После кофе разговор вернулся к ангелам.
— Я запутался, — признался Дейв. — Давай действительно смотреть на вещи без предубеждения. Предположим, что Жофиэль — ангел. В детстве я слышал, что ангелы — добрые, приносящие радость создания, а не поджигатели, убивающие людей. Разве это не зло?
— Зло бывает разным.
— Что это значит?
— Понимаешь, то, что мы с тобой называем злом, вовсе не является таковым, скажем, для какого-нибудь потрясающего Библией алабамского расиста.
— Если я слышу, что человек совершает насилие, убийство или что-то в этом роде, то по мне он — злодей. Гитлер был злодеем. Пол Пот — тоже. Этот Жофиэль — злодей, потому что убивает невинных людей.
— Видишь ли, для тебя зло означает злодеяние, тогда как для других зло — это психическая энергия. Они считают, что есть люди, которые находятся под влиянием злых духов. Они могут ничего не совершать, но их будут считать носителями зла, потому что они отвергают Бога, богохульствуют или просто внешне кажутся воплощением зла. Именно это витающее в воздухе зло вторгается в человеческие тела и заставляет людей совершать преступления. Вот что они называют ЗЛОМ. То, что невидимо, но всегда готово нанести удар.
Дейв фыркнул. Он ненавидел эти надуманные теории, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть, но которые подпитывают фанатизм фундаменталистских священников и обеспечивают им власть над паствой.
— Еще Жофиэль сказал, что десять заповедей не относятся к ангелам, а предназначены только для людей, что, преследуя демонов, ангелы могут убить столько людей, сколько им вздумается, а Бог погладит их по головке и скажет, что они хорошо справляются со своими обязанностями.
Принесли счет, Дейв расплатился и неожиданно для самого себя спросил, не проведет ли Ванесса ночь у него.
Та чуть заметно улыбнулась и ответила «да».
В постели Дейв снова заговорил об ангелах. Он стремился выведать у Ванессы как можно больше сведений, почерпнутых из множества источников, из которых Библия была самым скромным. Ученые, поэты и писатели как бы создали пеструю толпу мистических существ, описанных противоречиво и нечетко.
— А что ты думаешь о нашем ангеле? — спросил Дейв. — Насколько я знаю, ангелы бывают разные?
В этом вопросе Ванесса ориентировалась как рыба в воде.
— Предполагают, что существуют три триады ангелов: Высшая, Средняя и Низшая. Высшая триада состоит из серафимов, херувимов и престолов. Средняя включает ангелов власти, силы и господства. В низшей — принципалы, архангелы и просто ангелы. Все вместе они называются ангелами — родовой термин.
— Я думал, архангелы — высший ранг.
— Нет, они вторые по чину в низшей триаде, но степень власти членов этой иерархии не согласуется с их положением в ней, в том числе и для архангелов. В исламе только четыре архангела, а в христианстве семь. В любом случае в центре Вселенной стоит Бог, его свет абсолютен, а триады расположены вокруг него, ближе всех — серафимы и так далее.
Дейв подвинулся ближе.
— Серафимы и херувимы? Они ведь просто младенцы с крылышками, по крайней мере на тех картинках, что я видел.
Ванесса улыбнулась.
— Да, они стали такими со временем, но на самом деле они замышлялись как чудовища. В некоторых источниках описывается, что у них были миллионы глаз, тысячи крыльев и страшных когтей. Херувимы охраняли Рай на востоке и владели Непобедимым Мечом. Серафимы же были наделены «Огнем Любви» — не знаю, что это такое, но думаю, что-то недоброе.
— Может, наш ангел один из них?
— Да, возможно, но огонь — принадлежность многих ангелов. Казмаль, один из духов господства, назывался «Ангел, Говорящий Огнем», но интересно, что белый огонь считается принадлежностью престолов. Ангел Смерти предположительно был одним из них.
— Ангел Смерти, — пробормотал Дейв, — первый наемный убийца.
— Не слишком ли резко сказано? В конце концов, древние египтяне угнетали целый еврейский народ.
— Я полицейский. — Он улыбнулся. — Я имею дело с законом, а не со справедливостью.
— Как правило, — усмехнулась Ванесса.
На этом они оставили вопрос об ангелах.
Когда Дейв заснул и его дыхание стало глубоким и ровным, Ванесса задумалась. Она лежала так близко к Дейву, что, казалось, могла угадывать мысли, проносившиеся в его голове, когда он дергался и ворочался, сражаясь во сне с фантомами. Ванесса знала, что Дейв никогда не будет принадлежать ей так же полно и безраздельно, как он принадлежал Челии. Даже если они с Дейвом останутся вместе на всю жизнь, призрак Челии всегда будет между ними. С этим надо смириться, ведь многим мужчинам и женщинам удается быть счастливыми в таких обстоятельствах, так почему бы не попробовать и ей.
Было два часа ночи, когда Манович выехал на своем «БМВ» на улицу Пратт, проходившую за рестораном «Клементина». В багажнике его модного европейского автомобиля, который он любил больше дочери и, уж конечно, больше жены, лежала канистра с бензином. Манович намеревался поджечь новое бистро. Подобно другим полицейским из их участка, он бывал здесь, надолго задерживался в ожидании момента, когда Фокси достанет свой коньяк, и основательно напивался с бывшим коллегой. Клементина при этом также присутствовала, но никогда не возражала против того, что ее муж пьет «дома». Ей не нравилось, когда он просиживал ночи напролет в других барах.
Однажды после изрядной порции спиртного Фокси признался, что у него есть компаньон, не принимающий активного участия в деле, и что зовут его Дейв Питерс. Манович сидел и слушал, как ему перечисляли все добродетели Матери Терезы, пока его чуть не вырвало от отвращения. Тогда и пришла ему в голову блестящая идея поджечь бистро. С Братом Туком он может разделаться в любое время и сделает это в ближайшие дни, но Мать Терезу он ненавидел; с этого самоуверенного болвана давно надо было сбить спесь. Оба полицейских встретились с ним после истории с этой сукой Вангелен, но Питерс, с его нравоучительным тоном и угрозами, разыгрывал перед ним роль прямо-таки карающего ангела.
Манович выключил фары и медленно поехал вдоль края тротуара, пока не остановился в нескольких метрах от задней стены бистро. Он долго сидел в автомобиле, прислушиваясь, не остался ли кто-нибудь в здании. Не обнаружив никаких признаков жизни, он вытащил ключи из замка зажигания и только собрался открыть дверь, как на него упала чья-то тень.
— В чем дело, Манович?
Манович затравленно поднял голову и увидел Мать Терезу, который уставился на него, как ястреб на жертву. Манович быстро защелкнул замок двери и поднял стекло, оставив щель сантиметра в два.
— Чего тебе надо, Питерс?
— Выходи из машины, — ответил сыщик.
— Не выйду.
— Почему?
— Потому что останусь здесь. Чего ты, черт тебя возьми, добиваешься? Почему человек не может спокойно поездить, если у него бессонница?
Выражение лица Матери Терезы оставалось таким же беспощадным.
— Пусть ездят все, но только не ты, Манович. Выходи, я хочу кое о чем с тобой поговорить.
— О чем?
— О том, как ты обращаешься со своими подопечными.
— Это не твое дело и касается только меня и их. Какого черта ты сюда приперся? Ты здесь не случайно.
— Конечно, нет. Я следил за тобой и буду следить, пока ты не станешь относиться к известной особе с большим уважением.
— К этой суке?
Питерс сделал резкое движение. Манович завопил и закрыл руками лицо, потому что под ударом килограммового молотка ветровое стекло вдребезги разбилось, осыпав его градом осколков. Манович почувствовал, как его схватили за волосы и протащили над рулем так, что горло повисло над зазубренным краем разбитого стекла. От ужаса он стал судорожно глотать воздух.
— Теперь слушай меня, жирная свинья, — прорычал Питерс. — Если ты еще раз посмеешь хотя бы выдохнуть ей в лицо сигарный дым, я сам оторву тебе голову.
— Моя машина, — простонал Манович.
Питерс повернул его голову лицом вверх, заглянул Мановичу в глаза, а потом сильно ударил молотком по капоту, оставив большую вмятину на блестящей поверхности.
— Ты понял меня? Это последнее предупреждение. Ты должен помогать этим людям, а не использовать их в своих целях. Они отданы под твое покровительство. Ты когда-нибудь слышал это слово? Покровительство? Вот что, мерзавец, скоро я найду человека, который даст показания против тебя в суде, и ты сядешь за решетку. — Он больно дернул Мановича за волосы. — Слышишь? У меня мелькнула хорошая мысль перерезать тебе глотку об это стекло. Было бы очень похоже на дорожное происшествие.
— Не делай этого, — прохрипел Манович. Руль больно врезался ему в грудь. — Пожалуйста, не делай этого.
Страх прыгал у него в горле, как рыбацкий поплавок на тихой поверхности пруда.
— Отвечай, какого черта тебе здесь надо, у ресторана Фокси, так поздно?
Манович едва дышал от страха. Если Питерс заглянет в багажник и найдет бензин, то сразу его вычислит. Конечно, у полицейского не будет никаких доказательств, но он узнает о его намерениях. Манович понимал, что тогда Питерс не позволит ему уехать безнаказанно, а возможно, даже убьет.
Высокого худого сыщика все знали как справедливого человека, но недавно в его глазах появилось новое выражение, которое говорило, что он будет оставаться спокойным и рассудительным не при любых обстоятельствах. Возможно, существовала грань, которую он способен легко и быстро перейти. После смерти жены Питерс стал другим человеком. Говорили, он ищет крови, крови поджигателя, но способен разделаться и с другим человеком, если потеряет контроль над собой. Питерс был скрытым маньяком, который только ждал подходящего момента, чтобы проявить свои качества.
— Прошу прощения, — прокаркал Манович, — я теперь буду хорошо обращаться с ней. Обещаю.
— Я задал тебе вопрос. Что ты здесь делаешь? Ты здесь не случайно.
— Я приехал, чтобы… спросить Фокси, не хочет ли он пойти куда-нибудь выпить. У меня бессонница, раньше мы с Фокси часто заглядывали в бар Фрэнка. Я только посмотрел, не горит ли у него свет.
— Почему ты не заехал спереди?
— Я специально подъехал сзади. Фокси иногда играет в покер в задней комнате, и отсюда виден свет.
Мать Тереза смотрел ему прямо в глаза, и Манович видел, что тот постепенно успокаивается. Он решил разыграть возмущение, зная, что на детектива этот прием иногда действует.
— Слушай, ты не имеешь права так поступать со мной. Я официальное лицо. Сначала ты привязался ко мне, теперь подозреваешь в чем-то. Отпусти мои волосы.
Пальцы, сжимавшие волосы, немного ослабли.
— Обращайся с людьми по-людски, Манович. Еще одна жалоба от любого из них, и я разделаюсь с тобой так, что от тебя только мокрое место останется. Понял?
— Понял.
Питерс отпустил его, но пока Манович возился с зажиганием, молоток ритмично колотил по капоту. Наконец машина завелась, и Манович поспешил убраться. Ледяной ветер бил ему в глаза, бросал осколки стекла в лицо, заставляя щуриться. Даже погода, казалось, обернулась против него: не успел он проехать и двух кварталов, как начался сильный дождь. Струи воды стекали по его лицу, по дорогой обивке сидений.
— Я убью этого сукиного сына, — всхлипывал Манович, всматриваясь в шрамы на его любимом «БМВ», четко выделявшиеся в свете уличных фонарей. — Я убью его.
Ветер и дождь заставляли Мановича глотать собственные угрозы.
15
Дэнни начал с того, что сегодня ему нужна не исповедь, а нечто иное.
— Что же? — осторожно спросил священник.
— Ничего страшного, — ответил Дэнни, — просто хочется поговорить. Нужно обсудить кое-что: один случай. Я не могу объяснить его и нуждаюсь в вашем совете.
Священник, отец Файфер, пригласил его в комнатку, где им никто не мог помешать.
— Что случилось? Вы попали в беду? — начал он.
Дэнни не знал, как себя вести, но в конце концов решил показать, что не придает большого значения тому, что с ним произошло.
— Нет, ничего страшного. Неужели должна произойти беда, чтобы я к вам обратился?
— Необязательно, но обычно люди приходят ко мне только в горести. Если бы они сначала советовались со мной, возможно, им удалось бы избежать многих неприятностей.
— У меня другое дело. Теперь меня беспокоит душа, а не жизнь. Я хочу вас кое о чем спросить. Отец, не сердитесь на меня за глупый вопрос, но все-таки: может ли ангел быть злодеем?
Видя, что Дэнни страдает, священник положил его перевязанную руку в свою.
— Почему вы задали такой вопрос, сын мой?
Дэнни чувствовал себя неловко, но не убирал руку.
— Есть человек, — приступил он к объяснению, — правда, он не человек, а кто-то другой, который называет себя ангелом. Он считает себя воином Господа, посланным на Землю для уничтожения демонов, избежавших Армагеддона. Я и мой напарник пытались его арестовать, но он поджег нас обоих и убил двух других человек. Дейв, мой напарник, стрелял в него шесть раз, а он ушел как ни в чем не бывало. Я сам видел, отец. Он только улыбнулся и ушел.
— Вы думаете, он — сверхъестественное существо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Я запутался, — признался Дейв. — Давай действительно смотреть на вещи без предубеждения. Предположим, что Жофиэль — ангел. В детстве я слышал, что ангелы — добрые, приносящие радость создания, а не поджигатели, убивающие людей. Разве это не зло?
— Зло бывает разным.
— Что это значит?
— Понимаешь, то, что мы с тобой называем злом, вовсе не является таковым, скажем, для какого-нибудь потрясающего Библией алабамского расиста.
— Если я слышу, что человек совершает насилие, убийство или что-то в этом роде, то по мне он — злодей. Гитлер был злодеем. Пол Пот — тоже. Этот Жофиэль — злодей, потому что убивает невинных людей.
— Видишь ли, для тебя зло означает злодеяние, тогда как для других зло — это психическая энергия. Они считают, что есть люди, которые находятся под влиянием злых духов. Они могут ничего не совершать, но их будут считать носителями зла, потому что они отвергают Бога, богохульствуют или просто внешне кажутся воплощением зла. Именно это витающее в воздухе зло вторгается в человеческие тела и заставляет людей совершать преступления. Вот что они называют ЗЛОМ. То, что невидимо, но всегда готово нанести удар.
Дейв фыркнул. Он ненавидел эти надуманные теории, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть, но которые подпитывают фанатизм фундаменталистских священников и обеспечивают им власть над паствой.
— Еще Жофиэль сказал, что десять заповедей не относятся к ангелам, а предназначены только для людей, что, преследуя демонов, ангелы могут убить столько людей, сколько им вздумается, а Бог погладит их по головке и скажет, что они хорошо справляются со своими обязанностями.
Принесли счет, Дейв расплатился и неожиданно для самого себя спросил, не проведет ли Ванесса ночь у него.
Та чуть заметно улыбнулась и ответила «да».
В постели Дейв снова заговорил об ангелах. Он стремился выведать у Ванессы как можно больше сведений, почерпнутых из множества источников, из которых Библия была самым скромным. Ученые, поэты и писатели как бы создали пеструю толпу мистических существ, описанных противоречиво и нечетко.
— А что ты думаешь о нашем ангеле? — спросил Дейв. — Насколько я знаю, ангелы бывают разные?
В этом вопросе Ванесса ориентировалась как рыба в воде.
— Предполагают, что существуют три триады ангелов: Высшая, Средняя и Низшая. Высшая триада состоит из серафимов, херувимов и престолов. Средняя включает ангелов власти, силы и господства. В низшей — принципалы, архангелы и просто ангелы. Все вместе они называются ангелами — родовой термин.
— Я думал, архангелы — высший ранг.
— Нет, они вторые по чину в низшей триаде, но степень власти членов этой иерархии не согласуется с их положением в ней, в том числе и для архангелов. В исламе только четыре архангела, а в христианстве семь. В любом случае в центре Вселенной стоит Бог, его свет абсолютен, а триады расположены вокруг него, ближе всех — серафимы и так далее.
Дейв подвинулся ближе.
— Серафимы и херувимы? Они ведь просто младенцы с крылышками, по крайней мере на тех картинках, что я видел.
Ванесса улыбнулась.
— Да, они стали такими со временем, но на самом деле они замышлялись как чудовища. В некоторых источниках описывается, что у них были миллионы глаз, тысячи крыльев и страшных когтей. Херувимы охраняли Рай на востоке и владели Непобедимым Мечом. Серафимы же были наделены «Огнем Любви» — не знаю, что это такое, но думаю, что-то недоброе.
— Может, наш ангел один из них?
— Да, возможно, но огонь — принадлежность многих ангелов. Казмаль, один из духов господства, назывался «Ангел, Говорящий Огнем», но интересно, что белый огонь считается принадлежностью престолов. Ангел Смерти предположительно был одним из них.
— Ангел Смерти, — пробормотал Дейв, — первый наемный убийца.
— Не слишком ли резко сказано? В конце концов, древние египтяне угнетали целый еврейский народ.
— Я полицейский. — Он улыбнулся. — Я имею дело с законом, а не со справедливостью.
— Как правило, — усмехнулась Ванесса.
На этом они оставили вопрос об ангелах.
Когда Дейв заснул и его дыхание стало глубоким и ровным, Ванесса задумалась. Она лежала так близко к Дейву, что, казалось, могла угадывать мысли, проносившиеся в его голове, когда он дергался и ворочался, сражаясь во сне с фантомами. Ванесса знала, что Дейв никогда не будет принадлежать ей так же полно и безраздельно, как он принадлежал Челии. Даже если они с Дейвом останутся вместе на всю жизнь, призрак Челии всегда будет между ними. С этим надо смириться, ведь многим мужчинам и женщинам удается быть счастливыми в таких обстоятельствах, так почему бы не попробовать и ей.
Было два часа ночи, когда Манович выехал на своем «БМВ» на улицу Пратт, проходившую за рестораном «Клементина». В багажнике его модного европейского автомобиля, который он любил больше дочери и, уж конечно, больше жены, лежала канистра с бензином. Манович намеревался поджечь новое бистро. Подобно другим полицейским из их участка, он бывал здесь, надолго задерживался в ожидании момента, когда Фокси достанет свой коньяк, и основательно напивался с бывшим коллегой. Клементина при этом также присутствовала, но никогда не возражала против того, что ее муж пьет «дома». Ей не нравилось, когда он просиживал ночи напролет в других барах.
Однажды после изрядной порции спиртного Фокси признался, что у него есть компаньон, не принимающий активного участия в деле, и что зовут его Дейв Питерс. Манович сидел и слушал, как ему перечисляли все добродетели Матери Терезы, пока его чуть не вырвало от отвращения. Тогда и пришла ему в голову блестящая идея поджечь бистро. С Братом Туком он может разделаться в любое время и сделает это в ближайшие дни, но Мать Терезу он ненавидел; с этого самоуверенного болвана давно надо было сбить спесь. Оба полицейских встретились с ним после истории с этой сукой Вангелен, но Питерс, с его нравоучительным тоном и угрозами, разыгрывал перед ним роль прямо-таки карающего ангела.
Манович выключил фары и медленно поехал вдоль края тротуара, пока не остановился в нескольких метрах от задней стены бистро. Он долго сидел в автомобиле, прислушиваясь, не остался ли кто-нибудь в здании. Не обнаружив никаких признаков жизни, он вытащил ключи из замка зажигания и только собрался открыть дверь, как на него упала чья-то тень.
— В чем дело, Манович?
Манович затравленно поднял голову и увидел Мать Терезу, который уставился на него, как ястреб на жертву. Манович быстро защелкнул замок двери и поднял стекло, оставив щель сантиметра в два.
— Чего тебе надо, Питерс?
— Выходи из машины, — ответил сыщик.
— Не выйду.
— Почему?
— Потому что останусь здесь. Чего ты, черт тебя возьми, добиваешься? Почему человек не может спокойно поездить, если у него бессонница?
Выражение лица Матери Терезы оставалось таким же беспощадным.
— Пусть ездят все, но только не ты, Манович. Выходи, я хочу кое о чем с тобой поговорить.
— О чем?
— О том, как ты обращаешься со своими подопечными.
— Это не твое дело и касается только меня и их. Какого черта ты сюда приперся? Ты здесь не случайно.
— Конечно, нет. Я следил за тобой и буду следить, пока ты не станешь относиться к известной особе с большим уважением.
— К этой суке?
Питерс сделал резкое движение. Манович завопил и закрыл руками лицо, потому что под ударом килограммового молотка ветровое стекло вдребезги разбилось, осыпав его градом осколков. Манович почувствовал, как его схватили за волосы и протащили над рулем так, что горло повисло над зазубренным краем разбитого стекла. От ужаса он стал судорожно глотать воздух.
— Теперь слушай меня, жирная свинья, — прорычал Питерс. — Если ты еще раз посмеешь хотя бы выдохнуть ей в лицо сигарный дым, я сам оторву тебе голову.
— Моя машина, — простонал Манович.
Питерс повернул его голову лицом вверх, заглянул Мановичу в глаза, а потом сильно ударил молотком по капоту, оставив большую вмятину на блестящей поверхности.
— Ты понял меня? Это последнее предупреждение. Ты должен помогать этим людям, а не использовать их в своих целях. Они отданы под твое покровительство. Ты когда-нибудь слышал это слово? Покровительство? Вот что, мерзавец, скоро я найду человека, который даст показания против тебя в суде, и ты сядешь за решетку. — Он больно дернул Мановича за волосы. — Слышишь? У меня мелькнула хорошая мысль перерезать тебе глотку об это стекло. Было бы очень похоже на дорожное происшествие.
— Не делай этого, — прохрипел Манович. Руль больно врезался ему в грудь. — Пожалуйста, не делай этого.
Страх прыгал у него в горле, как рыбацкий поплавок на тихой поверхности пруда.
— Отвечай, какого черта тебе здесь надо, у ресторана Фокси, так поздно?
Манович едва дышал от страха. Если Питерс заглянет в багажник и найдет бензин, то сразу его вычислит. Конечно, у полицейского не будет никаких доказательств, но он узнает о его намерениях. Манович понимал, что тогда Питерс не позволит ему уехать безнаказанно, а возможно, даже убьет.
Высокого худого сыщика все знали как справедливого человека, но недавно в его глазах появилось новое выражение, которое говорило, что он будет оставаться спокойным и рассудительным не при любых обстоятельствах. Возможно, существовала грань, которую он способен легко и быстро перейти. После смерти жены Питерс стал другим человеком. Говорили, он ищет крови, крови поджигателя, но способен разделаться и с другим человеком, если потеряет контроль над собой. Питерс был скрытым маньяком, который только ждал подходящего момента, чтобы проявить свои качества.
— Прошу прощения, — прокаркал Манович, — я теперь буду хорошо обращаться с ней. Обещаю.
— Я задал тебе вопрос. Что ты здесь делаешь? Ты здесь не случайно.
— Я приехал, чтобы… спросить Фокси, не хочет ли он пойти куда-нибудь выпить. У меня бессонница, раньше мы с Фокси часто заглядывали в бар Фрэнка. Я только посмотрел, не горит ли у него свет.
— Почему ты не заехал спереди?
— Я специально подъехал сзади. Фокси иногда играет в покер в задней комнате, и отсюда виден свет.
Мать Тереза смотрел ему прямо в глаза, и Манович видел, что тот постепенно успокаивается. Он решил разыграть возмущение, зная, что на детектива этот прием иногда действует.
— Слушай, ты не имеешь права так поступать со мной. Я официальное лицо. Сначала ты привязался ко мне, теперь подозреваешь в чем-то. Отпусти мои волосы.
Пальцы, сжимавшие волосы, немного ослабли.
— Обращайся с людьми по-людски, Манович. Еще одна жалоба от любого из них, и я разделаюсь с тобой так, что от тебя только мокрое место останется. Понял?
— Понял.
Питерс отпустил его, но пока Манович возился с зажиганием, молоток ритмично колотил по капоту. Наконец машина завелась, и Манович поспешил убраться. Ледяной ветер бил ему в глаза, бросал осколки стекла в лицо, заставляя щуриться. Даже погода, казалось, обернулась против него: не успел он проехать и двух кварталов, как начался сильный дождь. Струи воды стекали по его лицу, по дорогой обивке сидений.
— Я убью этого сукиного сына, — всхлипывал Манович, всматриваясь в шрамы на его любимом «БМВ», четко выделявшиеся в свете уличных фонарей. — Я убью его.
Ветер и дождь заставляли Мановича глотать собственные угрозы.
15
Дэнни начал с того, что сегодня ему нужна не исповедь, а нечто иное.
— Что же? — осторожно спросил священник.
— Ничего страшного, — ответил Дэнни, — просто хочется поговорить. Нужно обсудить кое-что: один случай. Я не могу объяснить его и нуждаюсь в вашем совете.
Священник, отец Файфер, пригласил его в комнатку, где им никто не мог помешать.
— Что случилось? Вы попали в беду? — начал он.
Дэнни не знал, как себя вести, но в конце концов решил показать, что не придает большого значения тому, что с ним произошло.
— Нет, ничего страшного. Неужели должна произойти беда, чтобы я к вам обратился?
— Необязательно, но обычно люди приходят ко мне только в горести. Если бы они сначала советовались со мной, возможно, им удалось бы избежать многих неприятностей.
— У меня другое дело. Теперь меня беспокоит душа, а не жизнь. Я хочу вас кое о чем спросить. Отец, не сердитесь на меня за глупый вопрос, но все-таки: может ли ангел быть злодеем?
Видя, что Дэнни страдает, священник положил его перевязанную руку в свою.
— Почему вы задали такой вопрос, сын мой?
Дэнни чувствовал себя неловко, но не убирал руку.
— Есть человек, — приступил он к объяснению, — правда, он не человек, а кто-то другой, который называет себя ангелом. Он считает себя воином Господа, посланным на Землю для уничтожения демонов, избежавших Армагеддона. Я и мой напарник пытались его арестовать, но он поджег нас обоих и убил двух других человек. Дейв, мой напарник, стрелял в него шесть раз, а он ушел как ни в чем не бывало. Я сам видел, отец. Он только улыбнулся и ушел.
— Вы думаете, он — сверхъестественное существо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37