Даже зеленые стрелочки, мелькнувшие в видении. И вдруг душа понеслась куда-то вверх. Он вспомнил главное на сегодня — ведь он сделал предложение. Вот оно что! У него лежит невеста под боком. Надо же. Попался. Это было так здорово, он наконец-то попался!
Вдруг дрему как рукой сняло. Но не от радостного ощущения, а от резкой боли в предплечье. Сначала он решил, что его укусило какое-то насекомое, и попробовал стряхнуть его, от чего боль стала еще пронзительнее. Это было что-то черное, но не насекомое. И вообще не живое. Тут взгляд упал на Ирочку. Павел ужаснулся выражению ее полуоткрытых глаз. Они смотрели в никуда. И из его любимой ложбинки около шеи торчало черное оперение стрелы.
Портрет неизвестного
21 июля.
Хельсинки.
Романов.
«Критики сломали гору копий по поводу того, что имел в виду автор нетленного романа в каждом конкретном случае. Но почему почти не пишут о том, что имел в виду читатель? Ведь творчество читателей играет ничуть не меньшую роль. Если читатели не станут сопереживать образам и ассоциациям автора, его труд канет в безвестность. Но сплошь и рядом автор, читатель икс и читатель игрек (зет и прочие миллионы) переживают воздействие образа совершенно по-разному. Автор лепил образ со своих знакомых, а мы видим в нем своих. Мы тоже творим. Величие автора — в способности создать образ, который заставляет творить нас. Его мир с мириадами населяющих его людей — это не наш мир. И только образ — словно дверь из мира в мир. Связующее звено реальности».
— Все это изящно, но неверно. Писательская братия заметно воздействует на наши миры. Литературная традиция лепит образ мышления. Пушкин писал «Золотой петушок» под влиянием сказок Арины Родионовны, спора с Раевским и каких-то своих ассоциаций. А мы, с детства зная эти стихи, уже запрограммированы ими. И в тех или иных ситуациях всплывает стандартный сюжет. Теперь это — один из шаблонов нашего мышления. Арина Родионовна, рассказывая Пушкину что-то свое, опосредованно запрограммировала наше мировоззрение на века. Если «царствуешь лежа на боку», то получишь... — рассуждал Сергей Сергеич, довольный своей способностью критически относиться даже к изящным идеям.
— На боку стоит Баку. У кого на боку? У тебя? Ты что, Каспий? И Волга в тебя впадает?
— Вот-вот, в тебе говорит объект литературного зомбирования. Было такое стихотворение: «Я чувствую, в меня впадает Волга». А его пародировали: «И на моем боку стоит Баку». Я тебе эту историю рассказывал довольно давно, ты ее наверняка забыла. А с задней полки памяти всплывает образ.
— Не забыла, а забила. И завыла. От твоего занудства.
С утра у Таньки было невыносимое настроение. Даже томные ласки и урчи Масипаса не спасали положение. Она каламбурила не переставая. Это делало любой разговор невозможным.
— Дай-ка чай.
— Какой качай? Кого тебе качать? Тебя качать? Маленький мой. В детство впадаешь? Или в манию величия? Качай его, качай!
Вся эта манера «шутить» надоела ему смертельно. В таких случаях он предпочитал свести общение к минимуму и философски размышлять о причинах поведения дражайшей супруги. Возможно, она опять намекает на прибавление семейства? Нет, вряд ли. К этой идее она охладела еще в прошлом месяце. Нам не до того. Через годик, если подумать... Но что же она нервничает. Вот, за финнов принялась.
Они как раз пролетали над бывшей границей Союза и Финляндии. В Татьяне проснулся национализм, и она стала корить финнов за то, что те пролезли в Союз через заднее крыльцо. Напросились в Российскую империю, пользуясь прежней к ней принадлежностью, а потом голосами имперских земель были приняты в Союз. Вот и делись с ними теперь всем-всем.
У Сергея было правило — не спускать жене дилетантских рассуждений по национальному вопросу. И он принялся занудливо разъяснять ей преимущества вхождения Великого княжества в состав России и Союза. Таня понимала, что устоять перед логикой супруга не получится. Лицо ее стало каменным, в глазах появился слезный блеск, губы сжались. Она лишь выпалила: «Вечно эти финны пользуются нашей добротой!» Чтобы не слушать методического перечисления достоинств финнов и Финляндии, Татьяна надела наушники с музыкой и уставилась в проплывающие под автолетом карело-финские озера, равнодушные к людским границам, некогда разделявшим этот край.
Поступило сообщение от Ольги. Краткий пересказ беседы с Квидзе. Версия насчет Артема. Бред какой. Анатоль вообще любит дешевые разводки. Хотя надо спросить Артема, звонил ли он из Полиса перед взрывом. Если да, надо всыпать ему по первое число. Он же должен был понимать...
Подупавший духом Сергей Сергеич обустроился поудобней и надел виртуальный шлем. Он знал, что лучшее лекарство от душевных недугов какое-нибудь невинное творчество — музыка или рисунок. Сергеич был любителем и потому предпочитал пользоваться многочисленными подсказками и шаблонами, на фоне которых оставалось только прорисовать изюминку картины, к которой потом присочинить мелодию. Он окружил себя волшебным пейзажем, сфотографированным еще на Кавгубе, стер несколько сосенок на переднем плане трехмерной картины, они загораживали скалу. Портрет можно было расположить на фоне синевы озера. Художник устроил в пространство несколько шаблонов, немного поиграл пропорциями. Форма головы раздувалась и сплющивалась, пока Сергеич не нашел понравившийся ему вариант. Романов еще не знал, кого хочет нарисовать. Он доверился чувствам, подсознанию. Иногда прорисовывал черты сам, иногда, если что-то не клеилось, доверялся шаблонам, с помощью которых составляют фотороботы.
Облик вырисовывался. Портрет еще не был закончен, но Сергеич понял, что сотворил. Да, это было лицо из вчерашнего видения у Кавгубы. Конечно, ничего сверхъестественного не случилось, но Сергеич в красках вспомнил это неприятное происшествие и странные лица.
Над ухом прозвучал ласковый голос Тани: «Приближаемся к Хельсинки. Температура в городе двадцать один — двадцать два градуса. Будем через десять минут». К сожалению, это говорил автопилот. Его голос был синтезирован под Танин тембр. Сняв шлем, Сергеич обнаружил, что Татьяна заснула и теперь, разбуженная автопилотом, сладко потягивается. Похоже, ее настроение, известное своей переменчивостью, наладилось.
— Ну, где столица великих финских князей?
Столица лежала у ног Татьяны. Они пришвартовали автолет у высотной парковочной башни на Маннергеймините.
Сергеич давно обещал Тане показать Скандинавию. Так давно, что ее уже тошнило от очередных обещаний. Ее вообще тошнило от давних обещаний о нормальной семейной жизни, о помощи в защите диссера, о поездках, об отдыхе на Байкале. Он выполнял обещания только тогда, когда это полностью совпадало с его рабочим графиком. Ее это просто бесило: «Если у нас родится мальчик, назовем его Социум, если девочка — Работа. Тогда ты будешь их любить». Он решил, что это шутка.
Вот и сейчас Скандинавия, еще и союзная, ей уже заранее не нравилась. Неторопливые финны казались сонными мухами, Сенатская площадь— пародией на Питер. Ей было скучно здесь. Тем более, что Сергеич явно нацелился на какое-то деловое свидание. Просто еще не наступило время, и он изображал неторопливую беспечность отпускника. Она уже знала, что вот-вот пропищит будильник и придется выбирать: или гулять в одиночестве, или манекенить на скучной беседе.
Сергеич должен был встретиться с прокурором Хельсинки Пеккой Паасио. Милый дородный слуга Фемиды опровергал все досужие представления о финнах — он имел очень подвижный ум и торопливые манеры. Пекка с ходу понял суть просьбы Романова и обещал подобрать информацию о подозрительных лицах, ездивших в последнее время в Карелию через Финляндию. Но Пекка был очень занятой человек, так что Романову пришлось ждать времени, назначенного для аудиенции.
Так что пока Романовы зашли в книжный на Кескускату. Он любил его еще с тех пор, когда книги покупали ради того, чтобы читать. Сегодня нужную книжку легко издать самому с помощью любого компьютера. Издательское дело снова стало кустарным, как в Средние века. Что только теперь стало не также, как в Средние века? И в этом магазинчике продают старые книги или делают уникальные шедевры. Их приятно держать в руках. Ими украшают интерьеры. Не без удовольствия Сергеич обнаружил на полке свои «Предпосылки Китайской революции». Он взял книгу в руки, ощупал приятный шелковистый переплет, архаичную голографическую фотографию на обложке. Вспомнил поездку в Пекин. Портрет Мао на площади, нескончаемые потоки людей, образцовый порядок. Но он-то знал, он уже фиксировал предпосылки...
— Сергей Сергеевич! Какими судьбами?!
Анатоль! Откуда взялся? Сейчас это немного некстати.
— Здравствуйте, Анатолий Александрович. Рад вас видеть, — Сергеич краем глаза зацепил ненавидящий взгляд жены. Бедная, она решила, что Анатолю назначена встреча в этом магазинчике, как в шпионской истории.
— А я как рад. Раз уж встретились, не пообедать ли нам вместе?
Отказываться было неудобно. По тону Сергеича Татьяна поняла, что ошиблась. Ее настроение снова поменялось, и она принялась весело подкалывать Анатоля. Тот радостно смеялся над ее шутками. Напряженность спала. Они уселись за столик небольшого кафе на Эспланади, напротив какой-то абстрактной скульптуры, изображавшей обнаженных мужчину и женщину с равнодушными лицами. Неужели это про нас?
Анатоль заказал роскошные блюда, даже натуральное мясо, крайне дорогое в Финляндии. Конечно, Сергеич тоже был человеком обеспеченным, но есть мясо в Западной Европе... Это он считал делом крайне расточительным. Но если Квидзе угощает...
Анатоль говорил не умолкая. Этот разговор он обдумывал последний час с большой тщательностью. А в случае необходимости он умел держать аудиторию. Слегка пококетничав с Татьяной, Квидзе быстро сделал ее своей союзницей и в случае необходимости прибегал к ее мнению как к независимому. Собеседника он насыщал крепко увязанными аргументами, которые соответствовали взглядам самого Романова. Тот с удовлетворением отметил, что позиции Квидзе эволюционируют в правильном направлении и с ним, пожалуй, можно будет посотрудничать.
— Очень приятно было с вами пообщаться. Свяжитесь со мной через недельку.
— Как же. С вами свяжешься. Я посылал вам немало сигналов, но получал вежливые отписки, — промурлыкал Анатолий с видом обиды понарошку.
— Не обижайтесь, старина. Много работы. Да и поля для сотрудничества не было. А сейчас, после нашего разговора, я откликнусь незамедлительно. Ваша идея о синтезе Империи и Союза кажется весьма интересной. А сейчас мне пора.
— Да, вот еще что. Будьте осторожны с Артемием Павловичем.
— ?
— Знаете, разную информацию приходится собирать. Похоже, он окончательно свихнулся на своей теории мирового заговора и начал сам создавать доказательства этой гипотезы. Мы пока не располагаем всеми материалами, но, вероятно, именно он организовал взрыв в Полисе.
Сергеич вспомнил об Ольгином письме. Анатоль-то упорен в своей голословной версии. Но Анатолий Александрович, ставший вдруг крайне серьезным и даже как-то суровым, протянул собеседнику дискету с материалами.
— Вот, ознакомьтесь на досуге. И знаете что, не ходите сейчас к Пекке. Через десять минут он все равно будет арестован.
Наверное, эта фраза была рассчитана на то, чтобы окончательно подавить Сергеича и взять его в оборот. Но результат получился иной. Все-таки за столиком на Эспланади сидел один из крупнейших аналитиков Европы. В голове у него быстро складывались цепочки доводов. Во-первых, было очевидно, что Анатоль встретил Сергеича здесь не случайно. Во-вторых, весь предыдущий разговор был нужен лишь для того, чтобы расположить Сергеича к себе. Конечно, Анатоль рассчитывал и на дальнейшее сотрудничество, но затеял все это ради последних фраз. Значит, у него в руках действительно что-то убедительное. Получается, и про Пекку он знает точно. Иначе не стал бы подвергать риску весь диалог, сообщая непроверенную, недостоверную информацию. Сообщение об аресте должно только подтвердить компетентность Анатоля. Если он прав, а он конечно прав, то и с Артемом нет дыма без огня. Так хочет показать Квидзе. Остается выяснить «пустячок» — помощь это или провокация. Так что придется продолжить общение с Анатолем. Он от этого, конечно, не откажется.
— А за что арестуют Пекку? — голос прозвучал как можно равнодушнее. Анатоль решил, что Сергеич ему не поверил, и триумф произойдет через десять минут, когда об аресте прокурора Хельсинки объявят по всем каналам.
— Взятки и организация наркоторговли. Обычное обвинение в Европе. Конечно, конечно. Пекка не таков. И, по нашим данным, он не виноват. Это выяснится на процессе года через два. А на это время он будет устранен со сцены. И заместитель председателя магистрата продвинет своего человека на пост прокурора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56