— То, что условность, о которой вы говорите, была свойственна театру еще в давние времена. Скажем, в Древней Греции или на Востоке. Вспомните, условность греческого хора на сцене или роль присутствующих там, но не участвующих в действии корифеев!.. А китайский или японский театры? Те вообще построены были на языке условностей!
— Ах, нет! — отрезала Ева. — Я говорю, что актер должен пользоваться воображением зрителей, а не их знанием языка жестов.
— Если так, то воображение больше всего участвует при чтении книг. Там нет ни героев, ни декораций. Волшебная сила написанного слова воспроизводит все это в сознании. Однако это не театр.
Театр был для Виленоль всем. Провал ее первого спектакля, в котором она приняла участие благодаря «эффекту присутствия», сразил ее.
Примчавшаяся к ней Вилена застала ее в самом тяжелом состоянии.
— Не удивляйтесь, ежели всю вину приму на себя, — сказал Вилене академик Руденко, кивнув на Виленоль. — Должно быть, не учтена в нашем эксперименте психологическая сторона. Однако без вас, родная Виленоль,
— он обращался уже к больной, — мы ничего не сможем добиться. Нужна воля и стойкость. Нужна любовь к жизни, а вы?.. Что вы пытались с собой сделать?
— Что? Что такое? — заволновалась Вилена.
Руденко взял длинную пластиковую трубку в том месте, где она соединялась. Руками показал, как обе части трубки расходятся, а глаза скосил на лежавшую в постели Виленоль. Лицо ее было измучено. Глубокая скорбь роднила ее со вчерашней Анной.
Вилена встала на колени около постели названой сестренки и взяла в свои руки ее пальцы. На них еще остались со вчерашнего дня неснятые кольца Карениной. Вилена стала целовать эти пальцы.
— Я не хочу так жить, — сказала Виленоль, на миг открыв глаза. — Это не жизнь, а ложь перед природой.
Академик Руденко тяжело вздохнул.
Вилена плакала вместе с Виленоль.
Молодой Питер тен-Кате выбежал из театра сразу после того, как Анна Каренина исчезла со сцены. Он не мог больше там находиться, чувствуя в чем-то свою вину. Надо было помочь Виленоль — скорей-скорей!..
В вагоне подземной дороги Петя нервничал, не находил себе места: он спешил к лесному домику Ратовых, зная, что Вилена в театре, а Арсений дома с детьми.
И он нашел Арсения на веранде. Ратов только что накормил малюток материнским молоком Вилены и уложил их спать.
Арсений лежал в шезлонге, вытянув ноги, и смотрел на всходившую луну.
Луна была огромная, красноватая, и даже простым глазом на ней можно было различить причудливые пятна. Ратов щурился, проверяя, как теперь видят его уже не близорукие, как прежде, глаза, старался рассмотреть какой-нибудь кратер. Когда появился взволнованный Петя тен-Кате, Ратов встал, усадил гостя, понимая, что неспроста тот появился здесь.
— Твоя Ана — прелесть, — сказал он. — Блаженно спит. Хочешь посмотреть?
— Нет, — замотал головой Петя. — У меня совсем другой разговор.
— О ледяных материках? — спросил Арсений.
— Нет. О Великом рейсе. Скажи, Арсений, как велика твоя роль в нем?
— Вроде одной из колонн фасада. Убери — рухнет крыша.
— Я буду этого добиваться.
— Ты что? В своем уме?
— Слушай, Арсений. Каждый должен понимать свой долг перед человечеством.
— Допустим.
— Великий рейс еще должен состояться. Но первый звездный рейс уже позади.
— Принимал в нем участие.
— А в чем его смысл? В риске, которому вы себя подвергали?
— Не понимаю, куда гнешь.
— С Этаны привезли идею замораживания океанов, создания новых материков.
— Я с тобой спорить не стану, как это отзовется на климате Земли. На то у нас есть Всемирный комитет новой суши.
— Зато я с тобой стану спорить. Какое ты имеешь право посвятить себя массовому звездному перелету, когда не помог реализовать результатов своего первого рейса?
— То есть как это реализовать?
— Какое достижение цивилизации Релы передал ты людям?
— Пока еще никакое. А что?
— А то, что эмы умели выращивать живые ткани. Это по твоим отчетам.
— Умели. Это верно. Мы пытаемся воссоздать их способ. Организована специальная лаборатория при Институте жизни. Ей руководит Толя Кузнецов, сам побывавший у эмов.
— Побывавший? А кто жил среди них? Кузнецов?
— Жил среди них я.
— И изучал?
— Разумеется.
— Так как же ты можешь стоять в стороне?
— Чего ты добиваешься?
— Твоего перехода в лабораторию Кузнецова, помощи ему.
— Постой, постой? Ты что? За старое? Не мытьем, так катаньем, а попытаться сорвать Великий рейс? Чтобы ледяные материки свои замораживать? — рассердился Арсений Ратов.
— Подожди, — волнуясь, сказал Петя. — Не подозревай меня. Я тебе все расскажу.
И они пошли по дорожке к полю.
Луна поднялась уже высоко и стала походить на серебряный циферблат без стрелок, но с темными пятнами…

Часть третья.. СИЛЫ ВЕЛИКИЕ
В мире много сил великих, но сильнее человека нет в природе никого.
Софокл
Глава первая. ГЛАЗА ЭМОВ
Арсений Ратов, задумчиво свесив голову, грузно шагал в тени столетних лип звездного городка и вдыхал их медвяный запах. Он был озабочен предстоящим разговором с отцом.
Как все изменилось! Маленькие саженцы около спортивных площадок и тренажных павильонов, где он тренировался, как космонавт, стали гигантами. Новые здания, странно круглые, сужающиеся кверху, охваченные спиральной дорожкой, по которой можно дойти до самых верхних этажей, выделялись среди старинных домиков — современников первых шагов в космос.
Под руководством отца, вместе с Иваном Семеновичем Виевым и Петром Ивановичем Тучей, Арсений работал над воплощением замысла, превосходящего все, что он мог вообразить себе и до полета к мудрым эмам, да и теперь, — над проектом Великого звездного рейса на Гею.
Он знал, что отец, руководитель Великого звездного рейса, гордится сыном, ценит все, что тот внес в разрабатываемый проект.
Проект этот помимо технической имел еще и другие стороны: социальную, краеведческую, демографическую.
Наступило ответственное время испытания аппаратов и машин, изготовленных во многих странах Объединенного мира, близилось время, когда Высший ученый совет мира примет окончательное решение о пути, по которому пойдет человечество.
Песок поскрипывал под нарочито замедленными шагами Арсения.
Он вошел в кабинет к отцу спокойный, но напряженный, собранный.
Роман Васильевич радостно поднялся из-за заваленного чертежами стола:
— Привет, сынок! Как Вилена? Как малыши?
— Ан и Ана здоровы. Девочка порой капризничает. Требует маму. Ан смотрит на нее неодобрительно.
— Серьезный карапуз. И когда только девчушка успела привязаться к матери? Посещения такие редкие и короткие. Или кровь сказывается?
— Вилена жалуется: вцепится ручонками в мать и — в слезы. Трагедия.
Старший Ратов вздохнул:
— Что поделать.
— Есть что. Потому и зашел. Дело в том, отец, что не смогу больше заниматься я нашими делами.
— То есть как это не смогу? Вот как? — Роман Васильевич пристально посмотрел на сына. Рука его скомкала ближнюю бумажку. — Объясни.
— Твоим помощником сможет стать каждый, кто знает звездоплавание. А среди эмов никто, кроме меня, не жил.
— Так. Верно. И что же?
— Перейду в Институт жизни. К Анатолию Кузнецову. В лабораторию живой ткани.
— Ты же не биолог! — возмутился Роман Васильевич. — Там от тебя толку будет, как от буйвола в птичнике.
— Долг.
— Разве твой долг не в том, чтобы завершить вместе с отцом и товарищами то, что имеет решающее значение для всего человечества?
— Не сердись, отец. Ты прав, и ты неправ. Там — тоже для человечества.
— Прав и неправ? Завидная логика.
— Прав, потому что без привычного помощника труднее. Неправ, потому что…
— Нужно спасти человеческую жизнь, вернуть человека? — догадался Роман Васильевич.
— Ответил за меня сам.
— Знаю, ты немногословен. Выговорился, пожалуй, за неделю вперед, а ведь Толе Кузнецову тебе рассказать много придется.
— Расскажу. Пока пойду передам дела Туче. Хорошо?
— Да человек ты в самом деле или, как это там у вас, эм, что ли?
— взорвался Роман Васильевич. — Чувствуешь ты что-нибудь или забубнил свое: пойду, пойду… и только?
Арсений улыбнулся:
— Что сказать? Научи.
— Вижу, ты меня учить хочешь. Человеческим чувствам, эм ты эдакий! — Роман Васильевич вышел из-за стола, подошел к сыну и обнял его за плечи: — Коли сможешь спасти, спаси. Замечательная она женщина. Жаль ее очень. Только сможешь ли?
— Не знаю.
Для Толи Кузнецова появление Арсения в лаборатории живой ткани Института жизни было полнейшей неожиданностью. Он сначала обрадовался, потом насторожился:
— Ты что, радиоастроном? В порядке недоверия биологам явился?
— Не прикидывайся. Ты лучше, чем хочешь показаться.
Толя Кузнецов густо покраснел.
— Давай считать, что оба вместе на Реле, — предложил Ратов.
Так начали свою совместную работу биолог и радиоастроном над проблемой выращивания живой ткани. На далекой и чужой планете «бионической цивилизации» это умели делать совсем не похожие на людей существа.
Входя в суть дела, Арсений скоро понял, что успехи лаборатории ничтожны. У Толи Кузнецова и его помощников почти ничего не получалось. Методы эмов оставались загадкой.
— Как тут какой-нибудь орган вырастить? — горевал Толя Кузнецов.
— В «машинах пищи» куда проще! Вроде бы мяса кусок — и все!
— Там имитация строения ткани из питательных белков, — соглашался Арсений. — Икринки получают, как дробь, а волокна — на ткацком станке.
— Ума не приложу, что делать! Слушай, а как эти чертовы твои эмы делали? Не воспроизводили ли они кодовые цепочки нуклеиновых кислот для первичных клеточек? — И вдруг спрашивал: — А скажи, Арсений, что больше всего запомнилось тебе у эмов, когда они занимались выращиванием живой ткани? Как они придавали ей любую заданную форму? Ведь ты не раз это видел?
— Видел не раз. Ничего особенного не заметил. Всегда — внимание.
— Это я и сам помню. Эм нам показывал. Около каждого ростка толпа любопытных. Мы еще удивлялись.
— Толпы вокруг ростков… всегда. Соберутся и наблюдают.
— Вот именно, — совсем рассердился Толя Кузнецов. — Они там глазели, а мы тут…
— Подожди. Как сказал? Глазели?
— Ну да, глазели!
— Толя, дружище! Так ведь они не просто глазели. Помнишь, как они впервые нас рассматривали? Они своими щелевидными глазами не только принимали радиоизлучение…
— Верно! Они еще и излучали. Тебя еще тогда осенило! Потом Каспарян стал расшифровывать их радиоразговор.
— А сеанс космической связи? Помнишь?
И оба друга представили себе морское побережье, занятое, сколько хватал глаз, плотно стоящими один к одному эмами в белых одеждах. Они были все охвачены или психозом, или неистовым танцем, раскачивались, дрожали, подчиняясь неслышному ритму.
В этот миг миллиарды особей Релы единовременно излучали в космос радиопослание, подобное принятому на Земле глобальной радиоантенной.
И точно так же, как когда-то на Реле, Арсения сейчас озарило. Там он догадался, что эмы разговаривают глазами, а здесь — что эмы не просто наблюдали за ростом живой ткани, а формировали ее с помощью направленного радиоизлучения.
Теперь Арсений почувствовал себя в своей сфере. Требовалось лишь создать радиоустановки, которые действовали бы на ткань подобно глазам эмов.
Ведь давно известно, что различные излучения и даже биотоки мозга способны влиять на рост клеток. Достаточно вспомнить опыт древних йогов, умевших на глазах зрителей молниеносно выращивать растения.
И сразу же в Институте жизни появился еще один радиоастроном — Костя Званцев. Но теперь он пришел сюда не для того, чтобы налаживать в палате «эффект присутствия» на театральной сцене. Задача перед ним стояла уже куда более трудная.
Костя и Арсений понимали друг друга, как эмы, с одного взгляда. Вместе строившие глобальную радиоантенну, они и здесь привычно и слаженно начали экспериментировать. В их распоряжение передали одну из мощных радиолабораторий.
Первые же опыты оказались обнадеживающими.
Под влиянием направленного радиоизлучения живая ткань развивалась быстрее, не хуже, чем в древнеиндийских фокусах.
Но этого было мало. Требовалась не просто живая ткань, — требовалась ткань, состоящая из белков нужной формы, способная к определенным функциям.
Друзьям ничего не удалось бы сделать, если бы одновременно в сотнях научно-исследовательских институтов Объединенного мира открытым ими методом не стали пытаться воспроизвести живую ткань по заданному образцу. И то, на что ушли бы в Институте жизни годы, всем институтам удалось получить за несколько месяцев.
Лаборатория живой ткани располагалась в перестроенном Институте жизни. Академик Руденко обещал Толе Кузнецову свою помощь.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что старый академик оказался в лаборатории Кузнецова, когда там должен был произойти «суммирующий» опыт.
«Суммирующим» его назвали, поскольку он подводил итог стараниям ученых всего Объединенного мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50