Не плачь, я сама отведу тебя, как только передам Артуру послание. Я заберу тебя с собой, и мы уедем, пока ему не взбрело в голову выдать тебя за какого-нибудь пустоголового осла-христианина… конечно, дитя мое, ты вернешься на Авалон… мы поедем вместе…
Она вытерла заплаканное лицо Моргейны своим покрывалом.
— Ну, а теперь помоги мне одеться, чтобы я могла предстать перед моим родичем, Верховным королем… Моргейна глубоко вздохнула.
— Давай я уложу тебе волосы, матушка. — Она попыталась усмехнуться. — Сегодня утром я заплетала косы королеве. Вивиана отстранилась и гневно спросила:
— Неужто Артур заставляет тебя, жрицу Авалона и принцессу, не уступающую знатностью ему самому, прислуживать его королеве?!
— Нет-нет, — быстро отозвалась Моргейна. — Меня почитают здесь не меньше, чем саму королеву. Сегодня я причесала королеву исключительно дружбы ради — точно так же, как и она может заплести мне косы или зашнуровать мне платье, как это водится между сестрами.
Вивиана облегченно перевела дыхание.
— Я не потерплю, чтобы с тобой обращались непочтительно. Ты — мать сына Артура. Он должен научиться почитать тебя за это, равно как и дочь Леодегранса…
— Нет! — воскликнула Моргейна. — Умоляю тебя, не надо! Артур не должен этого узнать — только не при всем дворе… Матушка, послушай, — взмолилась она, — все эти люди — христиане. Неужели ты хочешь опозорить меня при всех?
— Они должны научиться не считать священное позорным! — неумолимо отрезала Вивиана.
— Но христиане владеют всей этой землей, — сказала Моргейна, — и тебе не удастся переубедить их при помощи нескольких слов…
В глубине сердца у нее зародилось подозрение: неужто из-за преклонного возраста мудрость начала изменять Вивиане? Ведь для того, чтобы повергнуть двухсотлетнее присутствие христианства, недостаточно просто заявить, что законы Авалона должны быть восстановлены. Священники просто отошлют ее от двора, как сумасшедшую — такое уже бывало прежде. Ведь Вивиана достаточно искушена в искусстве власти, чтобы понимать это!
И действительно, Вивиана, кивнув, произнесла:
— Ты права. Нам нужно действовать не спеша. Но, по крайней мере, следует напомнить Артуру, что он клялся защищать Авалон. И как-нибудь я тайно переговорю с ним о ребенке. Нельзя объявлять об этом во всеуслышание.
Моргейна помогла Вивиане привести прическу в порядок и сама переоделась в торжественный наряд жрицы Авалона — так одевались лишь для самых важных ритуалов. Вскоре шум возвестил, что турнир окончен. Несомненно, сейчас, во время праздника, призы будут вручаться в замке. Интересно, все призы опять завоевал Ланселет, в честь своего короля?
«Или, — мрачно подумала Моргейна, — в честь своей королевы? Если, конечно, это можно называть честью…»
Когда они вышли из комнаты, Вивиана мягко коснулась руки Моргейны.
— Дитя мое, ты ведь вернешься со мной на Авалон?
— Если Артур отпустит меня…
— Моргейна, ты — жрица Авалона, и ты не обязана ни у кого просить дозволения приехать или уехать — даже у Верховного короля. Верховный король — военный вождь. Он не имеет права распоряжаться судьбами своих подданных, равно как и судьбами подвластных ему королей. Или он решил уподобиться восточным тиранам, считавшим, что весь мир и жизнь каждого человека безраздельно принадлежат им? Я скажу, что ты нужна на Авалоне, и посмотрим, что он на это ответит.
Моргейна едва не задохнулась от невыплаканных слез. «Вернуться на Авалон, вернуться домой…» Но даже сейчас, когда она держалась за руку Вивианы, ей не верилось, что она и вправду сможет туда отправиться. Позже она скажет себе: «Я знала, знала…» — и узнает то отчаянье и предчувствие, что толкнутся в ее душе при этих словах. Но в тот миг Моргейне казалось, что это всего лишь ее страхи. Должно быть, она боится оказаться недостойной того, что сама же и отвергла…
Но тут они добрались до большого зала, в котором Артур отмечал праздник Пятидесятницы.
Моргейне подумалось, что она никогда еще не видела Камелот таким — и, быть может, никогда уже не увидит. Огромный Круглый Стол — свадебный подарок короля Леодегранса — стоял теперь в зале, достойном его великолепия; стены были занавешены шелками и знаменами. Зал был украшен с таким расчетом, чтобы взгляд всех присутствующих невольно обращался туда, где сидел Артур, — в дальний конец зала, к столу на возвышении. Сегодня король посадил рядом с собой и королевой Гарета, а все его рыцари и все соратники расселись вокруг стола; все они были красиво одеты, все сверкали оружием, а дамы, блиставшие яркими нарядами, были похожи на цветы. Короли, подвластные Артуру, подходили один за другим, преклоняли колени перед Верховным королем и преподносили ему дары. Моргейна невольно прикипела взглядом к лицу Артура, серьезному, торжественному и благородному. Она взглянула краем глаза на Вивиану: Владычица не может не признать, что из Артура вышел хороший король, и даже Авалону или друидам трудно будет найти в нем изъян. Но кто она такая, чтобы определять, кто прав, Артур или Авалон? Моргейну охватила дрожь беспокойства, как в те давние дни на Авалоне, когда ее учили открывать разум Зрению и использовать его, как инструмент. Она поймала себя на том, что ей, неведомо почему, отчаянно хочется, чтобы Вивиана находилась сейчас в сотне лиг отсюда.
Моргейна обвела взглядом соратников: русоволосый крепко сбитый Гавейн улыбался младшему брату, лишь сегодня возведенному в рыцарское достоинство; Гарет сиял, словно только что отчеканенная монета. Ланселет, смуглый и прекрасный, словно витал мыслями где-то в невообразимой дали. Пелинор, уже начинающий седеть, но все такой же благородный; рядом с ним его дочь, Элейна.
Но человек, который в это мгновение приблизился к трону Артура, не принадлежал к соратникам. Моргейна никогда прежде его не видала, но заметила, что Гвенвифар явно узнала этого человека — узнала и отшатнулась.
— Я — единственный оставшийся в живых сын короля Леодегранса, — заявил незнакомец, — и брат твоей королевы, Артур. Я требую, чтобы ты признал мои права на Летнюю страну.
— Мелеагрант, здесь ты не можешь ничего требовать, — мягко произнес Артур. — Я обдумаю твою просьбу и посоветуюсь с моей королевой, и, возможно, соглашусь назначить тебя ее наместником. Но я не могу объявить свое решение прямо сейчас.
— Тогда может получиться так, что я не стану дожидаться твоего решения! — выкрикнул Мелеагрант. Это был рослый мужчина, и он прихватил с собою на пир не только меч и кинжал, но еще и огромный бронзовый топор. Одет он был в плохо выделанные шкуры и казался диким и отвратительным, словно сакс-разбойник. — Я — единственный оставшийся в живых сын Леодегранса!
Гвенвифар наклонилась к Артуру и что-то прошептала. Король сказал:
— Моя госпожа говорит, что ее отец никогда не признавал, что зачал тебя. Но успокойся: мы разберемся с этим делом, и если твои притязания справедливы, мы их удовлетворим. Теперь же, сэр Мелеагрант, я прошу тебя положиться на мое правосудие и присоединиться к моему пиру. Мы обсудим это дело с нашими советниками и решим его справедливо, насколько это нам под силу.
— К чертям пир! — гневно взревел Мелеагрант. — Я пришел сюда не за тем, чтобы есть сладости, глазеть на дам и на то, как взрослые мужчины забавляются, словно мальчишки! Говорю тебе, Артур: я — король этой страны, и если ты посмеешь оспорить мои права, тем хуже для тебя — и для твоей госпожи!
И Мелеагрант положил руку на рукоять своего огромного боевого топора, но Кэй и Гарет мгновенно оказались рядом с ним и крепко ухватили его за руки.
— Никто не смеет обнажать оружие в королевских чертогах! — резко произнес Кэй, а Гарет тем временем выдернул топор из рук Мелеагранта и положил к ногам Артура. — Садись на свое место, человече, и занимайся едой. У нас, за Круглым Столом, все делается по порядку, и раз наш король сказал, что рассмотрит твое дело, ты будешь ждать его решения!
И они невежливо развернули его кругом, но Мелеагрант вырвался и сказал:
— Да провались тогда ко всем чертям ваш пир вместе с вашим правосудием! И провались тогда ваш Круглый Стол и ваши соратники.
Он не стал подбирать свой топор, а вместо этого развернулся и, громко топая, двинулся прочь из зала. Кэй шагнул было следом за ним, и Гавейн привстал со своего места, но Артур жестом велел ему сесть.
— Пусть уходит, — сказал он. — Мы разберемся с ним в должный час. Ланселет, вероятно, тебе, как паладину королевы, придется призвать к порядку этого невежу.
— С радостью, мой король, — отозвался Ланселет и поднял взгляд с видом человека, только что очнувшегося ото сна. Моргейне почудилось, будто Ланселет понятия не имеет, что же, собственно, он согласился сделать. Тем временем стоявшие у дверей герольды продолжали объявлять обо всех, взыскующих королевского правосудия. Случился при этом и небольшой забавный эпизод: в зал вошел некий крестьянин и принялся рассказывать, как они с соседом не смогли поделить небольшую ветряную мельницу, расположенную на границе их участков.
— И так мы с ним и не смогли договориться, сир, — сказал он, комкая в руках грубую шерстяную шляпу, — а потом сообразили, что король бережет всю эту страну, и мельницы тоже, и потому я пришел сюда. Как ты скажешь, так мы и сделаем.
Дело было решено под общий добродушный смех; но Моргейна заметила, что Артур не смеялся. Он серьезно выслушал крестьянина и вынес решение, и лишь после того, как проситель поблагодарил короля и вышел, непрестанно кланяясь, Артур позволил себе улыбнуться.
— Кэй, проследи, чтобы этого человека накормили, прежде чем он отправится домой; он проделал немалый путь. — Король вздохнул. — Кто там следующий взыскует правосудия? Дай бог, чтобы это и вправду оказалось дело, требующее моего решения, — а то ведь так скоро люди начнут приходить, чтобы посоветоваться со мной насчет разведения лошадей или еще чего-нибудь такого.
— Это показывает, Артур, что они считают тебя своим королем, — сказал Талиесин. — Но тебе следует позаботиться, чтобы люди знали, что с такими делами им следует идти к лордам своих земель, и сделать так, чтобы твои лорды вершили правосудие от твоего имени.
Он поднял голову и взглянул на следующего просителя.
— Но, возможно, следующее дело и вправду требует королевского решения. Насколько я понимаю, эта женщина попала в беду.
Артур жестом велел просительнице приблизиться. Это была молодая женщина, величественная, уверенная в себе и явно происходящая из знатного рода. При ней не было сопровождающих, кроме одного лишь карлика трех футов ростом, — но он был широкоплечим и крепко сбитым и имел при себе тяжелый боевой топор.
Женщина поклонилась королю и поведала свою историю. Она служила даме, которая, подобно многим другим, после долгих лет войны лишилась всех родственников. Владения ее находились на севере, неподалеку от старинного римского вала, что протянулся на много миль, с его разрушенными крепостями и сторожевыми постами, по большей части обветшавшими и превратившимися в руины. Но пятеро братьев, бандитов и негодяев, заново укрепили пять таких крепостей и принялись опустошать округу. И вот теперь один из них, хвастливо величающий себя Красным рыцарем из Красных земель, осадил владения ее госпожи. А братья его были еще хуже.
— Ха, Красный рыцарь! — воскликнул Гавейн. — Знаю я этого господина. Я с ним дрался, когда возвращался на юг после последней своей поездки в королевство Лота, и едва-едва уцелел. Артур, возможно, нам придется отправлять целую армию, чтобы избавиться от этих типов — в тех краях нет ни порядка, ни закона.
Артур нахмурился и кивнул, но тут со своего места поднялся юный Гарет.
— Лорд мой Артур, эти места граничат с владениями моего отца. Ты обещал поручить мне важное дело — так исполни же обещание, мой король, отправь меня на помощь к этой леди, чтобы я помог ей сокрушить сих злых людей.
Молодая женщина взглянула на Гарета — на его сияющее безбородое лицо, на белое шелковое одеяние, в которое он облачился после посвящения, — и рассмеялась.
— Тебя? Но ты же еще мальчик! Я и не знала, что великому Верховному королю прислуживают за столом дети-переростки!
Гарет покраснел, как мальчишка. Он действительно поднес Артуру чашу с вином — всякому отпрыску благородного семейства, воспитывающемуся при дворе, случалось исполнять на пирах эту обязанность. Гарет просто не успел еще привыкнуть к своему новому статусу, а Артур, любивший юношу, не стал его поправлять.
— Мой лорд и король, — выпрямившись, произнесла женщина, — я пришла сюда, чтобы попросить у тебя в помощь одного или нескольких твоих рыцарей, прославленных в сражениях, что смогли бы усмирить этого Красного рыцаря — Гавейна, или Ланселета, или Балина, — тех, кто обрел славу, сражаясь с саксами. Неужто ты позволишь, сир, чтобы всякий мальчишка-прислужник насмехался надо мной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Она вытерла заплаканное лицо Моргейны своим покрывалом.
— Ну, а теперь помоги мне одеться, чтобы я могла предстать перед моим родичем, Верховным королем… Моргейна глубоко вздохнула.
— Давай я уложу тебе волосы, матушка. — Она попыталась усмехнуться. — Сегодня утром я заплетала косы королеве. Вивиана отстранилась и гневно спросила:
— Неужто Артур заставляет тебя, жрицу Авалона и принцессу, не уступающую знатностью ему самому, прислуживать его королеве?!
— Нет-нет, — быстро отозвалась Моргейна. — Меня почитают здесь не меньше, чем саму королеву. Сегодня я причесала королеву исключительно дружбы ради — точно так же, как и она может заплести мне косы или зашнуровать мне платье, как это водится между сестрами.
Вивиана облегченно перевела дыхание.
— Я не потерплю, чтобы с тобой обращались непочтительно. Ты — мать сына Артура. Он должен научиться почитать тебя за это, равно как и дочь Леодегранса…
— Нет! — воскликнула Моргейна. — Умоляю тебя, не надо! Артур не должен этого узнать — только не при всем дворе… Матушка, послушай, — взмолилась она, — все эти люди — христиане. Неужели ты хочешь опозорить меня при всех?
— Они должны научиться не считать священное позорным! — неумолимо отрезала Вивиана.
— Но христиане владеют всей этой землей, — сказала Моргейна, — и тебе не удастся переубедить их при помощи нескольких слов…
В глубине сердца у нее зародилось подозрение: неужто из-за преклонного возраста мудрость начала изменять Вивиане? Ведь для того, чтобы повергнуть двухсотлетнее присутствие христианства, недостаточно просто заявить, что законы Авалона должны быть восстановлены. Священники просто отошлют ее от двора, как сумасшедшую — такое уже бывало прежде. Ведь Вивиана достаточно искушена в искусстве власти, чтобы понимать это!
И действительно, Вивиана, кивнув, произнесла:
— Ты права. Нам нужно действовать не спеша. Но, по крайней мере, следует напомнить Артуру, что он клялся защищать Авалон. И как-нибудь я тайно переговорю с ним о ребенке. Нельзя объявлять об этом во всеуслышание.
Моргейна помогла Вивиане привести прическу в порядок и сама переоделась в торжественный наряд жрицы Авалона — так одевались лишь для самых важных ритуалов. Вскоре шум возвестил, что турнир окончен. Несомненно, сейчас, во время праздника, призы будут вручаться в замке. Интересно, все призы опять завоевал Ланселет, в честь своего короля?
«Или, — мрачно подумала Моргейна, — в честь своей королевы? Если, конечно, это можно называть честью…»
Когда они вышли из комнаты, Вивиана мягко коснулась руки Моргейны.
— Дитя мое, ты ведь вернешься со мной на Авалон?
— Если Артур отпустит меня…
— Моргейна, ты — жрица Авалона, и ты не обязана ни у кого просить дозволения приехать или уехать — даже у Верховного короля. Верховный король — военный вождь. Он не имеет права распоряжаться судьбами своих подданных, равно как и судьбами подвластных ему королей. Или он решил уподобиться восточным тиранам, считавшим, что весь мир и жизнь каждого человека безраздельно принадлежат им? Я скажу, что ты нужна на Авалоне, и посмотрим, что он на это ответит.
Моргейна едва не задохнулась от невыплаканных слез. «Вернуться на Авалон, вернуться домой…» Но даже сейчас, когда она держалась за руку Вивианы, ей не верилось, что она и вправду сможет туда отправиться. Позже она скажет себе: «Я знала, знала…» — и узнает то отчаянье и предчувствие, что толкнутся в ее душе при этих словах. Но в тот миг Моргейне казалось, что это всего лишь ее страхи. Должно быть, она боится оказаться недостойной того, что сама же и отвергла…
Но тут они добрались до большого зала, в котором Артур отмечал праздник Пятидесятницы.
Моргейне подумалось, что она никогда еще не видела Камелот таким — и, быть может, никогда уже не увидит. Огромный Круглый Стол — свадебный подарок короля Леодегранса — стоял теперь в зале, достойном его великолепия; стены были занавешены шелками и знаменами. Зал был украшен с таким расчетом, чтобы взгляд всех присутствующих невольно обращался туда, где сидел Артур, — в дальний конец зала, к столу на возвышении. Сегодня король посадил рядом с собой и королевой Гарета, а все его рыцари и все соратники расселись вокруг стола; все они были красиво одеты, все сверкали оружием, а дамы, блиставшие яркими нарядами, были похожи на цветы. Короли, подвластные Артуру, подходили один за другим, преклоняли колени перед Верховным королем и преподносили ему дары. Моргейна невольно прикипела взглядом к лицу Артура, серьезному, торжественному и благородному. Она взглянула краем глаза на Вивиану: Владычица не может не признать, что из Артура вышел хороший король, и даже Авалону или друидам трудно будет найти в нем изъян. Но кто она такая, чтобы определять, кто прав, Артур или Авалон? Моргейну охватила дрожь беспокойства, как в те давние дни на Авалоне, когда ее учили открывать разум Зрению и использовать его, как инструмент. Она поймала себя на том, что ей, неведомо почему, отчаянно хочется, чтобы Вивиана находилась сейчас в сотне лиг отсюда.
Моргейна обвела взглядом соратников: русоволосый крепко сбитый Гавейн улыбался младшему брату, лишь сегодня возведенному в рыцарское достоинство; Гарет сиял, словно только что отчеканенная монета. Ланселет, смуглый и прекрасный, словно витал мыслями где-то в невообразимой дали. Пелинор, уже начинающий седеть, но все такой же благородный; рядом с ним его дочь, Элейна.
Но человек, который в это мгновение приблизился к трону Артура, не принадлежал к соратникам. Моргейна никогда прежде его не видала, но заметила, что Гвенвифар явно узнала этого человека — узнала и отшатнулась.
— Я — единственный оставшийся в живых сын короля Леодегранса, — заявил незнакомец, — и брат твоей королевы, Артур. Я требую, чтобы ты признал мои права на Летнюю страну.
— Мелеагрант, здесь ты не можешь ничего требовать, — мягко произнес Артур. — Я обдумаю твою просьбу и посоветуюсь с моей королевой, и, возможно, соглашусь назначить тебя ее наместником. Но я не могу объявить свое решение прямо сейчас.
— Тогда может получиться так, что я не стану дожидаться твоего решения! — выкрикнул Мелеагрант. Это был рослый мужчина, и он прихватил с собою на пир не только меч и кинжал, но еще и огромный бронзовый топор. Одет он был в плохо выделанные шкуры и казался диким и отвратительным, словно сакс-разбойник. — Я — единственный оставшийся в живых сын Леодегранса!
Гвенвифар наклонилась к Артуру и что-то прошептала. Король сказал:
— Моя госпожа говорит, что ее отец никогда не признавал, что зачал тебя. Но успокойся: мы разберемся с этим делом, и если твои притязания справедливы, мы их удовлетворим. Теперь же, сэр Мелеагрант, я прошу тебя положиться на мое правосудие и присоединиться к моему пиру. Мы обсудим это дело с нашими советниками и решим его справедливо, насколько это нам под силу.
— К чертям пир! — гневно взревел Мелеагрант. — Я пришел сюда не за тем, чтобы есть сладости, глазеть на дам и на то, как взрослые мужчины забавляются, словно мальчишки! Говорю тебе, Артур: я — король этой страны, и если ты посмеешь оспорить мои права, тем хуже для тебя — и для твоей госпожи!
И Мелеагрант положил руку на рукоять своего огромного боевого топора, но Кэй и Гарет мгновенно оказались рядом с ним и крепко ухватили его за руки.
— Никто не смеет обнажать оружие в королевских чертогах! — резко произнес Кэй, а Гарет тем временем выдернул топор из рук Мелеагранта и положил к ногам Артура. — Садись на свое место, человече, и занимайся едой. У нас, за Круглым Столом, все делается по порядку, и раз наш король сказал, что рассмотрит твое дело, ты будешь ждать его решения!
И они невежливо развернули его кругом, но Мелеагрант вырвался и сказал:
— Да провались тогда ко всем чертям ваш пир вместе с вашим правосудием! И провались тогда ваш Круглый Стол и ваши соратники.
Он не стал подбирать свой топор, а вместо этого развернулся и, громко топая, двинулся прочь из зала. Кэй шагнул было следом за ним, и Гавейн привстал со своего места, но Артур жестом велел ему сесть.
— Пусть уходит, — сказал он. — Мы разберемся с ним в должный час. Ланселет, вероятно, тебе, как паладину королевы, придется призвать к порядку этого невежу.
— С радостью, мой король, — отозвался Ланселет и поднял взгляд с видом человека, только что очнувшегося ото сна. Моргейне почудилось, будто Ланселет понятия не имеет, что же, собственно, он согласился сделать. Тем временем стоявшие у дверей герольды продолжали объявлять обо всех, взыскующих королевского правосудия. Случился при этом и небольшой забавный эпизод: в зал вошел некий крестьянин и принялся рассказывать, как они с соседом не смогли поделить небольшую ветряную мельницу, расположенную на границе их участков.
— И так мы с ним и не смогли договориться, сир, — сказал он, комкая в руках грубую шерстяную шляпу, — а потом сообразили, что король бережет всю эту страну, и мельницы тоже, и потому я пришел сюда. Как ты скажешь, так мы и сделаем.
Дело было решено под общий добродушный смех; но Моргейна заметила, что Артур не смеялся. Он серьезно выслушал крестьянина и вынес решение, и лишь после того, как проситель поблагодарил короля и вышел, непрестанно кланяясь, Артур позволил себе улыбнуться.
— Кэй, проследи, чтобы этого человека накормили, прежде чем он отправится домой; он проделал немалый путь. — Король вздохнул. — Кто там следующий взыскует правосудия? Дай бог, чтобы это и вправду оказалось дело, требующее моего решения, — а то ведь так скоро люди начнут приходить, чтобы посоветоваться со мной насчет разведения лошадей или еще чего-нибудь такого.
— Это показывает, Артур, что они считают тебя своим королем, — сказал Талиесин. — Но тебе следует позаботиться, чтобы люди знали, что с такими делами им следует идти к лордам своих земель, и сделать так, чтобы твои лорды вершили правосудие от твоего имени.
Он поднял голову и взглянул на следующего просителя.
— Но, возможно, следующее дело и вправду требует королевского решения. Насколько я понимаю, эта женщина попала в беду.
Артур жестом велел просительнице приблизиться. Это была молодая женщина, величественная, уверенная в себе и явно происходящая из знатного рода. При ней не было сопровождающих, кроме одного лишь карлика трех футов ростом, — но он был широкоплечим и крепко сбитым и имел при себе тяжелый боевой топор.
Женщина поклонилась королю и поведала свою историю. Она служила даме, которая, подобно многим другим, после долгих лет войны лишилась всех родственников. Владения ее находились на севере, неподалеку от старинного римского вала, что протянулся на много миль, с его разрушенными крепостями и сторожевыми постами, по большей части обветшавшими и превратившимися в руины. Но пятеро братьев, бандитов и негодяев, заново укрепили пять таких крепостей и принялись опустошать округу. И вот теперь один из них, хвастливо величающий себя Красным рыцарем из Красных земель, осадил владения ее госпожи. А братья его были еще хуже.
— Ха, Красный рыцарь! — воскликнул Гавейн. — Знаю я этого господина. Я с ним дрался, когда возвращался на юг после последней своей поездки в королевство Лота, и едва-едва уцелел. Артур, возможно, нам придется отправлять целую армию, чтобы избавиться от этих типов — в тех краях нет ни порядка, ни закона.
Артур нахмурился и кивнул, но тут со своего места поднялся юный Гарет.
— Лорд мой Артур, эти места граничат с владениями моего отца. Ты обещал поручить мне важное дело — так исполни же обещание, мой король, отправь меня на помощь к этой леди, чтобы я помог ей сокрушить сих злых людей.
Молодая женщина взглянула на Гарета — на его сияющее безбородое лицо, на белое шелковое одеяние, в которое он облачился после посвящения, — и рассмеялась.
— Тебя? Но ты же еще мальчик! Я и не знала, что великому Верховному королю прислуживают за столом дети-переростки!
Гарет покраснел, как мальчишка. Он действительно поднес Артуру чашу с вином — всякому отпрыску благородного семейства, воспитывающемуся при дворе, случалось исполнять на пирах эту обязанность. Гарет просто не успел еще привыкнуть к своему новому статусу, а Артур, любивший юношу, не стал его поправлять.
— Мой лорд и король, — выпрямившись, произнесла женщина, — я пришла сюда, чтобы попросить у тебя в помощь одного или нескольких твоих рыцарей, прославленных в сражениях, что смогли бы усмирить этого Красного рыцаря — Гавейна, или Ланселета, или Балина, — тех, кто обрел славу, сражаясь с саксами. Неужто ты позволишь, сир, чтобы всякий мальчишка-прислужник насмехался надо мной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44