Ее руки чертили в воздухе замысловатые фигуры, а попка вертелась в бешенном темпе, по совершенно фантастической траектории. «Не объяснимой законами аэродинамики», – внезапно вспомнив азы штурманского дела, подумал Петр. Хотя при чем тут аэродинамика он спьяну понять не мог. Ведь попка Тигрясика это не летательный аппарат. Хотя над столом она, похоже, летала.
Рядом танцевала Зоя. Ей не надо было никакого шейпинга. Она относилась к тому редкому, почти исчезающему типу людей, грация и сила которых дана им от природы. Это была естественная грация дикого зверя, не нуждающаяся в шлифовке.
Марина тоже уже изрядно подразоблачилась. Но она не танцевала, а сидела рядом с Юрой на диване. Вини Пух поглядывал на ее стоячую грудь четвертого номера как кот на сметану.
– Не судите нас слишком строго, Юрий Алексеевич.
Марине почему-то вздумалось поиграть в официальность на фоне явного разгула. Надо сказать, это было оригинальным. Она несколько картинно затянулась сигаретой.
– Жизнь наша не богата впечатлениями. Иногда хочется оттянуться. Но ведь городок маленький. Не разгуляешься.
– Что вы, Мариночка, – старый опер подыграл своей собеседнице, принимая тон разговора. – Уж не нам что-то говорить по этому поводу.
Марина томно усмехнулась.
– Можно не говорить, а думать… Хотя Лену с Зоей даже формально осуждать нельзя. Они разведены, а мужья их были просто скотами. У Лены бандит-неудачник, а у Зои ваш коллега, ментяра поганый… Извините, – поправилась она поспешно.
– Пустое, – Юра улыбнулся. Улыбка у него была весьма оригинальной. Он являл собой смесь добродушного Вини Пуха и тигра-людоеда. Правда, тигр глубоко прятался, когда Юра контролировал себя. Но сейчас все они расслабились, и немного захмелевший с устатку Юра смотрел на Маринину грудь откровенно хищно.
– Кроме того, я давно не мент.
– Ах, менты, как и эфэсбэшники бывшими не бывают…
– А вы, Мариночка неплохо разбираетесь в этих делах.
Она посмотрела на него несколько снисходительно.
– Я работаю в офисе одной местной фирмочки. А бизнес в провинции от криманала не отделим. Сам же криминал тесно сплетен с ментовкой.
– А при чем тут ФСБ?
– Это уже из политических триллеров. Я все же по профессии учительница литературы.
Юра, все так же мило улыбаясь, посмотрел на нее, тем не менее, внимательней. Пристальному наблюдателю его взгляд говорил бы о многом. Если бы Марина оказалась агентом ФСБ, и если бы они сейчас не веселились, а были «в деле», он прикончил бы ее профессионально. И тела бы не нашли.
Но сейчас они просто отдыхали. Тем не менее, он не удержался от реплики, содержащей скрытую провокацию.
– А что, сейчас в школьную программу входят политические триллеры?
Она засмеялась, слегка откинув голову назад.
– Нет. Просто бывшие учителя литературы, еще что-то по привычке читают. В отличие от большинства остальной публики.
– Мы в баню пойдем когда-нибудь, в рот компот?! – раздался голос Зои, спрыгнувшей со стола.
– Сей момент, милые дамы, – ответил Чугунов, в это время пытавшийся поймать вертящуюся на столе Лену.
После реплики Зои она на мгновение остановилась, и Чугунов, схватив ее в охапку, закружился с ней на руках по гостиной.
– Поставь на место, Петрович, – сверкая своими шалыми глазами, громко сказала Зоя. – Успеешь еще потискать своего Тигрясика. И если уж сей момент, то давай сей момент.
В это время подкравшийся к ней Зигфрид тоже подхватил ее на руки и закружил по залу. Зоя завизжала.
– Мужики, действительно пора бы погреться, – заметил Юра. – А то, «немного закусим, немного выпьем, немного потанцуем…». Так мы до бани и до завтра не доберемся. А погреться хочется.
– Все, идем, – поставил на пол свою партнершу Чугунов. Он сделал это аккуратно, но достаточно резко. Лена ударила его своим кулачком по спине.
– Тумба чугунная. Поосторожнее.
– А что… – Чугунов посмотрел на нее с искренним недоумением.
– Неисправим, – констатировала она.
Все были одеты, «более чем легко». Но у Чугунова была куча старых и не очень старых тулупов. И не менее шести пар валенок. Вся компания одела тулупы на голое тело и валенки на босу ногу. В таком одеянии все они пошли в баню, стоявшую на краю огорода, недалеко от реки. Летом до реки можно было добежать, выйдя из калитки. Сейчас это было бесполезно. Река в такой мороз замерзла быстро.
Впрочем, река была некой экзотикой. В бане все было вполне цивильно. Имелась вода и даже холодный душ. Чугунов откровенно любил удобства, не считая их излишеством. Это позолоченная бронза на ручках излишество, а вода, подведенная к бане – необходимость.
В предбаннике все разделись. Мужчины, не стесняясь догола, женщины обернулись простынями.
– Ну, вы дамы даете…
– Еще не даем, – отбрила Зоя.
– Я не о том, плясали чуть ли не в неглиже, а сейчас в простыни кутаетесь.
– Хотим, и кутаемся, не гони коней, Петрович, – сверкнула глазами Зоя.
Вдруг все замолкли.
Юра снял рубашку, и женщины увидели следы его ранений.
Лена, почти инстинктивно, порывисто подошла к Юре и профессионально провела чуткими пальцами по огромному шраму на плече.
– Сустав задет? – спросила она.
– По частям собирали, – усмехнулся Юра.
– Где?
– В Боснии. – Он опять усмехнулся. Его рана на плече была самая заметная, но отнюдь не самая опасная.
Лена провела пальцами по его животу и легко коснувшись гораздо менее приметного шрама, спросила:
– А выходное где?
– Не было выходного. Пуля почему-то повернула вниз, прошла вдоль брюшины и застряла в тазовой кости.
Надо было видеть ее лицо в этот момент. Доброе, внимательное, заботливое. Она как будто автоматически переключила режим своего поведения. Увидев такие раны, даже старые и зажившие, она стала, прежде всего, врачом, забыв все остальное.
Глядя на нее, у Чугунова сжалось сердце. Такие женщины достойны жить в хрустальных замках, достойны, чтобы их носили на руках, достойны просыпаться, каждый день, видя в своей спальне свежие цветы.
– А где это было? – спросила она.
– В родном Питере, когда меня убивали по заказу.
Он не любил вспоминать, как киллер подходил к нему, беспомощно лежащему на земле и, приставив автомат к голове, нажал спуск. Выстрела не последовало, патроны кончились. Большую часть пуль приняли в себя, заслонившие Юру соратники. Было 10-30 утра. Киллер, наделав и так много шума, не стал перезаряжать автомат, а скрылся в ближайшем дворе.
– Убийцу нашли?
– Еще бы, ведь я его запомнил точно.
– Ну и что?
– Отпустили за недостатком улик. Сейчас он в Израиле, живет и в ус не дует.
– И за что же вы все воюете, мальчики вы неповзрослевшие?
– Да за вас! – вдруг взорвался Чугунов. – За белых русских женщин, лучших в мире. Чтобы вы жили, как королевы, чтобы ни одна тварь не смела называть вас бабами. Чтобы ты, Тигрясик, врач от Бога, получала на трех работах не жалкие триста баксов, а три тысячи. Но три тысячи эти кремлевские твари собираются платить своим охранителям, а не детским врачам. Ибо им не нужны здоровые русские дети, и поэтому не нужны детские врачи. Им нужны все эти псы, защищающие их власть над нашей страной!
Чугунова трясло от гнева и возмущения, и он продолжал орать. Тесный предбанник, казалось, вибрировал от его крика.
– Для нас нет врагов хуже них. Или русский народ найдет в себе силы уничтожить всю эту сволочь, неважно с чьей помощью, или они заставят русский народ вымереть.
Юра спокойно слушал профессора, а Зигфрид одобрительно мотал головой, разделяя все его эмоции. Марина смотрела на Чугунова несколько удивленно и скептически. Она хотела прервать его ироничным вопросом, но Тигрясик опередила ее.
– Но что же вы можете?! – спросила она с неподдельным сочувствием.
Юра усмехнулся, и сказал:
– Не важно, что можешь, важно, что делаешь.
– Мне всегда нравился американский фильм «Пролетая над гнездом кукушки», знаете такой? – спросил Чугунов.
– Знаем, – ответила за всех Марина.
Хотя Зойка, а может и Лена, вряд ли были в курсе. Но направление разговора было понятно и без этого.
– Помнишь, там был индеец, который говорил: «Но я хотя бы пробовал!».
– Насколько я помню, у него так ничего и не вышло.
– Зато вышло у другого, главного героя этого фильма…
– Мы в парилку пойдем когда-нибудь?! – прервала их дискуссию Зоя. – Задолбали своими серьезными разговорами, в рот компот.
В парилке было уже за сто градусов. Петр плеснул на камни свою фирменную травяную смесь. Одуряющее запахло одновременно мятой, эвкалиптом, лавандой, пихтой. Он не любил разделять ароматизаторы и лил их все сразу и от души. Иным это казалось не совсем правильным. Но… Чугунов он и есть Чугунов. Тонкостью он не отличался.
Банный жар сразу расслабил их всех. Разговор уже не касался серьезных тем. Женщины вскоре сбросили с себя простыни и предстали во всей красе. И это не преувеличение. Как же идет русской женщине легкое марево банного жара!
Все они казались моложе, чем на самом деле, лет на двадцать. И то, такая розовая нежная кожа могла быть только у совсем молоденьких девчонок.
Распарившись, все высыпали на снег. Чугунов барахтался в сугробе как медведь-шатун. Он валялся и урчал, а потом бросился обратно в парную, готовый снести все и всех на своем пути.
Женщины вели себя более деликатно, но в целом не отставали от Петра.
Глядя на них, Зигфрид пропел, перефразируя известную песню:
– Девочки на снегу, Розовые на белом…
– Дальше там было про что-то типа, я уже не могу, – ухмыльнулся Юра.
И гульбище пошло по накатанной колее, неизбежно приближаясь к тому, что откладывать дальше не хотел уже никто из его участников.
Комната Чугунова занимала всю мансарду дома. «Мой чердак», – называл он ее. На втором этаже были три «гостевые» комнаты и туалет с умывальником. На первом гостиная, санузел с душем и кухня.
Мансарда была далеко не чердаком, и из ее окон открывался чудный вид на долину протекавшей рядом реки. Сейчас эта долина была залита лунным светом и казалась заколдованной страной с черным лесом на горизонте и мерцающей полосой заснеженной поймы.
Лунный свет проникал и в комнату через одно из широких окон. В этом свете лицо Лены казалось по-особенному красивым и нежным. Оно как бы растворялось в полумраке. Деталей лица не было видно. Но тем выразительнее на этом мягко очерченном лице мерцала ее широкая, лукавая и задорная улыбка. Ибо второстепенные черты не отвлекали глаз от этих милых губ и ровного ряда зубов.
Однако лукавство и задор были смягчены этим нежным полумраком. Четко виделись лишь ее чуть приподнятые к вискам глаза. Белки их напоминали Петру какие-то полудрагоценные камни, а голубые зрачки казались одновременно и темными и прозрачными. Такой цвет бывает у чистого спокойного моря или озера сразу после заката солнца, когда последний свет ушедшего дня как будто еще бродит и мягкими голубыми искорками мерцает в толще темнеющей воды.
Бурная фаза любви была завершена. Она наклонилась над ним и улыбалась. Ее нежные пальчики по какой-то хаотической траектории пробегали по его широкой груди и животу. Петр проваливался в сон под ее ласковый шепот.
– Ты меня развращаешь, но мне это начинает нравиться, ибо соответствует моему новому имиджу.
Что ей нравится, Петр в целом понимал. А новый имидж означал ее все большую раскованность в делах любви. Не понимал он только одного, как могла судьба, и конкретно мужчины, бывшие в ее жизни до него, не открыть в Тигренке такую чудную подругу и возлюбленную.
Впрочем, для него это было не столь уж важно. Важно в этот момент было только то, что есть здесь и сейчас.
А она продолжала страстно и бессвязно.
– Ни в одном языке мира нет слов, чтобы передать мои чувства. Это больше, чем любовь…Я тебя люблю. Спасибо. У меня есть ты и пусть все завидуют…Сладкий, медовый малыш. Самый сильный наркотик в моей жизни.
Под аккомпанемент этих слов Петр погрузился в сон. Завершился пир, венчающий месяцы напряженной работы, и, можно сказать, борьбы.
Его любили по-настоящему, и ему было наплевать, что будет с ним завтра. Это было нелогично и совершенно безответственно. Это вопиющим образом не соответствовало его характеру. Но… это было именно так.
Глава 5. Оранжевое небо
Пока Чугунов и его соратники отчаянно боролись, участвуя в политической баталии местного значения, а потом расслаблялись в глуши владимирских лесов, на просторах, когда-то называвшихся СССР, происходили вещи гораздо более значительные.
Надо сказать, что развалившаяся империя была отягощена столькими грехами, что ее душу отвергал не только рай, но и ад. И бродила эта неприкаянная душа по просторам, где раньше вольготно раскидывалось ее тело.
Какой только сволочи не набилось в коридоры власти в странах так называемого СНГ – думал иногда Чугунов. – Можно только подивиться политикам Запада, что они признавали этих деградантов равными себе и принимали на высшем уровне. Впрочем, может в высокой политике так и положено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34