Ну хватит об этом. В общем, он покорил Галактику, а потом совершенно естественным образом умер. Даже удивительно, что он так долго протянул. Друзья мои, тут все предельно просто. Нужно только терпеливо и бесстрастно взглянуть правде в глаза и постараться посмотреть на вещи под другим углом.
Дарелл задумчиво проговорил:
– Ну что ж, давайте попытаемся, Мунн. Это не лишено интереса и уж, во всяком случае, может внести некоторое разнообразие в ход наших мыслей. Вот интересно, что в этой связи вы скажете об энцефалограмме «обработанных» людей, которые нам в прошлый раз показывал Антор?
– Нет ничего проще. Сколько лет энцефалографии? Нет, лучше поставить вопрос иначе: насколько хорошо развита наука изучения нейронных процессов?
– Мы – в самом начале пути, – ответил Дарелл. – Попали в точку, принято.
– Отлично. Так насколько же мы можем быть уверены в том, что то объяснение, которое нам представил Антор, и та интерпретация, которую вы дали пресловутому Плато на энцефалограммах, верны? У нас есть гипотезы, но насколько вы можете быть уверены в их правильности? И как вы можете быть уверены в том, что это явление действительно является отражением существования некоей могущественной силы, никаких других свидетельств существования которой не существует? Всегда легко объяснить неизвестное наличием потусторонней нечеловеческой силы и воли.
Это в природе человеческой. На протяжении всей истории Галактики было полным-полно случаев, когда оказавшиеся в изоляции системы время от времени возвращались в первобытное, варварское состояние, и какой урок мы извлекли из этого? Во всех случаях подобные дикари считают непостижимые для собственного разума явления – ураганы, эпидемии, засухи – делом рук существ более могущественных, чем они сами.
Если не ошибаюсь, это называется антропоморфизмом, и в этом смысле мы ничем не лучше дикарей. Мы просто с головой погрузились во все это. Имея крайне ограниченные познания в области психологии, мы сваливаем все непонятные нам явления на область деятельности сверхлюдей – в данном случае на тех, кто якобы населяет Вторую Академию, на существование которой в свое время туманно намекнул Селдон.
– Ах! – вмешался Антор, театрально заломив руки. – Значит, вы все-таки помните о Селдоне? А я так понял, что вы про него напрочь забыли. Селдон сказал, что Вторая Академия существует, и давайте все-таки плясать от этого.
– А вы до конца понимаете все цели Селдона? Вы знаете, какие именно задумки были заложены во все его расчеты? Да Вторая Академия запросто могла быть выдуманным пугалом, жупелом, изобретение которого преследовало весьма специфическую цель. Почему, например, мы победили Калган? Как вы писали в последней серии статей, Турбор?
Турбор поерзал в кресле.
– Я понял, куда вы клоните. Я был на Калгане до конца, Дарелл, и должен честно сказать, что моральный дух калганцев был здорово сломлен. Я просматривал все их газетенки, смотрел все ролики новостей и должен сознаться, что они просто-таки сами не видели другого исхода, – они ждали, что их победят. То есть у них просто руки опускались при мысли о том, что вот-вот должна вмешаться Вторая Академия, и приложить к войне свою карающую десницу, и, что вполне естественно, выступить на стороне Первой.
– Вот именно! – воскликнул Мунн. – А я-то и вообще там всю войну проторчал! Я сказал Стеттину, что Второй Академии не существует, и он мне поверил. Для него это было жутко важно, и он за счет этого чувствовал себя более уверенно. Но заставить народ перестать верить в то, во что он верил всю жизнь, было невозможно – так миф, придуманный Селдоном, сыграл роковую роль в начатой им космической шахматной партии.
Антор резко открыл глаза и в упор уставился на Мунна, который был явно доволен, что у него все так складно получилось.
– А я заявляю, что вы лжете, – отчетливо выговорил он.
Хомир побледнел.
– Не считаю нужным реагировать и отвечать на подобные обвинения.
– А я вовсе не намеревался задеть ваше достоинство. Вы просто не можете не лгать. Вы даже не понимаете, что лжете. Но тем не менее все, что вы говорите, ложь!
Семик, сидевший рядом с Антором, мягко опустил руку на запястье молодого человека.
– Не надо так горячиться, юноша!
Антор раздраженно стряхнул руку старика и крикнул:
– Как же вы все мне надоели! Сидят, смотрят – и ничего не понимают. Да я этого человека и видел-то всего раз десять за свою жизнь, но мне совершенно очевидно, насколько он переменился! А вы все знаете его, что называется, сто лет и ничего не замечаете! Просто с ума можно сойти! Нет, вы серьезно считаете, что этот человек, которого слушаете развесив уши, – Хомир Мунн? Это не тот Хомир Мунн, которого я знаю!
Немая сцена. Почище, чем в театре. Тишину нарушил пронзительный вскрик Мунна:
– Вы что, считаете меня мошенником?
– Не в прямом смысле, но это не имеет значения! – прокричал в ответ Антор. – Все равно вы – мошенник! Тихо, все тихо! Я требую, чтобы меня выслушали!
Он так рассвирепел, что все вынуждены были повиноваться.
– Так вот: помнит ли кто-либо из вас того Хомира Мунна, каким его запомнил я, – того застенчивого библиотекаря, который и говорить-то вслух стеснялся, человека с напряженным, нервическим голосом, заикающегося на каждом слове? Разве это – тот самый человек? Он гладко говорит, он самоуверен, у него куча теорий, и, черт бы меня подрал, он не заикается! Так что – это тот самый человек?
Даже сам Мунн растерялся. Пеллеас Антор предложил более спокойно:
– Ане стоит ли его обследовать?
– Как? – спросил Дарелл.
– Это вы меня спрашиваете – как? Обычно! У вас есть его энцефалограмма десятимесячной давности? Сделайте новую и сравните!
Он ткнул пальцем в съежившегося от страха библиотекаря и яростно крикнул:
– Боюсь, он пострашится идти на обследование!
– Нисколько, – ответил Мунн. – Я – тот же самый человек, каким был всегда.
– Как вы можете об этом судить? – с сожалением в голосе спросил Антор. – Нет, я больше скажу: я здесь теперь никому не доверяю. И требую, чтобы были обследованы все до одного. Была война, так? Мунн был на Калгане. Турбор был за пределами Терминуса, на борту корабля, в зоне военных действий. Дарелла и Семика тоже какое-то время не было здесь – уж не знаю, где они были и чем занимались. Один только я был здесь, в одиночестве и безопасности, поэтому я больше не верю никому из вас. Но, честно говоря, и я не прочь обследоваться. Согласны? Или мне уйти? В таком случае я уйду и буду делать, что сочту нужным.
Турбор пожал плечами:
– Лично у меня возражений нет.
– Я уже сказал, что я не против, – сказал Мунн.
Семик жестом дал понять, что и он не возражает.
Антор ждал, что скажет Дарелл. Дарелл кивнул.
– Начните с меня, – предложил Антор.
Электроды были прилажены на курчавой голове молодого человека. Он застыл в кресле, прикрыв глаза. Веки его слегка подрагивали. Дарелл достал из ящика стола листок с прежней энцефалограммой Антора и показал ему.
– Ваша подпись, не так ли?
– Да, да! Это моя энцефалограмма. Сравните.
Сканнер выбросил на экран старые и новые линии – все шесть. В темноте раздался голос Мунна:
– Вот посмотрите: по-моему, тут есть изменения.
– Это – первичные волны с лобной доли. Это ничего не значит, Хомир. Эти дополнительные пики, на которые вы показываете, не отражают ничего, кроме возбуждения нервной системы. Тут надо на другое смотреть, – объяснил Дарелл.
Он нажал контрольную кнопку, и все шесть ломаных линий слились в одну попарно. Удвоение отмечалось только в области более высокой амплитуды первичных волн.
– Удовлетворены? – спросил Антор.
Дарелл вежливо кивнул и занял его место. За ним последовал Семик, потом – Турбор. И запись, и сравнение результатов происходили в гробовом молчании.
Последним в кресло сел Мунн. На мгновение он растерялся и с оттенком отчаяния в голосе сказал:
– Только учтите: я последний и очень волнуюсь. Надеюсь, это будет принято во внимание.
– Разумеется, – заверил его Дарелл. – Ни одна ваша сознательная эмоция не повлияет на первичную кривую, да она и не важна.
Казалось, потекли долгие часы в тишине… Потом, когда на экране пошло сравнение линий, Антор торопливо проговорил:
– Смотрите – вот оно! Ну, конечно, это самое начало развития комплекса. Разве он сам не рассказал нам об этом самом? Нет никакой обработки – это глупое, нелепое антропоморфическое понятие, но вы сами посмотрите! Думаю, все ясно!
– В чем дело? – вскрикнул Мунн.
Рука Дарелла легла на плечо Мунна.
– Спокойно, Мунн. Вас «обработали». Обработали они.
Вспыхнул свет. Мунн затравленно озирался по сторонам, пытаясь выдавить жалкое подобие улыбки.
– Вы шутите! Нет, вы точно шутите! Вы меня проверяете!
Но Дарелл только покачал головой:
– Нет-нет, Хомир. Это правда.
Глаза библиографа неожиданно заволокло слезами.
– Но я не чувствую в себе никаких перемен. Я не могу поверить в это! Вы… просто с ума все посходили со своей конспирацией! – выкрикнул он.
Дарелл попытался удержать руку на его плече, чтобы немного успокоить, но рука его была яростно отброшена в сторону. Мунн взвизгнул:
– Вы хотите убить меня! Клянусь, вы этого хотите!
Одним прыжком рядом с ним оказался Антор. Раздался глухой, неприятный звук сильного удара, и Хомир повалился навзничь с перекошенным от страха лицом.
Антор резко поднялся и сказал:
– Стоило бы его связать, а потом решим, что с ним делать дальше. – Он отбросил назад свои длинные волосы.
Турбор поинтересовался:
– А как вы догадались, что с ним не все в порядке?
Антор повернулся к нему и насмешливо проговорил:
– Это было нетрудно. Видите ли, дело в том, что я знаю, где находится Вторая Академия.
Это был сильный удар. Но давно замечено, что каждый последующий удар всегда слабее предыдущего. Неудивительно, что Семик очень спокойно поинтересовался:
– Вы уверены? Только что нам нечто в этом роде пытался доказать Мунн…
– Это далеко не то же самое, – ответил Антор. – Дарелл, в тот день, когда началась война, я с вами говорил совершенно серьезно. Я пытался убедить вас покинуть Терминус. Я бы и тогда мог сказать вам то, что собираюсь сказать сейчас, если бы мог доверять вам.
– Вы хотите сказать, что уже полгода знаете ответ?
– Я знал его с того самого дня, как Аркадия улетела на Трентор.
Дарелл вскочил на ноги.
– При чем здесь Аркадия? К чему вы клоните?
– Да ни к чему особенному. Все вполне согласуется с тем ходом событий, о котором мы все прекрасно осведомлены.
Аркадия отправляется на Калган и в страхе спасается бегством, улетая в самый центр Галактики, вместо того чтобы вернуться домой. Лейтенант Диридж, наш лучший агент на Калгане, «обработан». Хомир Мунн, попав на Калган, тоже подвергается «обработке». Мул покорил Галактику, но, как ни странно, сделал своей резиденцией именно Калган. Тут можно поразмышлять, действительно ли он был таким уж великим Завоевателем. Может быть, он был всего-навсего инструментом. Мы все время наталкиваемся на Калган, и ни на что другое – на мир, который непостижимым образом остался целым и невредимым за время почти вековой истории непрерывных сражений между диктаторами.
– Каков же ваш вывод?
– Он очевиден, – ответил Антор, глядя прямо Дареллу в глаза. – Вторая Академия находится на Калгане.
Тут вмешался Турбор:
– Антор, но я был на Калгане! Я был там не далее как на прошлой неделе. И если Вторая Академия находится там, значит, я сошел с ума. Но, честно говоря, у меня впечатление, что с ума сошли вы…
Молодой человек в ярости развернулся к Турбору.
– А у меня впечатление, что вы – жирный осел! Как вы себе представляете Вторую Академию? Что это – детский сад с вывеской? Или вы считаете, что на табло в космопортах должно быть указано: «Вторая Академия»? Послушайте меня, Турбор! Где бы они ни находились, они формируют некую ограниченную олигархию. Они так же упорно должны скрываться внутри того мира, где они находятся, как сам этот мир – в Галактике.
Турбор нервно подвигал скулами.
– Меня смущает ваше отношение к этому, Антор.
– Очень меня трогает ваше смущение! – огрызнулся Антор. – Да вы вокруг себя на Терминусе оглядитесь! Где мы находимся? Мы находимся в самом центре, в ядре, в колыбели Первой Академии, хранилище всех знаний по физической науке. И какую часть населения составляют ученые-физики? Вот вы, лично вы, смогли бы управлять атомной электростанцией? Что вы, лично вы, знаете о конструкции и принципе действия гиператомного двигателя? А? Число настоящих ученых на Терминусе – даже на самом Терминусе – едва ли составит больше одного процента от всего населения планеты.
А что же тогда говорить о Второй Академии, главный принцип существования которой – строжайшая секретность? Их должно быть еще меньше, и они должны скрываться даже внутри своего собственного мира.
– Ну, скажем, – осторожно вмешался Семик, – Калган мы все-таки одолели…
– Да, одолели, – сардонически парировал Антор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Дарелл задумчиво проговорил:
– Ну что ж, давайте попытаемся, Мунн. Это не лишено интереса и уж, во всяком случае, может внести некоторое разнообразие в ход наших мыслей. Вот интересно, что в этой связи вы скажете об энцефалограмме «обработанных» людей, которые нам в прошлый раз показывал Антор?
– Нет ничего проще. Сколько лет энцефалографии? Нет, лучше поставить вопрос иначе: насколько хорошо развита наука изучения нейронных процессов?
– Мы – в самом начале пути, – ответил Дарелл. – Попали в точку, принято.
– Отлично. Так насколько же мы можем быть уверены в том, что то объяснение, которое нам представил Антор, и та интерпретация, которую вы дали пресловутому Плато на энцефалограммах, верны? У нас есть гипотезы, но насколько вы можете быть уверены в их правильности? И как вы можете быть уверены в том, что это явление действительно является отражением существования некоей могущественной силы, никаких других свидетельств существования которой не существует? Всегда легко объяснить неизвестное наличием потусторонней нечеловеческой силы и воли.
Это в природе человеческой. На протяжении всей истории Галактики было полным-полно случаев, когда оказавшиеся в изоляции системы время от времени возвращались в первобытное, варварское состояние, и какой урок мы извлекли из этого? Во всех случаях подобные дикари считают непостижимые для собственного разума явления – ураганы, эпидемии, засухи – делом рук существ более могущественных, чем они сами.
Если не ошибаюсь, это называется антропоморфизмом, и в этом смысле мы ничем не лучше дикарей. Мы просто с головой погрузились во все это. Имея крайне ограниченные познания в области психологии, мы сваливаем все непонятные нам явления на область деятельности сверхлюдей – в данном случае на тех, кто якобы населяет Вторую Академию, на существование которой в свое время туманно намекнул Селдон.
– Ах! – вмешался Антор, театрально заломив руки. – Значит, вы все-таки помните о Селдоне? А я так понял, что вы про него напрочь забыли. Селдон сказал, что Вторая Академия существует, и давайте все-таки плясать от этого.
– А вы до конца понимаете все цели Селдона? Вы знаете, какие именно задумки были заложены во все его расчеты? Да Вторая Академия запросто могла быть выдуманным пугалом, жупелом, изобретение которого преследовало весьма специфическую цель. Почему, например, мы победили Калган? Как вы писали в последней серии статей, Турбор?
Турбор поерзал в кресле.
– Я понял, куда вы клоните. Я был на Калгане до конца, Дарелл, и должен честно сказать, что моральный дух калганцев был здорово сломлен. Я просматривал все их газетенки, смотрел все ролики новостей и должен сознаться, что они просто-таки сами не видели другого исхода, – они ждали, что их победят. То есть у них просто руки опускались при мысли о том, что вот-вот должна вмешаться Вторая Академия, и приложить к войне свою карающую десницу, и, что вполне естественно, выступить на стороне Первой.
– Вот именно! – воскликнул Мунн. – А я-то и вообще там всю войну проторчал! Я сказал Стеттину, что Второй Академии не существует, и он мне поверил. Для него это было жутко важно, и он за счет этого чувствовал себя более уверенно. Но заставить народ перестать верить в то, во что он верил всю жизнь, было невозможно – так миф, придуманный Селдоном, сыграл роковую роль в начатой им космической шахматной партии.
Антор резко открыл глаза и в упор уставился на Мунна, который был явно доволен, что у него все так складно получилось.
– А я заявляю, что вы лжете, – отчетливо выговорил он.
Хомир побледнел.
– Не считаю нужным реагировать и отвечать на подобные обвинения.
– А я вовсе не намеревался задеть ваше достоинство. Вы просто не можете не лгать. Вы даже не понимаете, что лжете. Но тем не менее все, что вы говорите, ложь!
Семик, сидевший рядом с Антором, мягко опустил руку на запястье молодого человека.
– Не надо так горячиться, юноша!
Антор раздраженно стряхнул руку старика и крикнул:
– Как же вы все мне надоели! Сидят, смотрят – и ничего не понимают. Да я этого человека и видел-то всего раз десять за свою жизнь, но мне совершенно очевидно, насколько он переменился! А вы все знаете его, что называется, сто лет и ничего не замечаете! Просто с ума можно сойти! Нет, вы серьезно считаете, что этот человек, которого слушаете развесив уши, – Хомир Мунн? Это не тот Хомир Мунн, которого я знаю!
Немая сцена. Почище, чем в театре. Тишину нарушил пронзительный вскрик Мунна:
– Вы что, считаете меня мошенником?
– Не в прямом смысле, но это не имеет значения! – прокричал в ответ Антор. – Все равно вы – мошенник! Тихо, все тихо! Я требую, чтобы меня выслушали!
Он так рассвирепел, что все вынуждены были повиноваться.
– Так вот: помнит ли кто-либо из вас того Хомира Мунна, каким его запомнил я, – того застенчивого библиотекаря, который и говорить-то вслух стеснялся, человека с напряженным, нервическим голосом, заикающегося на каждом слове? Разве это – тот самый человек? Он гладко говорит, он самоуверен, у него куча теорий, и, черт бы меня подрал, он не заикается! Так что – это тот самый человек?
Даже сам Мунн растерялся. Пеллеас Антор предложил более спокойно:
– Ане стоит ли его обследовать?
– Как? – спросил Дарелл.
– Это вы меня спрашиваете – как? Обычно! У вас есть его энцефалограмма десятимесячной давности? Сделайте новую и сравните!
Он ткнул пальцем в съежившегося от страха библиотекаря и яростно крикнул:
– Боюсь, он пострашится идти на обследование!
– Нисколько, – ответил Мунн. – Я – тот же самый человек, каким был всегда.
– Как вы можете об этом судить? – с сожалением в голосе спросил Антор. – Нет, я больше скажу: я здесь теперь никому не доверяю. И требую, чтобы были обследованы все до одного. Была война, так? Мунн был на Калгане. Турбор был за пределами Терминуса, на борту корабля, в зоне военных действий. Дарелла и Семика тоже какое-то время не было здесь – уж не знаю, где они были и чем занимались. Один только я был здесь, в одиночестве и безопасности, поэтому я больше не верю никому из вас. Но, честно говоря, и я не прочь обследоваться. Согласны? Или мне уйти? В таком случае я уйду и буду делать, что сочту нужным.
Турбор пожал плечами:
– Лично у меня возражений нет.
– Я уже сказал, что я не против, – сказал Мунн.
Семик жестом дал понять, что и он не возражает.
Антор ждал, что скажет Дарелл. Дарелл кивнул.
– Начните с меня, – предложил Антор.
Электроды были прилажены на курчавой голове молодого человека. Он застыл в кресле, прикрыв глаза. Веки его слегка подрагивали. Дарелл достал из ящика стола листок с прежней энцефалограммой Антора и показал ему.
– Ваша подпись, не так ли?
– Да, да! Это моя энцефалограмма. Сравните.
Сканнер выбросил на экран старые и новые линии – все шесть. В темноте раздался голос Мунна:
– Вот посмотрите: по-моему, тут есть изменения.
– Это – первичные волны с лобной доли. Это ничего не значит, Хомир. Эти дополнительные пики, на которые вы показываете, не отражают ничего, кроме возбуждения нервной системы. Тут надо на другое смотреть, – объяснил Дарелл.
Он нажал контрольную кнопку, и все шесть ломаных линий слились в одну попарно. Удвоение отмечалось только в области более высокой амплитуды первичных волн.
– Удовлетворены? – спросил Антор.
Дарелл вежливо кивнул и занял его место. За ним последовал Семик, потом – Турбор. И запись, и сравнение результатов происходили в гробовом молчании.
Последним в кресло сел Мунн. На мгновение он растерялся и с оттенком отчаяния в голосе сказал:
– Только учтите: я последний и очень волнуюсь. Надеюсь, это будет принято во внимание.
– Разумеется, – заверил его Дарелл. – Ни одна ваша сознательная эмоция не повлияет на первичную кривую, да она и не важна.
Казалось, потекли долгие часы в тишине… Потом, когда на экране пошло сравнение линий, Антор торопливо проговорил:
– Смотрите – вот оно! Ну, конечно, это самое начало развития комплекса. Разве он сам не рассказал нам об этом самом? Нет никакой обработки – это глупое, нелепое антропоморфическое понятие, но вы сами посмотрите! Думаю, все ясно!
– В чем дело? – вскрикнул Мунн.
Рука Дарелла легла на плечо Мунна.
– Спокойно, Мунн. Вас «обработали». Обработали они.
Вспыхнул свет. Мунн затравленно озирался по сторонам, пытаясь выдавить жалкое подобие улыбки.
– Вы шутите! Нет, вы точно шутите! Вы меня проверяете!
Но Дарелл только покачал головой:
– Нет-нет, Хомир. Это правда.
Глаза библиографа неожиданно заволокло слезами.
– Но я не чувствую в себе никаких перемен. Я не могу поверить в это! Вы… просто с ума все посходили со своей конспирацией! – выкрикнул он.
Дарелл попытался удержать руку на его плече, чтобы немного успокоить, но рука его была яростно отброшена в сторону. Мунн взвизгнул:
– Вы хотите убить меня! Клянусь, вы этого хотите!
Одним прыжком рядом с ним оказался Антор. Раздался глухой, неприятный звук сильного удара, и Хомир повалился навзничь с перекошенным от страха лицом.
Антор резко поднялся и сказал:
– Стоило бы его связать, а потом решим, что с ним делать дальше. – Он отбросил назад свои длинные волосы.
Турбор поинтересовался:
– А как вы догадались, что с ним не все в порядке?
Антор повернулся к нему и насмешливо проговорил:
– Это было нетрудно. Видите ли, дело в том, что я знаю, где находится Вторая Академия.
Это был сильный удар. Но давно замечено, что каждый последующий удар всегда слабее предыдущего. Неудивительно, что Семик очень спокойно поинтересовался:
– Вы уверены? Только что нам нечто в этом роде пытался доказать Мунн…
– Это далеко не то же самое, – ответил Антор. – Дарелл, в тот день, когда началась война, я с вами говорил совершенно серьезно. Я пытался убедить вас покинуть Терминус. Я бы и тогда мог сказать вам то, что собираюсь сказать сейчас, если бы мог доверять вам.
– Вы хотите сказать, что уже полгода знаете ответ?
– Я знал его с того самого дня, как Аркадия улетела на Трентор.
Дарелл вскочил на ноги.
– При чем здесь Аркадия? К чему вы клоните?
– Да ни к чему особенному. Все вполне согласуется с тем ходом событий, о котором мы все прекрасно осведомлены.
Аркадия отправляется на Калган и в страхе спасается бегством, улетая в самый центр Галактики, вместо того чтобы вернуться домой. Лейтенант Диридж, наш лучший агент на Калгане, «обработан». Хомир Мунн, попав на Калган, тоже подвергается «обработке». Мул покорил Галактику, но, как ни странно, сделал своей резиденцией именно Калган. Тут можно поразмышлять, действительно ли он был таким уж великим Завоевателем. Может быть, он был всего-навсего инструментом. Мы все время наталкиваемся на Калган, и ни на что другое – на мир, который непостижимым образом остался целым и невредимым за время почти вековой истории непрерывных сражений между диктаторами.
– Каков же ваш вывод?
– Он очевиден, – ответил Антор, глядя прямо Дареллу в глаза. – Вторая Академия находится на Калгане.
Тут вмешался Турбор:
– Антор, но я был на Калгане! Я был там не далее как на прошлой неделе. И если Вторая Академия находится там, значит, я сошел с ума. Но, честно говоря, у меня впечатление, что с ума сошли вы…
Молодой человек в ярости развернулся к Турбору.
– А у меня впечатление, что вы – жирный осел! Как вы себе представляете Вторую Академию? Что это – детский сад с вывеской? Или вы считаете, что на табло в космопортах должно быть указано: «Вторая Академия»? Послушайте меня, Турбор! Где бы они ни находились, они формируют некую ограниченную олигархию. Они так же упорно должны скрываться внутри того мира, где они находятся, как сам этот мир – в Галактике.
Турбор нервно подвигал скулами.
– Меня смущает ваше отношение к этому, Антор.
– Очень меня трогает ваше смущение! – огрызнулся Антор. – Да вы вокруг себя на Терминусе оглядитесь! Где мы находимся? Мы находимся в самом центре, в ядре, в колыбели Первой Академии, хранилище всех знаний по физической науке. И какую часть населения составляют ученые-физики? Вот вы, лично вы, смогли бы управлять атомной электростанцией? Что вы, лично вы, знаете о конструкции и принципе действия гиператомного двигателя? А? Число настоящих ученых на Терминусе – даже на самом Терминусе – едва ли составит больше одного процента от всего населения планеты.
А что же тогда говорить о Второй Академии, главный принцип существования которой – строжайшая секретность? Их должно быть еще меньше, и они должны скрываться даже внутри своего собственного мира.
– Ну, скажем, – осторожно вмешался Семик, – Калган мы все-таки одолели…
– Да, одолели, – сардонически парировал Антор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35