— Никаких глупостей, — собственный голос показался незнакомым. — Спать ты будешь один. Не так, как он. Если это правда, что он вообще тут был. Что там существует эта заросшая просека.
— Об этом уже говорили, — возразил я.
И пожал плечами.
— Верно, — согласился. — Хватит на эту тему. Что же наверняка, то ты можешь обеспечить себе исключительное право на эти колокола. За это ты заплатил. И немало, как кажется. А как ты это сделаешь — пораскинь головой. Ты прав. Пока об этом говорить не стоит. Довольно.
Я прижал ладони к вискам. И продолжал их так какое-то время, словно поджидая, пока заживут ободранные места.
* * *
Он пришел на четвертый день, в полдень. Я стоял согнувшись, повернувшись спиной к поляне, меняя ленту в регистрирующем автомате. Услышал сигнал и сразу же после этого его оклик. Он закричал «человек идет» или что-то в таком духе.
Я распрямился, захлопнул крышку, проверил работу и только потом обернулся.
Он стоял на краю поляны, сильно наклонившись вперед. Его ноги скрывал подлесок. Словно в силки попал. Лицо повернул в мою сторону. Но не кричал больше. Ждал.
Я осмотрелся. Ни один из автоматов не изменил положения. Если бы какой-нибудь зверь пытался подобраться со стороны леса, я услышал бы его на километровом расстоянии. Не говоря уж о человеке. За просекой наблюдали два автомата. Снабженные набором датчиков и излучателями. Только птица могла бы явиться для них неожиданностью. Или что-то такое, что могло не хуже птицы пользоваться воздухом.
Гумми, кем бы он ни был, уж наверняка не походил на птицу. Когда он выбрался наконец на полянку и пошел мне навстречу, его неторопливые, тяжелые шаги звучали как удары. Но ведь до этого-то он двигался так, словно умел проходить сквозь деревья. И парить в нескольких сантиметрах над землей.
Я, не пускаясь в разговоры, направился к тамбуру. Допустил его на расстояние шага в три и внимательно рассмотрел. На нем был легкий комбинезон, словно он намеревался сделать небольшую пробежку. На плечи накинул куртку, но не такую, чтобы под ней можно было что-то спрятать. Карманы не оттопыривались. Странно, что он разгуливает по лесу без оружия. Если это именно его запись предупреждала меня насчет… зверушек.
Я вошел первый. Остановился в проходе и продолжал. Он закрыл за собой дверь. Ловко, без всяких выкрутасов. Только тогда я повернулся и прошел в кабину. Остановился возле экранов, указал на кресло.
— Я пришел, — сообщил он, садясь.
— Вижу, — отрезал я.
Мы довольно долго молчали.
— Мне остаться? — наконец спросил он.
— Навсегда?
Он улыбнулся. Выглядел немного лучше, чем тогда, при первой встрече. И стал как бы немножко менее исхудавшим. Побрился. Глаза ожили. И только вокруг них, особенно при припухшим векам была заметна усталость.
— Лучше жить самому по себе… — негромко сказал он.
— Короче. — подхватил я. — Кому как не тебе это знать. Что до меня, то я сразу, с самого начала — сам по себе. Можешь поверить на слово… А почему, собственно, — я сменил тему, — ты не построил другой гибернатор, для себя? Опыта не хватило? Автоматы скопируют конструкцию, имеющуюся на базе, тебе даже не придется аппаратуру рассчитывать. Или, — добавил я с нажимом, — ты для того и остался, чтобы именно с той, первой аппаратуры глаз не спускать? Решил, что миллионы возле города, работенка как раз для меня, а твоя девушка заслуживает чего-то большего?
Он ответил на это молчанием. Отвернулся и принялся разглядывать экраны. Словно забыл, о чем я говорил. Но все-таки отозвался в конце концов, с явным усилием:
— Я об этом не подумал…
Оставалось только рассмеяться.
— Скажи уж просто, — небрежно обронил я, — что спать тебе расхотелось. Тебе захотелось пожить одному. Что бы позабыть, как это — когда тишину слушают вдвоем. В это, на худой конец, я бы еще мог поверить. Но тебя ведь это не волнует, верно? Иначе ты выдумал бы что-нибудь немножко менее невероятное. Короче, — рявкнул я, — говори, что тебе нужно?! Из-за чего ты ждал меня возле базы? Зачем пришел? Но отвечай так, чтобы мне не пришлось переспрашивать. Я этого не выношу. Ну?!
Он заколебался. Взглянул на меня исподлобья. Бесшумно пошевелил губами и сместился ближе к креслу. Словно хотел, чтобы я оказался рядом, если в том окажется необходимость.
— Не понимаю, — начал он. — Это ведь ты шел туда…
— Не расслышал? — перебил я. — Тебе следует отвечать коротко.
— И честно?! — добавил он.
Я подтвердил:
— И честно.
Он наклонился на несколько сантиметров. Спинка кресла послушно последовало за его спиной. Он наклонил голову так, что подбородком касался кармашков на груди. Мгновение я надеялся, что он что-либо предпримет. Ждал этого. Тогда сразу несколько оказались бы решенными.
Он сидел так, словно стрела, пошедшая вслед за тетивой, после чего руки его расслабились. Он обмяк в кресле и отвернул голову. Но голос его прозвучал твердо:
— Как угодно, — заявил он. — Я ничего не хочу. — И тут же добавил с нажимом: — Пока.
Я кивнул.
— Это я понял, — ответил ему спокойно. — В такое можем и сыграть. Остается вопрос: на что. Например: что для тебя означает: «Пока»?
Он довольно долго молчал, потом передернул плечами и пробормотал что-то, чего я не разобрал.
— В такие игры я не играю, — заявил я.
Он повернулся ко мне лицом. Глаза превратились в щелки. Снова. Вот таким он мне нравился. Он дыхал быстро, но не слишком быстро. Его тело едва заметно вздрогнуло.
— Предупрежу тебя, — выдавил он. — Могу обещать только это. У тебя осталось время…
— При условии, — негромко добавил я, — что я не замечу этого… предупреждения, верно?
Его лицо подобрело.
— Жаль, — печально произнес он, — что мы раньше не познакомились, пока все это не началось. Мне кажется, мы могли бы друг друга понять…
Я согласно кивнул.
— Жаль. Это даже странно. Если, как ты говоришь, ты из Центра…
Он напрягся. Может, впрочем, мне только показалось.
Развлечения близились к концу. Таким образом можно переговариваться сутками, но так ни к чему и не прийти. Мы поняли это одновременно.
— Ты думаешь, — произнес он, растягивая слоги, — что ты один имеешь право задавать вопросы? Ты на дежурстве, верно. Но несешь-то ты его после меня. Что тебе надо было на соседнем холме?
— Оленей, — быстро ответил я. — Ты спугнул мне стадо. Случайно не заметил, куда они побежали?
Он поднялся. Я невольно отступил назад. Коснулся спиной стены. Стало холодно.
Он прошел в противоположную часть кабины и остановился. Взгляд его скользнул по дверце в нишу гибернатора, по пульту диагностической системы, по выводам стимулятора. Сместился в направлении главного экрана и без всякого интереса остановился на нем.
Он нес дежурство передо мной. Отлично. Но теперь ведь я его несу. До определенной степени я согласен не обращать внимания на его присутствие. Если решить, что я и в самом деле должен знать, что он здесь делает. Но не больше.
Не прошли мимо его внимания и показания индикаторов. Он провел кончиками пальцев по поверхности пульта, словно проверил, нет ли на нем пыли, и двинулся дальше. Через какое-то время я услышал шипение. Это он насвистывал сквозь зубы. Какое-то время я пытался уловить хоть намек на какую-либо знакомую мелодию. Ничего не вышло. Наверно, он сам не соображал, что делает. Или же это относилось к его репертуару? К повседневной игре с тишиной?
Он ускорил шаги. Кружил возле стола, высоко поднимая ноги и мелькая в воздухе подошвами. Раскачивался взад и вперед, покачивая головой в такт.
Я стоял неподвижно, очарованный. Неподдельный средневековый шаман, впадающий в транс.
Он перестал насвистывать. Какое-то время вел себя тихо, потом зажмурил глаза и раскрыл рот, словно намереваясь закричать. Но издал только пронзительный шепот, словно ребенок, имитирующий работу ракетных двигателей. Прежде, чем я понял, что происходит, я услышал собственный голос. Я отвечал ему. Ноги мои двигались.
Я стартовал. И сумел отправить одновременно пять кораблей, а не два. Редко случалось, чтобы через тридцать секунд полета они все еще издавали какие-то звуки.
Стиснул зубы. Шипение перешло в громкий, вибрирующий шум. Легкие мои превратились в дюзы, изрыгающие столбы газа. Я выстреливал из себя в тишину. И не только из себя. Изо всей базы, стены которой пропитались ей за долгие последние годы.
Он заговорил. Отрывистые, ничего не значащие слова, лишенные какой-либо связи. Подключил к креслу. Перегнулся на животе через подлокотник, взмахивая руками, словно плыл. Я понял, что он выбрался наружу корабля, все всех и всяческих орбит. Крикнул ему о том. Попытался симитировать акустический пеленгационный сигнал. Но остался возле стены. Мне достаточно было голоса. Я повторял про себя последнее курсовое задание, смысл которого до меня не доходил, но это не мешало мне ощущать небывалое чувство легкости. Я сделался лишенным веса, казалось, я мог бы не хуже Гумми плавать по воздуху.
Это был подлинный полет. Я взялся за управление и принялся насвистывать, как обычно после последнего сообщения со стартового поля. У меня была своя излюбленная мелодия. Трудно даже сказать — излюбленная. Просто мелодия, которую я услышал когда-то и по непонятным причинам запомнил нехитрый ее мотивчик.
Он принял мой ритм. С минуту прислушивался, потом подтянул фальшивым вторым голосом. Оторвался от кресла и начал кружить по кабине, прихлопывая в ладоши. В воздухе жили только наши вопли. Его и мои. Ничего больше.
Меня охватила чистая, теплая радость. Я развел руки и промчался вдоль стены, отскакивая от нее, как испорченный автомат, скатывающийся по откосному туннелю. Сделалось тепло, даже жарко. Я уже не кричал. Я напевал дурацкую, старинную песенку, которая уже много лет была распространена в Централи и считалась чем-то вроде гимна пилотов дальних трасс.
Огни в пустоте, звезды, с которыми ты возвращаешься на Землю, голубые материки и прочая подобная сентиментальщина. Он тут же подхватил ее. Так мне по крайней мере показалось. Когда я посматривал на него, он внимательно глядел на меня и повторял отдельные слова. Глаза его блестели как в лихорадке. И он по-прежнему фальшивил.
Я почувствовал, что перестаю улыбаться. Лицо становилось чужим и жестким. Удерживая равновесие, я прижался спиной к стенке. Правой рукой задел за полку, на которой лежал излучатель. Темный, угловатый инструмент с грохотом упал к моим ногам и откатился на середину кабины.
Гумми замер. Застыл в невероятной позе, выгнувшись назад, с вытянутыми над головой руками. Впился глазами в пол, в двух шагах перед носками своих ботинок. У меня создалось впечатление, что он с удовольствием смотрел бы в другую сторону, но не может. Медленно опустил руки. Его тело вернулось в вертикальное положение, потом начало постепенно крениться вперед. Он упал на одно колено. Двигался словно в замедленном фильме. Рот его так и оставался открытым, но я не слышал даже его дыхания. Он еще сильнее подался вперед. Его правая рука сместилась. Несколько сантиметров. Еще несколько.
Хватало трех быстрых шагов. Я поставил левую ногу на излучатель. Правую чуть выставил вперед, как раз под его лицо. Я не смотрел под ноги. Я смотрел, пока он поднимет голову.
Шли секунды. Его рука оставалась без движения, подвешенная в нескольких сантиметрах над полом. Если бы он распрямил пальцы, то мог бы коснуться поверхности кобуры излучателя. Но его рука продолжала оставаться сжатой в кулак. Впрочем, и так бы ничего у него не вышло. Голоса перестали быть для меня необходимостью. Я ждал.
И услышал в конце концов звук, словно кто-то вырвал нипель из не очень сильно накачанного мяча. Он подтянул под себя ноги и уселся. Взглянул на меня снизу вверх.
Его вспотевшее лицо могло бы надолго запомниться, если бы он еще смог улыбнуться. В глазах застыло удивление. Может — вопрос. Но ответ мог дать только он сам же.
— Мне пора, — прохрипел он, не поднимаясь
— Пора, — согласился я.
И еще тридцать секунд прошло.
Не спуская с меня глаз, он начал собираться. Не спеша. Поскольку иначе не мог. Распрямил ноги, словно они были изготовлены из толстых стальных прутьев. Качнулся. Отступил на пару шагов, ударившись о край пульта.
— Это было… глупо, — пробормотал.
Я кивнул. Что бы он не подразумевал, я не мог с ним не согласиться. Да и не хотел.
— Я могу… идти? — спросил он едва слышно.
— На здоровье, — я мотнул головой в направлении тамбура.
Он еще какое-то время разглядывал меня, потом прикусил нижнюю губу, уперся глазами в дверь, ведущую наружу, и двинулся вперед. Голову он держал напряженной и слегка откинутой назад, словно нащупывал направление выставленным вперед подбородком.
Шаги стихли. Я поглядел в направлении дверей. Он стоял, опершись плечом о косяк, и глядел на меня. Не производил впечатления довольного собой. Словно он или позабыл о чем-то важном, или упустил тот единственный момент, когда мог бы уладить дело, не оставляющее его в покое уже который год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27