"
И представление Мелиссой этой троицы: маленькие злобные существа,
бегущие с оскаленными зубами через мрак. Бартон понял, что она
отождествила их с мышами; она боялась мышей, они были для нее куда
ужаснее, чем насекомые и змеи. Что же, он мог понять боязнь; он сам больше
всего боялся огня. Большинство Болди были в той или иной степени поражены
неврозом страха - расплата за повышенную чувствительность сознания.
"Я должен действовать быстро, - подумал он. - Раз они
переговариваются, они могут затаиться. Я должен покончить с ними разом.
Они могут читать ваши мысли?"
"Они даже не знают о существовании Мелиссы Карр."
"Но если один из них будет убит, они станут осторожными. Ты должна
оставаться в безопасности. Где ты?"
(Отказ, определенный отказ.)
"Было бы лучше сказать мне, тогда..."
"Никто не сможет найти меня до тех пор, пока я не думаю о своем
местонахождении." - Для телепатии не существует указательных пальцев. Она
выразила идею, означавшую больше, чем телепатия; это был символ всей расы
и ее единства.
"Ты можешь узнать, где Варган и Смит?"
"Конечно; они свободно общаются на своей личной длине волны. Варган в
Рэйе, Смит в Гуроне."
"Как тебе удается ловить эту волну?"
"Загадка." - Беспомощное пожатие плечами. - "Врожденное?"
"Когда один из них умрет, - подумал Бартон, - остальные будут
настороже. Слушай внимательно. Будь всегда готова передать их планы. Они
не должны спастись."
Мелисса подумала о трех маленьких, серых, злобных существах,
торопливо бегущих по полу. Бартон мрачно усмехнулся.
"Смотри, как они бегут, - сказал он ей. - Смотри, куда они бегут". -
Его рука коснулась кинжала. Кинжал был небольшим, но и его хватит.
Данных было немного. Мелисса передала некоторые перехваченные ею
мысли параноиков, и Бартон понял, что угроза параноиков реальна. В будущем
они станут опасными для всех мутантов. В эту эру дуэлей смерть одного
человека почти ничего не значила, но рисковать счастьем целой расы - это
тактика сумасшедшего. Не был понятен и мотив. Явная злость? Это было
нелогично, а параноики всегда логичны, хотя все их построения возводятся
на ложном фундаменте. Не хватало единственной нити, которая могла
прояснить смысл. Опыт натуралиста тоже не помог Бартону. Животные не
организуют саботажа. И птицы не загрязняют своих гнезд.
После того, как Мелисса покинула их, Сью дала волю нетерпению.
- Я хочу помочь, - сказала она, на сей раз вслух. - Должен быть путь.
- Но его нет. Ты же сама говорила, что тут потребуются весьма
специфичные навыки. Ты - биолог. У тебя реакция похуже, чем у меня, и если
бы ты оказалась одна, то мое внимание было бы отвлечено. А мне нужно
сосредоточиться.
- Так ты их убьешь?
- Конечно, я убью их. Хорошо, что их только трое, как сказала
Мелисса. Она не лгала; я мог бы засвидетельствовать.
- О, она честна, - согласилась Сью. - Но она определенно что-то
скрывает.
Бартон пожал плечами.
- Это неважно. Чего это требует, так это немедленных действий. Я не
могу вести долгого расследования. Если я вызову какие-то мысли или вопросы
в умах обычных людей, параноики заинтересуются. Я должен уничтожить этих
мерзавцев прежде, чем распространится инфекция. Болди-параноиков, которые
присоединились бы к подобному движению, если бы они могли владеть
секретным диапазоном.
- Так что же мне делать?
- Это неважно, - сказал Бартон, - сейчас. Ты свое дело сделала.
Теперь моя очередь.
Они оба поднялись. На улице он оставил ее, многозначительно пожав ей
руку. Вокруг них в ярком свете крутилась небрежная вечерняя жизнь городка
- символ всеобщей сложной системы проверки и баланса, которая удерживала
цивилизацию единой. Цивилизацию, которая терпела Болди и, пускай не очень
охотно, но давала им шанс обрести свое спасение. Они оба думали об одном и
том же: как легко эта привычная толчея может превратиться в жаждущую крови
стаю. Так уже случалось прежде, когда Болди были в диковинку, и эта
опасность все еще тлела.
И Бартон пошел один, неся в себе молчаливый приказ расы - сделать то,
к чему он готовился с самого своего рождения. Важна была раса, а не
отдельная личность. Его вертолет был уже готов, и он вылетел в Галилео на
побережье Атлантики, все еще думая о том, что ему нужно сделать. Он
настолько погрузился в собственные мысли, что только автопилот спасал его
от столкновений с другими вертолетами. Но наконец на горизонте замерцали
огни города ученых.
Галилео, как и большинство научных центров, был крупнее большинства
поселений. Ученые - народ мирный, и ни одному научному центру не грозило
уничтожение. В знаменитой своими энергетическими станциями Ниагаре народу
жило побольше, но Галилео превосходил ее по площади. Из опасности
некоторых экспериментов город раскинулся на много миль, чем здорово
отличался от обычно плотных компактных поселений Америки.
Поэтому здесь был и наземный транспорт, столь непривычный в других
местах. Бартон направился к коттеджу Дэнхема - в этой
индивидуалистической, хотя и взаимозависимой культуре, конечно, не было
многоквартирных домов - и удачно застал его дома. Дэнхем был мягким
круглолицым Болди, чьи парики с каждым годом становились все более седыми,
а нынешний был и вовсе белым. Он тепло приветствовал Бартона, но только
вслух, потому что на улице были люди, а Болди были тактичны в проявлении
своей силы.
- Дэйв! Я не знал, что ты вернулся. Как Африка?
- Жара! И я целых шесть месяцев не играл в скип-гандбол. Наверное,
порядочно ослабел.
- По тебе этого не скажешь, - заметил Дэнхем, окинув его завистливым
взглядом. - Заходи. Выпьем?
За коктейлем они болтали о разной чепухе, если не считать, что при
этом ртов они не открывали. Бартон все время помнил о том, что привело его
сюда и старался не рассказывать Дэнхему слишком много, особенно из-за
того, что здесь, в Галилео, был Сэм Фэйкс, и поэтому разговор вертелся
вокруг да около, ни к чему не приводя. Это оказалось несколько сложнее,
чем он себе представлял. В конце концов они оказались в игровой комнате и,
оставшись в шортах, встали перед вертикальной стеной с многочисленными
неровностями, состоящей из беспорядочно двигающихся сегментов. И они
играли в скип-гандбол. Можно было заранее сказать, насколько тяжело было
Дэнхему принимать мяч, но к тому же не было никакого способа угадать, куда
мяч отскочит. Оба достаточно напрыгались, выдержав основательное
испытание, и ведя во время игры телепатическую беседу.
Дэнхем признался, что он все же больше любит играть в кости. Или в
рулетку. В них он мог играть со своими друзьями - обычными людьми, а вот
бридж или покер - ох! Кто же станет играть в покер с телепатом?
То ли дело игры, где все строится на везении или обычной физической
силе. "Да, - согласился Бартон, - но таких игр не так уж много. Борьба или
бокс требовали тактического мышления. Но многие олимпийские виды спорта
вроде толкания ядра, прыжков в высоту, бега - были вполне доступны.
Многие... в которых не было поединка с соперником. Любая "военная" игра
вроде шахмат была невозможна."
"Да, - подумал Дэнхем, - твое призвание сродни игре в войну."
"Игра в охоту?" - Бартон порылся в своей памяти, остановившись на
сытом тигре, апатичном, и с глубоким сознанием мощи, как у тихо гудящей
динамо-машины. Он легко связал этот образ с голодом и еще с чем-то смутным
и бесформенным, родственным символу, которым Мелисса обозначала Сэма
Фэйкса. Созданный им мысленный образ настолько напоминал Фэйкса, насколько
один музыкальный аккорд может быть созвучен другому. Если Дэнхем вообще
знал Фэйкса, то он должен был отозваться.
И он отозвался. Восторг охватил Бартона, когда в грудах хлама в
сознании Дэнхема он отыскал случайные обрывки ассоциаций. Перед ним возник
образ толстого переводчика-недоучки, иногда работавшего с учеными
различных языковых групп. Бартон поспешно переключился на другую тему, так
что Дэнхем не придал особой важности этой чисто мнемонической идее.
Спустя некоторое время Бартон решил уйти. Он позволил Дэнхему
выиграть, и тот настолько обрадовался, что принял извинения Бартона по
поводу назначенной встречи безо всякого скептицизма. Действительно,
человек, только что вернувшийся в Америку после шести месяцев жизни в
джунглях, вправе рассчитывать на что-нибудь более интересное, чем
скип-гандбол. И со стороны Бартона было так любезно заглянуть...
Бартон бродил по гладко вымощенным улицам парков, позволяя своему
восприимчивому сознанию впитывать кипящие вокруг мысли. Теперь он знал,
что надо искать, и это оказалось несложно, потребуется только терпение. На
него обрушилась беспорядочная мозаика обрывочной информации. И Бартон
сделал то, к чему Болди прибегали крайне редко - он послал наводящий
вопрос в мысли обычных людей.
Без этого ему было не обойтись, ведь Бартон мог читать только те
мысли, которые лежали на поверхности сознания. А для того, чтобы внедрить
в сознании обычного человека даже короткий стимулирующий импульс,
потребовалось довольно заметное усилие. Люди в большинстве своем не
являются телепатами и пытаться мысленно общаться с ними это все равно что
проталкивать иголку между плотно подогнанными черепицами. При определенных
условиях люди могут принимать мысли, но не в состоянии отличить их от
своих собственных.
Бартон вспотел, пока сделал это. Однако ему удалось узнать многое.
Более того, он сделал это так незаметно, что даже сам Фэйкс, обнаружь он
подобные мысли, ничего бы не заподозрил. Многие люди в этот вечер подумали
о Фэйксе - в этом не было ничего необычного - но только не для Бартона,
складывающего эту мозаику. Кусочек отсюда и кусочек отсюда. Наконец
картина была завершена: переводчик, искажающий оттенки смысла - что-то
вроде разговора жителя Тибета и бенгальца с американским
химиком-физиологом. Это было нетрудно, поскольку ученые, погруженные в
работу, не обращали внимания на тонкости человеческого общения, и это
привело к тому, что здесь, в Галилео, зарождалось нечто, что в конце
концов вызовет беду.
Каким образом - этого, конечно, не знал еще сам Фэйкс - но его
поверхностных технических знаний оказалось достаточно, чтобы приостановить
работы. Оттенок смысла в сознании одного человека, слегка искаженный в
сознании другого, когда требовалось полное совпадение - все это говорило
Бартону, что Фэйкс предавал расу.
Кроме того, он узнал, где жил Фэйкс.
Теперь, стоя перед бунгало этого человека, он пробовал связаться с
Мелиссой Карр. Ее мысль почти тотчас коснулась его в обычном диапазоне
связи.
"Действуй осторожно, - приказал он. - Используй общие рассуждения". -
Он вновь ощутил ее женственность, мягкость вьющихся полос и по-детски
круглые щеки. Сквозь прохладный свежий ветер ночи принес с собой
мимолетный аромат духов.
(Согласие.)
"Не могла бы ты быстро засечь для меня остальных? Причем точно?"
"Да. В..."
"Оставайся включенной... сама знаешь во что..."
Снова согласие и та же нежная женственная застенчивость, мягкая и
удивительно привлекательная. Она немного боялась. Бартон почувствовал это
и испытал сильное желание защитить ее. В его сознании начал формироваться
образ Мелиссы Карр, хотя он знал, что это предубеждение. Мысленные и
зрительные образы могут очень сильно различаться. Но ему казалось, что у
Мелиссы маленькое треугольное лицо, хрупкое и с тонкими чертами, и что это
лицо обрамлено блестящими и черными как смоль волосами. Ему казалось, что
он видит ее черты изнутри, выворачивая обычную процедуру, когда лицо
человека помогает сформировать мнение о его внутреннем мире.
Как она это делает? Он удивлялся этому счастливому случаю, пересекая
улицу. Она единственная в мире могла принимать эту длину волны.
(Барьер!)
Теперь он стоял на крыльце перед закрытой дверью. Сквозь волокнистую
фанеру проникли сомнение и вопрос, коснувшиеся его сознания и метнувшиеся
прочь. Человек в доме мгновенно установил собственный барьер.
Отлично. Пока в сознании существовал подобный барьер, Фэйкс,
возможно, не мог общаться с другими параноиками на своей особой волне.
Или... или мог?
Бартон шагнул к круглому окошку. Через поляроидное стекло он ничего
разглядеть не смог. Настороженно оглянувшись по сторонам, он поднял ногу и
выбил стекло. Он осторожно ступил в проем, оказавшись в неплохо
обставленной комнате, где у стены, глядя на него, замер толстяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
И представление Мелиссой этой троицы: маленькие злобные существа,
бегущие с оскаленными зубами через мрак. Бартон понял, что она
отождествила их с мышами; она боялась мышей, они были для нее куда
ужаснее, чем насекомые и змеи. Что же, он мог понять боязнь; он сам больше
всего боялся огня. Большинство Болди были в той или иной степени поражены
неврозом страха - расплата за повышенную чувствительность сознания.
"Я должен действовать быстро, - подумал он. - Раз они
переговариваются, они могут затаиться. Я должен покончить с ними разом.
Они могут читать ваши мысли?"
"Они даже не знают о существовании Мелиссы Карр."
"Но если один из них будет убит, они станут осторожными. Ты должна
оставаться в безопасности. Где ты?"
(Отказ, определенный отказ.)
"Было бы лучше сказать мне, тогда..."
"Никто не сможет найти меня до тех пор, пока я не думаю о своем
местонахождении." - Для телепатии не существует указательных пальцев. Она
выразила идею, означавшую больше, чем телепатия; это был символ всей расы
и ее единства.
"Ты можешь узнать, где Варган и Смит?"
"Конечно; они свободно общаются на своей личной длине волны. Варган в
Рэйе, Смит в Гуроне."
"Как тебе удается ловить эту волну?"
"Загадка." - Беспомощное пожатие плечами. - "Врожденное?"
"Когда один из них умрет, - подумал Бартон, - остальные будут
настороже. Слушай внимательно. Будь всегда готова передать их планы. Они
не должны спастись."
Мелисса подумала о трех маленьких, серых, злобных существах,
торопливо бегущих по полу. Бартон мрачно усмехнулся.
"Смотри, как они бегут, - сказал он ей. - Смотри, куда они бегут". -
Его рука коснулась кинжала. Кинжал был небольшим, но и его хватит.
Данных было немного. Мелисса передала некоторые перехваченные ею
мысли параноиков, и Бартон понял, что угроза параноиков реальна. В будущем
они станут опасными для всех мутантов. В эту эру дуэлей смерть одного
человека почти ничего не значила, но рисковать счастьем целой расы - это
тактика сумасшедшего. Не был понятен и мотив. Явная злость? Это было
нелогично, а параноики всегда логичны, хотя все их построения возводятся
на ложном фундаменте. Не хватало единственной нити, которая могла
прояснить смысл. Опыт натуралиста тоже не помог Бартону. Животные не
организуют саботажа. И птицы не загрязняют своих гнезд.
После того, как Мелисса покинула их, Сью дала волю нетерпению.
- Я хочу помочь, - сказала она, на сей раз вслух. - Должен быть путь.
- Но его нет. Ты же сама говорила, что тут потребуются весьма
специфичные навыки. Ты - биолог. У тебя реакция похуже, чем у меня, и если
бы ты оказалась одна, то мое внимание было бы отвлечено. А мне нужно
сосредоточиться.
- Так ты их убьешь?
- Конечно, я убью их. Хорошо, что их только трое, как сказала
Мелисса. Она не лгала; я мог бы засвидетельствовать.
- О, она честна, - согласилась Сью. - Но она определенно что-то
скрывает.
Бартон пожал плечами.
- Это неважно. Чего это требует, так это немедленных действий. Я не
могу вести долгого расследования. Если я вызову какие-то мысли или вопросы
в умах обычных людей, параноики заинтересуются. Я должен уничтожить этих
мерзавцев прежде, чем распространится инфекция. Болди-параноиков, которые
присоединились бы к подобному движению, если бы они могли владеть
секретным диапазоном.
- Так что же мне делать?
- Это неважно, - сказал Бартон, - сейчас. Ты свое дело сделала.
Теперь моя очередь.
Они оба поднялись. На улице он оставил ее, многозначительно пожав ей
руку. Вокруг них в ярком свете крутилась небрежная вечерняя жизнь городка
- символ всеобщей сложной системы проверки и баланса, которая удерживала
цивилизацию единой. Цивилизацию, которая терпела Болди и, пускай не очень
охотно, но давала им шанс обрести свое спасение. Они оба думали об одном и
том же: как легко эта привычная толчея может превратиться в жаждущую крови
стаю. Так уже случалось прежде, когда Болди были в диковинку, и эта
опасность все еще тлела.
И Бартон пошел один, неся в себе молчаливый приказ расы - сделать то,
к чему он готовился с самого своего рождения. Важна была раса, а не
отдельная личность. Его вертолет был уже готов, и он вылетел в Галилео на
побережье Атлантики, все еще думая о том, что ему нужно сделать. Он
настолько погрузился в собственные мысли, что только автопилот спасал его
от столкновений с другими вертолетами. Но наконец на горизонте замерцали
огни города ученых.
Галилео, как и большинство научных центров, был крупнее большинства
поселений. Ученые - народ мирный, и ни одному научному центру не грозило
уничтожение. В знаменитой своими энергетическими станциями Ниагаре народу
жило побольше, но Галилео превосходил ее по площади. Из опасности
некоторых экспериментов город раскинулся на много миль, чем здорово
отличался от обычно плотных компактных поселений Америки.
Поэтому здесь был и наземный транспорт, столь непривычный в других
местах. Бартон направился к коттеджу Дэнхема - в этой
индивидуалистической, хотя и взаимозависимой культуре, конечно, не было
многоквартирных домов - и удачно застал его дома. Дэнхем был мягким
круглолицым Болди, чьи парики с каждым годом становились все более седыми,
а нынешний был и вовсе белым. Он тепло приветствовал Бартона, но только
вслух, потому что на улице были люди, а Болди были тактичны в проявлении
своей силы.
- Дэйв! Я не знал, что ты вернулся. Как Африка?
- Жара! И я целых шесть месяцев не играл в скип-гандбол. Наверное,
порядочно ослабел.
- По тебе этого не скажешь, - заметил Дэнхем, окинув его завистливым
взглядом. - Заходи. Выпьем?
За коктейлем они болтали о разной чепухе, если не считать, что при
этом ртов они не открывали. Бартон все время помнил о том, что привело его
сюда и старался не рассказывать Дэнхему слишком много, особенно из-за
того, что здесь, в Галилео, был Сэм Фэйкс, и поэтому разговор вертелся
вокруг да около, ни к чему не приводя. Это оказалось несколько сложнее,
чем он себе представлял. В конце концов они оказались в игровой комнате и,
оставшись в шортах, встали перед вертикальной стеной с многочисленными
неровностями, состоящей из беспорядочно двигающихся сегментов. И они
играли в скип-гандбол. Можно было заранее сказать, насколько тяжело было
Дэнхему принимать мяч, но к тому же не было никакого способа угадать, куда
мяч отскочит. Оба достаточно напрыгались, выдержав основательное
испытание, и ведя во время игры телепатическую беседу.
Дэнхем признался, что он все же больше любит играть в кости. Или в
рулетку. В них он мог играть со своими друзьями - обычными людьми, а вот
бридж или покер - ох! Кто же станет играть в покер с телепатом?
То ли дело игры, где все строится на везении или обычной физической
силе. "Да, - согласился Бартон, - но таких игр не так уж много. Борьба или
бокс требовали тактического мышления. Но многие олимпийские виды спорта
вроде толкания ядра, прыжков в высоту, бега - были вполне доступны.
Многие... в которых не было поединка с соперником. Любая "военная" игра
вроде шахмат была невозможна."
"Да, - подумал Дэнхем, - твое призвание сродни игре в войну."
"Игра в охоту?" - Бартон порылся в своей памяти, остановившись на
сытом тигре, апатичном, и с глубоким сознанием мощи, как у тихо гудящей
динамо-машины. Он легко связал этот образ с голодом и еще с чем-то смутным
и бесформенным, родственным символу, которым Мелисса обозначала Сэма
Фэйкса. Созданный им мысленный образ настолько напоминал Фэйкса, насколько
один музыкальный аккорд может быть созвучен другому. Если Дэнхем вообще
знал Фэйкса, то он должен был отозваться.
И он отозвался. Восторг охватил Бартона, когда в грудах хлама в
сознании Дэнхема он отыскал случайные обрывки ассоциаций. Перед ним возник
образ толстого переводчика-недоучки, иногда работавшего с учеными
различных языковых групп. Бартон поспешно переключился на другую тему, так
что Дэнхем не придал особой важности этой чисто мнемонической идее.
Спустя некоторое время Бартон решил уйти. Он позволил Дэнхему
выиграть, и тот настолько обрадовался, что принял извинения Бартона по
поводу назначенной встречи безо всякого скептицизма. Действительно,
человек, только что вернувшийся в Америку после шести месяцев жизни в
джунглях, вправе рассчитывать на что-нибудь более интересное, чем
скип-гандбол. И со стороны Бартона было так любезно заглянуть...
Бартон бродил по гладко вымощенным улицам парков, позволяя своему
восприимчивому сознанию впитывать кипящие вокруг мысли. Теперь он знал,
что надо искать, и это оказалось несложно, потребуется только терпение. На
него обрушилась беспорядочная мозаика обрывочной информации. И Бартон
сделал то, к чему Болди прибегали крайне редко - он послал наводящий
вопрос в мысли обычных людей.
Без этого ему было не обойтись, ведь Бартон мог читать только те
мысли, которые лежали на поверхности сознания. А для того, чтобы внедрить
в сознании обычного человека даже короткий стимулирующий импульс,
потребовалось довольно заметное усилие. Люди в большинстве своем не
являются телепатами и пытаться мысленно общаться с ними это все равно что
проталкивать иголку между плотно подогнанными черепицами. При определенных
условиях люди могут принимать мысли, но не в состоянии отличить их от
своих собственных.
Бартон вспотел, пока сделал это. Однако ему удалось узнать многое.
Более того, он сделал это так незаметно, что даже сам Фэйкс, обнаружь он
подобные мысли, ничего бы не заподозрил. Многие люди в этот вечер подумали
о Фэйксе - в этом не было ничего необычного - но только не для Бартона,
складывающего эту мозаику. Кусочек отсюда и кусочек отсюда. Наконец
картина была завершена: переводчик, искажающий оттенки смысла - что-то
вроде разговора жителя Тибета и бенгальца с американским
химиком-физиологом. Это было нетрудно, поскольку ученые, погруженные в
работу, не обращали внимания на тонкости человеческого общения, и это
привело к тому, что здесь, в Галилео, зарождалось нечто, что в конце
концов вызовет беду.
Каким образом - этого, конечно, не знал еще сам Фэйкс - но его
поверхностных технических знаний оказалось достаточно, чтобы приостановить
работы. Оттенок смысла в сознании одного человека, слегка искаженный в
сознании другого, когда требовалось полное совпадение - все это говорило
Бартону, что Фэйкс предавал расу.
Кроме того, он узнал, где жил Фэйкс.
Теперь, стоя перед бунгало этого человека, он пробовал связаться с
Мелиссой Карр. Ее мысль почти тотчас коснулась его в обычном диапазоне
связи.
"Действуй осторожно, - приказал он. - Используй общие рассуждения". -
Он вновь ощутил ее женственность, мягкость вьющихся полос и по-детски
круглые щеки. Сквозь прохладный свежий ветер ночи принес с собой
мимолетный аромат духов.
(Согласие.)
"Не могла бы ты быстро засечь для меня остальных? Причем точно?"
"Да. В..."
"Оставайся включенной... сама знаешь во что..."
Снова согласие и та же нежная женственная застенчивость, мягкая и
удивительно привлекательная. Она немного боялась. Бартон почувствовал это
и испытал сильное желание защитить ее. В его сознании начал формироваться
образ Мелиссы Карр, хотя он знал, что это предубеждение. Мысленные и
зрительные образы могут очень сильно различаться. Но ему казалось, что у
Мелиссы маленькое треугольное лицо, хрупкое и с тонкими чертами, и что это
лицо обрамлено блестящими и черными как смоль волосами. Ему казалось, что
он видит ее черты изнутри, выворачивая обычную процедуру, когда лицо
человека помогает сформировать мнение о его внутреннем мире.
Как она это делает? Он удивлялся этому счастливому случаю, пересекая
улицу. Она единственная в мире могла принимать эту длину волны.
(Барьер!)
Теперь он стоял на крыльце перед закрытой дверью. Сквозь волокнистую
фанеру проникли сомнение и вопрос, коснувшиеся его сознания и метнувшиеся
прочь. Человек в доме мгновенно установил собственный барьер.
Отлично. Пока в сознании существовал подобный барьер, Фэйкс,
возможно, не мог общаться с другими параноиками на своей особой волне.
Или... или мог?
Бартон шагнул к круглому окошку. Через поляроидное стекло он ничего
разглядеть не смог. Настороженно оглянувшись по сторонам, он поднял ногу и
выбил стекло. Он осторожно ступил в проем, оказавшись в неплохо
обставленной комнате, где у стены, глядя на него, замер толстяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35