.. Чтобы следствию помочь.
- А что насчет заложников Сизов сказал? - интересуюсь.
- Сказал, что понятия не имеет, куда их перевезли. Вроде, правду говорит. Ему не с руки мне врать. Впрочем, такие тупые быки... Они могут и соврать себе во вред, просто с испугу. Или какую-то хитрость своим недоделанным умишком подозревая... Там, где никакой хитрости нет. Потому что там, где она есть, они её никогда не видят. Так вот, заложников не нашли. А вот лишний труп обнаружился.
- Как это?
- Да вот так. Сизов показал, что восемь трупов захоронено, а мы нашли девять. И ещё разобраться предстоит, соврал мне Сизов или об одном из убитых ничего не знал. Скорее, второе. Если не обсчитался, конечно, - и полковник прифыркнул, вот этак.
- Словом, новые вопросы и новый туман, - говорю.
- Вот именно. Так что двигай в милицию, дед. Я спешу. Мне ещё надо этого адвоката обломать, чтобы взбрыкнуться не вздумал. Вечером вернусь.
- Я как раз вечером домой собирался поехать, денька на два.
- Так я тебя и отвезу, если не придется здесь на ночь задерживаться. Доставим с комфортом! Все, я побежал, а ты приступай к делу... И никакой самодеятельности, очень тебя прошу. Исполняй только то, что я сказал. Сейчас от каждого нашего шага жизнь захваченных людей зависит.
И он умчался. А я посидел немного, пораскинул мозгами над услышанным, да и двинулся в больницу.
Навестил я Настасью и Валентину, порадовал их, что Максимка приезжает, узнал от Настасьи, что вчера вечером, после моего ухода, у неё все побывали - и Палыч, и Лексеич, с женами - узнав, что можно её посещать. Вроде, и с документами все утрясли, и у милиции нет возражений против того, чтобы Васильича хоронить, так что похороны на послезавтра назначили. И врач мне то же самое подтвердил.
После чего я в милицию побрел. Майор Наумкин, в своем кабинете, встречает меня как родного.
- Здравствуйте, - говорит, - мне полковник сказал, что вы согласились нам помочь.
- Всегда готов, - отвечаю. - Все, что в моих силах, сделаю, чтобы за Васильича и его семью отомстить.
- Правильно! - усмехается майор. - Отольются кошке мышкины слезки!.. Так вот, я сейчас велю Сизова сюда доставить, и мы между вами как бы очную ставку устроим. А потом я выйду на секунду, и вы передадите этому Сизову все, что надо.
И я вижу по нему, что он доволен собой как первоклашка после первой в жизни пятерки. Небось, скоренько соображаю, голову ломал, что бы такое придумать, чтоб "поестественней" оставить меня с Сизовым наедине на несколько секунд, радовался, когда про эту очную ставку придумал - словом, поднатужился, чтобы полковнику доказать, что они здесь тоже не лыком шиты, в этом городишке. Ну, вообще, он славный мужик, этот майор. По мне-то, все эти очные ставки и прочий антураж ни к чему, если б меня на несколько секунд к Сизову подпустили, то и нормально. Сами понимаете, будет у Сизова время соображать, что естественно, а что неестественно, да ещё при его-то мозгах, ему надо мне сообщение поскорей передать, и вся недолга.
Ну, ладно, надо ж майору потакнуть. Вот я и сижу, жду очной ставки с Сизовым. Вводят его конвойные, он на меня косится, и, похоже, расслабился малость.
Ну, майор все формальности исполняет, заносит в протокол имя, отчество и фамилию каждого, прочие данные, потом говорит.
- Значит, так. Нам надо уточнить несколько деталей. Свидетель, - это он, значит, ко мне. - Вы видели когда-нибудь подозреваемого?
- Разумеется, - говорю. - На рынке, в день происшествия, утром. Он с двумя своими братьями был. То есть, я потом узнал, что это его братья.
- А ещё когда-нибудь?
- Так вчера только, вот здесь. То есть, не в этом кабинете, а за решеткой.
- Вы о чем-нибудь разговаривали? Вчера, я имею в виду?
- Да нет, ни о чем. То есть, я ему сказал что-то вроде "Что ж ты натворил, сволочь этакая", так ведь это разговором не назовешь.
- А ещё когда-нибудь вы его встречали. Например, когда подъезжали к дому вместе с Пигаревым, на его машине? Он возле дома не мелькал?
- Нет, - говорю. - Я, конечно, мог и не заметить, но что я не видел его ни тогда, ни в каком другом случае, это точно.
- А вы, подозреваемый, что скажете? - поворачивается майор к Сизову. Подтверждаете вы слова свидетеля?
- Чего мне подтверждать или не подтверждать? - говорит Сизов. - Я ж его не помню, кроме как вчерашнего раза, когда он на меня глазел. Может, видел он меня на рынке, может нет - мне-то откуда знать? А что мы были там в то время и что с Пигаревым препирались - это я вам говорил, тут скрывать нечего.
- Но вы, вроде, говорили, что он должен был вас и около дома Пигарева заметить?
- Я надеялся, - отвечает Сизов, и на меня глазами зыркает.
- И что вы так хотите доказать свою вину в этом преступлении? разводит руками майор. - Может, чтоб от ответа за преступление покруче укрыться, а?
Да, я-то уже понял, что майор не так прост, и палец ему в рот не клади. До Сизова это только сейчас доходить начинает.
- Я сознался, потому что не хочу, чтобы мне тоже пулю в башку всадили, - отвечает он. - Чего тут непонятного?
- Ладно, - говорит майор, - распишитесь вот здесь и здесь.
Расписались мы с Сизовым, и, пока стояли рядом и расписывались, он мне крохотную бумажку сунуть в руку успел. Майор, как я понял, только сделал вид, будто ничего не заметил, потому что говорит мне:
- Все, вы свободны, можете идти.
Не видит необходимости, то есть, нас с Сизовым наедине оставлять значит, углядел, что сообщение мне уже передано.
- До свидания, - говорю. - Если ещё буду нужен, всегда готов.
И выхожу на улицу.
На улице разворачиваю записку и читаю:
"Шипову. Адвокат Задавако. Побыстрее."
Убрал я эту записочку поглубже, во внутренний карман пиджака, и на рынок направился.
На рынке жизнь кипит, и возле нашей палатки - палатки от Союза Ветеранов, то есть - в особенности. Все при деле. Я с ними душевно поздоровался и известил, что похороны на послезавтра назначены, так что пусть своих жен на квартиру присылают, все готовить начинать, и на послезавтра выходной в своей палатке объявят.
- Кстати, - спрашиваю, - что вы там мне сказывали насчет Букинского завода, будто там все разворовано?
- А что тут непонятного? - удивляется Палыч. - Разворовано, и все.
- Но ведь продукцию он выдает, и немалую, раз Букин с каждым днем богатеет. Значит, и станки остались, и оборудование. Так? А саму продукцию, я так понимаю, Букин никому воровать не позволит, потому что каждый метр шланга и каждая прокладка в кран-буксу, это ж в его карман доход. А свой карман он беречь должен, это ж живоглот, который на копейку себя обворовать не позволит!
- В том-то и дело, что ему приходится позволять, - говорит Лексеич. Раз людям зарплату не платят, значит, нужно сквозь пальцы смотреть, когда они приворовывают по маленькой и на барахолке торгуют. Иначе совсем от голодухи озвереют. А заодно все получаются круговой порукой повязаны. Вроде, чего ж работникам возмущаться, что директор ворует, раз они сами тянут всю продукцию, которая плохо лежит. А что директор крадет на миллион там, где простой работник - на грош, это, вроде, уже дело десятое.
- И получается, что ему выгодней разрешать приворовывать, чем зарплату платить, - добавляет Палыч. - Все равно людской труд дешевле получается.
- Тут ещё одно есть, - вмешивается в разговор третий их компаньон, которого, если я помню, Захарычем зовут. - Если вдруг ревизия какая нагрянет, или там налоговая инспекция, всегда можно двух-трех мелких воришек наобум схватить и на них все воровство списать - мол, ежедневно таскали по маленькой, вот и натаскали на миллионы, за несколько лет-то. Их посадят, а все остальные чистыми получатся, и директор в том числе. И даже если снимут его с должности, за утрату бдительности - он все равно столько уже наворовал, что ему никакие должности не нужны.
То, что и мне ночью в голову пришло. Теперь подтвердилось, и, вроде, более-менее ясная картина начала у меня складываться. Хотя до полной ясности было ещё далеко. Я уж решил, что надо мне теперь семь раз отмерить, прежде чем отрезать - то бишь, выстрелить. Да и перед полковником я обязательствами связан, поэтому пока он дело не завершит, я ничего предпринимать права не смею. И, к тому же, обещал он мне кое-какие наводочки в нужном направлении подкинуть, если я, как бы это сказать, "хорошо вести себя буду".
В общем, попрощался я с ними, поскольку народу полно и незачем надолго их отвлекать, и пошел побродить по рынку. Иду, туда посматриваю, сюда. Вижу, палатка с шитьем и вязанием всяким. Я сперва мимо проковылял, и только потом что-то глаз тормознуло, задним числом, так сказать.
Вернулся я на два шага, стал присматриваться. И точно. С того боку, где разные пуговицы выставлены, густо-густо, на большой такой белой картонке по образцу каждого вида прикреплено, а всего их, наверно, сотни две разновидностей, которые в цветную мозаику сливаются, потому как белый цвет только по краям немного между ними проглядывает - так вот, среди образцов этих вижу ту пуговицу, которую полковник в подполе подобрал. Не ту самую, конечно, а её, так сказать сестру-близняшку.
Вот я наклоняюсь к окошечку и говорю.
- Будьте добры, покажите мне вон ту пуговку, которая с серебряно-синим отливом и на ракушку малость похожа.
И достает мне продавщица набор, десять пуговок таких в целлофановом пакетике. Я их рассматриваю внимательно, потом говорю.
- Красивые, - говорю. - Только вот к чему они лучше подходят? Я бы их племяннице в подарок взял, только вот, боюсь, засмеет она меня, старика. Или, скажет, мужские они, или что для какого-то особого наряда, которого у неё нет...
Продавщица улыбается моему невежеству и разъясняет:
- Они могут быть и мужскими, и женскими. Для женщин они годятся и на пальто, а вот мужчинам их лучше ставить на пиджак такого, знаете, несколько легкомысленного покроя. Или на пиджак, сшитый, условно говоря, под капитанский китель, с намеком на галуны и с какой-нибудь вышитой деталью, типа маленького золотого якоря на нагрудном кармане. У женщин, наоборот, они очень подойдут к строгому деловому пиджаку или жакету "мужского" покроя, потому что выгодно оттенят эту строгость, заодно придав одежде женственное начало. То есть, благодаря им возникнет образ "деловой женщины", которая при всей деловитости не утеряла способности быть женщиной - то есть, способности быть нежной, чувствовать и любить.
- И откуда вы все это знаете... - покачиваю я головой.
- Приходится осваивать, - говорит продавщица. - Иногда такие вопросы задают, что не ответишь, если до этого не полистаешь модные журналы.
- И много у вас таких пуговиц? - спрашиваю.
- Немного, - отвечает. - Но и берут их не так, чтоб нарасхват, потому что они все-таки дорогие. Однако расходятся понемногу, вот третью партию продаем за полгода.
- И сколько их в каждой партии? - спрашиваю.
- Десять наборов по десять штук. Но можно покупать в любом количестве, хоть одну, хоть шесть, хоть двадцать. У нас иногда докупают по одной, если кто потерял.
- И часто такое случается?
- Не так часто, как нам хотелось бы, - смеется она. - Но бывает. Вот недавно одна женщина две штуки взяла, говорит, муж умудрился так левый рукав зацепить, что обе пуговицы с края рукава отлетели...
- А вообще кто больше берет, мужчины или женщины?
- Женщины, конечно. Ведь даже если для мужчин надо, то все равно шитье - это женское дело.
- Небось, трудно такие пуговицы достать...
- Не знаю, насколько трудно, - отвечает, - а мы их все из одного места получаем. Они, вообще-то, английского производства, вот и берем в Самаре у оптовиков, которые с этой английской фирмой связаны. "Маринер" фирма называется.
- Английская?
- Да нет, наша.
- Ясненько, - говорю. - А эта женщина, что для мужа пуговицы брала, она, наверно, и пиджак сама ему пошила. Вот бы с ней поговорить, посоветоваться.
- Нет, не сама она шила, - отвечает продавщица. - Она упоминала, что пиджак они в ателье делали на заказ.
- В нашем местном?
- Ну да. У нас тут ателье неплохое, на Слободской, бывшей Куйбышева.
- Это интересно, - замечаю. - Надо бы туда зайти. Может, и племянницу туда направлю.
- Направьте, направьте, - поддакивает продавщица. - Там хорошо делают, и намного дешевле, чем в Самаре.
Поблагодарил я её, и топаю дальше. Вот сколько всего узнал, осталось по полочкам рассортировать. А если сам рассортировать не сумею, то в любом случае, думаю, полковнику подарок хороший. Он-то разберется, что к чему. При таком ворохе данных профессионалы в два счета определят, с какого пиджака была та пуговица оторвана, что в подполе нашлась.
В общем, возвращаюсь я домой, и как раз вовремя. Не успел покушать себе приготовить, звонок в дверь. Поскольку я Максимку жду, я пистолет заранее из мусорного ведра убрал, опять у себя за поясом держу, а патроны по карманам распихал.
- Кто там? - спрашиваю.
- Шипов это.
Я дверь отпираю, впускаю Шипова.
- Что такое? - интересуюсь.
- Нужен ты директору. Просил приехать как можно скорее.
- Извини, прямо сейчас никак не могу. Вот-вот Максимка должен приехать, а у него ключей нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
- А что насчет заложников Сизов сказал? - интересуюсь.
- Сказал, что понятия не имеет, куда их перевезли. Вроде, правду говорит. Ему не с руки мне врать. Впрочем, такие тупые быки... Они могут и соврать себе во вред, просто с испугу. Или какую-то хитрость своим недоделанным умишком подозревая... Там, где никакой хитрости нет. Потому что там, где она есть, они её никогда не видят. Так вот, заложников не нашли. А вот лишний труп обнаружился.
- Как это?
- Да вот так. Сизов показал, что восемь трупов захоронено, а мы нашли девять. И ещё разобраться предстоит, соврал мне Сизов или об одном из убитых ничего не знал. Скорее, второе. Если не обсчитался, конечно, - и полковник прифыркнул, вот этак.
- Словом, новые вопросы и новый туман, - говорю.
- Вот именно. Так что двигай в милицию, дед. Я спешу. Мне ещё надо этого адвоката обломать, чтобы взбрыкнуться не вздумал. Вечером вернусь.
- Я как раз вечером домой собирался поехать, денька на два.
- Так я тебя и отвезу, если не придется здесь на ночь задерживаться. Доставим с комфортом! Все, я побежал, а ты приступай к делу... И никакой самодеятельности, очень тебя прошу. Исполняй только то, что я сказал. Сейчас от каждого нашего шага жизнь захваченных людей зависит.
И он умчался. А я посидел немного, пораскинул мозгами над услышанным, да и двинулся в больницу.
Навестил я Настасью и Валентину, порадовал их, что Максимка приезжает, узнал от Настасьи, что вчера вечером, после моего ухода, у неё все побывали - и Палыч, и Лексеич, с женами - узнав, что можно её посещать. Вроде, и с документами все утрясли, и у милиции нет возражений против того, чтобы Васильича хоронить, так что похороны на послезавтра назначили. И врач мне то же самое подтвердил.
После чего я в милицию побрел. Майор Наумкин, в своем кабинете, встречает меня как родного.
- Здравствуйте, - говорит, - мне полковник сказал, что вы согласились нам помочь.
- Всегда готов, - отвечаю. - Все, что в моих силах, сделаю, чтобы за Васильича и его семью отомстить.
- Правильно! - усмехается майор. - Отольются кошке мышкины слезки!.. Так вот, я сейчас велю Сизова сюда доставить, и мы между вами как бы очную ставку устроим. А потом я выйду на секунду, и вы передадите этому Сизову все, что надо.
И я вижу по нему, что он доволен собой как первоклашка после первой в жизни пятерки. Небось, скоренько соображаю, голову ломал, что бы такое придумать, чтоб "поестественней" оставить меня с Сизовым наедине на несколько секунд, радовался, когда про эту очную ставку придумал - словом, поднатужился, чтобы полковнику доказать, что они здесь тоже не лыком шиты, в этом городишке. Ну, вообще, он славный мужик, этот майор. По мне-то, все эти очные ставки и прочий антураж ни к чему, если б меня на несколько секунд к Сизову подпустили, то и нормально. Сами понимаете, будет у Сизова время соображать, что естественно, а что неестественно, да ещё при его-то мозгах, ему надо мне сообщение поскорей передать, и вся недолга.
Ну, ладно, надо ж майору потакнуть. Вот я и сижу, жду очной ставки с Сизовым. Вводят его конвойные, он на меня косится, и, похоже, расслабился малость.
Ну, майор все формальности исполняет, заносит в протокол имя, отчество и фамилию каждого, прочие данные, потом говорит.
- Значит, так. Нам надо уточнить несколько деталей. Свидетель, - это он, значит, ко мне. - Вы видели когда-нибудь подозреваемого?
- Разумеется, - говорю. - На рынке, в день происшествия, утром. Он с двумя своими братьями был. То есть, я потом узнал, что это его братья.
- А ещё когда-нибудь?
- Так вчера только, вот здесь. То есть, не в этом кабинете, а за решеткой.
- Вы о чем-нибудь разговаривали? Вчера, я имею в виду?
- Да нет, ни о чем. То есть, я ему сказал что-то вроде "Что ж ты натворил, сволочь этакая", так ведь это разговором не назовешь.
- А ещё когда-нибудь вы его встречали. Например, когда подъезжали к дому вместе с Пигаревым, на его машине? Он возле дома не мелькал?
- Нет, - говорю. - Я, конечно, мог и не заметить, но что я не видел его ни тогда, ни в каком другом случае, это точно.
- А вы, подозреваемый, что скажете? - поворачивается майор к Сизову. Подтверждаете вы слова свидетеля?
- Чего мне подтверждать или не подтверждать? - говорит Сизов. - Я ж его не помню, кроме как вчерашнего раза, когда он на меня глазел. Может, видел он меня на рынке, может нет - мне-то откуда знать? А что мы были там в то время и что с Пигаревым препирались - это я вам говорил, тут скрывать нечего.
- Но вы, вроде, говорили, что он должен был вас и около дома Пигарева заметить?
- Я надеялся, - отвечает Сизов, и на меня глазами зыркает.
- И что вы так хотите доказать свою вину в этом преступлении? разводит руками майор. - Может, чтоб от ответа за преступление покруче укрыться, а?
Да, я-то уже понял, что майор не так прост, и палец ему в рот не клади. До Сизова это только сейчас доходить начинает.
- Я сознался, потому что не хочу, чтобы мне тоже пулю в башку всадили, - отвечает он. - Чего тут непонятного?
- Ладно, - говорит майор, - распишитесь вот здесь и здесь.
Расписались мы с Сизовым, и, пока стояли рядом и расписывались, он мне крохотную бумажку сунуть в руку успел. Майор, как я понял, только сделал вид, будто ничего не заметил, потому что говорит мне:
- Все, вы свободны, можете идти.
Не видит необходимости, то есть, нас с Сизовым наедине оставлять значит, углядел, что сообщение мне уже передано.
- До свидания, - говорю. - Если ещё буду нужен, всегда готов.
И выхожу на улицу.
На улице разворачиваю записку и читаю:
"Шипову. Адвокат Задавако. Побыстрее."
Убрал я эту записочку поглубже, во внутренний карман пиджака, и на рынок направился.
На рынке жизнь кипит, и возле нашей палатки - палатки от Союза Ветеранов, то есть - в особенности. Все при деле. Я с ними душевно поздоровался и известил, что похороны на послезавтра назначены, так что пусть своих жен на квартиру присылают, все готовить начинать, и на послезавтра выходной в своей палатке объявят.
- Кстати, - спрашиваю, - что вы там мне сказывали насчет Букинского завода, будто там все разворовано?
- А что тут непонятного? - удивляется Палыч. - Разворовано, и все.
- Но ведь продукцию он выдает, и немалую, раз Букин с каждым днем богатеет. Значит, и станки остались, и оборудование. Так? А саму продукцию, я так понимаю, Букин никому воровать не позволит, потому что каждый метр шланга и каждая прокладка в кран-буксу, это ж в его карман доход. А свой карман он беречь должен, это ж живоглот, который на копейку себя обворовать не позволит!
- В том-то и дело, что ему приходится позволять, - говорит Лексеич. Раз людям зарплату не платят, значит, нужно сквозь пальцы смотреть, когда они приворовывают по маленькой и на барахолке торгуют. Иначе совсем от голодухи озвереют. А заодно все получаются круговой порукой повязаны. Вроде, чего ж работникам возмущаться, что директор ворует, раз они сами тянут всю продукцию, которая плохо лежит. А что директор крадет на миллион там, где простой работник - на грош, это, вроде, уже дело десятое.
- И получается, что ему выгодней разрешать приворовывать, чем зарплату платить, - добавляет Палыч. - Все равно людской труд дешевле получается.
- Тут ещё одно есть, - вмешивается в разговор третий их компаньон, которого, если я помню, Захарычем зовут. - Если вдруг ревизия какая нагрянет, или там налоговая инспекция, всегда можно двух-трех мелких воришек наобум схватить и на них все воровство списать - мол, ежедневно таскали по маленькой, вот и натаскали на миллионы, за несколько лет-то. Их посадят, а все остальные чистыми получатся, и директор в том числе. И даже если снимут его с должности, за утрату бдительности - он все равно столько уже наворовал, что ему никакие должности не нужны.
То, что и мне ночью в голову пришло. Теперь подтвердилось, и, вроде, более-менее ясная картина начала у меня складываться. Хотя до полной ясности было ещё далеко. Я уж решил, что надо мне теперь семь раз отмерить, прежде чем отрезать - то бишь, выстрелить. Да и перед полковником я обязательствами связан, поэтому пока он дело не завершит, я ничего предпринимать права не смею. И, к тому же, обещал он мне кое-какие наводочки в нужном направлении подкинуть, если я, как бы это сказать, "хорошо вести себя буду".
В общем, попрощался я с ними, поскольку народу полно и незачем надолго их отвлекать, и пошел побродить по рынку. Иду, туда посматриваю, сюда. Вижу, палатка с шитьем и вязанием всяким. Я сперва мимо проковылял, и только потом что-то глаз тормознуло, задним числом, так сказать.
Вернулся я на два шага, стал присматриваться. И точно. С того боку, где разные пуговицы выставлены, густо-густо, на большой такой белой картонке по образцу каждого вида прикреплено, а всего их, наверно, сотни две разновидностей, которые в цветную мозаику сливаются, потому как белый цвет только по краям немного между ними проглядывает - так вот, среди образцов этих вижу ту пуговицу, которую полковник в подполе подобрал. Не ту самую, конечно, а её, так сказать сестру-близняшку.
Вот я наклоняюсь к окошечку и говорю.
- Будьте добры, покажите мне вон ту пуговку, которая с серебряно-синим отливом и на ракушку малость похожа.
И достает мне продавщица набор, десять пуговок таких в целлофановом пакетике. Я их рассматриваю внимательно, потом говорю.
- Красивые, - говорю. - Только вот к чему они лучше подходят? Я бы их племяннице в подарок взял, только вот, боюсь, засмеет она меня, старика. Или, скажет, мужские они, или что для какого-то особого наряда, которого у неё нет...
Продавщица улыбается моему невежеству и разъясняет:
- Они могут быть и мужскими, и женскими. Для женщин они годятся и на пальто, а вот мужчинам их лучше ставить на пиджак такого, знаете, несколько легкомысленного покроя. Или на пиджак, сшитый, условно говоря, под капитанский китель, с намеком на галуны и с какой-нибудь вышитой деталью, типа маленького золотого якоря на нагрудном кармане. У женщин, наоборот, они очень подойдут к строгому деловому пиджаку или жакету "мужского" покроя, потому что выгодно оттенят эту строгость, заодно придав одежде женственное начало. То есть, благодаря им возникнет образ "деловой женщины", которая при всей деловитости не утеряла способности быть женщиной - то есть, способности быть нежной, чувствовать и любить.
- И откуда вы все это знаете... - покачиваю я головой.
- Приходится осваивать, - говорит продавщица. - Иногда такие вопросы задают, что не ответишь, если до этого не полистаешь модные журналы.
- И много у вас таких пуговиц? - спрашиваю.
- Немного, - отвечает. - Но и берут их не так, чтоб нарасхват, потому что они все-таки дорогие. Однако расходятся понемногу, вот третью партию продаем за полгода.
- И сколько их в каждой партии? - спрашиваю.
- Десять наборов по десять штук. Но можно покупать в любом количестве, хоть одну, хоть шесть, хоть двадцать. У нас иногда докупают по одной, если кто потерял.
- И часто такое случается?
- Не так часто, как нам хотелось бы, - смеется она. - Но бывает. Вот недавно одна женщина две штуки взяла, говорит, муж умудрился так левый рукав зацепить, что обе пуговицы с края рукава отлетели...
- А вообще кто больше берет, мужчины или женщины?
- Женщины, конечно. Ведь даже если для мужчин надо, то все равно шитье - это женское дело.
- Небось, трудно такие пуговицы достать...
- Не знаю, насколько трудно, - отвечает, - а мы их все из одного места получаем. Они, вообще-то, английского производства, вот и берем в Самаре у оптовиков, которые с этой английской фирмой связаны. "Маринер" фирма называется.
- Английская?
- Да нет, наша.
- Ясненько, - говорю. - А эта женщина, что для мужа пуговицы брала, она, наверно, и пиджак сама ему пошила. Вот бы с ней поговорить, посоветоваться.
- Нет, не сама она шила, - отвечает продавщица. - Она упоминала, что пиджак они в ателье делали на заказ.
- В нашем местном?
- Ну да. У нас тут ателье неплохое, на Слободской, бывшей Куйбышева.
- Это интересно, - замечаю. - Надо бы туда зайти. Может, и племянницу туда направлю.
- Направьте, направьте, - поддакивает продавщица. - Там хорошо делают, и намного дешевле, чем в Самаре.
Поблагодарил я её, и топаю дальше. Вот сколько всего узнал, осталось по полочкам рассортировать. А если сам рассортировать не сумею, то в любом случае, думаю, полковнику подарок хороший. Он-то разберется, что к чему. При таком ворохе данных профессионалы в два счета определят, с какого пиджака была та пуговица оторвана, что в подполе нашлась.
В общем, возвращаюсь я домой, и как раз вовремя. Не успел покушать себе приготовить, звонок в дверь. Поскольку я Максимку жду, я пистолет заранее из мусорного ведра убрал, опять у себя за поясом держу, а патроны по карманам распихал.
- Кто там? - спрашиваю.
- Шипов это.
Я дверь отпираю, впускаю Шипова.
- Что такое? - интересуюсь.
- Нужен ты директору. Просил приехать как можно скорее.
- Извини, прямо сейчас никак не могу. Вот-вот Максимка должен приехать, а у него ключей нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49