» каждый раз, когда мы получали особенно сильный толчок. Летчик оставался невосприимчив к ночным чарам, властно охватившим остальных.
Наконец мы добрались до самолета, приземлившегося на длинном пологом склоне, обрывающемся с одной стороны глубоким ущельем. Чтобы перенести из машины багаж, много времени не потребовалось. Затем и мы вскарабкались на борт. Через секунду мотор взревел.
— Хантер, — услышал я сквозь грохот голос Веймаута, — жми на всю железку. Надо успеть спасти человека от живой смерти…
ГЛАВА II
РАЙМА
Качка выдалась изрядная: Хантер выжимал из мотора все что мог, и несчастную машину, казалось, вот-вот разнесет на мелкие кусочки. О моем состоянии лучше не вспоминать: я никогда не был хорошим моряком, а уж на пустой желудок, да с головой, звенящей от недосыпа… Впрочем, время от времени усталость пересиливала, и я погружался в некое подобие дремоты — и тут же мне начинали мерещиться серьезные глаза Раймы, подозрительно следящие за мной. А один раз мне приснилось, будто меня манят куда-то тонкие, точеные руки мадам Ингомар…
Я проснулся, весь в холодном поту, но и наяву мне продолжало казаться, что сквозь рев пропеллера доносится ее гипнотизирующий, похожий на звон колокольчика голос…
Что за мрачная фигура до такой степени напугала Петри, его жену и Веймаута? Чей дьявольский план начал раскручиваться со смертью моего шефа? Неужели все эти люди нарочно меня мистифицировали? Что они недоговаривали? Или просто боялись рассказать мне о своих подозрениях?
Форестер убежден, что Бартон мертв. Я тоже не могу в этом сомневаться. Но в непонятном послании, нацарапанном им в последнюю минуту, как мне показалось, Петри обнаружил какую-то надежду. То же подтверждали и слова Веймаута. «Спасти человека от живой смерти…» Очевидно, он тоже верил.
Только — во что?
В тот момент мой бедный мозг был попросту не в состоянии решать подобные проблемы. Однако личный жизненный опыт доказывал: что-то тут было. Кто послал телеграмму? Что за крик во дворе? Почему мне пришлось ехать в Каир, а теперь на всех парах лететь обратно? Слава Богу, хоть от зловещего раскосого шпиона удалось избавиться!
Джеймсон Хантер наконец высмотрел подходящее место для посадки — плоскую красно-серую площадку восточнее старой караванной тропы. Даже с высоты нашего полета лагеря видно не было, что меня не удивило: он ютился в тени невысокой горной гряды, казавшейся отсюда неровной черной стеной. Однако я точно знал, что от места нашей посадки до него было не более полумили.
Хантер подтвердил свою репутацию, блестяще посадив самолет, и я, будто в тумане, пошатываясь двинулся к выходу.
— Погодите минутку, — окликнул меня Петри. — А, вот моя сумка. Вам порядком досталось, Гревилль. Держите-ка. Думаю, это пойдет вам на пользу.
«Это» оказалось бутылкой бренди. Насчет пользы доктор не ошибся.
— Сдается мне, несколько сэндвичей тоже были бы как нельзя более кстати, — усмехнулся Хантер. — Жаль, не хватило времени об этом позаботиться — слишком внезапно нахлынули события.
При свете луны мы распределили багаж и двинулись к лагерю. Теперь все молчали, даже неугомонный летчик, лишь звук наших шагов нарушал тишину. Думаю, нет в мире другого места, где дух человека подавлялся бы столь же успешно, как на этом маленьком кусочке земли, окруженном двумя долинами, хранящими смертный покой Египта. Возможно, именно тут по ночам, при свете полной луны, бродят те самые страждущие души, которым, пройдя земной путь до конца, так и не удалось прикоснуться к вечности.
Что касается моего собственного состояния, то, стоило показаться знакомым ориентирам, тут же мною овладело какое-то жуткое беспокойство, смешанное со страхом и, как ни странно, с надеждой. Ко всему этому примешивался и чисто личный вопрос: вернулась ли Райма?
Нас не могли ждать раньше утра, когда приходит каирский поезд. Поэтому я был поражен, увидев на склоне холма Форестера, спешащего нам навстречу. Впрочем, было нетрудно сообразить, что наше весьма шумное прибытие перебудило весь лагерь.
Увидев нас, Форестер пустился бегом.
Дурные новости отбрасывают впереди себя длинную тень. Я мгновенно забыл и о том, что меня тошнит, и о том, насколько я устал, внезапно преисполнившись уверенности: произошло что-то еще настолько скверное, перед чем меркло даже то, что заставило меня поехать в Каир.
Я увидел, как Веймаут схватил за руку Петри, и понял, что не одинок в своих предчувствиях.
— Это ты, Гревилль? — издалека закричал Форестер. — Слава Богу, ты приехал!
Мы кинулись ему навстречу.
— Что? — задыхаясь, спросил я. — Что еще случилось?
— Странная штука, старина, — он с трудом переводил дух. — Ты ведь помнишь, мы заперли тело шефа в большой хижине. Я не был уверен, что о его смерти стоит сообщать местным властям. Так вот, сегодня вечером, с наступлением сумерек, я пошел к… пошел на него взглянуть. — Форестер схватил меня за плечи. — Гревилль! — Даже при свете луны я не мог не заметить, что лицо его побелело от страха. — Тело исчезло!
— Что?! — вскричал Веймаут.
— Ни малейших следов. Он попросту улетучился!
— Ах, если бы к нам мог присоединиться Найланд Смит, — вздохнул Веймаут.
Доктор Петри изумленно воззрился на него.
— Вы мне не поверите, но у меня в голове только что промелькнула та же мысль, — задумчиво протянул он. — Во вторник я должен отплыть в Англию. Пробуду там, видимо, несколько дней. Он меня встречает в…
Место, в котором происходил этот разговор, постороннему человеку показалось бы, мягко говоря, странным. Часть хижины занимала лаборатория — в этом углу, целиком отданном под эксперименты Форестера, стоял стол, уставленный банками, пробирками и прочим химическим оборудованием. В другой половине разместился музей. Стены были увешаны планами, диаграммами, фотографиями, сделанными, разумеется, Раймой. На полу громоздились сваленные кучами каменные глыбы, украшенные этикетками; открытые ящики были завалены грудами обломков, найденных во время раскопок и также снабженных табличками. В дальнем углу разместилась очень древняя мумия, извлеченная из какого-то захоронения; крышка саркофага была прислонена к стене. Кроме того, в хижине находился длинный, крепко сбитый стол — на него каждый день сваливали все находки, чтобы вечером осмотреть и рассортировать. Этой работой в основном занимался я. В данный момент стол был пуст; когда я видел его в последний раз перед отъездом в Каир, на нем лежало тело сэра Лайонела Бартона, накрытое серым одеялом.
Вот уже двадцать минут я в полной тишине наблюдал, как бывший шеф-инспектор Скотланд-Ярда исследует обстановку.
Веймаут осмотрел все, что находилось в хижине, затем при помощи лампы внимательно изучил окна, запоры на двери, выбрался наружу и основательно обозрел ведущую в хижину тропинку, потом вернулся и уставился на стол.
Вслед за тем его взгляд устремился на меня.
— Мистер Гревилль, — проговорил он, — вы пока человек непредвзятый, поскольку я не стал посвящать вас в свои подозрения, которые, кстати, разделяет и мистер Петри. Я хотел, чтобы мы здесь остались втроем, и потому попросил мистера Форестера чем-нибудь занять Джеймсона Хантера. Выглядите вы, правда, неважно; я понимаю, как должны были вас потрясти последние события. Тем не менее я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Сколько угодно, — согласился я.
Суперинтендант уселся на стоящую у двери скамейку и нахмурился.
— Где сейчас находится десятник Али Махмуд? — спросил он.
— Форестер мне сказал, что сегодня вечером отправил его в Луксор с письмом к нашему общему другу, управляющему Зимним дворцом. По словам Форестера, в письме он просит управляющего позвонить в Каир, вам, и объяснить, что произошло. Али скоро должен вернуться.
Веймаут задумчиво кивнул.
— Тело сэра Лайонела обнаружили, по вашим словам, в его палатке, — продолжал он. — Как скоро после этого его перенесли сюда?
— Часа через два, — подумав, сказал я.
— Надеюсь, все эти два часа палатка находилась под наблюдением?
— Да, конечно.
— Когда было решено, что его следует перенести?
— Сразу же после того, как я решил ехать в Каир. Я же и распорядился, чтобы тело переместили в эту хижину… как вы знаете, после сэра Лайонела я был вторым человеком в экспедиции. Форестер согласился, хотя клятвенно заверил меня, что жизнь в теле окончательно угасла. Переносили тело также под моим непосредственным руководством. Потом я запер хижину и вручил ключи Форестеру. До поезда было еще много времени, поэтому я вернулся в свою палатку — хотел вздремнуть перед поездкой.
— И как, удалось?
— Нет. Так и проворочался без сна до самого отъезда.
— Вы не заметили в ту ночь ничего необычного?
— Как же! — подумав, вспомнил я. — Собаки выли очень странно. Настолько, что Али Махмуд уверял, будто это вовсе и не собаки. Но тут, наверное, сказалось нервное напряжение. Мы все нервничали. Правда, собак мы и в самом деле не нашли, хотя и искали.
— Хм… В котором часу это было?
— Боюсь, точно не скажу. Но незадолго до рассвета.
— После того, как тело перенесли сюда, хижину открывали?
— Нет.
— Вот тут вы, пожалуй, ошиблись, — задумчиво промолвил Веймаут. — Есть еще один вопрос, который я хотел бы выяснить, мистер Гревилль. Вы упоминали о племяннице сэра Лайонела. Где она была во время трагедии и где находится сейчас?
Конечно же, я ждал этого вопроса. И тем не менее совершенно не представлял, как на него ответить. Краем глаза я заметил, что доктор Петри с любопытством наблюдает за моей реакцией.
— Я не знаю, где она, — вынужден был признаться я, понимая, как странно звучат мои слова.
— Что? — воскликнул Веймаут. — Но она ведь, насколько я понимаю, штатный фотограф экспедиции.
— Она действительно… но… А, ладно! Мы поссорились. Она уехала в Луксор еще во вторник, в середине дня. С тех пор я ее не видел.
— О, теперь понимаю, — сочувственно кивнул суперинтендант. — Прошу прощения, я не сразу уловил, в чем тут дело. Сэр Лайонел знал об ее отсутствии?
— Он, как всегда, все обратил в шутку. Это была его обычная манера. Она частенько оставалась в Луксоре и целыми днями работала там.
— Он одобрял… э-э-э… ну, вы понимаете?..
— Да. Во всяком случае, мне так казалось.
— Полагаю, если она все еще не вернулась, то не знает, что произошло?
— По всей видимости. Но я очень беспокоюсь…
— Естественно. — Веймаут вновь посерьезнел. — А теперь, мистер Гревилль, попросите войти Форестера.
Я открыл дверь и вышел в ночную тьму. Мне показалось, что наш мирный лагерь окружает совершенно иная атмосфера, которой, будь моя воля, я не хотел бы давать определения даже мысленно. Атмосфера ужаса.
Что могло означать исчезновение тела сэра Лайонела? Кому и какая могла быть от этого польза? И, наконец, что это за таинственная информация, которую явно скрывали от меня Веймаут и Петри?
Три этих вопроса непрерывно крутились у меня в голове, пока я пересекал лагерь. Луна успела скрыться за склоном горы, но звезды были великолепны. И вдруг поток моих мыслей сменил направление. Больше я не мог думать ни о чем, кроме Раймы.
Ее пустая палатка была как раз передо мной. Вход в нее скрывала густая тень. Мне показалось, что я снова слышу ее голос:
— Если я стою вам поперек дороги, — сказала она тогда, — то могу и уйти…
Поперек дороги! Интересно, что она имела в виду? Выяснить это я так и не успел — она уехала. Без сомнения, ее ввели в заблуждение. Но где она сейчас? И знает ли, что случилось?
Какая-то сила заставила меня заглянуть в ее палатку. И стоило мне это сделать — тут же произошли два совершенно неожиданных события: где-то, совсем близко от лагеря, раздался мрачный вой собак; и в темноте палатки что-то шевельнулось!
Подавив готовый вырваться из горла крик, я вытянул руки, наклонился вперед, и… стройное, нежное тело оказалось в моих объятиях!
Я не мог поверить тому, что это действительно свершилось, пока она не вскрикнула:
— Шан! Шан, мне больно!
— Райма! — воскликнул я, чувствуя, что сердце мое готово выскочить из груди.
Больше я не говорил ничего. Наклонившись, я прильнул к ее устам в отчаянном страхе, что больше такой возможности мне может не представиться.
Благодарение Богу, сомнения оказались напрасны. Ее руки обвились вокруг моей шеи. Прижавшись друг к другу, мы молча слушали, как затихает вдали жуткий вой.
— Шан! — прошептала она. — Шан, дорогой, я боюсь!
Воспользовавшись дарованным мне правом, я попытался горячими поцелуями утешить ее.
— Когда ты вернулась, дорогая? — спросил я чуть позже, когда мы наконец спустились на грешную землю.
— Вместе с Али. Он мне все рассказал… об этом. Конечно же, я должна была приехать.
Райма положила мне на грудь свою восхитительно растрепанную головку.
— Я не хочу, чтобы ты меня ругал, — пролепетала она. — Хотя, конечно же, я виновата. Нет, пожалуйста, Шан. Я в самом деле имела в виду только то, что сказала. Действительно, думала, что мешаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Наконец мы добрались до самолета, приземлившегося на длинном пологом склоне, обрывающемся с одной стороны глубоким ущельем. Чтобы перенести из машины багаж, много времени не потребовалось. Затем и мы вскарабкались на борт. Через секунду мотор взревел.
— Хантер, — услышал я сквозь грохот голос Веймаута, — жми на всю железку. Надо успеть спасти человека от живой смерти…
ГЛАВА II
РАЙМА
Качка выдалась изрядная: Хантер выжимал из мотора все что мог, и несчастную машину, казалось, вот-вот разнесет на мелкие кусочки. О моем состоянии лучше не вспоминать: я никогда не был хорошим моряком, а уж на пустой желудок, да с головой, звенящей от недосыпа… Впрочем, время от времени усталость пересиливала, и я погружался в некое подобие дремоты — и тут же мне начинали мерещиться серьезные глаза Раймы, подозрительно следящие за мной. А один раз мне приснилось, будто меня манят куда-то тонкие, точеные руки мадам Ингомар…
Я проснулся, весь в холодном поту, но и наяву мне продолжало казаться, что сквозь рев пропеллера доносится ее гипнотизирующий, похожий на звон колокольчика голос…
Что за мрачная фигура до такой степени напугала Петри, его жену и Веймаута? Чей дьявольский план начал раскручиваться со смертью моего шефа? Неужели все эти люди нарочно меня мистифицировали? Что они недоговаривали? Или просто боялись рассказать мне о своих подозрениях?
Форестер убежден, что Бартон мертв. Я тоже не могу в этом сомневаться. Но в непонятном послании, нацарапанном им в последнюю минуту, как мне показалось, Петри обнаружил какую-то надежду. То же подтверждали и слова Веймаута. «Спасти человека от живой смерти…» Очевидно, он тоже верил.
Только — во что?
В тот момент мой бедный мозг был попросту не в состоянии решать подобные проблемы. Однако личный жизненный опыт доказывал: что-то тут было. Кто послал телеграмму? Что за крик во дворе? Почему мне пришлось ехать в Каир, а теперь на всех парах лететь обратно? Слава Богу, хоть от зловещего раскосого шпиона удалось избавиться!
Джеймсон Хантер наконец высмотрел подходящее место для посадки — плоскую красно-серую площадку восточнее старой караванной тропы. Даже с высоты нашего полета лагеря видно не было, что меня не удивило: он ютился в тени невысокой горной гряды, казавшейся отсюда неровной черной стеной. Однако я точно знал, что от места нашей посадки до него было не более полумили.
Хантер подтвердил свою репутацию, блестяще посадив самолет, и я, будто в тумане, пошатываясь двинулся к выходу.
— Погодите минутку, — окликнул меня Петри. — А, вот моя сумка. Вам порядком досталось, Гревилль. Держите-ка. Думаю, это пойдет вам на пользу.
«Это» оказалось бутылкой бренди. Насчет пользы доктор не ошибся.
— Сдается мне, несколько сэндвичей тоже были бы как нельзя более кстати, — усмехнулся Хантер. — Жаль, не хватило времени об этом позаботиться — слишком внезапно нахлынули события.
При свете луны мы распределили багаж и двинулись к лагерю. Теперь все молчали, даже неугомонный летчик, лишь звук наших шагов нарушал тишину. Думаю, нет в мире другого места, где дух человека подавлялся бы столь же успешно, как на этом маленьком кусочке земли, окруженном двумя долинами, хранящими смертный покой Египта. Возможно, именно тут по ночам, при свете полной луны, бродят те самые страждущие души, которым, пройдя земной путь до конца, так и не удалось прикоснуться к вечности.
Что касается моего собственного состояния, то, стоило показаться знакомым ориентирам, тут же мною овладело какое-то жуткое беспокойство, смешанное со страхом и, как ни странно, с надеждой. Ко всему этому примешивался и чисто личный вопрос: вернулась ли Райма?
Нас не могли ждать раньше утра, когда приходит каирский поезд. Поэтому я был поражен, увидев на склоне холма Форестера, спешащего нам навстречу. Впрочем, было нетрудно сообразить, что наше весьма шумное прибытие перебудило весь лагерь.
Увидев нас, Форестер пустился бегом.
Дурные новости отбрасывают впереди себя длинную тень. Я мгновенно забыл и о том, что меня тошнит, и о том, насколько я устал, внезапно преисполнившись уверенности: произошло что-то еще настолько скверное, перед чем меркло даже то, что заставило меня поехать в Каир.
Я увидел, как Веймаут схватил за руку Петри, и понял, что не одинок в своих предчувствиях.
— Это ты, Гревилль? — издалека закричал Форестер. — Слава Богу, ты приехал!
Мы кинулись ему навстречу.
— Что? — задыхаясь, спросил я. — Что еще случилось?
— Странная штука, старина, — он с трудом переводил дух. — Ты ведь помнишь, мы заперли тело шефа в большой хижине. Я не был уверен, что о его смерти стоит сообщать местным властям. Так вот, сегодня вечером, с наступлением сумерек, я пошел к… пошел на него взглянуть. — Форестер схватил меня за плечи. — Гревилль! — Даже при свете луны я не мог не заметить, что лицо его побелело от страха. — Тело исчезло!
— Что?! — вскричал Веймаут.
— Ни малейших следов. Он попросту улетучился!
— Ах, если бы к нам мог присоединиться Найланд Смит, — вздохнул Веймаут.
Доктор Петри изумленно воззрился на него.
— Вы мне не поверите, но у меня в голове только что промелькнула та же мысль, — задумчиво протянул он. — Во вторник я должен отплыть в Англию. Пробуду там, видимо, несколько дней. Он меня встречает в…
Место, в котором происходил этот разговор, постороннему человеку показалось бы, мягко говоря, странным. Часть хижины занимала лаборатория — в этом углу, целиком отданном под эксперименты Форестера, стоял стол, уставленный банками, пробирками и прочим химическим оборудованием. В другой половине разместился музей. Стены были увешаны планами, диаграммами, фотографиями, сделанными, разумеется, Раймой. На полу громоздились сваленные кучами каменные глыбы, украшенные этикетками; открытые ящики были завалены грудами обломков, найденных во время раскопок и также снабженных табличками. В дальнем углу разместилась очень древняя мумия, извлеченная из какого-то захоронения; крышка саркофага была прислонена к стене. Кроме того, в хижине находился длинный, крепко сбитый стол — на него каждый день сваливали все находки, чтобы вечером осмотреть и рассортировать. Этой работой в основном занимался я. В данный момент стол был пуст; когда я видел его в последний раз перед отъездом в Каир, на нем лежало тело сэра Лайонела Бартона, накрытое серым одеялом.
Вот уже двадцать минут я в полной тишине наблюдал, как бывший шеф-инспектор Скотланд-Ярда исследует обстановку.
Веймаут осмотрел все, что находилось в хижине, затем при помощи лампы внимательно изучил окна, запоры на двери, выбрался наружу и основательно обозрел ведущую в хижину тропинку, потом вернулся и уставился на стол.
Вслед за тем его взгляд устремился на меня.
— Мистер Гревилль, — проговорил он, — вы пока человек непредвзятый, поскольку я не стал посвящать вас в свои подозрения, которые, кстати, разделяет и мистер Петри. Я хотел, чтобы мы здесь остались втроем, и потому попросил мистера Форестера чем-нибудь занять Джеймсона Хантера. Выглядите вы, правда, неважно; я понимаю, как должны были вас потрясти последние события. Тем не менее я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Сколько угодно, — согласился я.
Суперинтендант уселся на стоящую у двери скамейку и нахмурился.
— Где сейчас находится десятник Али Махмуд? — спросил он.
— Форестер мне сказал, что сегодня вечером отправил его в Луксор с письмом к нашему общему другу, управляющему Зимним дворцом. По словам Форестера, в письме он просит управляющего позвонить в Каир, вам, и объяснить, что произошло. Али скоро должен вернуться.
Веймаут задумчиво кивнул.
— Тело сэра Лайонела обнаружили, по вашим словам, в его палатке, — продолжал он. — Как скоро после этого его перенесли сюда?
— Часа через два, — подумав, сказал я.
— Надеюсь, все эти два часа палатка находилась под наблюдением?
— Да, конечно.
— Когда было решено, что его следует перенести?
— Сразу же после того, как я решил ехать в Каир. Я же и распорядился, чтобы тело переместили в эту хижину… как вы знаете, после сэра Лайонела я был вторым человеком в экспедиции. Форестер согласился, хотя клятвенно заверил меня, что жизнь в теле окончательно угасла. Переносили тело также под моим непосредственным руководством. Потом я запер хижину и вручил ключи Форестеру. До поезда было еще много времени, поэтому я вернулся в свою палатку — хотел вздремнуть перед поездкой.
— И как, удалось?
— Нет. Так и проворочался без сна до самого отъезда.
— Вы не заметили в ту ночь ничего необычного?
— Как же! — подумав, вспомнил я. — Собаки выли очень странно. Настолько, что Али Махмуд уверял, будто это вовсе и не собаки. Но тут, наверное, сказалось нервное напряжение. Мы все нервничали. Правда, собак мы и в самом деле не нашли, хотя и искали.
— Хм… В котором часу это было?
— Боюсь, точно не скажу. Но незадолго до рассвета.
— После того, как тело перенесли сюда, хижину открывали?
— Нет.
— Вот тут вы, пожалуй, ошиблись, — задумчиво промолвил Веймаут. — Есть еще один вопрос, который я хотел бы выяснить, мистер Гревилль. Вы упоминали о племяннице сэра Лайонела. Где она была во время трагедии и где находится сейчас?
Конечно же, я ждал этого вопроса. И тем не менее совершенно не представлял, как на него ответить. Краем глаза я заметил, что доктор Петри с любопытством наблюдает за моей реакцией.
— Я не знаю, где она, — вынужден был признаться я, понимая, как странно звучат мои слова.
— Что? — воскликнул Веймаут. — Но она ведь, насколько я понимаю, штатный фотограф экспедиции.
— Она действительно… но… А, ладно! Мы поссорились. Она уехала в Луксор еще во вторник, в середине дня. С тех пор я ее не видел.
— О, теперь понимаю, — сочувственно кивнул суперинтендант. — Прошу прощения, я не сразу уловил, в чем тут дело. Сэр Лайонел знал об ее отсутствии?
— Он, как всегда, все обратил в шутку. Это была его обычная манера. Она частенько оставалась в Луксоре и целыми днями работала там.
— Он одобрял… э-э-э… ну, вы понимаете?..
— Да. Во всяком случае, мне так казалось.
— Полагаю, если она все еще не вернулась, то не знает, что произошло?
— По всей видимости. Но я очень беспокоюсь…
— Естественно. — Веймаут вновь посерьезнел. — А теперь, мистер Гревилль, попросите войти Форестера.
Я открыл дверь и вышел в ночную тьму. Мне показалось, что наш мирный лагерь окружает совершенно иная атмосфера, которой, будь моя воля, я не хотел бы давать определения даже мысленно. Атмосфера ужаса.
Что могло означать исчезновение тела сэра Лайонела? Кому и какая могла быть от этого польза? И, наконец, что это за таинственная информация, которую явно скрывали от меня Веймаут и Петри?
Три этих вопроса непрерывно крутились у меня в голове, пока я пересекал лагерь. Луна успела скрыться за склоном горы, но звезды были великолепны. И вдруг поток моих мыслей сменил направление. Больше я не мог думать ни о чем, кроме Раймы.
Ее пустая палатка была как раз передо мной. Вход в нее скрывала густая тень. Мне показалось, что я снова слышу ее голос:
— Если я стою вам поперек дороги, — сказала она тогда, — то могу и уйти…
Поперек дороги! Интересно, что она имела в виду? Выяснить это я так и не успел — она уехала. Без сомнения, ее ввели в заблуждение. Но где она сейчас? И знает ли, что случилось?
Какая-то сила заставила меня заглянуть в ее палатку. И стоило мне это сделать — тут же произошли два совершенно неожиданных события: где-то, совсем близко от лагеря, раздался мрачный вой собак; и в темноте палатки что-то шевельнулось!
Подавив готовый вырваться из горла крик, я вытянул руки, наклонился вперед, и… стройное, нежное тело оказалось в моих объятиях!
Я не мог поверить тому, что это действительно свершилось, пока она не вскрикнула:
— Шан! Шан, мне больно!
— Райма! — воскликнул я, чувствуя, что сердце мое готово выскочить из груди.
Больше я не говорил ничего. Наклонившись, я прильнул к ее устам в отчаянном страхе, что больше такой возможности мне может не представиться.
Благодарение Богу, сомнения оказались напрасны. Ее руки обвились вокруг моей шеи. Прижавшись друг к другу, мы молча слушали, как затихает вдали жуткий вой.
— Шан! — прошептала она. — Шан, дорогой, я боюсь!
Воспользовавшись дарованным мне правом, я попытался горячими поцелуями утешить ее.
— Когда ты вернулась, дорогая? — спросил я чуть позже, когда мы наконец спустились на грешную землю.
— Вместе с Али. Он мне все рассказал… об этом. Конечно же, я должна была приехать.
Райма положила мне на грудь свою восхитительно растрепанную головку.
— Я не хочу, чтобы ты меня ругал, — пролепетала она. — Хотя, конечно же, я виновата. Нет, пожалуйста, Шан. Я в самом деле имела в виду только то, что сказала. Действительно, думала, что мешаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28