Шанга удовлетворил просьбу и ни разу об этом не пожалел. Патан преданно служил ему много лет даже после того, как Шанга отпустил его на волю. На самом деле служил очень хорошо. Но Шанга знал ограниченность человека и давно отказался от надежды изменить его.
Два дня спустя, когда стены Аджмера поднялись над горизонтом, патан все еще ворчал.
— Чертов идиот, — услышал Шанга его бормотание. — Если бы я обкрадывал купца, я сделал бы по-другому. Он бы не жаловался. У него не осталось бы языка.
Конечно, в Аджмере они потеряли след. Даже более заметный след копыта, чем метка, которую оставляла одна из лошадей Велисария, был бы затерт движением в городе. Но Шангу это не беспокоило.
Он отправил часть своих людей (все — следопыты-патаны) кружить вокруг Аджмера. Уйти подальше от города, туда, где уже не такое движение, чтобы найти направление, в котором двинулся Велисарий. Отличительный след к этому времени был так же виден раджпутам, как и патанам. А пока Шанга и оставшиеся солдаты начали систематически обследовать сам город.
Они искали лошадей. Если точнее — воспоминания о лошадях.
Раджпутана была страной лошадей. Потрепанный купец сам по себе может пройти через Аджмер незамеченным. Но Шанга знал, точно так же как знал свое имя, что его соотечественники определенно заметили лошадей. Этих великолепных, отличных, королевских лошадей.
И определенно поиск лошадей оказался таким же легким, как поиск отличительного отпечатка копыта. Лошадей видели только пять дней назад у южных городских ворот. К середине дня Шанга уже допрашивал стражников.
— О, да! — воскликнул один из них. — Прекрасные кони! Редко таких увидишь! Такие хорошие, как у императорских курьеров!
Еще один стражник показал на дорогу, ведущую на юг.
— Двинулись в этом направлении. Пять дней назад.
— А человек? — спросил Шанга. — Как он выглядел?
Стражники переглянулись в удивлении.
— Не помню, — признался один. — Торговец, коробейник, может быть.
— Думаю, он был высокий, — сказал другой, в задумчивости по трепав бороду. — Думаю. Не уверен. Я смотрел на лошадей.
Через две мили к югу от Аджмера они встретили остальных наездников Шанги и следопытов-патанов. Они возвращались на север с новостью.
Следы обнаружили. В пяти милях, на дороге к. Камбейскому заливу.
— Вероятно, в. Бхаруч, — заявил Джаймал, когда они поскакали на юг. Заместитель Шанги смотрел вперед и вправо. Солнце начинало садиться за пиками Аравалли. — Но, может, и нет, — продолжал размышлять он. — Как только он окажется к югу от Аравалли, он может срезать на запад к заливу Кач и идти вдоль побережья назад к Бароде Будет окружной путь, но…
— Очень тяжело гнать лошадей по той жуткой дороге, — возразил Пратап. — И зачем беспокоиться?
Споры продолжались, пока они не встали лагерем на ночь. Шанга в них не участвовал. Пытаться перехитрить Велисария в отсутствие информации было чистой глупостью по его мнению. Они вскоре и так узнают. Следы скажут свое слово.
Последней его мыслью той ночью, перед тем как он заснул, стало размышление об иронии. Так странно, так грустно, что такого великого человека в конце концов можно победить чем-то таким ничтожным, как маленький камешек, попавшийся на пути.
Два дня спустя патан был сам не свой от ярости и негодования. Если у него и оставалось какое-то уважение к Велисарию, то теперь он его полностью отбросил.
Он склонился в седле. Громко сплюнул.
— Огромный идиотский зверь! Знал, что он глуп, как овца. Теперь он еще и ленив, как овца.
Патан обвиняюще показал на следы.
— Теперь едва тащится. Моя бабушка ходила быстрее. И сейчас бы прошла, несмотря на то что уже мертва много лет.
Громко сплюнул.
Очевидно, удовлетворившись, что отделался от любой погони, римлянин значительно снизил скорость после того, как покинул Аджмер. Шанга снова решил, что патан ведет себя неразумно. Да, Велисарий неосторожен. Но в то же время следует сделать скидки. В конце концов он же только человек. Римлянин несколько недель передвигался на большой скорости, установил себе жесткий темп. Неудивительно, что наконец он решил отдохнуть.
Не удивительно, нет, но вряд ли за это человека можно осуждать. Но это все равно ошибка, и при данных обстоятельствах фатальная.
Менее чем через два дня они догнали Велисария.
К концу дня на следующий день ведущий следопыт заметил его. Менее чем в пяти милях впереди, уже разбивающего лагерь на ночь.
Командующие раджпутов устроили быстрое совещание. Заместители Шанги настаивали, чтобы окружить лагерь римлянина и атаковать его этой же ночью.
Шанга не хотел об этом слышать.
— Не его, — твердо заявил он. — Не этого человека, не ночью. Во-первых, он может сбежать под покровом темноты.
Он поднял руку ладонью вперед, чтобы пресечь возражения Удая.
— Признаю это маловероятно. Меня волнует, что мы можем быть вынуждены убить его. Я хочу взять его живым. Это может оказаться невозможным, но если у нас есть шанс, то днем. В ночной атаке, с общей суматохой, шанса нет вообще.
Он посмотрел на небо. Западный горизонт уже стал пурпурным.
— И нет необходимости торопиться. Он разбивает лагерь, поэтому никуда не собирается. Мы используем ночь, чтобы тихо окружить его.
Он сурово посмотрел на заместителей.
— Тихо, — повторил он.
Они кивнули. Шанга уставился на юг.
— На восходе мы его возьмем.
Велисария брал сам патан. Следопыт даже не потрудился оглушить его. Он просто прыгнул на римского полководца, который все еще спал, закутавшись в одеяло — за полчаса до рассвета — вот ведь лежебока! — у углей, оставшихся от небольшого костерка — кто же разводит костер, когда ты пытаешься убежать, идиот! — и резко поднял его за волосы. Затем ножом порезал щеку римлянину. Один раз легонько полоснул, не больше, достаточно, чтобы пометить своего пленника.
Быстро, быстро патан отошел прочь.
Римский полководец шатаясь поднялся на ноги, истошно кричал. Схватился за щеку обеими руками. Кровь из раны лилась у него между пальцев. Он сделал два шага, покачнулся и свалился животом на остатки костра. Затем, поскольку в костре догорели не все угли, откатился в сторону с еще более громкими криками. Вскочил на ноги, пытаясь затушить тлеющую одежду окровавленными руками.
Патану этого хватило.
Он широким шагом прошел вперед и снова отправил римлянина на пузо яростным сильным пинком. Затем прыгнул на него, поднял голову за волосы и заставил встать на колени.
— Вот твой великий полководец, хозяин Шанга, — презрительно сказал он. Затем врезал римлянину, пресекая очередной вопль.
Рана Шанга уставился сверху вниз на Велисария. Затем уставился на патана, который держал его за волосы. Следопыт по-звериному улыбался.
Снова уставился на Велисария. Полководец хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, глаза горели.
Снова уставился на патана. Потом на Велисария.
— Кто это, черт побери? — рявкнул Джаймал.
Тоже уставился на это. Потом на патана.
— Я никогда в жизни не видел этого человека, — тихо сказал следопыту.
Случившееся, по мнению Раны Шанги, того стоило. Наконец после всех лет он увидел, как патан раскрыл рот. Как глупый зверь.
— Я просто бедный коробейник, — стонал мужчина в сотый раз. Прикладывал повязку к щеке. Стонал. — Меня зовут…
— Заткнись! — рявкнул Удай. — Мы знаем, как тебя зовут. Мы хотим знать, где ты взял лошадей?
Коробейник посмотрел снизу вверх на раджпута. Наконец что-то, кроме всеохватывающего ужаса и жалости к самому себе, появилось у него в мозгу.
Жадность.
— Это мои лошади! — завопил он. — Вы не можете…
— Заткнись! — рявкнул Удай. — Просто заткнись!
Рана Шанга положил руку на плечо Удаю, пытаясь его успокоить. Ярость заместителя просто пугала пленника до потери чувств.
Рана Шанга сел на корточки, так чтобы его глаза находились на одном уровне с глазами человека с окровавленным лицом, который лежал в грязи.
— Послушай меня, коробейник, — сказал он спокойно. Спокойно, но очень твердо. Коробейник замолчал. — Меня зовут Рана Шанга.
Глаза коробейника округлились. Он не был раджпутом, но торговал в Раджпутане. Он знал это имя. Хорошо его знал.
— Мы заберем твоих лошадей, — тихие, но железные слова.
Коробейник открыл рот, начал возмущаться.
— Этих лошадей украли у императорской курьерской службы. Обладание ими ведет к смертному приговору. Тебя могут посадить на кол.
Рот коробейника захлопнулся. Глаза выкатились из орбит. Шанга успокаивающе поднял руку.
— Не бойся. Нас твоя казнь не интересует. Если ты сослужишь нам хорошую службу, мы можем даже заплатить тебе за утраченных лошадей.
«Частично, — добавил он про себя, видя, как алчность снова загорается в глазах коробейника. — Что ты сам заплатил за них. Что, я уверен, гораздо меньше, чем их истинная цена. Я думаю, что начинаю понимать этого… этого… дьявола!»
Он сделал глубокий вдох.
«Нет. To, что сотворил этот дьявольский разум на этот раз»
Шанга посмотрел в сторону. В тридцати фугах патан-следопыт поднял одну из лошадиных ног. Осматривал копыто. Очень внимательно Шанга повернулся назад к коробейнику.
— Но теперь, парень, ты должен рассказать мне — очень быстро, очень четко и ясно, — как ты получил этих лошадей.
— Он был йетайец, — выдохнул коробейник. Затем слова полились из него быстрым потоком: — Думаю, дезертир из императорской стражи. Я не уверен. Я не спрашивал! Не станешь же спрашивать йетайца. Но я так думаю. Я видел часть формы. Красной и золотой. Думаю, он спасался бегством. У него ничего не было, кроме этих отличных лошадей, и он казался в отчаянии, хотел убежать из Аджмера. Поэтому он… он…
Удивительно, но внезапно коробейник вдруг разразился смехом.
— Идиот йетайец! Глупый варвар! Он не представлял, сколько стоят эти лошади! Совсем не представлял, говорю вам! В конце — а мне потребовалось только два часа торга — я обменял их на трех верблюдов, несколько одеял и палатку. Еду. Может, пятьдесят фунтов воды. Две полные большие канистры. И пять бутылок вина. Дешевого вина. — Он хохотал, хохотал. — Чертов идиот! Чертов варвар!
Шанга шлепнул парня по уху.
— Молчать!
Истерический смех коробейника тут же прекратился. Его лицо побледнело.
— А еще что? — спросил Шанга. — Было ведь что-то еще. Выражение лица коробейника стало странной смесью удивления, страха, жадности. Главным образом страха.
— Откуда ты знаешь? — прошептал он.
— Я знаю этого… йетайца, — тихо ответил Шанга. — Он не стал бы просто отправлять тебя в путь. Он бы обеспечил, чтобы ты поехал в этом направлении. Как?
Страх. Жадность. Страх.
— Покажи мне.
Это был один из императорских изумрудов.
Небольшой изумруд, очень маленький по императорским стандартам. Вероятно, самый маленький из драгоценных камней, которые при себе имел Велисарий. Но он представлял богатство для коробейника. Достаточное, чтобы он отправился в Бхаруч, где ему обещали второй точно такой же изумруд, если он передаст сообщение соответствующему получателю.
— Кому?
— Греческому купцу. Капитану корабля.
— Как его зовут? Как называется корабль?
— Ясон. «Арго».
— Покажи мне послание.
Рана Шанга умел читать по-гречески, но плохо. Это не имело значения. Большая часть послания была математической, это он понял достаточно хорошо. (Индия была местом рождения математики. Столетия спустя европейцы откажутся от римских чисел и примут новую, хитрую арифметику. Они назовут их «арабскими цифрами», потому что получат их от арабов. Но изобрели эти цифры в Индии.)
Но он смог понять послание, достаточно хорошо.
В конце концов раджпут не сдержался. Он стал смеяться, как сумасшедший.
— В чем дело? — спросил Джаймал, когда истерический смех Шанги пошел на спад.
— Это теорема, — сказал он слабым голосом. — Какого-то грека по имени Пифагор. Она объясняет, как считать углы.
Патан прекратил исследование копыта и подошел к ним.
— Порезано не камушком на дороге. Ножом. Сделано специально.
Шанга уже догадался об этом.
— Вот именно, — он улыбнулся и потрепал бороду. — Он знал, что мы заметим след. И после нескольких недель следования по нему перестанем думать о чем-то другом. Поэтому он схитрил в Аджмере, нас отправил на юг по ложному пути, в то время как сам несется по пустыне Тар на верблюде.
Шанга бросил взгляд на коробейника, все еще с пепельным цветом лица.
— Три верблюда, — задумчиво сказал Шанга. — Достаточно, что бы переехать пустыню не останавливаясь, с запасами еды и питья.
Он поднялся на ноги. Это было уверенное, решительное движение.
— Теперь мы его никогда не поймаем. К тому времени, как мы вернемся в Аджмер и отправимся в погоню, у него будет по крайней мере восемь дней преимущества. С тремя верблюдами и полным набором еды и питья он сможет передвигаться по той местности быстрее, чем мы.
Его заместители сверкали глазами, но не спорили. Они знали: он прав. Пятьсот отличных наездников могут в конце концов догнать одного, даже если у него есть запасные лошади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64