторону. Куда там! Обоих уже захватила битва и они поджидали основную стаю с неизменными своими наглыми ухмылками. Всё-то им нипочём.
Озадаченные до сих пор бестии восприняли вурдовы взоры как приглашение к драке. Рванулись скопом, но, видимо памятуя о судьбе собратьев, зашли осторожно с трёх сторон плотным строем. Попробуй теперь дотянуться до уязвимого места — как раз локтем в соседнюю пасть угодишь.
Вурды привычно завертели ножами, не столько нападая, сколько удерживая двухвостых на расстоянии. Рыжий, лупя саблей, словно дубиной, крыл приятелей на чём свет стоит.
— И что теперь делать будем, нехристи вы блохастые? Сказал же уходить надо. Куда вы полезли?
— Ты сабелькой-то полегче размахивай, — огрызнулся Власорук. — А то заденешь кого из нас ненароком.
— Да вас, бороды боярские, порубить на заплатки мало.
Свистнула стрела. Одна из двухвостых бестий кувыркнулась и осталась лежать в траве. Вторая стрела, прилетев мигом позже, выбила соседнюю тварь. Используя расстройство вражеских рядов, Власорук умудрился прибить ещё одного противника. Остальные решили вдруг отступить. Дружно попятились и скрылись среди деревьев.
С противоположенной стороны на поляну выехали две всадницы. Не просто всадницы — овды. Одной из них оказалась Эрвела. Во второй Рыжий узнал ту самую девушку, что некогда вогнала его в краску. Вурды тоже узнали молодою овду. Именно её они вытащили из крысиных зубов во время памятной битвы на переправе.
— Долг платежом красен, — заметила овда.
Эрвела, не слезая с коня, молча разглядывала убитых врагов. Даже не кивнула знакомцам.
— Как вы нашли нас? — спросил Рыжий у молодой овды.
— Сова-подружка подсказала, где искать.
— Проклятье! Так это ваша сова меня так напугала?
— Она не наша, — поправила девушка. — Она своя собственная.
— Что-то случилось? — Власорук как всегда первым уловил суть дела. — Вы же не просто так появились здесь долги возвращать?
— Не просто, — согласилась девушка и взглянула на владычицу.
— Пока не случилось, — заговорила та, наконец. — Но скоро, полагаю, случится. Соколу может потребоваться ваша помощь. И не только Соколу.
А её подруга добавила:
— Отовсюду твари полезли. Дыр столько открылась, земля что твоё решето. Но твари не главное…
Между тем Эрвела выкрикнула какое-то слово, и три лошади выбрались из леса. Вурды фыркнули одновременно с животными. Недолюбливали они друг друга.
Мещера. Три дня спустя.
В заведении Байборея к вурдам уже привыкли, а вот владычица лесных дев, появилась на людях впервые. Впрочем в суматохе последних дней, когда колдуны шастали по Мещёрску, будто по своей вотчине, народ уже перестал удивляться чему-либо. Поэтому на приход странной ватажки мало кто обратил внимание.
Вурды, те сразу к хозяину поспешили пивком угостится, а Рыжий вслед за Эрвелой подсел разговоры послушать. Колдуны теперь подолгу просиживали в корчме. Не штаны просиживали — делом занимались.
— Ты уверен? — спрашивал Ушан какого-то кормщика. — Этот вой удалялся в полуденном направлении?
— Точно так, господин хороший, — говорил подвыпивший парень. — Почему я запомнил — на полудень церква стояла белая, с крестом поломанным. Так там само по себе било ударило, когда вся эта жуть в ту сторону подалась. Ну и перепугались мы тогда…
— И вой стих? — спросил Ушан.
— Что? А, да, стих, — согласился собеседник. — Но не сразу…
— А когда?
— Замолкло всё только под утро, когда хмарь с неба сошла.
— Когда рассвело? — уточнил Ушан.
— Нет, совсем даже не рассвело, — возразил парень. — Звёзды-то видны были ещё. Да и петухи не пели. Но только хмарь сошла, всё и затихло…
Кормщик угощался за счёт Ушана и платил волхву подробным рассказом. Рядом, за соседним столом, ещё одного мужика поил Барцай.
— С крысу? — спрашивал колдун.
— Да, с пасюка примерно, — разводил мужик руками, показывая размер.
— А зубы?
— Зубов не видел, бог миловал, — перекрестился тот.
— Так может, это крыса и была? — с нарочитым разочарованием спросил Барцай.
— Как же крыса-то? — обиделся мужик. — Неужто я крысу от бестии не отличу. Да и лошади шарахнулись, точно волка почуяв. От крысы так, небось, не шарахаются. А вой какой стоял! Разве крысы могут так выть?
— Вой? — переспросил Барцай.
— Ну да, вой, — кивнул мужик. — Оно всё с воя и началось. Бестий этих я после уже заметил, когда под ноги глянул. А сперва-то я в лес глядел, волков высматривал. А как лошади заволновались, тут я под ноги и взглянул… А там, матерь божья святая заступница, твари кишат, что вороньё на падали. Поверишь, мил человек, земли видно не было. Ну я, понятно, перепугался не на шутку и дёрнул оттуда скорее. Лошади, слава господи, вынесли, не дали пропасть…
— А сколько их было? — спросил Барцай.
— Кого, лошадей? — удивился мужик. — Пара, сколько ж ещё… Я завсегда пару запрягаю…
— Да нет, бестий, — терпеливо поправил Барцай. — Бестий сколько?
— Не считал, господин хороший, извиняйте. Не об том тогда думал.
Эрвела, потягивая квас, ждала, пока колдуны закончат. А те, заметив владычицу, быстро свернули расспросы.
— Чего говорят? — спросила овда, как только Барцай и Ушан уселись рядом.
— Всё то же… — пожал плечами Барцай. — Бестии, вой.
— Но что любопытно, — добавил Ушан. — Все утверждают, будто твари следовали своей дорогой, не обращая на людей никакого внимания.
— Видимо те, на кого они обратили внимание, уже не могут рассказать тебе об этом, — мрачно пошутила Эрвела. — Остальные-то где?
— Кто на мельнице, кто в слободке.
— Мена всё у Сокола живёт?
— Нет. В Елатьму вернулась. Сказала, в собственном доме ворожить сподручнее. Заезжать обещала.
— Жаль, нужна она мне. А от чародея что слышно?
— Ничего не слышно. Сами уж беспокоимся.
Псков. Июнь 6860 года.
Канун полной луны наступил. Этот день обещал разрешить большинство загадок, прекратить тягостное ожидание, а главное, явить, наконец, людям подлинного врага.
На лёгкую и скорую победу никто не рассчитывал. И потому все обитали «Выбутской Девы» легли пораньше, хорошенько выспались, а, поднявшись задолго до рассвета, плотно позавтракали — кто знает, когда ещё доведётся прилечь или перекусить. Жевали молча, с усердием, словно уже вступили в схватку с врагом. Пили, наоборот, осторожно, чтобы не тяготить понапрасну брюхо.
Хозяин давно прибрался, а они так и сидели за пустым уже столом, думая каждый свою думу.
Чуть посветлело, подошёл воевода с боярами да сотниками. Тихо расселись по свободным местам, и трапезная окончательно превратилась в подобие полковой гридницы. Это ощущение не нарушало ничто — «Выбутскую Деву» с вечера закрыли для посторонних.
Время шло. Кто-то дремал, будто пытаясь отоспаться впрок, другие негромко беседовали. Сокол рассказывал Борису о родной стороне, о лесных народах. Калика бесшумно молился, а его Скоморох строгал из дерева сабельку…
Прошёл час. Второй.
— Туман пошёл на город! — закричал прискакавший к «Деве» посадский гонец. — Днём пошёл!
У многих вырвался вздох облегчения. Началось! Мрачная неопределённость уступила место суетливому оживлению. Послышалась громкая речь, лязг оружия и брони. Всё это выкатилось во двор, смешалось с топотом сапог и ржанием седлаемых лошадей.
Конный отряд военачальников (даже Калика ехал верхом) поспешил на посадскую стену. Повсюду поднималась тревога: сновали по улицам гонцы, бил набат на звоннице Троицкого храма, люди, выскакивая из домов, разбегались по заранее условленным местам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
На тропе несколько зёрнышек овса нашли, да три кусочка серебра лежали, точно застывшие росинки. Поднять их не решились, хотя пришлый чародей и заверил, что для оберегов лучшего серебра не сыскать.
Золотая посуда вовсе бесследно пропала.
Могилы запечатанными оказались. Ни волоска из земли не торчало. Сама земля словно приглажена. Только колья давешние как полагается, холмики могильные венчали.
Всё! Упокоились мертвецы.
На радостях мужики опять за разносолами в погребки полезли. Брагу достали, мировую ссыпушку решили устроить. Но благодетель от еды-питья отказался. Получив законных семь гривен, отправился дальше.
— К полнолунию успеть бы, — бросил он вместо прощания.
Ушёл странник. Мужики, выпив, разговорились. Страхи вспомнили.
— Не надул чародей-то? — с сомнением произнёс Кадка, осушив которую уж за день кружку. — Может, на время успокоил только? А ну как полезут вдругорядь? Чекмень, он и при жизни упрямством отличался.
— Чего зря гадать? — Вьюн нацедил ему браги. — Ночью и узнаем.
Ночь прошла тихо, но спать никто не ложился. Ещё не скоро селу предстояло к обычной жизни вернуться.
* * *
На лесной поляне Рыжий раскладывал утварь по трём кучкам. Одну возле себя громоздил, остальные против двух вурдов. Те сидели на траве не слишком довольные.
— И всей работы на неделю, — подбадривал приятелей Рыжий. — Пугнуть хорошенько и готово.
— Ну, это ты щёки надувал, — ворчал Власорук. — Нам-то пришлось покопаться в могилах, да бегать по селу каждую ночь. А на кой ляд мне это серебро-золото? Чего с ним делать-то? Лучше бы ты мёдом откуп взял. Или пивом.
Его молодой приятель приложил золотое блюдо к груди, а серебряное к спине и заметил:
— Броню смастерить можно. На кожу нашить, милое дело.
— Угу, а грааль на голову вместо шлема наладить, — буркнул Власорук, пошкрябав когтем узор.
Он приложил кубок к макушке и, вздохнув, бросил обратно. Из кучи в ответ звякнуло.
— Положим, мне тоже не сладко пришлось, — Рыжий взялся раскладывать гривны. — Я-то, в отличие от вас, мертвецов до жути боюсь. А тут, как сова появилась, сразу Кулька вспомнил. Предупреждал он меня: «Не рядись, говорил, в нежить, накличешь ненароком».
— Какая сова? — Власорук почесал пузо, точно отобедать той птицей собрался.
— А бес её знает. Но только я представление начал, она и явилась. Следила будто за мной. Жуть!
Он повертел в руке последнюю гривну.
— Вот чёрт! Одна лишняя получается.
— Пойди, верни людям, — предложил Быстроног.
— Но-но! — возмутился Рыжий. — Если вы, колючки овражные, понятия не имеете в ценностях человеческих, так я лучше себе заберу.
— Нет уж, — возразил Власорук. — Договорились поровну, так дели теперь.
Едва успев сказать, он вдруг подпрыгнул, словно ужаленный, и кувыркнулся в сторону. Мерзкая тварь размером с лисицу или чуть больше, бросилась на него из высокой травы.
Быстроног не растерялся, приложил по морде тем, что было в руках. Серебряное блюдо отозвалось гулом. Тварь отлетела на сажень-другую, но ущерба не понесла. За мгновение перед новым броском все трое успели её рассмотреть.
Мерзкая — не то слово. Жутью неземной повеяло от бестии. Каждый пупырышек на её склизкой коже, казалось, яд источал. Хвост раздвоенный полоскался в траве, добавляя цепенящего страха. А зубы…
— В здешних лесах такие не водятся, — заметил Быстроног, вытаскивая нож.
— А в каких водятся? — хмыкнул Власорук.
Глянув на лес, словно оценивая возможности дебрей породить подобных уродов, закричал:
— Да там их целая стая!
— Ах, ты! — Рыжий вскочил. — Накаркал Кулёк!
Два десятка тварей выбежали на поляну и, прикрываясь высокой травой, пошуршали к приятелям. Вурды выступили навстречу, а Рыжий принялся лихорадочно запихивать добро обратно в мешок.
— Что ж они, из одних сухожилий с хрящами состоят? — ругался Быстроног, кромсая всё ту же первую бестию. Та умирать не спешила. Норовила куснуть вурда в руку и только природная быстрота спасала его от острых зубов.
— Люди говорят, на похлёбку хорошо, когда хрящей много, — пыхтел рядом Власорук, тщетно пытаясь прикончить вторую тварь.
По какой-то неведомой причине, остальные не спешили бросаться на помощь товаркам. Встав в сторонке, они следили за схваткой и, казалось, были растеряны, словно появление живого препятствия не входило в их первоначальные замыслы. Вроде как шла себе стая своею дорогой, а тут, на тебе — вурды! А с другой стороны и отступать, обходить неожиданного врага, бестии явно не собирались. Замерли и наблюдали.
Собрав драгоценности, Рыжий вытащил саблю и присоединился к товарищам.
— Хрящи, говорите? Жилы? Ладно хоть из чего-то они состоят. Я уж испугался, не могилы ли разорённые их призвали?
— Может и могилы, — спокойно заметил Власорук.
— Вот же, и нож затупился, — посетовал Быстроног. — Не напасёшься на них ножей-то.
Власорук как раз исхитрился и прикончил тварь. По крайней мере та лежала недвижно.
— Сбоку, в ладони примерно от хвоста бей, — посоветовал он приятелю. — Там плоть помягче.
Совет пришёлся кстати. Быстроног умертвил бестию одним точным ударом. Правда под конец едва не лишился руки, но успел отдёрнуть прежде чем зубастая пасть сомкнулась в последний раз. Теперь вурд вертел головой в поисках нового противника.
Нет бы приятелям прислушаться к Рыжему, который требовал немедленно отступить в сторону. Куда там! Обоих уже захватила битва и они поджидали основную стаю с неизменными своими наглыми ухмылками. Всё-то им нипочём.
Озадаченные до сих пор бестии восприняли вурдовы взоры как приглашение к драке. Рванулись скопом, но, видимо памятуя о судьбе собратьев, зашли осторожно с трёх сторон плотным строем. Попробуй теперь дотянуться до уязвимого места — как раз локтем в соседнюю пасть угодишь.
Вурды привычно завертели ножами, не столько нападая, сколько удерживая двухвостых на расстоянии. Рыжий, лупя саблей, словно дубиной, крыл приятелей на чём свет стоит.
— И что теперь делать будем, нехристи вы блохастые? Сказал же уходить надо. Куда вы полезли?
— Ты сабелькой-то полегче размахивай, — огрызнулся Власорук. — А то заденешь кого из нас ненароком.
— Да вас, бороды боярские, порубить на заплатки мало.
Свистнула стрела. Одна из двухвостых бестий кувыркнулась и осталась лежать в траве. Вторая стрела, прилетев мигом позже, выбила соседнюю тварь. Используя расстройство вражеских рядов, Власорук умудрился прибить ещё одного противника. Остальные решили вдруг отступить. Дружно попятились и скрылись среди деревьев.
С противоположенной стороны на поляну выехали две всадницы. Не просто всадницы — овды. Одной из них оказалась Эрвела. Во второй Рыжий узнал ту самую девушку, что некогда вогнала его в краску. Вурды тоже узнали молодою овду. Именно её они вытащили из крысиных зубов во время памятной битвы на переправе.
— Долг платежом красен, — заметила овда.
Эрвела, не слезая с коня, молча разглядывала убитых врагов. Даже не кивнула знакомцам.
— Как вы нашли нас? — спросил Рыжий у молодой овды.
— Сова-подружка подсказала, где искать.
— Проклятье! Так это ваша сова меня так напугала?
— Она не наша, — поправила девушка. — Она своя собственная.
— Что-то случилось? — Власорук как всегда первым уловил суть дела. — Вы же не просто так появились здесь долги возвращать?
— Не просто, — согласилась девушка и взглянула на владычицу.
— Пока не случилось, — заговорила та, наконец. — Но скоро, полагаю, случится. Соколу может потребоваться ваша помощь. И не только Соколу.
А её подруга добавила:
— Отовсюду твари полезли. Дыр столько открылась, земля что твоё решето. Но твари не главное…
Между тем Эрвела выкрикнула какое-то слово, и три лошади выбрались из леса. Вурды фыркнули одновременно с животными. Недолюбливали они друг друга.
Мещера. Три дня спустя.
В заведении Байборея к вурдам уже привыкли, а вот владычица лесных дев, появилась на людях впервые. Впрочем в суматохе последних дней, когда колдуны шастали по Мещёрску, будто по своей вотчине, народ уже перестал удивляться чему-либо. Поэтому на приход странной ватажки мало кто обратил внимание.
Вурды, те сразу к хозяину поспешили пивком угостится, а Рыжий вслед за Эрвелой подсел разговоры послушать. Колдуны теперь подолгу просиживали в корчме. Не штаны просиживали — делом занимались.
— Ты уверен? — спрашивал Ушан какого-то кормщика. — Этот вой удалялся в полуденном направлении?
— Точно так, господин хороший, — говорил подвыпивший парень. — Почему я запомнил — на полудень церква стояла белая, с крестом поломанным. Так там само по себе било ударило, когда вся эта жуть в ту сторону подалась. Ну и перепугались мы тогда…
— И вой стих? — спросил Ушан.
— Что? А, да, стих, — согласился собеседник. — Но не сразу…
— А когда?
— Замолкло всё только под утро, когда хмарь с неба сошла.
— Когда рассвело? — уточнил Ушан.
— Нет, совсем даже не рассвело, — возразил парень. — Звёзды-то видны были ещё. Да и петухи не пели. Но только хмарь сошла, всё и затихло…
Кормщик угощался за счёт Ушана и платил волхву подробным рассказом. Рядом, за соседним столом, ещё одного мужика поил Барцай.
— С крысу? — спрашивал колдун.
— Да, с пасюка примерно, — разводил мужик руками, показывая размер.
— А зубы?
— Зубов не видел, бог миловал, — перекрестился тот.
— Так может, это крыса и была? — с нарочитым разочарованием спросил Барцай.
— Как же крыса-то? — обиделся мужик. — Неужто я крысу от бестии не отличу. Да и лошади шарахнулись, точно волка почуяв. От крысы так, небось, не шарахаются. А вой какой стоял! Разве крысы могут так выть?
— Вой? — переспросил Барцай.
— Ну да, вой, — кивнул мужик. — Оно всё с воя и началось. Бестий этих я после уже заметил, когда под ноги глянул. А сперва-то я в лес глядел, волков высматривал. А как лошади заволновались, тут я под ноги и взглянул… А там, матерь божья святая заступница, твари кишат, что вороньё на падали. Поверишь, мил человек, земли видно не было. Ну я, понятно, перепугался не на шутку и дёрнул оттуда скорее. Лошади, слава господи, вынесли, не дали пропасть…
— А сколько их было? — спросил Барцай.
— Кого, лошадей? — удивился мужик. — Пара, сколько ж ещё… Я завсегда пару запрягаю…
— Да нет, бестий, — терпеливо поправил Барцай. — Бестий сколько?
— Не считал, господин хороший, извиняйте. Не об том тогда думал.
Эрвела, потягивая квас, ждала, пока колдуны закончат. А те, заметив владычицу, быстро свернули расспросы.
— Чего говорят? — спросила овда, как только Барцай и Ушан уселись рядом.
— Всё то же… — пожал плечами Барцай. — Бестии, вой.
— Но что любопытно, — добавил Ушан. — Все утверждают, будто твари следовали своей дорогой, не обращая на людей никакого внимания.
— Видимо те, на кого они обратили внимание, уже не могут рассказать тебе об этом, — мрачно пошутила Эрвела. — Остальные-то где?
— Кто на мельнице, кто в слободке.
— Мена всё у Сокола живёт?
— Нет. В Елатьму вернулась. Сказала, в собственном доме ворожить сподручнее. Заезжать обещала.
— Жаль, нужна она мне. А от чародея что слышно?
— Ничего не слышно. Сами уж беспокоимся.
Псков. Июнь 6860 года.
Канун полной луны наступил. Этот день обещал разрешить большинство загадок, прекратить тягостное ожидание, а главное, явить, наконец, людям подлинного врага.
На лёгкую и скорую победу никто не рассчитывал. И потому все обитали «Выбутской Девы» легли пораньше, хорошенько выспались, а, поднявшись задолго до рассвета, плотно позавтракали — кто знает, когда ещё доведётся прилечь или перекусить. Жевали молча, с усердием, словно уже вступили в схватку с врагом. Пили, наоборот, осторожно, чтобы не тяготить понапрасну брюхо.
Хозяин давно прибрался, а они так и сидели за пустым уже столом, думая каждый свою думу.
Чуть посветлело, подошёл воевода с боярами да сотниками. Тихо расселись по свободным местам, и трапезная окончательно превратилась в подобие полковой гридницы. Это ощущение не нарушало ничто — «Выбутскую Деву» с вечера закрыли для посторонних.
Время шло. Кто-то дремал, будто пытаясь отоспаться впрок, другие негромко беседовали. Сокол рассказывал Борису о родной стороне, о лесных народах. Калика бесшумно молился, а его Скоморох строгал из дерева сабельку…
Прошёл час. Второй.
— Туман пошёл на город! — закричал прискакавший к «Деве» посадский гонец. — Днём пошёл!
У многих вырвался вздох облегчения. Началось! Мрачная неопределённость уступила место суетливому оживлению. Послышалась громкая речь, лязг оружия и брони. Всё это выкатилось во двор, смешалось с топотом сапог и ржанием седлаемых лошадей.
Конный отряд военачальников (даже Калика ехал верхом) поспешил на посадскую стену. Повсюду поднималась тревога: сновали по улицам гонцы, бил набат на звоннице Троицкого храма, люди, выскакивая из домов, разбегались по заранее условленным местам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45