Сразу же пошел на завод. Женат. Один ребенок — сын Толя, шесть месяцев.
Солнцев и секретарь парткома переглянулись и засмеялись.
— Я так и думал, — сказал Солнцев.
— А чего вы хотели? — пожал плечами секретарь. — рабочая косточка.
Тем не менее, разговор получился долгим и обстоятельным. Солнцев задавал вопросы, уточняя скупые данные анкеты, которую Бабуш заполнял при поступлении: какие награды, за что награжден, где конкретно воевал, получал ли предложение стать кадровым офицером.
— Получал, — сказал Бабуш. — Но не остался. Домой хотелось.
— Немецким языком владеете? — спросил Солнцев.
— В объеме школьного курса, — усмехнулся Бабуш. — Ну и потом в окопах навтыкался, да и в Восточной Пруссии подучился самую малость.
Он прищурясь оглядел Солнцева и неожиданно спросил его:
— Вы из МГБ?
Солнцев и секретарь парткома вновь обменялись короткими взглядами.
— Почему ты так решил? — спокойно спросил Солнцев,
— Вопросы специфические, — сказал Бабуш. — Я в разведроте не один день пробыл. Угадал?
— Угадал, — в тон ему отозвался собеседник. — Значит, и предупреждать тебя не надо?
— Язык за зубами держать? — поинтересовался Бабуш. — Не надо. Только вы зря на меня время тратите, не шпион я и не военный преступник.
— Конечно, — без улыбки сказал Солнцев. — Вы — язва, Александр Николаевич. И чересчур догадливы. Значит, чего сослуживцам сказать, сами придумаете. А еще через месяц Бабуша вызвали в райком партии.
Милиционер на вахте спросил, куда он идет, выслушав Александра, обстоятельно разъяснил, где находится кабинет. В приемной, куда Бабуш попал, уже сидели с напряженными лицами несколько человек. Казалось, что они обдумывают ответы на вопросы, которые им будут задавать.
Бабуш принял независимый вид и сел на свободный стул.
Однако долго ему сидеть не пришлось,
— Бабуш Александр Николаевич здесь? — спросила вышедшая в приемную женщина.
Бабуш встал.
— Проходите, — сказала женщина.
Бабуш вошел в кабинет. В кабинете буквой «Т» стояли столы. За малым столом сидел среднего роста худощавый человек с утомленным лицом. Он был в белой рубахе с завернутыми рукавами. Это был первый секретарь. За длинным столом, накрытым зеленым сукном, сидели десятка полтора людей, которые внимательно смотрели на Бабуша, Александру вдруг стало холодно и неуютно. Захотелось сжаться и стать маленьким, лишь бы избежать столь пристального внимания сидящих в кабинете людей.
Тишина повисла в накуренной комнате.
— Товарищ Бабуш, — сказал секретарь райкома. — Как вы относитесь к рекомендации партии о направлении вас на работу в МГБ?
Бабуш вздрогнул.
Три десятка глаз пронизывали его.
— Как коммунист отношусь положительно, — сказал Александр и торопливо добавил: — Вот только не уверен, справлюсь ли. И потом, я ведь работаю на заводе, на хорошем счету там… — Он сам не понимал, что говорил. Перед глазами у Александра все расплывалось, мысли бились в голове.
С органами Александр дел никогда не имел, один раз только и наблюдал за их работой, когда ночью тридцать девятого арестовывали его соседа дядю Колю Мирошникова, а отца с матерью пригласили понятыми для производства обыска. Александр помнил, как люди в форме и гражданской одежде прямо в обуви ходили по свежевымытому полу коридора, курили на кухне, где сидел бледный и неестественно спокойный сосед, а потом, дав подписать матери и отцу какие-то бумаги, уехали и увезли с собой Мирошникова. Как оказалось — навсегда.
— Вы хотите лишиться партийного билета? — откуда-то издалека раздался спокойный голос.
— Вы меня неправильно поняли. — Бабуш облизал пересохшие губы. — Партбилет мне вручали в окопе… Сомнения у меня, товарищи, не справлюсь я с этой работой.
— Все сомневаются, — с легкой усмешкой сказал первый секретарь. — Я повторяю вопрос, как вы относитесь к рекомендации партии?
— Согласен, — сказал Бабуш обреченно.
— Какие будут мнения у членов бюро? — спросил секретарь райкома.
Сидящие в кабинете люди зашевелились, зашептались, потом закивали и снова уставились на Бабуша, но теперь уже разглядывая его по-другому — как человека, который уже почти вошел в круг особых людей, в ту самую организацию, которой одни боялись и которой другие восхищались.
Прошло немного времени, и Александр Бабуш стал оперуполномоченным УМГБ по Свердловской области. Самым ярким воспоминанием первого года были шестимесячные курсы в школе госбезопасности. Да еще, пожалуй, выявление полицая, который, боясь возмездия, уехал с Украины и поселился в глухой уральской деревушке.
Бабуш получил квартиру в знаменитом Доме чекистов, Расположенном в самом центре Свердловска. Дом занимал целый квартал и состоял из четырех секций, составляющих четырехугольник с зеленым двориком. В каждой секции был свой выход, но начальство посчитало, что при таких условиях не соблюдается режим безопасности. Поэтому три чугунные кованые арки намертво заварили, а у четвертой поставили будочку, в которой постоянно дежурил сержант с синими погонами. Сержант этот за место свое держался истово, и это было понятно: более спокойное место в Свердловске было трудно найти, поэтому документы у входящих во двор сержант проверял внимательно, не обращая внимания на то, что многих жильцов он уже знал в лицо и, приветствуя их, называл по имени-отчеству.
В Свердловске об этом доме ходили разные неприятные слухи. Особенно о жильцах, которые в доме жили до тридцать седьмого года. Но Бабуш этим слухам не верил. Обеспечение государственной безопасности — дело секретное, мало ли куда люди уезжают, быть не могло, чтобы довоенных чекистов просто расстреляли, а уж поверить в то, что люди, оберегавшие государство от заговоров, сами в таком же заговоре участвовали, было совсем невозможно. Честно говоря, тем самым Бабуш просто прятал голову в песок. Как страус. Перед войной ведь не только Ежова расстреляли, но и многих из тех, кто с ним вместе работал. Но ведь если подходить к этому щекотливому вопросу с другой стороны, можно было бы отметить, что перед войной и многих посаженных людей выпустили. Как оказалось, посадили их без особой вины, просто рвение ненужное проявлено было, перестарался Николай Иванович, слишком многих своими стальными ежовыми рукавицами ухватил. Вот товарищ Сталин его и поправил.
Александр Бабуш уже привык, что отпуска у сотрудников МГБ случаются чаще зимой. С путевками проблем не было: когда на Урале трещали морозы, можно было спокойно отдохнуть в санатории Девятого управления на черноморском побережье или вообще полакомиться дынями и арбузами в Ашхабаде или Ташкенте. Правда, в Ашхабад после сорок восьмого года ехать не стоило. В октябре сорок восьмого Бабуш побывал там в командировке и вернулся совершенно потрясенным. Землетрясение не пощадило города, он выглядел так, словно армада бомбардировщиков бомбила его ежедневно не меньше месяца. Трупы погибших быстро разлагались в южном климате, поэтому группам военных и спасателей приходилось работать в противогазах. Милиция ловила бежавших уголовников, которые пытались уйти в Иран. За городом интенсивно копали братские могилы. Страшна была смерть рабочих на бутылочном заводе — эти люди были заживо сожжены выплеснувшимся из печей расплавленным стеклом. Техники было мало, и могилы копали лопатами несколько тысяч военнослужащих. Все это походило на ад, и в этом аду Бабуш и его товарищи обеспечивали сохранность секретных дел республиканского министерства государственной безопасности и его секретных структурных подразделений, расположенных в черте города. Они раскапывали развалины, извлекая покалеченные сейфы, отсортировывали из мусора бумаги с грифом «секретно», а в это время мимо проходили «ЗиСы» и «студебеккеры», чьи кузова были набиты трупами. Этот месяц своей работы Александр Бабуш всегда вспоминал с ужасом. По ночам они патрулировали городские развалины, ловили мародеров. С мародерами не церемонились, их расстреливали на месте. Именно там впервые в своей новой жизни Александр. Бабуш убил человека. Зто было на развалинах ашхабадских государственных складов неприкосновенного запаса, где пахло горелым зерном и паленым мясом. Майор Худабергенов, бывший за старшего, скороговоркой зачитал постановление и кивнул Бабушу. «Давай!» Александр расстегнул непослушную кобуру и достал ставший тяжелым «ТТ». Задержанный стоял у остатка кирпичной стены, острым клыком взрезающимся в темное небо, и его высвечивали фонарики патруля. Бабуш поднял пистолет, еще не представляя, как он будет стрелять в задержанного. Задержанный опустился на колени и что-то тонко закричал по-туркменски. «Давай! — прошипел Худабергенов. — Чего ты возишься? Он хоть и плохой, а все-таки человек!» Странно, но эти слова словно бы подстегнули Александра. Сухо щелкнул выстрел. Задержанный замолчал, потом медленно упал лицом вниз. «Хоп, мужики, — сказал майор Худабергенов. — Быстренько, пока еще не потек, закиньте его в грузовик. — И хлопнул бледного Бабуша по плечу. — Не бледней, привыкнешь!» А потом они обеспечивали режим секретности сведений об ашхабадском землетрясении. Бабуш не понимал, зачем это делается, но искренне полагал, что людям незачем знать все эти ужасы, люди должны спать спокойно, а не просыпаться в поту из-за того, что стены их домов внезапно дрогнули от далекого и безопасного удара молнии и грома.
На этот раз Бабуша не манили южные санатории, они с женой собирались в Ленинград, но поездке не суждено было состояться, как и отпуску Бабуша. При этом задание, полученное лейтенантом, особой конкретностью не отличалось и даже несколько ставило его в тупик. Что значит выехать в район области для сбора оперативной информации? Какую информацию и о чем необходимо собирать? В какой район выезжать? Не мог же Бабуш выехать в любой район по собственному желанию? Самостоятельность в его службе исключалась.
Бабуш терялся в догадках и потому ходил мрачным.
Начальники разводили руками и призывали ждать. Ожидалось, что в область приедут чины из союзного министерства. В общем, по принципу: вот приедет барин, барин всех рассудит.
В ожидании Бабуш сел писать справку по Верхнетагильским подземельям, которыми он занимался последние пять месяцев. Оперативно-наблюдательное дело по этим подземельям называлось «Паучок».
Люди, попадающие на Урал в первый раз, немало удивляются парности уральских городов. Если нашел на карте, скажем, Верхнюю Салду, можешь не сомневаться, есть на карте и Нижняя. Если имеется Нижний Тагил, смотри внимательнее и ищи Верхний. Североуральску соответствует Южноуральск. А уж населенных пунктов помельче с повторяющимися названиями пруд пруди.
Верхний Тагил, притаившийся среди светлых Уральских гор, в далекие времена приглянулся заводчикам Демидовым. А старые люди не зря говорили: где Демидовы, там ищи тайные подземелья, обязательно найдешь. Ну, была такая страстишка у людей, любили они хорониться от постороннего взгляда, тем более что хоронить им многое надо было. Документации по демидовским заводам, что построены были в Верхнем Тагиле, не сохранилось. Пожар середины девятнадцатого века уничтожил контору, а с ней и весь заводской архив, включая многочисленные чертежи.
В годы гражданской войны архивами интересовались белые, но и они не многого достигли — сохранившиеся после пожара остатки заводского архива бесследно исчезли, а живых свидетелей к тому времени не осталось.
Однако легенды гласили, что был подземный ход на господствующую над окрестностью высотку, которую называли в народе Теплой горой. Тайна эта госбезопасность не особо вроде бы должна была волновать, поэтому Бабуш даже огорчился, получив от начальства подобное задание. Подумалось даже, что начальство убедилось в никчемности молодого оперативника, вот и поручило ему задачу, далекую от разных государственных секретов.
Это какой же объем работ надо было выполнить, чтобы пробить туннель в скальных породах и оборудовать его бесчисленными лестничными подъемами и спусками? Быть того не могло, кайлом да киркой с такой задачей справится было невозможно, а экскаваторов и отбойных молотков в демидовские времена не было. Так думал Бабуш, приступая к исследованиям.
Каково же было его изумление, когда в Пермском архиве он нашел записки члена архивной комиссии Воеводина, датированные концом девятнадцатого века. Воеводин подтверждал наличие подземелий под Теплой горой, более того, в свое время Верхний Тагил был центром уральского раскола. Теплая гора называлась еще, оказывается, горой старческих могил, и в ней имелись старообрядческие скиты, куда для поклонения могилам старцев приходили издалека странники. Пришлось лезть в архивы, чтобы получить сведения о старообрядческих скитах. Раскольничьи скиты на Урале были двух видов — или избушки, поставленные где-нибудь в глухомани, а еще лучше — на окруженном болотами острове, или разветвленные подземелья, соединенные внутри туннелями и имеющие общий вход в виде длинной штольни колодезного типа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Солнцев и секретарь парткома переглянулись и засмеялись.
— Я так и думал, — сказал Солнцев.
— А чего вы хотели? — пожал плечами секретарь. — рабочая косточка.
Тем не менее, разговор получился долгим и обстоятельным. Солнцев задавал вопросы, уточняя скупые данные анкеты, которую Бабуш заполнял при поступлении: какие награды, за что награжден, где конкретно воевал, получал ли предложение стать кадровым офицером.
— Получал, — сказал Бабуш. — Но не остался. Домой хотелось.
— Немецким языком владеете? — спросил Солнцев.
— В объеме школьного курса, — усмехнулся Бабуш. — Ну и потом в окопах навтыкался, да и в Восточной Пруссии подучился самую малость.
Он прищурясь оглядел Солнцева и неожиданно спросил его:
— Вы из МГБ?
Солнцев и секретарь парткома вновь обменялись короткими взглядами.
— Почему ты так решил? — спокойно спросил Солнцев,
— Вопросы специфические, — сказал Бабуш. — Я в разведроте не один день пробыл. Угадал?
— Угадал, — в тон ему отозвался собеседник. — Значит, и предупреждать тебя не надо?
— Язык за зубами держать? — поинтересовался Бабуш. — Не надо. Только вы зря на меня время тратите, не шпион я и не военный преступник.
— Конечно, — без улыбки сказал Солнцев. — Вы — язва, Александр Николаевич. И чересчур догадливы. Значит, чего сослуживцам сказать, сами придумаете. А еще через месяц Бабуша вызвали в райком партии.
Милиционер на вахте спросил, куда он идет, выслушав Александра, обстоятельно разъяснил, где находится кабинет. В приемной, куда Бабуш попал, уже сидели с напряженными лицами несколько человек. Казалось, что они обдумывают ответы на вопросы, которые им будут задавать.
Бабуш принял независимый вид и сел на свободный стул.
Однако долго ему сидеть не пришлось,
— Бабуш Александр Николаевич здесь? — спросила вышедшая в приемную женщина.
Бабуш встал.
— Проходите, — сказала женщина.
Бабуш вошел в кабинет. В кабинете буквой «Т» стояли столы. За малым столом сидел среднего роста худощавый человек с утомленным лицом. Он был в белой рубахе с завернутыми рукавами. Это был первый секретарь. За длинным столом, накрытым зеленым сукном, сидели десятка полтора людей, которые внимательно смотрели на Бабуша, Александру вдруг стало холодно и неуютно. Захотелось сжаться и стать маленьким, лишь бы избежать столь пристального внимания сидящих в кабинете людей.
Тишина повисла в накуренной комнате.
— Товарищ Бабуш, — сказал секретарь райкома. — Как вы относитесь к рекомендации партии о направлении вас на работу в МГБ?
Бабуш вздрогнул.
Три десятка глаз пронизывали его.
— Как коммунист отношусь положительно, — сказал Александр и торопливо добавил: — Вот только не уверен, справлюсь ли. И потом, я ведь работаю на заводе, на хорошем счету там… — Он сам не понимал, что говорил. Перед глазами у Александра все расплывалось, мысли бились в голове.
С органами Александр дел никогда не имел, один раз только и наблюдал за их работой, когда ночью тридцать девятого арестовывали его соседа дядю Колю Мирошникова, а отца с матерью пригласили понятыми для производства обыска. Александр помнил, как люди в форме и гражданской одежде прямо в обуви ходили по свежевымытому полу коридора, курили на кухне, где сидел бледный и неестественно спокойный сосед, а потом, дав подписать матери и отцу какие-то бумаги, уехали и увезли с собой Мирошникова. Как оказалось — навсегда.
— Вы хотите лишиться партийного билета? — откуда-то издалека раздался спокойный голос.
— Вы меня неправильно поняли. — Бабуш облизал пересохшие губы. — Партбилет мне вручали в окопе… Сомнения у меня, товарищи, не справлюсь я с этой работой.
— Все сомневаются, — с легкой усмешкой сказал первый секретарь. — Я повторяю вопрос, как вы относитесь к рекомендации партии?
— Согласен, — сказал Бабуш обреченно.
— Какие будут мнения у членов бюро? — спросил секретарь райкома.
Сидящие в кабинете люди зашевелились, зашептались, потом закивали и снова уставились на Бабуша, но теперь уже разглядывая его по-другому — как человека, который уже почти вошел в круг особых людей, в ту самую организацию, которой одни боялись и которой другие восхищались.
Прошло немного времени, и Александр Бабуш стал оперуполномоченным УМГБ по Свердловской области. Самым ярким воспоминанием первого года были шестимесячные курсы в школе госбезопасности. Да еще, пожалуй, выявление полицая, который, боясь возмездия, уехал с Украины и поселился в глухой уральской деревушке.
Бабуш получил квартиру в знаменитом Доме чекистов, Расположенном в самом центре Свердловска. Дом занимал целый квартал и состоял из четырех секций, составляющих четырехугольник с зеленым двориком. В каждой секции был свой выход, но начальство посчитало, что при таких условиях не соблюдается режим безопасности. Поэтому три чугунные кованые арки намертво заварили, а у четвертой поставили будочку, в которой постоянно дежурил сержант с синими погонами. Сержант этот за место свое держался истово, и это было понятно: более спокойное место в Свердловске было трудно найти, поэтому документы у входящих во двор сержант проверял внимательно, не обращая внимания на то, что многих жильцов он уже знал в лицо и, приветствуя их, называл по имени-отчеству.
В Свердловске об этом доме ходили разные неприятные слухи. Особенно о жильцах, которые в доме жили до тридцать седьмого года. Но Бабуш этим слухам не верил. Обеспечение государственной безопасности — дело секретное, мало ли куда люди уезжают, быть не могло, чтобы довоенных чекистов просто расстреляли, а уж поверить в то, что люди, оберегавшие государство от заговоров, сами в таком же заговоре участвовали, было совсем невозможно. Честно говоря, тем самым Бабуш просто прятал голову в песок. Как страус. Перед войной ведь не только Ежова расстреляли, но и многих из тех, кто с ним вместе работал. Но ведь если подходить к этому щекотливому вопросу с другой стороны, можно было бы отметить, что перед войной и многих посаженных людей выпустили. Как оказалось, посадили их без особой вины, просто рвение ненужное проявлено было, перестарался Николай Иванович, слишком многих своими стальными ежовыми рукавицами ухватил. Вот товарищ Сталин его и поправил.
Александр Бабуш уже привык, что отпуска у сотрудников МГБ случаются чаще зимой. С путевками проблем не было: когда на Урале трещали морозы, можно было спокойно отдохнуть в санатории Девятого управления на черноморском побережье или вообще полакомиться дынями и арбузами в Ашхабаде или Ташкенте. Правда, в Ашхабад после сорок восьмого года ехать не стоило. В октябре сорок восьмого Бабуш побывал там в командировке и вернулся совершенно потрясенным. Землетрясение не пощадило города, он выглядел так, словно армада бомбардировщиков бомбила его ежедневно не меньше месяца. Трупы погибших быстро разлагались в южном климате, поэтому группам военных и спасателей приходилось работать в противогазах. Милиция ловила бежавших уголовников, которые пытались уйти в Иран. За городом интенсивно копали братские могилы. Страшна была смерть рабочих на бутылочном заводе — эти люди были заживо сожжены выплеснувшимся из печей расплавленным стеклом. Техники было мало, и могилы копали лопатами несколько тысяч военнослужащих. Все это походило на ад, и в этом аду Бабуш и его товарищи обеспечивали сохранность секретных дел республиканского министерства государственной безопасности и его секретных структурных подразделений, расположенных в черте города. Они раскапывали развалины, извлекая покалеченные сейфы, отсортировывали из мусора бумаги с грифом «секретно», а в это время мимо проходили «ЗиСы» и «студебеккеры», чьи кузова были набиты трупами. Этот месяц своей работы Александр Бабуш всегда вспоминал с ужасом. По ночам они патрулировали городские развалины, ловили мародеров. С мародерами не церемонились, их расстреливали на месте. Именно там впервые в своей новой жизни Александр. Бабуш убил человека. Зто было на развалинах ашхабадских государственных складов неприкосновенного запаса, где пахло горелым зерном и паленым мясом. Майор Худабергенов, бывший за старшего, скороговоркой зачитал постановление и кивнул Бабушу. «Давай!» Александр расстегнул непослушную кобуру и достал ставший тяжелым «ТТ». Задержанный стоял у остатка кирпичной стены, острым клыком взрезающимся в темное небо, и его высвечивали фонарики патруля. Бабуш поднял пистолет, еще не представляя, как он будет стрелять в задержанного. Задержанный опустился на колени и что-то тонко закричал по-туркменски. «Давай! — прошипел Худабергенов. — Чего ты возишься? Он хоть и плохой, а все-таки человек!» Странно, но эти слова словно бы подстегнули Александра. Сухо щелкнул выстрел. Задержанный замолчал, потом медленно упал лицом вниз. «Хоп, мужики, — сказал майор Худабергенов. — Быстренько, пока еще не потек, закиньте его в грузовик. — И хлопнул бледного Бабуша по плечу. — Не бледней, привыкнешь!» А потом они обеспечивали режим секретности сведений об ашхабадском землетрясении. Бабуш не понимал, зачем это делается, но искренне полагал, что людям незачем знать все эти ужасы, люди должны спать спокойно, а не просыпаться в поту из-за того, что стены их домов внезапно дрогнули от далекого и безопасного удара молнии и грома.
На этот раз Бабуша не манили южные санатории, они с женой собирались в Ленинград, но поездке не суждено было состояться, как и отпуску Бабуша. При этом задание, полученное лейтенантом, особой конкретностью не отличалось и даже несколько ставило его в тупик. Что значит выехать в район области для сбора оперативной информации? Какую информацию и о чем необходимо собирать? В какой район выезжать? Не мог же Бабуш выехать в любой район по собственному желанию? Самостоятельность в его службе исключалась.
Бабуш терялся в догадках и потому ходил мрачным.
Начальники разводили руками и призывали ждать. Ожидалось, что в область приедут чины из союзного министерства. В общем, по принципу: вот приедет барин, барин всех рассудит.
В ожидании Бабуш сел писать справку по Верхнетагильским подземельям, которыми он занимался последние пять месяцев. Оперативно-наблюдательное дело по этим подземельям называлось «Паучок».
Люди, попадающие на Урал в первый раз, немало удивляются парности уральских городов. Если нашел на карте, скажем, Верхнюю Салду, можешь не сомневаться, есть на карте и Нижняя. Если имеется Нижний Тагил, смотри внимательнее и ищи Верхний. Североуральску соответствует Южноуральск. А уж населенных пунктов помельче с повторяющимися названиями пруд пруди.
Верхний Тагил, притаившийся среди светлых Уральских гор, в далекие времена приглянулся заводчикам Демидовым. А старые люди не зря говорили: где Демидовы, там ищи тайные подземелья, обязательно найдешь. Ну, была такая страстишка у людей, любили они хорониться от постороннего взгляда, тем более что хоронить им многое надо было. Документации по демидовским заводам, что построены были в Верхнем Тагиле, не сохранилось. Пожар середины девятнадцатого века уничтожил контору, а с ней и весь заводской архив, включая многочисленные чертежи.
В годы гражданской войны архивами интересовались белые, но и они не многого достигли — сохранившиеся после пожара остатки заводского архива бесследно исчезли, а живых свидетелей к тому времени не осталось.
Однако легенды гласили, что был подземный ход на господствующую над окрестностью высотку, которую называли в народе Теплой горой. Тайна эта госбезопасность не особо вроде бы должна была волновать, поэтому Бабуш даже огорчился, получив от начальства подобное задание. Подумалось даже, что начальство убедилось в никчемности молодого оперативника, вот и поручило ему задачу, далекую от разных государственных секретов.
Это какой же объем работ надо было выполнить, чтобы пробить туннель в скальных породах и оборудовать его бесчисленными лестничными подъемами и спусками? Быть того не могло, кайлом да киркой с такой задачей справится было невозможно, а экскаваторов и отбойных молотков в демидовские времена не было. Так думал Бабуш, приступая к исследованиям.
Каково же было его изумление, когда в Пермском архиве он нашел записки члена архивной комиссии Воеводина, датированные концом девятнадцатого века. Воеводин подтверждал наличие подземелий под Теплой горой, более того, в свое время Верхний Тагил был центром уральского раскола. Теплая гора называлась еще, оказывается, горой старческих могил, и в ней имелись старообрядческие скиты, куда для поклонения могилам старцев приходили издалека странники. Пришлось лезть в архивы, чтобы получить сведения о старообрядческих скитах. Раскольничьи скиты на Урале были двух видов — или избушки, поставленные где-нибудь в глухомани, а еще лучше — на окруженном болотами острове, или разветвленные подземелья, соединенные внутри туннелями и имеющие общий вход в виде длинной штольни колодезного типа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59