Подруга Анны Австрийской, столь пылко воспетой Дюма-отцом, и возлюбленная таинственного мушкетера, ставшего потом генералом иезуитского ордена, она умела прощать людские слабости. Кстати, это тоже было фамильной чертой.
Когда из зарубежной командировки вернулся директор музея доктор Индржих Врана, для Березовского не осталось в Сыхрове никаких тайн.
Директорский кабинет находился в покоях, которые еще в начале века занимал комиссар сыхровских имений и друг гениального Дворжака Антон Гебль. Переступив высокий порог, Березовский испытал некоторое разочарование, обнаружив сугубо современную деловую обстановку с телефонами, цветным телевизором и баром, искусно замаскированным среди книжных полок.
Доктор Врана оказался симпатичным пожилым человеком в строгом черном костюме, который очень шел к его румяному лицу и совершенно серебряным волосам.
— За вас, за ваш замечательный музей. — Юрий Анатольевич вежливо пригубил. — Я жил здесь, как в сказке. Не хочется уезжать.
— Оставайтесь еще, мы славно поработаем вместе.
— Рад бы, да дела ждут. Еще пару деньков и…
— В Турнове уже были, местные достопримечательности видели?
— Еще бы! Эти замки над Изерой прямо с ума меня свели.
— О, чего-чего, а всяких замков и крепостей у нас в стране хватает! Около тридцати тысяч.
— И каждый град набит историческими сокровищами.
— Не каждый, но музеев, вы правы, много. У нас давний опыт музейного дела.
— Кстати, о замках. Это не ваши предки владели Врановым?
— Мой отец был потомственным настройщиком органов. Таких специалистов, каким был мой покойный отец, теперь нет… Мои коллеги сообщили мне, что у вас есть какие-то вопросы насчет Роганов?
— Всего два, но боюсь, что они не из легких.
— Тогда пожалуйста.
— Прежде всего, мне бы хотелось узнать насчет зеркала Л„ва. В книге расходов я нашел запись, что оно было куплено…
— Да, за триста гульденов, я знаю. Еще живы старики, которые видели его, но сам я не видел. В годы нацистской оккупации за ним специально из Праги приезжали эсэсовцы. По личному заданию Эйхмана. С тех пор его никто не видел и никто не знает, где оно теперь.
— Жаль.
— Много исчезло невосполнимых ценностей в те страшные годы. Но о мученически погибших людях я сожалею больше, чем о вещах.
— И что говорят об этом зеркале очевидцы?
— Я однажды беседовал с Роганом на эту тему. Он сказал, что это было зеркало с секретом. С одной стороны сквозь него было видно, если смотреть в темноту. Это и позволяло делать всякие фокусы.
— Вы знали Рогана? Последнего владельца?
— Он остался работать у нас в качестве экскурсовода. — Врана усмехнулся и помотал головой. — «Раньше вся эта роскошь принадлежала паразитам, — было его излюбленной присказкой, — теперь это ваше»… Уговоры на него не действовали. Характер!
— И чем все кончилось?
— А ничем. Дали доработать до пенсии.
— Других наследников не осталось?
— Где-то живут побочные потомки. В Брно, я знаю, работает на почтамте такой Зденек Роган, но это уже настоящий чех. Тем паче жена его — пани Роганова. Совсем по-нашему звучит, правда?
— Волшебная сказка с современной концовкой, — меланхолично заметил Юрий Анатольевич. — Так и должно быть. Однако в истории с мальтийским жезлом я, честно говоря, предпочел бы более романтическую развязку… Это вторая моя проблема, соудруг Врана. В вашем замечательном музее я знаменитого скипетра не нашел. Разве что на портрете великого магистра Рене де Рогана.
— Ну и как, согласуется он с вашими описаниями?
— Не очень, что меня не так уж сильно волнует. Хуже другое — он существенно отличается от Павловского оригинала.
— Жезл, который находится сейчас в Павловске, был сделан в 1798 году в Риме по специальному заказу графа Литта.
— Где же подлинник?
— Говорят, что был здесь, у нас.
— Говорят? — с ноткой недоумения переспросил Березовский.
— Именно. К сожалению, никто не потрудился должным образом оформить показания немногих живых свидетелей. Сейчас эта история настолько обросла легендой, что уже не отличить правду от выдумки. Согласно наиболее распространенной версии, жезл достался нацистскому протектору Гейдриху. Только такой ценой Рогану удалось спасти от верной смерти шестнадцать заложников.
— И он пошел на это!
— Как говорят, не колеблясь… Кое-кто считает, что среди арестованных находилась женщина, которую он безумно любил. Последняя любовь! Это очень много значит в жизни мужчины, но вам этого пока не понять.
— А куда жезл девался потом?
— Тут начинается цепь всевозможных россказней. Принято считать, что вдова кровавого палача продала реликвию американцам. Не исключено, что она действительно находится в частной коллекции какого-нибудь миллиардера. Очень может быть.
— Но мне не удалось обнаружить даже сколько-нибудь примечательных документов.
— Кое-какие документы сохранились. Я их вам покажу. Но вообще-то вы совершенно правы. Мальтийский диплом, письма и прочие важные документы исчезли вместе с жезлом.
— Неужели не осталось никаких следов? — Березовский не сдержал горестного восклицания. — Хотя бы карточки в каталоге?
— О каком каталоге может идти речь, если тут находилось приватное владение? Музей создали уже после войны, при народной власти.
— Конечно-конечно, я совершенно забыл… Значит, ничего-ничего не сохранилось?
— Легенда — это уже нечто. У вас в романе, например, жезл служит ключом к ларцу с альбигойскими реликвиями. Недурно придумано. Но ведь возможен и другой вариант?
— Какой, если не секрет? — Березовский нетерпеливо подался вперед.
— В том-то и дело, что секрет! — доктор Врана удовлетворенно потер руки. — Есть сведения, что в анналах ордена, хранящихся в его суверенных владениях в Риме, содержится упоминание о рецепте какого-то сильнодействующего снадобья, передаваемом от гроссмейстера к гроссмейстеру. Этот рецепт, должным образом зашифрованный, хранился в потайном отделении жезла. Добраться до него мог только посвященный в тайну.
— Подобные игры были в стиле эпохи! — заинтересованно покачал головой Березовский. — А что за рецепт, не знаете?
— Точно не знаю. Но смею предполагать, что речь могла идти о чем-то вроде продления жизни.
— Именно поэтому Литта и решился подменить жезл! Но это значит, что он не желал долгого правления Павла?
— Очень возможно. Боюсь, что эту загадку нам уже никогда не разрешить.
— Однако я знаю человека, который дальше других продвинулся в этом направлении. Я даже держал в руках рукописи, которые разыскал в библиотеке монастыря Тепла.
— Вы имеете в виду профессора Солитова? — обрадовался Врана. — Обаятельная личность! Он гостил у нас этой зимой и всех совершенно очаровал.
Юрий Анатольевич ничего не сказал в ответ, но первоначально показавшаяся дикой мысль о том, что Солитов мог решиться на отчаянный опыт, все настойчивее ласкала его воображение.
Заснуть на самом взлете жизни с надеждой проснуться через двадцать четыре года! Чем долее он думал, тем больший смысл находил во всем этом.
Глава двадцать шестая. ТАЙНЫ ЗАМКА ТИФФОЖ
Авентира V
Мечом, изготовленным по всем канонам магического искусства, Корнелиус из города Брюгге очертил широкий круг. Описав внутри него окружность немного поменьше, он расположил по странам света четыре имени бога-отца, чередуя их спасительным знаком тулузского креста.
Тот же символ был выгравирован и на эфесе меча рядом с могучим заклинанием TEVDLSnote 31. Мало того, для защиты от недобрых влияний на груди и запястьях теурга висели кожаные мешочки с зашитыми в них охранительными пентаклями, изготовленными по чертежам кабалистов Кордовы.
Корнелиус был человеком набожным и называл свое опасное ремесло «белым», ибо ни разу имя нечистого духа не осквернило его уст. Уповая на помощь одних только ангелов небесных, он возмечтал в эту трижды благословенную ночь святого Жана добиться желаемого: узнать, где зарыты сокровища, увезенные из Тампля сто одиннадцать лет назад. К этому Корнелиуса давно склонял благородный рыцарь де Ре, приютивший гонимого нуждой и страхом костра ученого в своем роскошном дворце.
Корнелиус вписал во внутренний круг пентаграмму, расставил по вершинам ее масляные плошки и зажег фитили. Пять огоньков озарили опушку леса, мириадами искр вспыхнули сонные травы, залитые обильной росой. Близился вожделенный час.
Ровно в полночь, когда раскрываются тайны земли, Корнелиус надеялся обнаружить тайное место и отблагодарить своего доброго барона за крышу над головой, огонь в очаге и котелок с бараньей похлебкой.
Войдя в самый центр звезды, он поднял над головой меч и уже собрался было произнести заклинание, как небеса полыхнули ослепительной вспышкой, за которой последовал оглушительный раскат грома и почти в ту же минуту хлынул ливень, погасивший огни. Корнелиус счел это недобрым знамением. Очевидно, золото грешников-тамплиеров стерегли злые демоны. Своими действиями он мог вызвать их из царства теней, витающих над провалами ада.
Так оно и случилось.
В ту же ночь, когда из распоротого молниями небесного чрева хлестали ледяные потоки, в ворота замка Тиффож постучался промокший до нитки путник. Стуча зубами от холода, он смиренно просил о ночлеге.
На сей раз злой дух, принужденный являть себя лишь в человеческом облике, избрал жалкую оболочку бродячего некроманта. Он так прямо и отрекомендовал себя мажордому и был впущен, потому что таких, как он, радушно привечали в замках сьерра де Ре.
В отличие от твердого в вере Корнелиуса редкий астролог, а уж тем более алхимик не попробовал себя на сомнительном поприще черной магии. И немудрено. Дабы не только чтобы прожить, но зачастую и выжить, герметическим мастерам постоянно приходилось демонстрировать свою мощь. Эликсир Розенкрейца и порох были уделом избранных, остальным оставались мошеннические проделки с золотом да наводящие ужас манипуляции с расчлененными трупами.
Именно к числу подобных алхимиков-некромантов добывающих свой попахивающий костром хлеб с помощью шарлатанских трюков, принадлежал итальянец Франческо Прелати, всюду и везде хваставший своим домашним, ручным, можно сказать, демоном по кличке Баррон. Часто попадавшийся на воровстве и разных мошеннических проделках, он удивительным образом всякий раз выходил сухим из воды. Ради денег изворотливый итальянец мог пойти не только на обман, но и на более тяжкие преступления. Этого человека и приютил маршал Франции Жиль де Лаваль барон де Ре. Приютил на свою беду и в назидание потомству, ибо разыгравшиеся вскоре события не имели себе равных за всю прошлую и последующую историю инквизиции и ведовства.
Что же касается простака Корнелиуса, то коварный конкурент выжил его из замка уже на другую неделю. «Белое» колдовство не могло угнаться за «черным» ни по части добывания золота, ни в заманчивых видах на долголетие. К тому же удаления фламандца потребовал лично Баррон, которого он, по словам Прелати, раздражал своими невежественными заклинаниями. В отместку Корнелиус пустил слух, что по наущению наглого некроманта барон де Ре погубил молодую жену, а за ней и следующую. Так родилась клеветническая легенда.
На самом же деле тот, кого прозвали впоследствии Синей бородой, не убивал своих жен. У него вообще была лишь одна верная подруга жизни — Екатерина де Туар, которую он нежно любил, хотя и не упускал случая прижать где-нибудь в укромном углу молоденькую крестьянку. Здоровяк рыцарь действительно носил бороду, причем большую и золотисто-русую, которую домашний цирюльник бережно расчесывал по утрам черепаховым гребнем. Судьба ничем не обделила Жиля де Ре. Его родовитые предки Краоны и Монморанси оставили ему славнейший во Франции герб и тучные нивы, расположенные в самых плодородных, изобилующих виноградом и дичью частях Бретани. Выпестованный лучшими учителями, молодой сеньор изучил древние языки, разбирался в искусствах, умел наслаждаться тонкой беседой, изысканными яствами, благородными упражнениями в охоте с линялымnote 32 соколом и фехтовании. Он знал толк и в лошадях, и в добром вине, и в старинном оружии. Славный герб и необыкновенно славный юноша — книгочей, которого ожидал маршальский жезл. Он получил его в день коронации Карла Седьмого, которому отвоевал трон, сражаясь бок о бок с самой Девой, призванной благим небом спасти Францию от англичан. Ничтожный, неблагодарный королек бросил Жанну на произвол судьбы. Жиль попытался было отбить ее у пособников врага, но опоздал, обманутый предателем, указавшим не ту дорогу. Он подступил со своим войском к Руану, когда все было кончено.
— Я не верю в то, что ее сожгли! — сказал он, узнав о казни. — Она бессмертна.
Очевидно, у него были основания так говорить. Уже находясь при дворе, ему довелось встретиться с мадемуазель д'Армуаз, в которой он признал свою Жанну. Разочаровавшись в придворных забавах, ничего не дававших ни уму, ни сердцу, Ре удалился в свои поместья, где с головой окунулся в алхимические трактаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Когда из зарубежной командировки вернулся директор музея доктор Индржих Врана, для Березовского не осталось в Сыхрове никаких тайн.
Директорский кабинет находился в покоях, которые еще в начале века занимал комиссар сыхровских имений и друг гениального Дворжака Антон Гебль. Переступив высокий порог, Березовский испытал некоторое разочарование, обнаружив сугубо современную деловую обстановку с телефонами, цветным телевизором и баром, искусно замаскированным среди книжных полок.
Доктор Врана оказался симпатичным пожилым человеком в строгом черном костюме, который очень шел к его румяному лицу и совершенно серебряным волосам.
— За вас, за ваш замечательный музей. — Юрий Анатольевич вежливо пригубил. — Я жил здесь, как в сказке. Не хочется уезжать.
— Оставайтесь еще, мы славно поработаем вместе.
— Рад бы, да дела ждут. Еще пару деньков и…
— В Турнове уже были, местные достопримечательности видели?
— Еще бы! Эти замки над Изерой прямо с ума меня свели.
— О, чего-чего, а всяких замков и крепостей у нас в стране хватает! Около тридцати тысяч.
— И каждый град набит историческими сокровищами.
— Не каждый, но музеев, вы правы, много. У нас давний опыт музейного дела.
— Кстати, о замках. Это не ваши предки владели Врановым?
— Мой отец был потомственным настройщиком органов. Таких специалистов, каким был мой покойный отец, теперь нет… Мои коллеги сообщили мне, что у вас есть какие-то вопросы насчет Роганов?
— Всего два, но боюсь, что они не из легких.
— Тогда пожалуйста.
— Прежде всего, мне бы хотелось узнать насчет зеркала Л„ва. В книге расходов я нашел запись, что оно было куплено…
— Да, за триста гульденов, я знаю. Еще живы старики, которые видели его, но сам я не видел. В годы нацистской оккупации за ним специально из Праги приезжали эсэсовцы. По личному заданию Эйхмана. С тех пор его никто не видел и никто не знает, где оно теперь.
— Жаль.
— Много исчезло невосполнимых ценностей в те страшные годы. Но о мученически погибших людях я сожалею больше, чем о вещах.
— И что говорят об этом зеркале очевидцы?
— Я однажды беседовал с Роганом на эту тему. Он сказал, что это было зеркало с секретом. С одной стороны сквозь него было видно, если смотреть в темноту. Это и позволяло делать всякие фокусы.
— Вы знали Рогана? Последнего владельца?
— Он остался работать у нас в качестве экскурсовода. — Врана усмехнулся и помотал головой. — «Раньше вся эта роскошь принадлежала паразитам, — было его излюбленной присказкой, — теперь это ваше»… Уговоры на него не действовали. Характер!
— И чем все кончилось?
— А ничем. Дали доработать до пенсии.
— Других наследников не осталось?
— Где-то живут побочные потомки. В Брно, я знаю, работает на почтамте такой Зденек Роган, но это уже настоящий чех. Тем паче жена его — пани Роганова. Совсем по-нашему звучит, правда?
— Волшебная сказка с современной концовкой, — меланхолично заметил Юрий Анатольевич. — Так и должно быть. Однако в истории с мальтийским жезлом я, честно говоря, предпочел бы более романтическую развязку… Это вторая моя проблема, соудруг Врана. В вашем замечательном музее я знаменитого скипетра не нашел. Разве что на портрете великого магистра Рене де Рогана.
— Ну и как, согласуется он с вашими описаниями?
— Не очень, что меня не так уж сильно волнует. Хуже другое — он существенно отличается от Павловского оригинала.
— Жезл, который находится сейчас в Павловске, был сделан в 1798 году в Риме по специальному заказу графа Литта.
— Где же подлинник?
— Говорят, что был здесь, у нас.
— Говорят? — с ноткой недоумения переспросил Березовский.
— Именно. К сожалению, никто не потрудился должным образом оформить показания немногих живых свидетелей. Сейчас эта история настолько обросла легендой, что уже не отличить правду от выдумки. Согласно наиболее распространенной версии, жезл достался нацистскому протектору Гейдриху. Только такой ценой Рогану удалось спасти от верной смерти шестнадцать заложников.
— И он пошел на это!
— Как говорят, не колеблясь… Кое-кто считает, что среди арестованных находилась женщина, которую он безумно любил. Последняя любовь! Это очень много значит в жизни мужчины, но вам этого пока не понять.
— А куда жезл девался потом?
— Тут начинается цепь всевозможных россказней. Принято считать, что вдова кровавого палача продала реликвию американцам. Не исключено, что она действительно находится в частной коллекции какого-нибудь миллиардера. Очень может быть.
— Но мне не удалось обнаружить даже сколько-нибудь примечательных документов.
— Кое-какие документы сохранились. Я их вам покажу. Но вообще-то вы совершенно правы. Мальтийский диплом, письма и прочие важные документы исчезли вместе с жезлом.
— Неужели не осталось никаких следов? — Березовский не сдержал горестного восклицания. — Хотя бы карточки в каталоге?
— О каком каталоге может идти речь, если тут находилось приватное владение? Музей создали уже после войны, при народной власти.
— Конечно-конечно, я совершенно забыл… Значит, ничего-ничего не сохранилось?
— Легенда — это уже нечто. У вас в романе, например, жезл служит ключом к ларцу с альбигойскими реликвиями. Недурно придумано. Но ведь возможен и другой вариант?
— Какой, если не секрет? — Березовский нетерпеливо подался вперед.
— В том-то и дело, что секрет! — доктор Врана удовлетворенно потер руки. — Есть сведения, что в анналах ордена, хранящихся в его суверенных владениях в Риме, содержится упоминание о рецепте какого-то сильнодействующего снадобья, передаваемом от гроссмейстера к гроссмейстеру. Этот рецепт, должным образом зашифрованный, хранился в потайном отделении жезла. Добраться до него мог только посвященный в тайну.
— Подобные игры были в стиле эпохи! — заинтересованно покачал головой Березовский. — А что за рецепт, не знаете?
— Точно не знаю. Но смею предполагать, что речь могла идти о чем-то вроде продления жизни.
— Именно поэтому Литта и решился подменить жезл! Но это значит, что он не желал долгого правления Павла?
— Очень возможно. Боюсь, что эту загадку нам уже никогда не разрешить.
— Однако я знаю человека, который дальше других продвинулся в этом направлении. Я даже держал в руках рукописи, которые разыскал в библиотеке монастыря Тепла.
— Вы имеете в виду профессора Солитова? — обрадовался Врана. — Обаятельная личность! Он гостил у нас этой зимой и всех совершенно очаровал.
Юрий Анатольевич ничего не сказал в ответ, но первоначально показавшаяся дикой мысль о том, что Солитов мог решиться на отчаянный опыт, все настойчивее ласкала его воображение.
Заснуть на самом взлете жизни с надеждой проснуться через двадцать четыре года! Чем долее он думал, тем больший смысл находил во всем этом.
Глава двадцать шестая. ТАЙНЫ ЗАМКА ТИФФОЖ
Авентира V
Мечом, изготовленным по всем канонам магического искусства, Корнелиус из города Брюгге очертил широкий круг. Описав внутри него окружность немного поменьше, он расположил по странам света четыре имени бога-отца, чередуя их спасительным знаком тулузского креста.
Тот же символ был выгравирован и на эфесе меча рядом с могучим заклинанием TEVDLSnote 31. Мало того, для защиты от недобрых влияний на груди и запястьях теурга висели кожаные мешочки с зашитыми в них охранительными пентаклями, изготовленными по чертежам кабалистов Кордовы.
Корнелиус был человеком набожным и называл свое опасное ремесло «белым», ибо ни разу имя нечистого духа не осквернило его уст. Уповая на помощь одних только ангелов небесных, он возмечтал в эту трижды благословенную ночь святого Жана добиться желаемого: узнать, где зарыты сокровища, увезенные из Тампля сто одиннадцать лет назад. К этому Корнелиуса давно склонял благородный рыцарь де Ре, приютивший гонимого нуждой и страхом костра ученого в своем роскошном дворце.
Корнелиус вписал во внутренний круг пентаграмму, расставил по вершинам ее масляные плошки и зажег фитили. Пять огоньков озарили опушку леса, мириадами искр вспыхнули сонные травы, залитые обильной росой. Близился вожделенный час.
Ровно в полночь, когда раскрываются тайны земли, Корнелиус надеялся обнаружить тайное место и отблагодарить своего доброго барона за крышу над головой, огонь в очаге и котелок с бараньей похлебкой.
Войдя в самый центр звезды, он поднял над головой меч и уже собрался было произнести заклинание, как небеса полыхнули ослепительной вспышкой, за которой последовал оглушительный раскат грома и почти в ту же минуту хлынул ливень, погасивший огни. Корнелиус счел это недобрым знамением. Очевидно, золото грешников-тамплиеров стерегли злые демоны. Своими действиями он мог вызвать их из царства теней, витающих над провалами ада.
Так оно и случилось.
В ту же ночь, когда из распоротого молниями небесного чрева хлестали ледяные потоки, в ворота замка Тиффож постучался промокший до нитки путник. Стуча зубами от холода, он смиренно просил о ночлеге.
На сей раз злой дух, принужденный являть себя лишь в человеческом облике, избрал жалкую оболочку бродячего некроманта. Он так прямо и отрекомендовал себя мажордому и был впущен, потому что таких, как он, радушно привечали в замках сьерра де Ре.
В отличие от твердого в вере Корнелиуса редкий астролог, а уж тем более алхимик не попробовал себя на сомнительном поприще черной магии. И немудрено. Дабы не только чтобы прожить, но зачастую и выжить, герметическим мастерам постоянно приходилось демонстрировать свою мощь. Эликсир Розенкрейца и порох были уделом избранных, остальным оставались мошеннические проделки с золотом да наводящие ужас манипуляции с расчлененными трупами.
Именно к числу подобных алхимиков-некромантов добывающих свой попахивающий костром хлеб с помощью шарлатанских трюков, принадлежал итальянец Франческо Прелати, всюду и везде хваставший своим домашним, ручным, можно сказать, демоном по кличке Баррон. Часто попадавшийся на воровстве и разных мошеннических проделках, он удивительным образом всякий раз выходил сухим из воды. Ради денег изворотливый итальянец мог пойти не только на обман, но и на более тяжкие преступления. Этого человека и приютил маршал Франции Жиль де Лаваль барон де Ре. Приютил на свою беду и в назидание потомству, ибо разыгравшиеся вскоре события не имели себе равных за всю прошлую и последующую историю инквизиции и ведовства.
Что же касается простака Корнелиуса, то коварный конкурент выжил его из замка уже на другую неделю. «Белое» колдовство не могло угнаться за «черным» ни по части добывания золота, ни в заманчивых видах на долголетие. К тому же удаления фламандца потребовал лично Баррон, которого он, по словам Прелати, раздражал своими невежественными заклинаниями. В отместку Корнелиус пустил слух, что по наущению наглого некроманта барон де Ре погубил молодую жену, а за ней и следующую. Так родилась клеветническая легенда.
На самом же деле тот, кого прозвали впоследствии Синей бородой, не убивал своих жен. У него вообще была лишь одна верная подруга жизни — Екатерина де Туар, которую он нежно любил, хотя и не упускал случая прижать где-нибудь в укромном углу молоденькую крестьянку. Здоровяк рыцарь действительно носил бороду, причем большую и золотисто-русую, которую домашний цирюльник бережно расчесывал по утрам черепаховым гребнем. Судьба ничем не обделила Жиля де Ре. Его родовитые предки Краоны и Монморанси оставили ему славнейший во Франции герб и тучные нивы, расположенные в самых плодородных, изобилующих виноградом и дичью частях Бретани. Выпестованный лучшими учителями, молодой сеньор изучил древние языки, разбирался в искусствах, умел наслаждаться тонкой беседой, изысканными яствами, благородными упражнениями в охоте с линялымnote 32 соколом и фехтовании. Он знал толк и в лошадях, и в добром вине, и в старинном оружии. Славный герб и необыкновенно славный юноша — книгочей, которого ожидал маршальский жезл. Он получил его в день коронации Карла Седьмого, которому отвоевал трон, сражаясь бок о бок с самой Девой, призванной благим небом спасти Францию от англичан. Ничтожный, неблагодарный королек бросил Жанну на произвол судьбы. Жиль попытался было отбить ее у пособников врага, но опоздал, обманутый предателем, указавшим не ту дорогу. Он подступил со своим войском к Руану, когда все было кончено.
— Я не верю в то, что ее сожгли! — сказал он, узнав о казни. — Она бессмертна.
Очевидно, у него были основания так говорить. Уже находясь при дворе, ему довелось встретиться с мадемуазель д'Армуаз, в которой он признал свою Жанну. Разочаровавшись в придворных забавах, ничего не дававших ни уму, ни сердцу, Ре удалился в свои поместья, где с головой окунулся в алхимические трактаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59