— Пап! — воскликнул Кирилл возмущенно.
— Ты не считаешь нужным слушать мои советы, а я не считаю нужным посвящать тебя в свои дела, — ответил Листовский все еще слабым после приступа голосом.
— Послушай, но это же, черт побери, касается меня!
— Ты не желаешь заботиться о собственной жизни, значит, это мое дело, и ты к этому никакого отношения не имеешь. Если ты понадобишься, мы тебя позовем.
— Ладно, Кирилл, — примирительно сказала я. — Мы пока посидим тут, в приемной.
Себастьян улыбнулся нежнейшей из своих улыбок:
— Мне очень жаль, но и это вряд ли возможно. Мне необходимо, чтобы ты присутствовала при нашем с господином Листовским разговоре. Если ты, конечно, не возражаешь…
Я возразила бы, и даже с большим удовольствием, но вовремя спохватилась. Если Кириллу угрожает опасность, то я просто обязана узнать обо всем как можно подробнее. А с самим Кириллом я поговорить еще успею — и не в такой официальной обстановке, не говоря уже об отсутствии совершенно ненужных посторонних глаз и ушей. Поэтому я покорно кивнула, к удивлению Себастьяна, приготовившегося, очевидно, к очередной перепалке. Впрочем, удивление, подобно некоему компрометирующему документу, было мгновенно скомкано и спрятано, и, после того, как Надя снисходительно согласилась приготовить чай и кофе, мы, оставив в приемной Кирилла с водителем, прошли в кабинет Себастьяна, где Листовский начал наконец свой рассказ:
— Все началось в июне, когда Кирилл приехал на каникулы из Кембриджа…
Ого! — хотела сказать я, но не сказала. Чему удивляться — дети королей и учатся как короли. Другое дело, что вихрастый парнишка в клетчатой рубашке и линялых шортах, с которым мы пили на спор фруктовый кефир в столовой — в кого больше влезет, а потом, скрючившись, бежали в медпункт, вместо того чтобы, как собирались, идти на лагерную дискотеку, — этот вихрастый парнишка никак не совмещался в моем сознании с хлебным принцем, учащимся за границей и передвигающемся по городу не иначе, как в сопровождении телохранителя.
Пока я размышляла таким образом, Листовский продолжал рассказывать.
Через неделю после возвращения домой Кирилл заболел. Однажды вечером, сидя за ужином, он внезапно побагровел и, задыхаясь, начал раздирать ногтями кожу на груди. По экстренному вызову немедленно примчался крохотный синий автомобильчик «Форд— Фокус», принадлежащий известной московской клинике. Врач осмотрел Кирилла, сделал укол, и наследнику хлебной короны стало лучше. Диагноз оказался банален: аллергия, а виновницей приступа сочли клубнику, точнее, неумеренное ее количество, съеденное Кириллом за день.
— Теперь я уверен, что причина была не в аллергии! Кирилл всегда ел клубнику помногу, и никогда с ним такого не случалось!
По лицам ангелов было видно, что хлебный король их не убедил.
— В чем же было дело, по вашему мнению? — с трудом скрывая скепсис, поинтересовался Себастьян.
— Мальчику добавили в пищу какой—нибудь сильный синтетический аллерген. Впрочем, я в этом мало разбираюсь. Но в том, что это было не случайно, я уверен.
Ангелы переглянулись.
— Потом случилось это происшествие в старом доме…
— Так— так. — Даниель немного оживился. — Поподробней, пожалуйста.
Оказывается, этой весной Листовский приобрел в собственность полуразвалившуюся подмосковную усадьбу. Усадьба находится в паре километров от дачного поселка, где хлебный король с семейством уже не один год арендовал дом, принадлежавший потомкам какого—то профессора. Впрочем, все дачи в поселке некогда принадлежали профессорам и различной яркости светилам науки. Теперь светила частью повымерли, частью обеднели, лишившись щедрой когда—то государственной помощи, и население поселка стало куда более пестрым. Настолько пестрым, что Листовский, некогда выбравший это место за красоту природы и интеллигентность местной публики, решил переменить обстановку и приступил к выполнению своего решения весьма нестандартными методами. Вместо того чтобы, доведя до белого каления, умственного истощения и нервного срыва целый штат архитекторов и дизайнеров, возвести современный дворец с соответствующим духу времени количеством санузлов, лифтов, бассейнов и сверхсекретных сигнализационных систем, Листовский получил в свое полное распоряжение живописно заросшие мхом, крапивой и бурьяном руины и принялся их реставрировать, не жалея ни сил, ни средств. Когда он сообщил нам, как бы в скобках, что постройка нового дома обошлась бы ему раз в десять дешевле, чем ремонт старого, я еле удержалась, чтобы не хмыкнуть. Вместо этого я только тихонько шмыгнула носом и заработала неодобрительный взгляд Себастьяна.
Ремонт, как известно, требует не только денег, но и времени, и даже если денег очень много, сделать ремонт мгновенно почему—то никогда и никому еще не удавалось. По этой причине поселиться в обновленной усадьбе нынешним летом Листовскому не удалось. Единственное, чем оставалось довольствоваться, — навещать свое новое приобретение и наблюдать за ходом ремонтных работ. Иногда Листовский брал с собой Кирилла. Как—то раз, бродя по залам дворца, запорошенным известковой пылью и загроможденным всяческими стройматериалами и инструментами, отец и сын потеряли друг друга из виду. Вдруг Листовский — старший услышал страшный грохот и кинулся в ту сторону, откуда он доносился.
Кирилл чудом остался в живых. Обвалившаяся балка пролетела буквально в нескольких миллиметрах от его плеча. Еще немного — и он в лучшем случае на всю жизнь остался бы калекой.
— Наверху кто—нибудь был? — спросил Даниель.
Листовский покачал головой:
— Мы никого не нашли.
— А Кирилл? Он никого не видел? Или, может быть, что—нибудь слышал?
— Он уверяет, что ничего подозрительного не было. Кажется, он считает, что я свихнулся. Говорит, что я давно не отдыхал, поэтому мне мерещится всякая чепуха. Но я—то знаю, что это не чепуха!
— А вы действительно давно не отдыхали? — как бы между прочим спросил Себастьян.
— Это не имеет отношения к делу, — холодно ответил Листовский. — Ваша задача как раз в том и состоит, чтобы выяснить, случайны ли все эти события. Можете мне поверить — я первый, кто заинтересован в том, чтобы все эти опасности существовали только в моем воображении. Если это действительно так, я немедленно отправлюсь с сыном на пару недель в Швейцарию — он будет кататься на лыжах, а я штопать нервную систему. Но пока что мне ничего не ясно. И вы меня не дослушали — надеюсь, это единичный промах, а не обычный стиль вашей… м—м… организации.
Даниель и Себастьян молча проглотили нелестное высказывание, а Листовский продолжал.
Позавчера, то есть в прошлую субботу, Листовский — младший отправился купаться на озеро с двоюродным братом и компанией приятелей из дачного поселка — пока не отреставрировали усадьбу, Листовские продолжали арендовать все тот же профессорский дом. Скинули на берегу одежду, гурьбой забежали в воду, поплыли наперегонки. И вдруг Кирилл с головой ушел под воду. Ребята не сразу поняли, что произошло, и кинулись на помощь только после того, как голова Кирилла снова появилась на поверхности, и над водой пронесся сдавленный крик. К счастью, друзья не успели уплыть далеко и подоспели как раз вовремя. Кирилла вытащили на берег и откачали. Скрыть происшествие от Листовского не удалось, хотя Кирилл и пытался — местные сплетницы разболтали все домработнице, а уж та немедленно сообщила все хозяину. Когда отец стал расспрашивать Кирилла о случае на озере, тот неохотно рассказал, что чуть не утонул из—за судороги в ноге.
— Я не верю в эту судорогу. Мне кажется, кто—то пытался затащить его под воду.
Себастьян и Даниель переглянулись. Это не осталось незамеченным. Листовский нахмурился.
— Я понимаю, что мои слова звучат дико. Судорога в ноге — не такая редкость, а затаскивать человека под воду — процедура не самая простая. Но взгляните на это.
Он полез в карман рубашки и протянул нам на ладони то, что достал, — православный серебряный нагрудный крестик на оборванной цепочке. Когда—то на каждом из его концов было по маленькому фианиту, но сейчас их осталось только три — одного, с правой стороны, недоставало.
— Домработница нашла это в комнате Кирилла. Он сказал мне, что, когда ребята достали его из воды, это было зажато у него в кулаке.
— Может, это крестик кого—нибудь из спасавших? — спросил Даниель.
— Нет. Я спрашивал всех и вижу, вы все еще не очень верите мне. Хорошо, расскажу о главном. О том, что случилось сегодня…
Три часа назад, когда Кирилл вышел из подъезда своего дома — с недавних пор они с отцом живут отдельно, — на него едва не наехал вылетевший неизвестно откуда на огромной скорости грузовик. Спасла Кирилла молниеносная реакция и ловкий прыжок — судя по словам Листовского, наследник хлебного трона занимался всеми мыслимыми и немыслимыми видами спорта, включая карате и кэндо. Что за кэндо такое, я понятия не имела; впоследствии выяснилось, что это одна из разновидностей японского боя на мечах, и Кирилл еще больше вырос в моих газах. Грузовик умчался, а Кирилл, унимая дрожь в руках и ногах, вернулся к себе и позвонил Листовскому — старшему, который немедленно бросил все дела и примчался к сыну. Затратив некоторое время на телефонные разговоры, и препирательства друг с другом, семейство Листовских в сопровождении личной охраны погрузилось в уже упоминавшийся на этих страницах черный джип и отправилось по адресу нашего агентства, полученному из компетентных источников.
— Он запомнил номер? — спросил Даниель.
— Нет, конечно. Он запомнил, что грузовик был весь перепачкан засохшей грязью. Так что вряд ли он смог бы разглядеть номер, даже если б захотел.
— У него есть враги? — Даниель слегка наклонился вперед.
— Не думаю. — Листовский покачал головой. — Не думаю, что у него есть враги, но, даже если и есть, не думаю, что это они.
— Кто же тогда?
— Мои враги.
— Но для чего вашим врагам убивать вашего сына? Извините за грубость, но ваши враги должны пытаться убить вас.
Листовский усмехнулся:
— Зачем пилить дерево, которое и без того настолько сгнило, что скоро упадет само?
— Что вы хотите этим сказать? — Листовский опустил глаза на кончики своих ботинок и негромко произнес:
— Я очень болен. Неизлечимо. Смертельно… Врачи дают мне максимум полгода. Конечно, мы сделали все возможное, чтобы информация о состоянии моего здоровья не вышла за пределы круга лиц, которым я доверяю, моих близких. Но я не строю иллюзий. Тот, кому выгодно знать о моей болезни, давно обо всем осведомлен. И, как видите, не сидит, сложа руки…
Кирилл — единственный человек, жизнью которого я дорожу. И мой единственный наследник. К сожалению, мне не удается заставить его быть осторожным. Он не верит в то, что ему грозит настоящая опасность. Говорит, что не желает всю жизнь прятаться у меня под крылом, что я хочу сделать из него слюнтяя и труса. Он не понимает… если с ним что—нибудь случится, я… Не хочу говорить об этом. Надеюсь, вы сами все понимаете. Убив моего сына, те, кому нужны мои деньги, убивают сразу двоих — меня и его.
— Двух зайцев одним выстрелом, — пробормотала я.
Глава 7
РАЗГОВОР В ДВА ГОЛОСА
— Все пропало! Все пропало! — кричал мужской голос сквозь помехи в телефонной трубке. Грохот и несвязные возгласы, отчетливо слышные даже сквозь треск в динамике, говорили о том, что звонят из уличного таксофона.
— Прекрати орать! У меня от тебя в ухе звенит. Что случилось? — холодно ответил женский голос.
— Ничего! Вообще ничего! Ничего не вышло!
— Ну, это было и так ясно по твоим диким воплям. Перестань психовать. Рассказывай.
— Нечего рассказывать! Этот кретин не сумел его сбить!
— Действительно кретин… Ну ладно, ничего не поделаешь. Что еще?
— Я пока больше ничего не знаю. Ни его, ни Папы нигде нет, а по сотовому я звонить боюсь. Может, они уже в милиции?
— Только не надо паниковать раньше времени. Даже если и в милиции — это не страшно. Хлеб ментов — дураки и уголовники. А мы с тобой ни к тем, ни к другим не относимся. Плохо то, что они теперь будут настороже. Но про нас с тобой никто на свете не подумает. Что с грузовиком?
— Этот придурок не хочет его топить. Говорит зачем, если на нем никаких следов от удара нет.
— Правильно. Пусть только вымоет его как следует.
— А деньги?
— Дашь ему половину. С заданием он не справился.
— Так, может, совсем не давать?
— Ты хочешь, чтобы он обозлился и выдал нас? Причем не милиции, а сразу Папе, за хорошее вознаграждение? Дашь ему половину и объяснишь, почему так мало, и скажешь, что для него еще будет работа. Пока он будет надеяться, что получит от нас еще что—нибудь, он будет молчать.
— А потом?
— Суп с котом. Потом видно будет.
— А что мне теперь делать?
— Ничего. Подождем несколько часов. Надо осмотреться, все выяснить, оценить обстановку. Когда будет все ясно, сделаем еще одну попытку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29