Чужой сигнал. Здесь это могло означать только одно. В непосредственной близости от моей базы, кто знает, может, даже на тех самых холмах, работает передатчик, по меньше мере равный моему по мощности.
Но я его поймал. Антенны вывели на него как по ниточке. Точнее — по двум. Оставалось только подождать, когда сигналы сольются на координационной сетке.
И именно тогда он прекратил передачу. Словно только того и ждал. Или же знал, что именно я делаю. Следил за каждым моим движением. И специально выжидал до последнего движения, до последней доли секунды, чтобы надо мной посмеяться.
— Бред, — проворчал я.
И успокоился.
Подумай-ка немножко. Кто может развлекаться с передатчиком, способным установить связь, скажем, с Ганимедом? Кто мог бы наткнуться именно на ту полосу частот, что зарезервированы для базы?
Некто такой существует. Знаю, что это невозможно. Но не будем принимать это всерьез. Пока.
Если мой предшественник подремал немножко, встал, сделал несколько гимнастических упражнений и решил позабавиться с аппаратурой? И думает о том, как бы уложить спать меня? Причем, на возможно длительный срок?
Нет. Запись, переданная его аппаратурой , была самой обычной. За исключением — «беседы» об охоте. Тот, кто дежурил передо мной, вошел в гибернатор, запрограммированный на шестьдесят лет. Я получил полный набор сведений. На то, чтобы перестроить компьютер и узлы связи, отладить их взаимодействие с передатчиками, не говоря уже о семантическом блоке моей аппаратуры, ему потребовалось бы не двадцать, а сотня лет. Если работать в одиночку.
Я отошел от пультов и устроился в кресле. Откинул голову на спинку и закрыл глаза.
Тишина. Теперь уже мнимая. Как среди звезд. Это ничего, что она вновь отзывается во мне тем резонансом, от которого горят леса. Теперь мне не следует ее слушаться.
Гибернатор в порядке. Сигнализация — тоже. Ни экипажи, уже удалившиеся на несколько парсеков, ни система связи с городом не имеют с этим ничего общего. Остается одно. База. Какая-то из сторожек, поджидающих своего двадцатилетия. Одна из двух.
Обе расположены не далее, чем в радиусе пятидесяти километров от гибернатора. Но не в том дело, хотя это и наверняка. Каждая выглядит иначе. Может изображать, к примеру, рощу деревьев, растущих немного теснее, чем в иных местах. Сторожку возле старой каменоломки. Или же запертый на все замки ресторанчик в парке. Притаиться над котлованом, который представляется мне прудом. Или болотцем, как то, что за стеной.
И еще в одном я уверен. Буду искать. До тех пор, пока не пройду сквозь какое-то дерево, не погружу ногу в пруд и не вытащу ее ненамоченной, не обопрусь спиной о несуществующую скалу.
Я буду искать… и сразу.
Поднялся. Щелкнул пальцами и улыбнулся стерегущему у входа автомату.
Разумеется, я буду искать. И найду. Должно быть, здорово я маялся головой, если сразу до этого не додумался.
Моя база — металлическая. Не вижу причин, по каким другие следовало выстраивать из пластика. Или из дерева. По крайней мере, их наружный панцырь. А поскольку так, то существует простенький способ. Я бы сказал: школьный.
Ферроиндукционные датчики. Достаточно двух. Запрограммированных, скажем, на пятьсот метров. Чтобы не указывали направление на город. Ни на коммуникационные линии.
Я вышел в тамбур и раскрыл квадратные дверцы склада оборудования. Вызвал автомат и распорядился принести инструменты для их монтажа. Сам же вернулся в кабину и занялся программами.
Через три четверти часа аппаратура была готова. На полу, неподалеку от выхода, покоились два небольших цилиндра с приборами управления и связи. Сами датчики занимали сравнительно немного места. Обычные стереотипные устройства, даже малоуниверсальные. На я хотел иметь свободу движений. И незанятые руки. Я решил, что раздам их автоматам, а для себя сохраню подручный дистанционный пульт. Это потребовало определенной работы. Если уж мне удастся напасть на след, то не стоит ничего пропускать. Даже существования двух баз, расположенных на расстоянии, скажем, в сто метров и лежащих на прямой линии.
Я приготовил автоматы и начал убираться. Но тут же остановился.
— Спокойной ночи, — пожелал сам себе. — Вот и все. На сегодня.
Я простоял еще с минуту, разглядывая аппаратуру, потом мотнул головой, сбросил рубашку и направился в ванную.
Надо все рассчитать. Допустим, следует торопиться. Но ведь главное мое задание — вернуться назад. В состоянии, когда можно будет все обдумать.
Было почти одиннадцать. Уже несколько часов, как снаружи наступила ночь. Здорово же меня припекло, если я совсем позабыл об этом.
* * *
Слабый ветер нес запахи весны. Уже вчера она давала о себе знать. Сегодня же ее присутствие ощущалось в каждом глотке воздуха.
Я расставил автоматы на противоположных краях поляны, перебросил излучатель на грудь и разблокировал датчики.
Поначалу ничего не происходило. Неожиданно в ручках пульта почувствовалась слабая вибрация. Линии пеленгов в окошке вытянулись и пересеклись. Поплыли цифры координат.
Я какое-то время следил за ними, после чего поднял голову и посмотрел в направлении соседнего холма, соединяющегося с моим чем-то вроде поросшей лесом лощины.
Восемьсот метров. Может, километр. Но с тем успехом — сразу же за первой грядой, там, где начинается склон.
Не спуская глаз с вытянутого, прямоугольного окошка, я заслонил его ладонью от солнца и двинулся вперед. Слева и справа, на расстоянии в тридцать метров, двигались автоматы.
Я добрался до края поляны и, не задерживаясь, углубился в заросли. Несколько минут, подняв высоко над головой руки, с пальцами, стиснувшимися на ручках пульта, я таранил чащу. Дальше пошло немного легче. Однако и этих нескольких десятков метров оказалось достаточно, чтобы я промок до ниточки. Каждая ветка сбрасывала на меня цепочку мелких капель. Там, куда не проникали солнечные лучи, царил пронизывающий холод.
Один из автоматов споткнулся, потребовалось несколько минут, прежде чем я выпутал его из переплетения высоко поднятых над землей, извивающихся корней. Он молотил по ним лишенными приспособлений манипуляторами, словно в приступе безумия. По лесу разносился оглушенный, тупой треск. Впрочем, и каждому моему движению сопутствовали звуки, похожие на старт ракеты внутри огромной кучи хвороста. Эластичный капюшон куртки не давал достаточной защиты, подбородок и щеки болели от тысячи уколов, словно от ударов ломающихся посередине шпаг.
И длилось это почти полные три четверти часа. На это время замолкли все колокола, всякое гудение. Остались только треск ветвей, напряженные, размеренные движения головы, рук, всего тела сквозь пространство, столь же пригодное для прогулок, как недра горы. Если бы не олень, а слон притаился в этих зарослях, я прошел бы под его хоботом и ничего не заметил.
Наконец впереди стало посветлее. Еще несколько отчаянных рывков тела — и чащоба внезапно отпустила меня.
Я стоял на проталине, в той замеченной сверху лощине. К вершине следующего холма вела расчищенная от деревьев дорога, напоминающая трещину в горном массиве. Она не упиралась в тупик. Как раз там, где я стоял, просека отклонялась вправо, сворачивая на русло пересохшего ручья или давнюю тропинку. Там находился город.
Так. Дорожка эта выведет меня точно к шлюзу. Постою возле дверей, послушаю, не храпит ли он во сне. Погляжу, не его ли антенны выкидывают фокусы с моими датчиками.
Если же застану его не в гибернаторе, а перед пультом управления металлическими оленями, то…
Об этом пока не будем. Сперва его надо найти.
Угловые замеры потеряли смысл. Я пропустил один автомат вперед и двинулся следом по середине просеки. Выглядела она так, словно за ней перестали следить года четыре-пять назад. Именно так она и должна была выглядеть.
Я шел, не торопясь, все еще мокрый от пота и тающего снега. Дыша полной грудью. Истыканное иголками лицо горело теперь немилосердно. Я сбросил капюшон и расстегнул воротник куртки. Да, это весна.
Я уже приближался к вершине. В перспективе просеки уже виднелись верхушки деревьев, растущих на следующем холме. Они расступались по мере моего приближения, открывая все новые участки дороги. Лес выглядел изваянным из камня. В воздухе разлилась полнейшая неподвижность. Тропинка поросла невысокой травой вперемешку со мхом. Я шел по ней почти бесшумно.
Вершина была уже рядом. Я проделал еще несколько метров, когда неожиданно, без какой-либо видимой причины удущий впереди автомат остановился. Я сделал еще шаг и тоже остановился.
Несколько секунд было тихо. Потом я услышал шорох шагов.
Некто передвигался так же тихо, как кот. Меня охватило странное чувство. Немногого не хватало, чтобы рассмеялся. Так мягко двигаются люди, которых нет.
О тишине я не думал. Сейчас не до нее. С первого же мгновения я знал, что забавы кончились. И ждал теперь чего-то такого, что рано или поздно должно было случиться. Вопреки тому, что одна эта мысль граничила с безумием. Но сознание мое еще никогда не работало так ясно, как в это мгновение.
Я уперся взглядом в продолжение просеки. Правую руку опустил на рукоять излучателя. Шаги приближались. Из-за травяного покрова, которым была покрыта вершина лесистого холма, начала подниматься худая фигура. Сперва я видел лишь верх светлого, почти белого капюшона, потом — пятно лица, рубашку…
Пилот. На этот раз он не напоминал ни причудливо остановившейся серны. Ни оленя. Безразлично, живого — или металлического. Впрочем, он об этом и не заботился. И не производил впечатления удивленного встречей со мной.
Он сделал еще несколько шагов и остановился.
Я не двинулся.
Тишина. Только сейчас я понял, что колокола смолкли. Наверно, еще несколько минут назад, только я не обратил на это внимания.
Я напрягся. Меня тревожило то, что я не мог разглядеть его глаза. Теперь же я их видел. Они были прищуренными, словно человек смотрел на солнце. Но лицо его оставалось в тени. Мне пришлось изрядно напрячь зрение, прежде чем я понял, что оно кажется таким из-за загара и щетины.
Он поднял руку и шагнул мне навстречу. Остановился, будто ожидал приглашения.
Нет там никого. Галлюцинации.
А если, все же, есть — пусть что-нибудь сделает. Подпрыгнет. Засвистит. Сделает пару замечаний о погоде.
— Ты… ты из второго двадцатилетия? — начал он.
Его голос звучал довольно тихо. Но, несмотря на это, задействовал какие-то клеточки у меня в мозгу.
— Веди к себе, — твердо заявил я. — Мне надо взглянуть на твой передатчик.
Он обошел это молчанием. Сделал неопределенное движение головой и улыбнулся. Зубы у него были белые как у волка. Я опять не видел его глаз. Невольно шевельнул стволом излучателя. Его это остановило. Не дальше, чем в десяти метрах от меня. Автоматы ждали неподвижно. Для них он был всего-навсего человеком.
Он уперся глазами в излучатель. Какое-то время рассматривал его, потом поднял голову. Его правая бровь поползла вверх. Только теперь я заметил, что он невооружен.
— Я дежурил… перед тобой, — сказал он.
Ага. Передо мной. Потом залез в гибернатор, запрограммированный на шестьдесят лет. Именно потому стоит он теперь передо мной и улыбается. Точнее — улыбался несколько секунд назад.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Гумми, — тотчас же ответил он. — Можно проще: Гум.
— Из Централи?
Он неторопливо кивнул. Словно прикидывал, не о Центре ли Генетических Исправлений я говорю.
Колокола молчали. Меня это раздражало.
— Пытался лечиться? — проворчал я. — Или рукой махнул?
Он воспринял это без протеста.
— А ты? — спросил, понизив голос.
Надо же. Это становилось интересным.
Я довольно долго молчал, внимательно разглядывая его. Теперь я уже вполне четко различал глубокие, волнистые складки у него на лбу, морщины вдоль губ, которые делали его рот выпуклым и живущим самостоятельно от остального лица. Щеки запавшие и сероватые. Лицо покрыто щетиной или — скорее — скверно выбрито. Но самым интересным были его глаза. Широко раскрытые и подернутые мутноватой пленкой. Глаза человека, который без очков не разглядит и собственную руку.
— Нет, — произнес он наконец и как бы с жалостью. Ты — нет. Ты здесь слишком недавно… Года четыре, верно? Может, пять..?
— А ты не знаешь? — ласково поинтересовался я. — Славненько, — уже другим тоном. — Прогуляемся к тебе. Побеседуем. Только сперва я хотел бы глянуть на твой передатчик.
Он вздрогнул. На мгновение мне казалось — побледнел. Но я не мог в этом поручиться. Лицо его поблескивало как вода.
— Нет, — ответил он. — Нет, если можно.
Мои пальцы вернулись на свое место на рукояти излучателя.
— Веди, — спокойно приказал я. — Недолго — понятие относительное. Может, я здесь и недавно для кого-то, вроде тебя. Но достаточно давно, чтобы нажать на спуск, если мне покажется, что я должен это сделать.
Он застыл. Напружинился. Какое-то время мерил меня глазами. Глаза его превратились в щелочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27