Я уже забыл, почему там оказался. — Он сделал паузу и потом прочувствованно произнес: — Это было ужасно.
— Что?
— Сконе.
— Ага. И о чем же ты думал?
— Там были только свиньи и коровы, поля и студенты. И жара. Я едва не расплавился. Так вот, тогда там произошел большой пожар. Ночью сгорел завод. Позже оказалось, что пожар случайно устроил какой-то сторож. Он сам поднял тревогу, но все перепутал и позвонил в пожарную охрану в Мальмс. Понимаешь, он был оттуда. Поэтому, в то время как огонь вовсю полыхал в Лунде, пожарные мотались по Мальмё в поисках пожара, с раздвижными лестницами, помпами, сетями, в которые собирались ловить прыгающих из окон людей, и так далее.
— Ты хочешь сказать, что Цакриссон был настолько глуп, что, стоя почти в самом центре Стокгольма, позвонил в пожарную охрану Накки?
— Да, я имею в виду что-то в этом роде.
— Он этого не сделал, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Я обзвонил все полицейские участки города и пригородов. Ни в одном из них пожар в тот вечер не зарегистрирован.
— На твоем месте я бы позвонил и в пожарную охрану.
— Если бы ты был на моем месте, тебе бы уже осточертели все эти пожары. Кроме того, больше шансов получить разумный ответ от полиции. Относительно больше, естественно.
Рённ направился к двери.
— Эйнар?
— Да.
— А зачем им понадобились сети? На заводе, ночью?
Рённ задумался.
— Не знаю, — наконец сказал он. — Возможно, у меня чересчур разыгралось воображение.
— Ты так полагаешь?
Гюнвальд Ларссон пожал плечами и продолжил ковыряться в зубах ножом для разрезания бумаги.
Однако на следующее утро он принялся обзванивать все пожарные части в пригородах Стокгольма. Загадка разрешилась удивительно быстро.
— Хорошо, — сказал доброжелательный голос в пожарной части Сольны-Сундбюберга. — Конечно, я могу проверить.
И спустя десять секунд:
— Да, в тот вечер у нас был ложный вызов на Рингвеген, 37 в Сундбюберге. Мы приняли его в 23 часа 10 минут. По телефону. Вас интересует еще что-нибудь?
— В полиции мне ничего не сказали об этом, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Но ведь полиция обязана была туда приехать, так?
— Патрульный автомобиль, конечно же, туда выехал.
— Этот вызов поступил к вам непосредственно или через центральную диспетчерскую Стокгольма?
— Думаю, непосредственно. Но точно я не могу вам этого сказать. Здесь только одна запись. Анонимный телефонный вызов. Ложный.
— И что же вы делаете, когда принимаете такого рода вызовы?
— Выезжаем, конечно.
— Да, я это понимаю, но вы сообщаете об этом куда-либо?
— Конечно, местным фараонам.
— Кому-кому?
— В полицию. Кроме того, мы информируем центральную диспетчерскую. Знаете, когда пожар очень сильный, то есть его далеко видно, у нас много звонков. Мы в состоянии принять только двадцать пять вызовов одновременно, а нам звонят сотни людей. Именно поэтому мы и сообщаем о своем выезде. Иначе начнется неразбериха.
— Понятно, — сухо ответил Гюнвальд Ларссон. — Вам известно, кто принял вызов?
— Конечно. Девушка по фамилии Мортенсон. Дорис Мортенсон.
— Где я могу ее найти?
— Нигде, старина. Вчера она уехала в отпуск. В Грецию.
— В Грецию? — с явным неудовольствием произнес Гюнвальд Ларссон.
— Да, а разве там плохо?
— Там случилось худшее из того, что только могло произойти.
— Вот как? Не ожидал, что наша полиция занимается коммунистической пропагандой. Я был в Акрополе, или как он там называется, прошлой осенью. Мне там очень понравилось. По моему мнению, в Греции поддерживается идеальный порядок. А какая там полиция! Вам, парни, нужно у них многому учиться.
— Заткнись, идиот, — сказал Гюнвальд Ларссон, бросая трубку.
Он не выяснил еще одной важной вещи, однако не смог заставить себя продолжать этот разговор. Вместо этого он пошел в кабинет к Рённу и попросил его:
— Ты не смог бы сделать мне одолжение? Позвони в пожарную часть Сольны-Сундбюберга и спроси, когда возвратится из отпуска их сотрудница Дорис Мортенсон.
— Ну конечно смогу. Послушай, что с тобой? Ты выглядишь так, словно тебя вот-вот хватит удар.
Гюнвальд Ларссон не ответил. Он вернулся к своему письменному столу и тут же набрал номер полицейского участка на Росундавеген в Сольне.
— Вчера я звонил вам и задавал очень важный вопрос. О том, был ли у вас какой-нибудь вызов на пожар около одиннадцати часов вечера седьмого марта, — произнес он как бы для вступления.
Сотрудник полиции из Сольны сказал:
— Да, это я отвечал на ваш звонок и сообщил, что рапорта о подобном происшествии у нас нет.
— Однако теперь я узнал, что в тот вечер был ложный вызов на Рингвеген, 37, в Сундбюберге и что полицию проинформировали об этом в установленном порядке. Это значит, что полицейский патрульный автомобиль должен был выехать по этому адресу.
— Прекрасно. Однако рапорта об этом у нас нет.
— В таком случае выясните это у тех двух парней, которые тогда дежурили. Кстати, кто они?
— Патрульные? Я сейчас попытаюсь узнать. Подождите минутку.
Гюнвальд Ларссон ждал, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.
— Я выяснил. Автомобиль номер восемь, Эриксон и Квастму, с курсантом по фамилии Линдског. Автомобиль номер три, Кристианссон и Квант…
— Достаточно, — прервал его Гюнвальд Ларссон. — Где сейчас эти два болвана?
— Кристианссон и Квант? Они на дежурстве, патрулируют.
— Немедленно пришлите их сюда.
— Но…
— Никаких «но». Через пятнадцать минут эти два болвана должны стоять, как статуи, в моем кабинете на Кунгсхольмсгатан.
Не успел он положить трубку, как в кабинет заглянул Рённ и сказал:
— Дорис Мортенсон возвратится через три недели. Она приступит к работе двадцать второго апреля. Кстати, у того парня, с которым ты разговаривал, отвратительное настроение. Наверняка он не относится к твоим поклонникам.
— Да, их становится вес меньше и меньше, — сказал Гюнвальд Ларссон.
— Этого можно было ожидать, — спокойно заметил Рённ.
Спустя шестнадцать минут Кристианссон и Квант стояли в кабинете Гюнвальда Ларссона. Оба были из Сконе, голубоглазые, широкоплечие, ростом выше 180 сантиметров. У обоих все еще сохранились болезненные воспоминания о предыдущих встречах с человеком, сидящим за письменным столом. Когда Гюнвальд Ларссон поднял на них взгляд, они оцепенели и буквально превратились в каменные изваяния, изображающие двух патрульных в кожаных куртках с начищенными пуговицами и при портупеях. Кроме того, они были вооружены пистолетами и резиновыми дубинками. Самым пикантным в этой скульптурной группе было то, что Кристианссон крепко зажал свою фуражку под мышкой, а у Кванта она все еще находилась на голове.
— О Боже, это он! — прошептал Кристианссон. — Этот кровосос…
Квант ничего не сказал. Упрямое выражение его лица говорило о том, что он полон решимости не дать себя запугать.
— Ага, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Явились, несчастные тупицы?
— Что вы хотите?.. — начал Квант и внезапно осекся, потому что человек, сидящий за письменным столом, быстро поднялся.
— Я хочу уточнить одну маленькую техническую подробность, — дружеским тоном сказал Гюнвальд Ларссон. — В двадцать три часа десять минут седьмого марта к вам поступил вызов на пожар по адресу Рингвеген, 37 в Сундбюберге. Помните?
— Нет, — нагло заявил Квант. — Я этого не помню.
— Прекрати мне лгать! — зарычал Гюнвальд Ларссон. — Вы выезжали по тому адресу или нет? Отвечай!
— Кажется, да, — сказал Кристианссон. — Мы туда выезжали… Я что-то такое припоминаю. Но…
— Что «но»?
— Но там ничего не было, — закончил Кристианссон.
— Не говори больше ни слова, Калле, если не хочешь оказаться в дураках, — шепотом предупредил его Квант.
Гюнвальду Ларссону он сказал:
— Я этого не помню.
— Если хотя бы один из вас солжет мне еще раз, — заорал Гюнвальд Ларссон громовым голосом, — я лично зашвырну вас в самый забитый полицейский участок в Сканёр-Фальстербу! Можете лгать в суде, везде, где угодно, но только не здесь! О Боже, да сними ты наконец свою фуражку, идиот!
Квант снял фуражку, сунул ее под мышку, взглянул на Кристианссона и многозначительно сказал:
— Это была твоя ошибка, Калле. Если бы не твоя чертова лень…
— Но ведь именно ты не хотел, чтобы мы вообще туда ехали, — возразил Кристианссон. — Ты сказал, что ничего не слышно и нам нужно вернуться. Ты говорил, что с рацией что-то случилось.
— Это совсем другое дело, — пожав плечами, сказал Квант. — Мы ведь не можем исправить рацию. Это не входит в обязанности рядового полицейского.
Гюнвальд Ларссон сел.
— Рассказывайте, — коротко приказал он. — Быстро и понятно.
— Я был за рулем, — сказал Кристианссон. — Мы приняли вызов по рации…
— Сигнал был очень слабый, — перебил его Квант.
Гюнвальд Ларссон бросил на него строгий взгляд и сказал:
— Давайте поживее. И помните, что ложь не становится правдой от того, что ее повторяют.
— Ну, ладно, — решился Кристианссон, — мы поехали по тому адресу, Рингвеген, 37, в Сундбюберге, там действительно стояла пожарная машина, но пожара не было, в общем, ничего не было.
— За исключением ложного вызова, о котором вы просто-напросто не доложили. Из-за вашей лени и тупости. Я прав?
— Да, — промямлил Кристианссон.
— Мы тогда очень устали, — пытаясь разжалобить Ларссона, сказал Квант.
— От чего?
— От долгого и напряженного дежурства.
— Неужели? — поинтересовался Гюнвальд Ларссон. — Сколько человек вы задержали за время вашего патрулирования?
— Ни одного, — ответил Кристианссон.
Возможно, это не так уж и хорошо, зато правдоподобно, подумал Гюнвальд Ларссон.
— Была отвратительная погода, — сказал Квант. — Плохая видимость.
— У нас заканчивалось дежурство, — попытался оправдаться Кристианссон.
— Сив была серьезно больна, — сказал Квант. — Это моя жена, — добавил он как бы для справки.
— И к тому же там ничего не было, — повторил Кристианссон.
— Да, конечно, — медленно сказал Гюнвальд Ларссон. — Там ничего не было. Ничего, кроме ключевого доказательства в деле о тройном убийстве.
Потом он заорал:
— Вон отсюда! Убирайтесь!
Кристианссон и Квант выбежали из кабинета. Теперь они уже мало напоминали живописную скульптурную группу.
— О Боже! — простонал Кристианссон, вытирая пот со лба.
— Послушай, Калле, — сказал Квант, — я предупреждаю тебя в последний раз. Ты не должен ничего видеть и слышать, но уж если что-то увидел или услышал, то, умоляю тебя, докладывай об этом.
— О Боже, — тупо повторил Кристианссон.
В последующие двадцать четыре часа Гюнвальд Ларссон тщательно, шаг за шагом, восстановил всю цепочку событий и ему даже удалось достаточно понятно сформулировать свои мысли на бумаге. Выглядело это следующим образом.
7 марта 1968 года, в 23.10 в доме на Шёльдгатан возник пожар. Официальный адрес дома Рингвеген, 37. В 23.10, в тот же самый день и год неустановленное до сих пор лицо позвонило в пожарную часть Сольны-Сундбюберга и сообщило о пожаре на Рингвеген, 37. Поскольку в Сундбюберге есть улица Рингвеген, пожарные выехали по этому адресу. Одновременно в установленном порядке сообщения о предполагаемом пожаре были переданы в полицию и центральную диспетчерскую Большого Стокгольма для того, чтобы избежать дублирования. Приблизительно в 23.15 патрульный Цакриссон позвонил в центральную диспетчерскую из телефона-автомата на Розенлудсгатан и сообщил о пожаре на Рингвеген, 37, не указав при этом, о каком районе города идет речь. Поскольку дежурный в центральной диспетчерской только что получил сообщение из Сольны-Сундбюберга, он решил, что это тот же самый пожар, и сказал патрульному Цакриссону, что пожарная машина выехала и уже должна быть на месте пожара. (Она действительно уже стояла на Рингвеген, но в Сундбюберге.) В 23.21 патрульный Цакриссон снова позвонил в центральную диспетчерскую, теперь уже по спецтелефону срочного вызова. Так как на этот раз, по его собственным словам, он сказал: «Пожар! Пожар на Шёльдгатан!», ошибки не произошло. В результате пожарные выехали на Рингвеген, 37, в Стокгольме, другими словами, к дому на Шёльдгатан.
Патрульный Цакриссон не звонил в пожарную часть Сольны-Сундбюберга. Это сделал кто-то другой.
Выводы. Пожар возник в результате поджога, совершенного при помощи химического зажигательного устройства с часовым детонатором. Если показания патрульного Цакриссона верны, это устройство было помещено в квартире Мальма самое позднее в 21.00. В этом случае часовой механизм был установлен на три часа. За столь долгое время злоумышленник мог спокойно исчезнуть в любом направлении. Человек, спланировавший пожар (либо подстрекатель, если таковой существует), был единственным, кто мог знать, что пожар должен начаться в 23.10. Таким образом, вероятнее всего, именно это лицо позвонило в пожарную часть Сундбюберга.
Вопрос № 1: Почему это лицо позвонило не в ту пожарную часть, в которую следовало звонить?
Вероятный ответ: Потому что это лицо находилось в Сольне-Сундбюберге и плохо знало Стокгольм и его пригороды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Что?
— Сконе.
— Ага. И о чем же ты думал?
— Там были только свиньи и коровы, поля и студенты. И жара. Я едва не расплавился. Так вот, тогда там произошел большой пожар. Ночью сгорел завод. Позже оказалось, что пожар случайно устроил какой-то сторож. Он сам поднял тревогу, но все перепутал и позвонил в пожарную охрану в Мальмс. Понимаешь, он был оттуда. Поэтому, в то время как огонь вовсю полыхал в Лунде, пожарные мотались по Мальмё в поисках пожара, с раздвижными лестницами, помпами, сетями, в которые собирались ловить прыгающих из окон людей, и так далее.
— Ты хочешь сказать, что Цакриссон был настолько глуп, что, стоя почти в самом центре Стокгольма, позвонил в пожарную охрану Накки?
— Да, я имею в виду что-то в этом роде.
— Он этого не сделал, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Я обзвонил все полицейские участки города и пригородов. Ни в одном из них пожар в тот вечер не зарегистрирован.
— На твоем месте я бы позвонил и в пожарную охрану.
— Если бы ты был на моем месте, тебе бы уже осточертели все эти пожары. Кроме того, больше шансов получить разумный ответ от полиции. Относительно больше, естественно.
Рённ направился к двери.
— Эйнар?
— Да.
— А зачем им понадобились сети? На заводе, ночью?
Рённ задумался.
— Не знаю, — наконец сказал он. — Возможно, у меня чересчур разыгралось воображение.
— Ты так полагаешь?
Гюнвальд Ларссон пожал плечами и продолжил ковыряться в зубах ножом для разрезания бумаги.
Однако на следующее утро он принялся обзванивать все пожарные части в пригородах Стокгольма. Загадка разрешилась удивительно быстро.
— Хорошо, — сказал доброжелательный голос в пожарной части Сольны-Сундбюберга. — Конечно, я могу проверить.
И спустя десять секунд:
— Да, в тот вечер у нас был ложный вызов на Рингвеген, 37 в Сундбюберге. Мы приняли его в 23 часа 10 минут. По телефону. Вас интересует еще что-нибудь?
— В полиции мне ничего не сказали об этом, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Но ведь полиция обязана была туда приехать, так?
— Патрульный автомобиль, конечно же, туда выехал.
— Этот вызов поступил к вам непосредственно или через центральную диспетчерскую Стокгольма?
— Думаю, непосредственно. Но точно я не могу вам этого сказать. Здесь только одна запись. Анонимный телефонный вызов. Ложный.
— И что же вы делаете, когда принимаете такого рода вызовы?
— Выезжаем, конечно.
— Да, я это понимаю, но вы сообщаете об этом куда-либо?
— Конечно, местным фараонам.
— Кому-кому?
— В полицию. Кроме того, мы информируем центральную диспетчерскую. Знаете, когда пожар очень сильный, то есть его далеко видно, у нас много звонков. Мы в состоянии принять только двадцать пять вызовов одновременно, а нам звонят сотни людей. Именно поэтому мы и сообщаем о своем выезде. Иначе начнется неразбериха.
— Понятно, — сухо ответил Гюнвальд Ларссон. — Вам известно, кто принял вызов?
— Конечно. Девушка по фамилии Мортенсон. Дорис Мортенсон.
— Где я могу ее найти?
— Нигде, старина. Вчера она уехала в отпуск. В Грецию.
— В Грецию? — с явным неудовольствием произнес Гюнвальд Ларссон.
— Да, а разве там плохо?
— Там случилось худшее из того, что только могло произойти.
— Вот как? Не ожидал, что наша полиция занимается коммунистической пропагандой. Я был в Акрополе, или как он там называется, прошлой осенью. Мне там очень понравилось. По моему мнению, в Греции поддерживается идеальный порядок. А какая там полиция! Вам, парни, нужно у них многому учиться.
— Заткнись, идиот, — сказал Гюнвальд Ларссон, бросая трубку.
Он не выяснил еще одной важной вещи, однако не смог заставить себя продолжать этот разговор. Вместо этого он пошел в кабинет к Рённу и попросил его:
— Ты не смог бы сделать мне одолжение? Позвони в пожарную часть Сольны-Сундбюберга и спроси, когда возвратится из отпуска их сотрудница Дорис Мортенсон.
— Ну конечно смогу. Послушай, что с тобой? Ты выглядишь так, словно тебя вот-вот хватит удар.
Гюнвальд Ларссон не ответил. Он вернулся к своему письменному столу и тут же набрал номер полицейского участка на Росундавеген в Сольне.
— Вчера я звонил вам и задавал очень важный вопрос. О том, был ли у вас какой-нибудь вызов на пожар около одиннадцати часов вечера седьмого марта, — произнес он как бы для вступления.
Сотрудник полиции из Сольны сказал:
— Да, это я отвечал на ваш звонок и сообщил, что рапорта о подобном происшествии у нас нет.
— Однако теперь я узнал, что в тот вечер был ложный вызов на Рингвеген, 37, в Сундбюберге и что полицию проинформировали об этом в установленном порядке. Это значит, что полицейский патрульный автомобиль должен был выехать по этому адресу.
— Прекрасно. Однако рапорта об этом у нас нет.
— В таком случае выясните это у тех двух парней, которые тогда дежурили. Кстати, кто они?
— Патрульные? Я сейчас попытаюсь узнать. Подождите минутку.
Гюнвальд Ларссон ждал, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.
— Я выяснил. Автомобиль номер восемь, Эриксон и Квастму, с курсантом по фамилии Линдског. Автомобиль номер три, Кристианссон и Квант…
— Достаточно, — прервал его Гюнвальд Ларссон. — Где сейчас эти два болвана?
— Кристианссон и Квант? Они на дежурстве, патрулируют.
— Немедленно пришлите их сюда.
— Но…
— Никаких «но». Через пятнадцать минут эти два болвана должны стоять, как статуи, в моем кабинете на Кунгсхольмсгатан.
Не успел он положить трубку, как в кабинет заглянул Рённ и сказал:
— Дорис Мортенсон возвратится через три недели. Она приступит к работе двадцать второго апреля. Кстати, у того парня, с которым ты разговаривал, отвратительное настроение. Наверняка он не относится к твоим поклонникам.
— Да, их становится вес меньше и меньше, — сказал Гюнвальд Ларссон.
— Этого можно было ожидать, — спокойно заметил Рённ.
Спустя шестнадцать минут Кристианссон и Квант стояли в кабинете Гюнвальда Ларссона. Оба были из Сконе, голубоглазые, широкоплечие, ростом выше 180 сантиметров. У обоих все еще сохранились болезненные воспоминания о предыдущих встречах с человеком, сидящим за письменным столом. Когда Гюнвальд Ларссон поднял на них взгляд, они оцепенели и буквально превратились в каменные изваяния, изображающие двух патрульных в кожаных куртках с начищенными пуговицами и при портупеях. Кроме того, они были вооружены пистолетами и резиновыми дубинками. Самым пикантным в этой скульптурной группе было то, что Кристианссон крепко зажал свою фуражку под мышкой, а у Кванта она все еще находилась на голове.
— О Боже, это он! — прошептал Кристианссон. — Этот кровосос…
Квант ничего не сказал. Упрямое выражение его лица говорило о том, что он полон решимости не дать себя запугать.
— Ага, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Явились, несчастные тупицы?
— Что вы хотите?.. — начал Квант и внезапно осекся, потому что человек, сидящий за письменным столом, быстро поднялся.
— Я хочу уточнить одну маленькую техническую подробность, — дружеским тоном сказал Гюнвальд Ларссон. — В двадцать три часа десять минут седьмого марта к вам поступил вызов на пожар по адресу Рингвеген, 37 в Сундбюберге. Помните?
— Нет, — нагло заявил Квант. — Я этого не помню.
— Прекрати мне лгать! — зарычал Гюнвальд Ларссон. — Вы выезжали по тому адресу или нет? Отвечай!
— Кажется, да, — сказал Кристианссон. — Мы туда выезжали… Я что-то такое припоминаю. Но…
— Что «но»?
— Но там ничего не было, — закончил Кристианссон.
— Не говори больше ни слова, Калле, если не хочешь оказаться в дураках, — шепотом предупредил его Квант.
Гюнвальду Ларссону он сказал:
— Я этого не помню.
— Если хотя бы один из вас солжет мне еще раз, — заорал Гюнвальд Ларссон громовым голосом, — я лично зашвырну вас в самый забитый полицейский участок в Сканёр-Фальстербу! Можете лгать в суде, везде, где угодно, но только не здесь! О Боже, да сними ты наконец свою фуражку, идиот!
Квант снял фуражку, сунул ее под мышку, взглянул на Кристианссона и многозначительно сказал:
— Это была твоя ошибка, Калле. Если бы не твоя чертова лень…
— Но ведь именно ты не хотел, чтобы мы вообще туда ехали, — возразил Кристианссон. — Ты сказал, что ничего не слышно и нам нужно вернуться. Ты говорил, что с рацией что-то случилось.
— Это совсем другое дело, — пожав плечами, сказал Квант. — Мы ведь не можем исправить рацию. Это не входит в обязанности рядового полицейского.
Гюнвальд Ларссон сел.
— Рассказывайте, — коротко приказал он. — Быстро и понятно.
— Я был за рулем, — сказал Кристианссон. — Мы приняли вызов по рации…
— Сигнал был очень слабый, — перебил его Квант.
Гюнвальд Ларссон бросил на него строгий взгляд и сказал:
— Давайте поживее. И помните, что ложь не становится правдой от того, что ее повторяют.
— Ну, ладно, — решился Кристианссон, — мы поехали по тому адресу, Рингвеген, 37, в Сундбюберге, там действительно стояла пожарная машина, но пожара не было, в общем, ничего не было.
— За исключением ложного вызова, о котором вы просто-напросто не доложили. Из-за вашей лени и тупости. Я прав?
— Да, — промямлил Кристианссон.
— Мы тогда очень устали, — пытаясь разжалобить Ларссона, сказал Квант.
— От чего?
— От долгого и напряженного дежурства.
— Неужели? — поинтересовался Гюнвальд Ларссон. — Сколько человек вы задержали за время вашего патрулирования?
— Ни одного, — ответил Кристианссон.
Возможно, это не так уж и хорошо, зато правдоподобно, подумал Гюнвальд Ларссон.
— Была отвратительная погода, — сказал Квант. — Плохая видимость.
— У нас заканчивалось дежурство, — попытался оправдаться Кристианссон.
— Сив была серьезно больна, — сказал Квант. — Это моя жена, — добавил он как бы для справки.
— И к тому же там ничего не было, — повторил Кристианссон.
— Да, конечно, — медленно сказал Гюнвальд Ларссон. — Там ничего не было. Ничего, кроме ключевого доказательства в деле о тройном убийстве.
Потом он заорал:
— Вон отсюда! Убирайтесь!
Кристианссон и Квант выбежали из кабинета. Теперь они уже мало напоминали живописную скульптурную группу.
— О Боже! — простонал Кристианссон, вытирая пот со лба.
— Послушай, Калле, — сказал Квант, — я предупреждаю тебя в последний раз. Ты не должен ничего видеть и слышать, но уж если что-то увидел или услышал, то, умоляю тебя, докладывай об этом.
— О Боже, — тупо повторил Кристианссон.
В последующие двадцать четыре часа Гюнвальд Ларссон тщательно, шаг за шагом, восстановил всю цепочку событий и ему даже удалось достаточно понятно сформулировать свои мысли на бумаге. Выглядело это следующим образом.
7 марта 1968 года, в 23.10 в доме на Шёльдгатан возник пожар. Официальный адрес дома Рингвеген, 37. В 23.10, в тот же самый день и год неустановленное до сих пор лицо позвонило в пожарную часть Сольны-Сундбюберга и сообщило о пожаре на Рингвеген, 37. Поскольку в Сундбюберге есть улица Рингвеген, пожарные выехали по этому адресу. Одновременно в установленном порядке сообщения о предполагаемом пожаре были переданы в полицию и центральную диспетчерскую Большого Стокгольма для того, чтобы избежать дублирования. Приблизительно в 23.15 патрульный Цакриссон позвонил в центральную диспетчерскую из телефона-автомата на Розенлудсгатан и сообщил о пожаре на Рингвеген, 37, не указав при этом, о каком районе города идет речь. Поскольку дежурный в центральной диспетчерской только что получил сообщение из Сольны-Сундбюберга, он решил, что это тот же самый пожар, и сказал патрульному Цакриссону, что пожарная машина выехала и уже должна быть на месте пожара. (Она действительно уже стояла на Рингвеген, но в Сундбюберге.) В 23.21 патрульный Цакриссон снова позвонил в центральную диспетчерскую, теперь уже по спецтелефону срочного вызова. Так как на этот раз, по его собственным словам, он сказал: «Пожар! Пожар на Шёльдгатан!», ошибки не произошло. В результате пожарные выехали на Рингвеген, 37, в Стокгольме, другими словами, к дому на Шёльдгатан.
Патрульный Цакриссон не звонил в пожарную часть Сольны-Сундбюберга. Это сделал кто-то другой.
Выводы. Пожар возник в результате поджога, совершенного при помощи химического зажигательного устройства с часовым детонатором. Если показания патрульного Цакриссона верны, это устройство было помещено в квартире Мальма самое позднее в 21.00. В этом случае часовой механизм был установлен на три часа. За столь долгое время злоумышленник мог спокойно исчезнуть в любом направлении. Человек, спланировавший пожар (либо подстрекатель, если таковой существует), был единственным, кто мог знать, что пожар должен начаться в 23.10. Таким образом, вероятнее всего, именно это лицо позвонило в пожарную часть Сундбюберга.
Вопрос № 1: Почему это лицо позвонило не в ту пожарную часть, в которую следовало звонить?
Вероятный ответ: Потому что это лицо находилось в Сольне-Сундбюберге и плохо знало Стокгольм и его пригороды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32