Догадывался, что он мне ответит. И не ошибся.
— Это для тебя комедия. А для меня и моих людей — вопрос жизни. Ты же калека. Слепец. У тебя ни глаз нет, ни носа, ни губ, ни рта, ни коры мозга, ни протеза. Преобразователи и датчики информационной аппаратуры. Единственное, на что твои пальцы способны — это нажимать на клавиши, да командовать автоматами. Ты не ощущаешь, где кончается твоя кожа и где начинается оболочка скафандра. От рассвета до заката ты существуешь в непрестанном реве толпы, среди шума машин, среди отупляющего грохота разрываемой атмосферы. Ничего ты не знаешь. Ничего.
— Да, — спокойно согласился я. — Ничего не знаю.
Я чувствовал, что через минуту, через долю секунды потеряю сознание. С меня этого и в самом деле было предостаточно.
Молодые люди, обремененные дефектами адаптационных процессов предшествующих поколений. В конце концов они добрались до своего куска пирога. Сколько таких, как они, уцелело в мире? Сто экземпляров? Пятьдесят?
И откуда они взялись? Может быть, их родители никогда не сталкивались с генной инженерией. Или они сами пережили в детстве шок, который прошел, не замеченный опекунами. Случаю было угодно, чтобы они собрались вместе. Может, в каком-нибудь заповеднике, с рюкзаками за спиной и водицей в флягах. Им было хорошо в тишине. Они вбирали ветер полной грудью, глаза устремлялись к зеленой линии горизонта, им казалось, что они глубже проникают в смысл собственного существования, что живут наконец-то полной жизнью. И когда подвернулась возможность провести в тишине то время, что отпущено человеку на дела его, они не колебались ни секунды. Бедняги. Ни одному из них не пришло в голову, что, как бы плохо не выносили они современную цивилизацию, она — одна-единственная свойственная для них среда обитания. Что любая другая окажется в сто, в тысячу раз более скверной. Хотя бы ими и оказались их собственная планета, их родной город, только лишенные движения и акустического фона. Их предки, молодежь времен кризиса цивилизации, курили марихуану. Времена изменились. Адаптация — процесс столь же упорядоченный и управляемый, как и воспитание. А недобитки неприспособленных, юноши и девушки с генетическими отклонениями, наркотизируют себя тишиной. Эти вот сделали из нее нечто наподобие божества или религии, которая вырвалась у них из-под контроля. Точно так же поступали и их предки. Хотя бы, сталкиваясь с силами природы. Творили идолов.
Да. Это лишь тишина.
Я попробовал еще одно.
— А олени? — спросил я чуть ли не шепотом. — Старательно запрограммированные автоматы, обтянутые шкурой? Куда ты их поместишь? Как-то я не заметил, чтобы вы дергали их за веревочки. Не говоря уже об изготовлении. Значит, те же самые клавиши.
— Они — из лома, — проворчал он. — А сделали мы их сами, тут. Всего восемь экземпляров. Ты же замаскировал базу.
— Я?
Да, база была замаскирована. Ее следовало выследить. Первые экземпляры они апробировали на моем предшественнике. Но не учли его впечатлительности. Уничтожил две-три штуки. Осталось ровно столько, чтобы справиться со мной. Они не транжирили свои возможности.
— А почему именно олени? — полюбопытствовал я.
И подумал:
Это голова. С ней обошлись не вполне ласково. Иначе с чего бы я стал задавать такие детские вопросы.
Это должен был быть зверь. Достаточно крупный, чтобы напугать меня, когда тот устраивал видимость атаки. Такой, чтобы обратить в бегство. Куда? На базу. На глазах у любопытствующих, которые не знали, где же ее искать. Какая-либо конструкция или человек с самого начала предупреждают, что я не один. Следствие: я начинаю действовать. Более успешно, чем после визита Гумми. Впрочем, потом им стало не до этих тонкостей. Нужда в них отпала. Наоборот. Решили заманить меня. И так, чтобы я пришел без автоматов.
— Должен признаться, — прошептал я. — Что все довольно стройно укладывается. По крайней мере, до определенного момента.
— Именно, — бросил он. И захохотал. В его голосе опять зазвучали торжествующие ноты. — До того момента, когда мы заменим программу гибернаторов. Так как же звучит пароль?
Я какое-то время шевелил губами. Попытался стиснуть кулаки, но руки потеряли чувствительность. Я почувствовал, что падаю. Земля начала вертеться вокруг меня.
— А вот этого, — выдавил я, — я не скажу тебе никогда…
Ствол у меня за спиной исчез. Я оказался в воздухе. Прорезь между слоями бинта потемнела. Это не было падением, это был полет. Достаточно длительный, чтобы возвращаться было не к чему.
9.
Я шел просекой вверх по склону. Я знал, что следует поторопиться. Решил пуститься бегством до виднеющейся на расстоянии десяти метров ветви, низко повисшей над дорогой как надломленный шлагбаум. До этого такими же пунктами отсчета были стволы буков, поросли папоротника, выступающие из почвы камни.
Я прошел мимо ветви и двигался дальше, шагая ровно и размеренно, как автомат. Боль утихла, теперь я ощущал под черепом лишь тупую, медленную пульсацию. Словно внутри моей головы дышал погибающий от жажды зверь.
Я не мог бежать. Пока еще не мог. Время от времени я поворачивал голову и прислушивался. Тишина.
По сути дела, меня нисколько не касалось, что происходило у меня за спиной. Если ноги несут меня в неспешном ритме, то не потому, что я не могу принудить их к послушанию. Я не хочу бежать. Не вижу в том необходимости.
С первого же мгновения, как сознание вернулось ко мне, я не мог отделаться от чувства безопасности. Может, причина крылась в том, что я услышал от мужчины в продранных брюках. Может, тишина обернулась ко мне новым своим ликом, вызывающим не страх, или хотя бы настороженность, а лишь сочувствие? Забавно. Ведь фактически ничего не изменилось. Я и теперь оставался животным. И когда они наконец-то меня догонят, задержу их не дольше, чем на пару минут. И на этот раз не стану ждать, чтобы они удалились, не попрощавшись.
Я шел. Шаг за шагом, как турист, влекущий рюкзак свой. Приблизился к каменной осыпи на вершине. Времени у меня было множество.
Думая о том, что произошло, я не мог провести грани между состоянием, в котором я оказался во время разговора с человеком, заплутавшим во времени, и своими реакциями после того, как пришел в себя. Не знаю, когда я сообразил, что он принес носилки или переносную койку и заходит сзади, чтобы развязать веревки. Это было чистым, ничем не подавляемым инстинктом, что я не пошевелился. Не показал, что очнулся. Менее всего я был способен тогда строить какие-либо планы. Но, несмотря на это, выжидал, не подвернется ли подходящий момент. Я его предвидел. Не мог же он транспортировать меня вместе со стволом. Об остальном не стоит вспоминать. Моя разбитая голова перестала быть головой пилота. Так же, как и мое тело.
Несмотря на это, момент возвращения сознания оказался растянутым во времени до парадоксальных размеров. Если говорить честно, то еще и сейчас я передвигался как во сне. Достаточно обратить внимание на то, что со мной вытворяют мои же собственные ноги.
Я побежал. И сразу же услышал их за собой. Не так далеко, как мне хотелось бы. Стало любопытно: в полном ли они составе? Скорее, нет. В любом случае, тот, с кем я беседовал, не может сказать, что я остался у него в долгу.
Подошвы ботинок прилипают к промерзшему грунту как магниты. Оторвать их становится невозможным. При каждом очередном прыжке я задерживаюсь на несколько секунд. Передо мной темнеет массив купола, обратившегося камнями. Выше — чистое, почти фиолетовое небо и первые звезды. Смеркается. А те уже близко.
Я всем телом рванулся вперед. Молотил руками и ногами, как пловец, затягиваемый в водоворот. Боль из-под черепа сказывалась по позвоночнику, растекалась, охватывала все тело. Об этом я не думал.
Я дернулся сильнее и упал лицом на землю. Вскочил. Сделал еще два шага. И со всего маху рухнул в углубление перед входом. Нашарил замок. Заполз внутрь, захлопнул дверь. И во второй раз за одни сутки потерял сознание.
На этот раз не дольше, чем на три минуты.
Это не только голова, — мелькнуло у меня. Это и тишина. И нервы. Знаю об этом. И рассуждаю ясно, как никогда.
Если так, то не следует ждать, пока они сюда доберутся.
Я улыбнулся. Почувствовал кровь на уголках губ. Поднялся и потянулся к нагрудному карману. Мои пальцы выполнили несколько быстрых, отчаянных движений и замерли.
Карман был пуст. Универсальный передатчик, единственное устройство, обеспечивающее мне связь с автоматами, остался в кустах.
Я опомнился в долю секунды. Почувствовал, как всего заливает холодный пот. Бросился к выходу. Рванул дверь — и в то же мгновение мне в лицо ударил столб яркого света. Словно еще в своей чашеобразной долинке они запаслись прожектором именно для этого мгновения.
Я отшатнулся. Без автоматов я ничего не значил. Немногим больше, чем два часа назад, когда был привязан к дереву. Другое дело, если бы я и в самом деле запрограммировал их на пароль. Но даже в тот момент я не мог думать об этом серьезно.
Что-то вонзилось в землю возле меня. Не очень близко. Начинают, скорее, с примитивного, — успел я подумать. Можно даже сказать, тактичного. Но скоро потеряют терпение. А что бы они не пожелали сделать, я не в том положении, чтобы им помешать.
Я запер дверь. Не спуская глаз с замка, отступил на середину кабины.
Минуточку. Не столь важно, запрограммировал ли я автоматы на самом деле. В счет идет лишь то, что именно они думают. Пароль — это неплохая идея. Дает мне шанс. Вроде, о передатчике они не знают. В ином случае никто не стал бы беседовать со мной под деревом.
Я вновь метнулся к выходу. Остановился в дверях и подождал, пока они направят на меня свет. И тогда только, стараясь владеть голосом, громко произнес:
— Автоматы!
Ответило молчание. Секунда, две. Свет погас. Лес погрузился в тишину.
— Автоматы! — повторил я вызов. Они уже должны быть здесь. Если я намерен их убедить, что отдаю непосредственные приказания.
— Полная блокада, — распорядился я, достаточно громко, чтобы меня можно было слышать. — Поражение движущихся целей в радиусе пятидесяти метров от базы, — проскандировал я. — Блокада безопасности аннулируется. — Последнюю фразу я повторил дважды. Замолчал, сделал два шага вперед. Но больше предпочитал не рисковать.
В зарослях даже ветка не треснула.
Я простоял минуту, может, полторы. Если бы я знал, где их искать, то все уладил бы за один раз. Но что поделаешь, если я не имел уверенности даже в том, где находятся автоматы. Так, чтобы отыскать их в темноте. Могло получиться, что вместо того, чтобы нащупать корпус с антеннами, я ухвачу одного из этой шестерки за бороду. Игра в кошки-мышки могла мне дорого обойтись. И не только мне.
Я вернулся в тамбур. Запер за собой двери и только теперь лихорадочно взялся за дело.
До утра они оставят меня в покое. Даже, если что-то и подозревают, то проверить не решатся. Ошибаться им тоже не хочется.
В складской каморке я нашел запасную куртку с комплектом аппаратуры. Разделся, поправил перевязку и принялся мудрить над программой передатчика.
* * *
Кончался второй. До рассвета оставалось недолго. Четыре системы были замкнуты целиком. Достаточно. Когда я открою двери, автоматы станут послушными, как барашки. И я закончу дело с этими… с этими лесными людьми, которые не пожелали отправиться спать, которые нарушили свою лояльность Земле.
Я потянулся, поднял голову и заметил полыхающий над пультом резкий, ярко-голубой сигнал вызова. Руки у меня опустились. Какое-то время я переводил глаза с экранов на разложенное на полу оборудование. Этого сообщения я не ждал. Но и теперь я в первую очередь оставался пилотом.
Сорвался как на пружине. Двумя прыжками оказался в кресле и врубил звук. Выждал немного и подключил динамики.
Пустота. Потрескивание, смешивающиеся с прерывистым сигналом телеметрии. Потом что-то треснуло и настала тишина. Секундой позже в кабинете зазвучал спокойной мужской голос. Заполнил собой весь купол, словно говорил кто-то, находящийся внутри, использующий мощный усилитель.
— «Генотип» и «Фотосфера» ко всем кораблям Централи. Пилоты Монк и Родин на непосредственном курсе чужой космической станции. Расстояние: двадцать милипарсеков. Химический состав: литий, кремний, аллюминий, хлор…
Я перестал слушать. Перечень был долгим. После знакомых наименований следовали цифровые показатели. Это дело для специалистов.
«Фотосфера» и «Генотип». Я не знал этих кораблей. Так же, как и большую часть остальных. Когда они строили флот, меня здесь не было. С Родиным я кончал последний курс. Постарался припомнить его лицо. Задумался и… очнулся.
Они проделали две трети пути. И нашли. Нашли то, о чем мечтал любой из нас с того возраста, как научился читать. То, что заставило всех нас, сколько бы нас ни было, пойти на работу в Центр Дальних Полетов.
Не имеет значения, станция ли это с экипажем или просто зонд. Не так. Это тоже важно. Точнее, станет важно чуть позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27