– Это не только моя вина, Ваше Величество, – пробормотал Муравьев.
– Я понимаю, граф, – кивнул Николай, – за беды всей России в ответе ее самодержец, но ведь и вы до последнего момента были не последней фигурой моего кабинета… Как вам будет спаться, граф, если однажды мы узнаем, что женщины и дети русской миссии в Пекине жестоко убиты?
Министр иностранных дел помрачнел. У него не было ответа на этот вопрос.
– Если дело дойдет до войны с Китаем, – покачал головой самодержец, – готовьте прошение об отставке. Мне не нужны министры, допускающие такие серьезные внешнеполитические просчеты.
* * *
Кан Ся составил отчет о потенциальной обороноспособности дипломатических миссий довольно быстро и остался поражен решимостью, с которой попавшие в ловушку варвары готовились умирать. У них не было артиллерии, а все вооружение, по сути, состояло из того, что принес с собой сводный отряд из полутысячи человек. Кроме того, толщина стен была явно недостаточной, да и средств для тушения пожаров определенно было немного – ни инструментов, ни песка, ни достаточного количества воды. И уж хуже всего были защищены итальянское и австрийское посольства.
И тем не менее впадать в панику иноземцы не собирались. Русские бесцеремонно и в считаные дни развалили два десятка прилегающих к посольству китайских домов и выстроили между зданиями миссии и Русско-Китайского банка высоченную, в два человеческих роста, баррикаду. Затем глухой ночью они перенесли из американского посольства несколько завернутых в ткань и тем не менее узнаваемых по очертаниям пулеметов. Но главное, дипломаты все принимали и принимали под свою защиту всех, кто стекался к ним из предместий Пекина, даже бежавших от погромов китайцев-христиан.
Похоже, это имело смысл. К примеру, из китайцев-христиан и состояла главная сила защитников католического храма Бейтан. За несколько дней наблюдений Кан Ся пришел к выводу, что их уже более девяти сотен и что защищаться они будут до последнего бойца.
С этим он и пришел к своему новому начальнику. С поклоном положил отчет на стол, долго смотрел, как тот причмокивает от удовольствия, читая строго и толково составленный документ, и только тогда решился высказать свою позицию.
– Извините, ваше превосходительство, но мне кажется, изгнание европейцев из Пекина не разрешит конфликта…
– А это уже не ваше дело, Кан Ся, – усмехнулся начальник и отдал доклад секретарю. – Отдайте переписать. Восемь экземпляров.
– Просто мне показалось, что если вдруг пострадают женщины и дети иноземцев, нам от этого никакой чести не будет, – поторопился разъяснить свою позицию Кан Ся.
– Я уже сказал вам, Кан Ся, – раздражаясь, осадил его начальник, – это не ваше дело.
– Как прикажете, – склонил голову Кан Ся. Начальник недовольно хмыкнул и постепенно успокоился.
– Когда доклад перепишут, – деловито распорядился он, – отнесете его в Западный храм. Назовете код четыре, три, два, сорок девять и отдадите все восемь экземпляров Учителю кунг-фу Чжан Чунфа. Это понятно?
Кан Ся стиснул зубы – в качестве посыльного его еще не использовали, но… перетерпел.
– Как скажете, ваше превосходительство.
* * *
Драгоман-переводчик японской дипломатической миссии Сугияма был единственным, кто покинул ощетинившийся штыками и винтовками дипгородок, чтобы встретить выступивший в Пекин 28 мая 1900 года интернациональный отряд помощи.
Достоверных данных было крайне мало, и японские дипломаты не знали, что Сеймуру пришлось, подчеркивая мирный характер экспедиции, купить билеты для каждого из 2110 солдат. Не знали они, и что, несмотря на купленные билеты, тяньцзинские машинисты категорически отказались везти отряд в столицу Поднебесной и матросы сводного разноязыкого отряда были вынуждены захватить управление обоими поездами. А главное, они не знали, что уже в нескольких верстах от Тяньцзиня, на мосту через реку Пейхо, ихэтуани разобрали пути и отряд прочно застрял вдалеке от столицы.
Но кое-что в дипмиссии было известно. Дипломаты уже предполагали, что японцев по политическим соображениям в отряд Сеймура не допустят. Это было обидно, однако ни законов чести, ни приличий не отменяло. Поэтому Сугияма, как владеющий языками, и был послан, чтобы от имени японской дипмиссии встретить и приветствовать бойцов сводного отряда – кто бы они ни были и когда бы ни пришли.
Сторонясь яростно выкрикивающих в сторону миссий все мыслимые оскорбления ихэтуаней, Сугияма нанял рикшу, заплатил деньги вперед и на хорошем китайском языке объяснил, что ему нужен вокзал. Рикша понятливо кивнул и помчал его по узким тенистым улочкам, но затем все-таки был вынужден вывернуть на центральную дорогу, и его тут же остановили.
Сугияма высунул голову из-под навеса, сразу же успокоился и полез в сумочку за документами. Дорога – вся – была заполнена солдатами имперской армии, и это означало, что ихэтуаням здесь не место.
– О-о! Японец?! – прогремело сверху.
– Да, ваше превосходительство, – поклонился Сугияма и протянул офицеру дипломатический паспорт. – Моя фамилия Сугияма, извольте удостовериться.
– А ну, братья, вытаскивай японца!
Коляску мигом перевернули, и Сугияма упал на мостовую. Поднялся, но тут же был снова сбит с ног, а затем его подхватили и, не обращая внимания на протесты, потащили прочь.
– Что, еще одного поймали?! Давай его сюда!
Сугияма непонимающе оглянулся и с ужасом осознал, что густо перемешанная с бойцами в красных повязках солдатня вовсе не намерена соблюдать международные соглашения.
Его бросили на колени, он встал, его снова бросили, и вот тогда раздался этот голос:
– Тихо! Я сейчас показывать буду! И поставьте его на ноги.
Толпа мгновенно угомонилась, и Сугияму подняли с колен. Он поднял голову и увидел крепкого, рыжего, как самый рыжий европеец, офицера лет сорока. Тот неспешно подошел к драгоману, тщательно, напоказ закатал рукава и встал в боевую стойку.
Толпа замерла.
– Я не буду с вами драться, – решительно произнес Сугияма. – Я – дипломат, и драка невозможна ни с каких позиций.
– А от тебя и не требуется драться, – улыбнулся китаец, – от тебя требуется умереть.
Толпа одобрительно загудела.
– Сначала я вырву твое сердце, японец, – мечтательно произнес рыжий, – а затем я его съем.
Сугияма напрягся; он уже видел, что рыжий настроен серьезно, но вставать в стойку для боя он не хотел. Он знал, что потом китайцы обязательно скажут, что он сам напал на офицера.
– А твоя кожа пойдет на пояса моим братьям, – хищно улыбнулся рыжий и обвел толпу взглядом. – Так, братья?!
– Та-ак… – загудела толпа.
– Вы не смеете нарушать соглашение наших императоров, – все более тревожась, напомнил Сугияма, – вы не сме…
* * *
Рыжий Пу вырвал ему сердце в два приема – так, как и показал ему Учитель. Поднял еще бьющийся кусок мяса над головой, и толпа зашлась от восторга.
– Причастимся, братия… – гнусаво подражая христианским жрецам, пропел Рыжий Пу, вытащил нож и под хохот оценивших шутку бойцов начал делить его на части, – это тебе… это тебе…
А потом они словно сошли с ума, схватились за ножи, разрезали окровавленную одежду драгомана посольства и в считаные минуты располосовали человеческую кожу на пояса, а само тело, разделенное на десятки кусков, с хохотом разбросали по всей улице.
* * *
Кан Ся видел переодетого в офицерскую форму рыжего бандита уже второй раз, как видел и все, что он сделал. Но когда отделенная от тела голова вознеслась над толпой на длинном бамбуковом шесте, Кан Ся заставил себя отвернуться и быстро пошел на запад. Не обращая внимания на хмельную от сладости насилия молодежь, миновал еще несколько кварталов и с облегчением нырнул в прохладную полутьму Западного храма.
– Где я могу увидеть Учителя Чжан Чунфа? – вежливо поинтересовался он у служки.
– Учителя нет в храме.
– Четыре, три, два, сорок девять, – назвал код Кан Ся.
– Идите за мной, – кивнул служка.
Они нырнули за тяжелую портьеру и, беспрерывно сворачивая, прошли длинным узким коридором, а потом служка остановился и с интервалами стукнул несколько раз в одну из множества дверей.
Дверь открылась, и Кан Ся внимательно оглядели двое охранников, но едва он произнес код, как охранники расступились, пропуская визитера внутрь.
– Учитель Чжан Чунфа? – поклонился Кан Ся единственному, кого увидел, – крепкому нестарому человеку лет пятидесяти. – Меня зовут Кан Ся. Я принес бумаги.
– Прошу вас, Кан Ся, присаживайтесь, – жестом указал Учитель на свободное место рядом с собой. – Чаю хотите?
Кан Ся кивнул, присел, куда показали, и замер: прямо на него смотрела точная копия того самого Золотого Дракона с умными нефритовыми глазами, что приходил к нему во сне! А тем временем Учитель неторопливо развернул сверток, вытащил все восемь экземпляров переписанного отчета, внимательно просмотрел один и удовлетворенно кивнул.
– Передайте господину Яо мою благодарность.
– Что? – как очнулся Кан Ся.
– Что вас так заинтересовало? – улыбнулся Учитель.
– Дракон, – показал глазами Кан Ся. – Мне кажется, я его где-то видел.
Учитель насторожился.
– Не думаю…
– Простите меня, Учитель, – поклонился Кан Ся. – Я ошибся.
– Некоторые ошибки стоят нам всех наших достижений, – внимательно заглянул ему в глаза Чжан Чунфа.
Кан Ся похолодел, секунду колебался и все-таки решился:
– Простите, Учитель, можно вопрос?
Чжан Чунфа кивнул.
– Магия действует? – глотнув, спросил Кан Ся и, боясь, что его не дослушают, заторопился: – Я видел некитайскую магию. Это опасно?
Учитель мгновенно посерьезнел.
– Ты видел пекинские улицы сегодня?
Кан Ся кивнул.
– Эти улицы очень опасны сегодня, Кан Ся, но их разбудило слово, а прежде слова была мысль. Как по-твоему, мысль опасна?
Кан Ся удивился и вдруг вспомнил, как давным-давно вдруг подумал, что надо бы арестовать контрабандный груз, переправляемый через Амур лодочником Бао. Одна-единственная, почти случайная мысль привела его тогда в камеру смертников, а вот теперь и сюда.
– Мысль очень опасна, Учитель.
– Так вот, Кан Ся, – вздохнув, поставил пустую чашечку на столик Учитель, – магия неопасна; опасна мысль, которая за ней стоит.
* * *
В конце мая Курбан так хорошо освоил дарованную ему богами карту, что его осенила, может быть, самая важная за всю его жизнь мысль. Он вдруг понял, что может обозначить границы своих владений!
Зачем это делать, вопросов не было. Он прекрасно понимал, что высшая справедливость, которую прямо сейчас осуществлял самый честный из всех помощников Эрлик-хана – Человек-Вепрь, просто обязана рано или поздно привести к возрождению древнего и славного Тангутского царства. У него даже возникло подозрение, что именно для этого боги и сохраняют жизнь русскому поручику.
А потому каждый вечер он дожидался, когда Семенов уснет, а затем осторожно вытаскивал похищенный из его сумки карандаш и уходил в кладовку или на кухню или просто прикрывался плащом. Разжигал волшебную керосиновую лампу, а затем осторожно доставал и разворачивал карту земли своего божественного предка богатыря Манджушри.
Курбан не умел читать, но каждое название этой карты, хоть раз кем-нибудь произнесенное вслух, запоминал навсегда. И, собственно, самой важной задачей теперь было точно соотнести каждое такое название с местом на карте.
Это было непросто. Да, офицеры при нем не стеснялись и свободно тыкали пальцами в свои карты, вслух называя и названия мест – и свои намерения относительно них. Кое-что из названий он запомнил исключительно благодаря тому, что проезжал мимо этих станций и городов. Но – Великая Мать! – сколько же оставалось непознанного!
– Сун-га-ри… – по слогам произносил он имя реки и уверенно ставил на ней крестик.
Он, главный и прямой потомок и наследник птицы Гаруды, с легкостью узнавал испорченное китайским сюсюканьем и замаскированное русскими буквами немыслимо древнее тангутское слово «Гун-Гар» – Господин Гар.
– Ар-р-гун-н… – с удовольствием произносил он имя еще одной реки и кропотливо присоединял к своим владениям еще один кусок. Только глухой не услышал бы в этом названии «Гар-Гун» – Гар-Господин.
– Джун-га-рия… – повторял он слышанное от офицеров слово и радостно ухмылялся. Выходило так, что и эта огромная, бог весть где находящаяся и неизвестно кем теперь заселенная земля тоже принадлежит ему!
Он двигался сантиметр за сантиметром, река за рекой и город за городом, от Пекина до Аньды, от Ханки до Далай-Нора, все увеличивая и увеличивая свои владения, пока со всех сторон не уперся в квадратные границы карты. И когда это произошло, его сердце затрепетало, а к глазам подступили слезы.
Все древние предания Курбан знал наизусть, и они однозначно утверждали: поставленная на спину гигантской рыбы и разделенная между духами-эдженами земля – плоская и квадратная, точь-в-точь как эта карта! И это означало только одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46