В динамике раздался звонок, и Ушаков, взяв на себя рукоять управления, правой ногой нажал на кахой-то маленький рычажок под пультом.
Впереди, уходя внутрь скалы, раздвинулись широченные ворота ангара, побежали сразу поблекшие в потоке дневного света ряды лампочек, и самолет неслышно поплыл к выходу. Сзади раздался шум. «Тележка, — подумал Платон Григорьевич. — Тележка поехала, для чего она им?»
Только сейчас Платон Григорьевич мог оценить всю опьяняющую радость полета. Из прозрачного фонаря было видно далеко вокруг. Вон край синего озера, сверху оно казалось еще более синим; здание, которое он только что покинул. За пологим хребтом открылась ровная площадка, вся усеянная какими-то странными темными пятнами.
— Вот эти? — переспросил Ушаков, когда Платон Григорьевич указал их ему. — Это колодцы, бетонированные колодцы для хранения цистерн с горючим, жидким кислородом и прочими грузами для лунной базы. Сейчас сами увидите…
— Я над квадратом, — заговорил Ушаков в микрофон. — Груз готов?
— Можете взлетать, — донеслось из динамика. — Порядок следования такой: кольцевой взлет одновременно всех цистерн, дистанция три километра, не долетая ста до лунной поверхности, подадите Могикану сигнал. Вас держу цепко, можете набирать высоту…
Земля быстро стала уходить вниз. Вот уже здание базы стало похоже на стоящую ребром записную книжку, рядом — блюдце-озеро, тайга слилась в одну сплошную темно-зеленую массу.
— Смотрите, скорее смотрите, — сказал Ушаков, показывая себе под ноги: сквозь окно в полу Платон Григорьевич увидел, как из нескольких колодцев вынырнули белые стаканы цистерн. Они сгруппировались в кольцо и стали подниматься все выше и выше. — Так они и будут следовать за нами до самой Луны…
— А почему на таком большом расстоянии?
— На них атомные двигатели без защиты. Собственно, тот же компенсатор, что и на нашем самолете, но получается значительная экономия веса.
— Поэтому они и хранятся в колодцах?
— Да, именно поэтому. К каждой цистерне подводится по трубам вода, бензин или спирт, кислород или азот, а там, на Луне, они войдут в соответствующие гнезда, где будут опорожнены и заполнены лунными грузами.
— А у нас есть защита от атомного излучения?
— На нашем самолете микрореактор с усиленной защитой. Расход энергии предельно мал.
В динамике тот же голос, что говорил о цистернах, сообщил:
— Полковник, берите цистерны на себя. Счастливого перелета.
— Есть взять цистерны на себя. — Ушаков быстро переключил что-то на пульте и вновь повел самолет вверх, где бесконечной равниной простирались кучевые облака.
Платон Григорьевич на минуту зажмурился, когда самолет вошел в клубящуюся туманную дымку. Потом вновь ярко засияло солнце, и поверхность облаков внизу, под самолетом, стала походить на заснеженное поле где-нибудь в степях под Оренбургом. Казалось, что вот на горизонте покажется одинокий хуторок или фигура лыжника, но вместо этого появились белые цилиндры, и тень от них причудливо легла на сомкнувшуюся за ними полосу облаков.
— Так бы летел и летел… — сказал Платон Григорьевич. — Нет никакого ощущения ожидания. Обычно ждешь, когда же конец.
— Это в общем опасное состояние, — ответил Ушаков, откидываясь в кресле; он передал управление автоматам, и черное полукольцо штурвала перед ним тихонько отклонялось то в одну, то в другую сторону. — Опасное не для пассажиров, а для пилотов. Наступает, мы уже давно с этим столкнулись, высотная эйфория, когда пилоту кажется, что ничто над ним не властно, что он может летать бесконечно, на любой высоте, не считаясь ни с количеством воздуха, ни с чем… Поэтому в такие перелеты обычно пилоты идут парами, вот как мы с вами.
— Значит, все-таки какие-то нервные явления наблюдаются? — осторожно спросил Платон Григорьевич.
— А как же иначе, как же иначе? Пока человек был прикован к несущейся по орбите ракете, связан железным законом экономии топлива, все эволюции летательного аппарата проводились скупо и предельно точно. Здесь же мы даем пилоту возможность свободно творить свой полет, и необычность обстановки иногда сказывается. Есть и еще кое-что, но мы пока только присматриваемся к этому явлению…
Они замолчали. Ушаков поворотом рукоятки закрыл фонарь черными щитками, оставив открытым только окно сбоку. Сверкающие звезды заглянули в него.
— Ну, можно и подремать, — сказал Ушаков, потягиваясь. — Все идет нормально…
Платон Григорьевич искоса посмотрел на него и, представив себя на секунду висящим в этом странном самолете над черной бездной, с удивлением обнаружил, что никакого ощущения страха не было. Все действительно шло нормально.
Минут через двадцать Ушаков, указав Платону Григорьевичу на высотомер, вмонтированный в приборную доску, сказал:
— Двести тысяч километров от нашей матушки Земли. Скоро будем разворачиваться…
Он взглянул вниз, где ослепительно сверкали четырнадцать цилиндров, неотступно следовавших за кораблем. Время от времени какой-либо из цилиндров окутывало облачко пара.
— Что это? Что-нибудь неисправно? — спросил Платон Григорьевич, показывая на цилиндры.
— Предохранительный клапан. На каждом цилиндре есть клапан. Цилиндры белые, великолепно отражают свет солнца, но приходится регулировать давление, — ответил Ушаков.
— Нагреваются?
— Да, и иногда очень сильно… Ну, Платон Григорьевич, начинаем поворот.
Платон Григорьевич ожидал, что Ушаков начнет сейчас какую-нибудь сложную фигуру, но вместо этого Ушаков вновь откинулся в кресле и уставился на далекие звезды.
— Начинаем… — вдруг сказал он. — Я вижу по звездам.
В кабине тревожно загудел какой-то сигнал.
— Ну, вот и сигнал поворота… Вы, Платон Григорьевич, следите за цилиндрами.
— Но они на месте… — сказал после недолгого молчания Платон Григорьевич.
— Это так кажется, на самом деле мы сейчас вошли в сферу притяжения Луны и вращаемся вместе с тяжелыми цистернами вокруг общего центра тяжести. Следите внимательно…
И вдруг в кабину хлынул яркий свет. Платон Григорьевич вначале не понял, что же произошло, но, прищурив глаза, различил за цистернами ярко освещенный диск Луны.
— Вот и завершили поворот, — облегченно сказал Ушаков. — Еще часок, и мы будем на месте. Сядем у кратера Колумба, в лунных Пиренеях. Там одна из наших постоянных баз.
— Там работает ваш Могикан?
— Да, Могикан. Кстати, зовут Могикана Дмитрий, Дмитрий Яворский. Это у него позывные такие. Мы часто в перекличке говорим просто Могикан… Сейчас дадим ему знать.
Ушаков наклонился к микрофону и раздельно сказал:
— Могикан, я Полковник. Слышишь меня? Прием…
— И слышу и вижу, — раздалось в ответ. — Увеличь торможение… На одну десятую…
— Можешь взять цистерны на себя? Прием…
— Еще рано… И давай немного восточной, ты как раз над цирком Алиацензис. Вот сейчас проходишь над ним… Беру на себя цистерны. Переключай…
Полковник притронулся к каким-то приборам на доске и тотчас же сказал в микрофон:
— Есть. Могикан, теперь они твои…
Прямо в отрогах желто-серых лунных гор Платон Григорьевич увидел такую же систему колодцев, как и на Земле. Кольцо цистерн застыло неподвижно, и вдруг один из цилиндров как бы соскользнул вниз, сразу исчезнув в тени лунного хребта. За ним второй, третий…
— Вот и все… Теперь наша очередь, — сказал Ушаков. Он вновь взялся за ручку. Каждому его движению отвечал шум тележки за спиной.
— Балласт вперед, и мы вперед, — объяснил Ушаков, — балласт назад, и мы назад… Я меняю центр тяжести аппарата, вы понимаете, Платон Григорьевич? Этого достаточно, чтобы компенсатор дал ту или иную составляющую для полета по горизонтали.
— Неужели тележка так тяжела? — спросил Платон Григорьевич.
— Она налита свинцом, Платон Григорьевич. Приходится возить за собой лишнюю тяжесть, но что поделаешь… Иду на посадку! — громко сказал он в микрофон, и тень горы накрыла самолет. Только там, куда попадал луч сильного прожектора, укрепленного над фонарем, были видны скалы, но вот раскрылось бездонное окно в глубь горы, и самолет плавно вошел в него, и побежали вдоль стен такие знакомые Платону Григорьевичу цепочки сияющих ламп.
ТАИНСТВЕННОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
В те далекие времена, когда поверхность Луны была еще достаточно пластичной, нередко случалось, что раскаленные вулканические газы в поисках выхода пробивали себе путь в толще гор. Иногда это были прямые, как жерло орудия, вертикальные колодцы, иногда искривленные зигзагообразные коридоры, отшлифованные каменными осколками, оплавленные глубинным жаром. В одной из таких разветвленных пещер и обосновалась исследовательская группа Могикана.
Пройдя вслед за Ушаковым через три или четыре бункера с постепенно повышающимся внешним давлением, Платон Григорьевич попал в узкий коридор явно искусственного происхождения. Коридор был строго прямоугольный, а не овальный, как до сих пор. На равных расстояниях друг от друга светились какие-то указатели. Ушаков остановился и, внимательно посмотрев на показания круглого вмонтированного прямо в стену прибора, поднял прозрачный щиток своего шлема. Платон Григорьевич последовал его примеру.
— Что за прибор? — спросил он.
— Не узнали? Барометр-анероид… Здесь всегда семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба, если все системы работают нормально.
Блестящая дверь из дюраля, на черной табличке — надпись: «Лаборатория химии Луны». Ушаков нажал на ручку двери, распахнул ее.
— Входите, Платон Григорьевич, — сказал он.
— Да полно, на Луне ли мы? — спросил, смеясь, Платон Григорьевич. — Если бы не ощущение необычной легкости во всем теле, ни за что не поверил бы… Но зачем табличка? Табличка на двери зачем?
— Дмитрий — человек со странностями. Педантичен до смешного.
— Он по образованию химик?
— Химик-аналитик.
— Тогда это понятно. Чистоплотность и педантичность Чугаева вошла в поговорку даже среди врачей.
Лаборатория химии Луны помещалась в просторной естественной пещере. При свете электрических ламп потолок пещеры, уходящий стрельчатой аркой куда-то далеко вверх, отливал нежно блекло-зеленым; темно-красные прожилки камня, сплетаясь на стенах, походили на прихотливый, продуманный орнамент. Внизу стояли столы, самые обыкновенные земные лабораторные столы, на полочках банки с реактивами и стекло, масса стекла… Здесь, должно быть, работало немало народу. Платон Григорьевич насчитал двадцать рабочих мест. Но сейчас комната была пуста. Ушаков приоткрыл маленькую дверь в соседнюю комнату и позвал:
— Дмитрий! Ты здесь? — и, обернувшись к Платону Григорьевичу, сказал удивленно: — Никого!
И вдруг под сводами лаборатории глухо зарокотал звонок.
— Это аврал! — обеспокоенно сказал Ушаков. — У них что-то случилось. Скорее, Платон Григорьевич, пройдемте в комнату связи.
Они вновь вышли в узкий проход, Ушаков тщательно закрыл за собой дверь. Завернув за угол, они сразу же столкнулись с низкорослым человеком в скафандре.
— Дмитрий! А мы тебя ищем! Что у тебя случилось?
— Потом, потом, — сказал Дмитрий. — Пройдите в мой кабинет. Поверь, Полковник, нет ни секунды времени.
— Придется вернуться, — сказал Полковник. — Начальство не в себе… Что же у них могло произойти?
— Здесь такая тишина, такой покой, что кажется ничего и не может произойти, — сказал Платон Григорьевич, когда они расположились в маленькой комнатке, примыкавшей к лаборатории.
— Это не совсем так, — сказал Полковник. — Конечно, здесь относительно тихо, но у Дмитрия главное хозяйство снаружи, в кратере Колумба. Там у них своеобразный «полигон» для практического испытания всего того, что рождается в этой лаборатории.
— Я думал, что они попросту изучают состав лунных пород, определяют, из чего они состоят, чем отличаются от земных…
— Нет, Платон Григорьевич, вы ошибаетесь. Дмитрий самый большой фантазер, какого я когда-либо встречал.
— А как же его педантичность?
— Она-то и придает его мечтаниям неотразимый оттенок реальности, достижимости. Он задумал сделать Луну пригодной для жизни. Создать, так сказать, «филиал Земли».
— Он и сейчас неплохо устроился, — заметил Платон Григорьевич.
— Это только начало. Оказывается, Платон Григорьевич, атмосфера вокруг Луны — дело в принципе возможное…
— Эта теория вашего Дмитрия как-то связана с устройством компенсатора, с вашими достижениями в области тяготения?
— Да, связана, — коротко подтвердил Ушаков. — Но что же у них такое?
Под сводами лаборатории раздался шум. Один за другим входили люди, люди в самой обычной земной одежде, подходили к Ушакову, здоровались с ним.
— Ну, как там на Земле? — спрашивали они Ушакова. — По радио передавали: дожди у вас там.
— Не было дождя, — сказал Платон Григорьевич.
— Нет, дождь был, — ответил Ушаков.
— Ну как же? Никакого дождя…
— Их не база интересует, а Москва, а в Москве был дождь, и сильный, — сказал Ушаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28