Обычно его добавляют к Старшим Арканам — до двадцати двух.
— Их и есть двадцать два, — сказал м-р Кенинсби. — Я только что перечислил все номера.
— Нет, сэр, — ответил Генри словно нехотя. — Это не совсем так. Строго говоря, их — двадцать одна и ноль, как говорила мисс Кенинсби. А ноль — он и есть ноль, ничего, то, что не считается.
— Может, еще какие-нибудь посмотрим? — спросил Ральф.
— А ты умеешь по ним гадать? — с надеждой спросила Нэнси, но Генри покачал головой.
— Не так, как нужно. По крайней мере, пробовать мне бы не хотелось. Но вообще-то это можно; мой дед должен знать, как это делается. Очень любопытные карты, а эта колода — особенно.
— А что в ней такого особенного? — не отставала Нэнси.
Генри ответил, не сводя глаз с карт:
— Говорят, что тасует карты земля, раскладывает дождь, перебирает ветер, а разделяет по мастям огонь. А Старшие Арканы могут объяснить все, что происходит в мире, они есть мера бесконечного танца.
— Какие-нибудь простонародные суеверия, надо полагать? — заметил м-р Кенинсби, от всей души желавший, чтобы его дочь не связывалась с таким суеверием, как этот Генри Ли.
— Скорее всего, так оно и есть, сэр, — ответил молодой человек. — Мой народ любил рассказывать эти истории еще в те времена, когда весь табор собирался вокруг костров.
— Жутко интересно, — сказала Нэнси. — А что такое «бесконечный танец», Генри, миленький?
Он легонько приобнял ее, как только м-р Кенинсби повернулся к ним спиной.
— А разве ты не знаешь? — шепнул он. — Посмотри на седьмую карту.
Она послушно отыскала глазами нужный номер и увидела под монограммой двух влюбленных; обе фигуры в золотистом ареоле, обе — с протянутыми навстречу друг другу руками, обе одеты в шкуры какого-то дикого зверя. Они шли рядом, танцуя, по длинной дороге, которая начиналась с точки на горизонте и выходила на передний план. Рука Нэнси накрыла руку Генри, она улыбнулась ему и сказала:
— Только-то?
— Это, по крайней мере, первый шаг, — ответил он. — Если, конечно, не начинать с Отшельника.
— Сибил, я жду, — напомнил м-р Кенинсби, и Си-бил поспешно взяла следующую колоду, а Ральф с видимым удовольствием собрал колоду Таро и убрал на место.
Но интерес зрителей внезапно иссяк. Генри и Нэнси были заняты собственными чувствами, м-ру Кенинсби и его сыну стало скучно, и через пару минут Сибил учтиво произнесла:
— Не кажется ли вам, что на сегодня довольно? «Она и вправду всегда точно знает, когда остановиться», — подумал про себя м-р Кенинсби, а вслух заметил:
— Как хочешь, как хочешь. Что скажете, Генри?
— А?.. — вздрогнул Генри и тут же согласился, — О, как вам угодно.
— Я за то, чтобы их убрать, — сказал Ральф еще охотнее, чем отец. — Недурственная коллекция. А те, как-вы-их-там-называли — просто главный лот.
Часа два спустя Нэнси провожала Генри до дверей. Звезда, низко висевшая над горизонтом, напомнила ей одну из «как-их-там-называют» карт.
— Ах, дорогой, ты научишь меня предсказывать судьбу по тем картам — ну, по особенным?
— По Таро? — переспросил Генри с легкой иронией.
— Если ты их так называешь, — сказала она. — Я немножко умею гадать по обычным.
— А рука у тебя чуткая? — спросил он. — Тут важно чувствовать, как карты ложатся, не неволить себя, делать то, что они скажут.
Нэнси поглядела на свои руки, пошевелила кистями.
— Почему бы и нет, главное — не торопиться. Ну, испытай меня, Генри, милый.
Он положил обе ее руки к себе на ладонь.
— Мы попробуем, дорогая, — серьезно произнес он. — Мы обязательно попробуем, что ты сумеешь сделать со Старшими Арканами. Если это действительно та самая колода… Как ты думаешь, твой отец не мог бы продать их мне?
— Зачем? Они тебе нужны? — удивилась Нэнси. — Я всегда знала, что ты все-таки настоящий цыган! И ты сменишь обличье и уйдешь к своему племени? Ой, давай, а я стану цыганкой. «Добрый господин, добрый господин», — затараторила она. — И каждый кладет в мою ладонь по фунтовой бумажке, потому что я прекрасна, а Король, может быть, поцелует меня на виду у всех придворных дам. Тебе это понравилось бы? А потом он подарит мне бриллиантовое кольцо, а ты будешь хвастаться им, когда всякие судьи придут к нам пить чай. И не уверяй меня, что не придут, потому что ты станешь судьей, и вы будете обсуждать всякие случаи, а у меня останется только бриллиантовое кольцо, чтобы вспоминать, как Король Англии подарил его нищей цыганской девочке, когда она еще не превратилась в леди Ли и ей не приходилось смягчать сердце своего мужа, чтобы он был подобрее к бедным осужденным, которых приводит к нему полиция. Теперь ты знаешь, о чем я мечтаю, и когда увидишь, что я задумалась, никогда, никогда не мешай мне.
— Вряд ли мне удастся тебе помешать, — заметил Генри.
— Противный! — надулась она. — Ты смеешься над своей бедной Нэнси! Скажи еще, что я болтушка! Что же мне, на пальцах с тобой разговаривать, — она, дурачась, подняла руки и неуклюже воспроизвела несколько жестов из языка глухонемых, — чтобы объяснить, в какой магазин я собираюсь?
Он поймал ее руки в свои и легонько сжал.
— Не хвастайся своей красотой, радость моя, а то когда я стану судьей, придется разбираться с твоим слишком гордым сердечком, и в наказание отправлять твои нежные руки в тюремную прачечную.
— А я завлеку сына губернатора и убегу, — сказала она, — и напишу балладу о жестоком судье, и о том, как он сначала побил, а потом запер свою милую. Дорогой, тебе пора идти. До завтра, хорошо? Поезжай домой и ложись спать. Спокойной ночи. С тобой ведь ничего не случится, обещаешь?
— Я пресеку любые происшествия в самом начале, — сказал Генри. — Если что-то начнет происходить, оно у меня не обрадуется.
— Хорошо, — сказала она. — А то мне совсем не хочется, чтобы еще что-нибудь происходило. Ну же, спокойной ночи — почему ты все еще здесь? Тебе ведь не очень далеко до дома. К полуночи наверняка доберешься.
Но той же ночью, когда Нэнси уже спала, Генри выехал из Лондона и повел машину на юг. Лишь далеко за полночь он остановился возле одинокого дома в холмах Сассекса.
Глава 2
ОТШЕЛЬНИК
Старик был в комнате один-одинешенек. Он сидел за столом лицом к двери; еще одна дверь находилась у него за спиной. Огромный стол почти целиком занимали причудливо разложенные карты Таро. Время от времени старик осторожно передвигал их с места на место, то делая пометки на листе бумаги, то сверяясь с древним манускриптом, лежащим на краю стола. Карты настолько поглотили его, что он не услышал шагов и поднял голову, только когда открылась дверь. Вошел Генри Ли.
— А-а, Генри! — воскликнул старик. Молодой человек быстро оглядел разложенные карты и улыбнулся.
— Ну как, добрался до чего-нибудь? — спросил он.
— Пока нет, — со вздохом ответил старик. — Не все сразу. Дай только срок, и я обязательно сделаю это. — Он опять вздохнул. — Видишь, я все записываю, так что рано или поздно это случится. Генри кивнул в сторону второй двери.
— А они как? — спросил он, немного понизив голос.
— Я наблюдаю за ними, — откликнулся старик. — Но, знаешь, это слишком сложно. Впрочем, все равно ведь надо. А ты… не хочешь вернуться и помочь мне?
— Почему бы не помочь, — отозвался Генри, снимая куртку.
Аарон Ли поднялся на ноги. Он действительно был очень стар. Судя по маленькой согбенной фигуре, темной коже и лысому черепу, ему исполнилось никак не меньше сотни лет. Однако двигался он не по-стариковски уверенно. Руки твердо опирались о стол, а голос, если и дрожал немного, то от возбуждения, а не от дряхлости.
— Ты хочешь сказать, что напал на след? Что ты узнал? Ты… раскрыл тайну?
Генри присел на край стола и рассеянно взял одну из карт.
— Рано пока обольщаться, — проговорил он. — Мне и самому не верится. Насчет тайны — не знаю. Видно, нам все-таки вместе придется ее разгадывать. Но, — он уронил карту и посмотрел на деда в упор, кажется, я нашел оригинал.
Аарон ахнул.
— Неужели, .. — начал он, и тут его затрясло так, что пришлось опуститься в кресло. Наконец возбуждение спало, и он проговорил:
— Это невозможно.
— Ты уверен?
— Расскажи мне, — воскликнул Аарон, подавшись вперед, — какие они? Почему ты считаешь… — голос у него прервался от волнения, но чуть погодя он справился с собой и опять повторил:
— Расскажи мне. Расскажи.
— Все это довольно неожиданно, — начал Генри, — но ведь с ними никогда не знаешь, чего ждать. Кто может знать, как они лягут завтра? Скажи, ты по-прежнему каждый день раскидываешь карты на мое будущее?
— Конечно, — кивнул Аарон.
— И что выпало мне на сегодня?
— Ничего особенно важного, — ответил старик. — Что-то должно было прийти к тебе, какая-то удача. Туз чаш лег поверх Колеса фортуны, но я решил, что это относится к твоей юриспруденции.
— Стар ты стал, дед, — вздохнул Генри. — Разве чаши означают только денежные дела?
— А что мне оставалось? — запротестовал Аарон. — Расклад был сделан на день — я и представить не мог… Так что же ты все-таки нашел?
— Я уже говорил тебе, что помолвлен, — начал Генри, тщательно подбирая слова. — Так вот, ее отцу досталась в наследство от умершего друга коллекция игральных карт… Ничего интересного, кроме одной колоды. Он нам показывал, и попомни мои слова, это и есть та самая первая колода. Я специально сегодня вечером ездил убедиться.
— Ты их привез? — быстро спросил старик. Генри покачал головой.
— Спешить некуда. Ты лучше вспомни, какая у них Колесница: египетская повозка, запряженная двумя сфинксами, а правит грек, и вся расписана городами и островами?
— Именно так.
— А Смерть — нагой крестьянин, с серпом в руке и сандалиями у пояса?
— Так и есть.
— Значит, все сходится, — заключил Генри. — А теперь пойдем посмотрим на них, я ради этого и приехал.
Аарон поднялся, вынул из кармана куртки ключ и медленно направился к внутренней двери. Генри шел следом. Старик вставил ключ в замочную скважину, повернул и открыл дверь. Пространство за ней от пола до потолка перекрывали тяжелые черные занавеси. Тронув рукой одну из них, старик словно засомневался на мгновение, затем решительно отодвинул ткань, прошел внутрь и придержал полотнище, давая пройти внуку.
Эта комната была меньше предыдущей. Стены ее были задрапированы плотными темными тканями. Она освещалась каким-то странным светом, который не мог проникать сюда ни через окно, ни через дверь. Казалось, сам воздух светился разными оттенками — то наливался красным, словно отблесками далекого пожара, то зеленел, будто пробивался сквозь толщу незримых вод, то темнел, взвихриваясь туманными испарениями, но мгновение спустя туман рассеивался, и комнату заливал чистый свет рассветной зари. Впрочем, ни один из вошедших не обратил внимания на странные сполохи. Оба смотрели на стол, стоявший посреди комнаты.
Он был сработан из какого-то странного дерева и стоял на единственной центральной опоре. У самого пола она разделялась на четыре ствола, каждый из которых, в свою очередь, образовывал четырнадцать ветвей, так что в итоге стол опирался на пятьдесят шесть лап. Столешница была крыта золотом и расписана загадочным узором или, скорее, двумя орнаментами: одним, состоящим из квадратов, а вторым — из кругов, так что взгляд выделял то один, то другой из них, как на шахматной доске. На золотой поверхности помещалось множество маленьких фигурок, каждая около трех дюймов в высоту, тоже из золота и весьма тонкой работы. На первый взгляд, они напоминали шахматные фигурки, только их было больше, и они постоянно двигались. Они перемещались легко и непрерывно, никогда не сталкиваясь, словно подчиняясь какому-то сложному ритму, и вместе с тем по собственной воле. Их было около сотни. Стол издавал тихую музыку — скорее отзвуки, чем звуки. Золотые фигурки точно следовали то убыстряющемуся, то замедляющемуся ритму — если только сама мелодия не была следствием их гармоничного движения.
Медленно и осторожно Генри сделал несколько шагов вперед; он словно боялся, как бы маленькие фигурки не услышали его. Так же вкрадчиво приблизился к столу и Аарон. Оба остановились, не сводя глаз с фигурок. Молодой человек сравнивал их с изображениями на недавно виденных картах. Он быстро нашел фигурки, державшие монеты, мечи, жезлы и чаши. Затем он принялся разыскивать те, которые должны были соответствовать Старшим Арканам. Как только он останавливал взгляд на одной из них, остальные словно таяли, превращаясь в золотистые пятна. И однако, все они были здесь: и Жонглер, танцевавший у самого края круга, подбрасывая и ловя крошечные шары; и Император с Императрицей; и оба Иерофанта — мужчина и женщина; и старый Отшельник с тяжелой поступью, и Влюбленные, кружащиеся, держась за руки; и Колесница, запряженная сфинксами в сопровождении четырех младших арканов; и фигура, зажимающая пасть льву, а рядом — еще одна, прикрывающая ладонью чашу; и фигурка с весами — но на глазах у нее не было повязки. Эти три были обозначены на картах как Сила, Воздержание и Правосудие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Их и есть двадцать два, — сказал м-р Кенинсби. — Я только что перечислил все номера.
— Нет, сэр, — ответил Генри словно нехотя. — Это не совсем так. Строго говоря, их — двадцать одна и ноль, как говорила мисс Кенинсби. А ноль — он и есть ноль, ничего, то, что не считается.
— Может, еще какие-нибудь посмотрим? — спросил Ральф.
— А ты умеешь по ним гадать? — с надеждой спросила Нэнси, но Генри покачал головой.
— Не так, как нужно. По крайней мере, пробовать мне бы не хотелось. Но вообще-то это можно; мой дед должен знать, как это делается. Очень любопытные карты, а эта колода — особенно.
— А что в ней такого особенного? — не отставала Нэнси.
Генри ответил, не сводя глаз с карт:
— Говорят, что тасует карты земля, раскладывает дождь, перебирает ветер, а разделяет по мастям огонь. А Старшие Арканы могут объяснить все, что происходит в мире, они есть мера бесконечного танца.
— Какие-нибудь простонародные суеверия, надо полагать? — заметил м-р Кенинсби, от всей души желавший, чтобы его дочь не связывалась с таким суеверием, как этот Генри Ли.
— Скорее всего, так оно и есть, сэр, — ответил молодой человек. — Мой народ любил рассказывать эти истории еще в те времена, когда весь табор собирался вокруг костров.
— Жутко интересно, — сказала Нэнси. — А что такое «бесконечный танец», Генри, миленький?
Он легонько приобнял ее, как только м-р Кенинсби повернулся к ним спиной.
— А разве ты не знаешь? — шепнул он. — Посмотри на седьмую карту.
Она послушно отыскала глазами нужный номер и увидела под монограммой двух влюбленных; обе фигуры в золотистом ареоле, обе — с протянутыми навстречу друг другу руками, обе одеты в шкуры какого-то дикого зверя. Они шли рядом, танцуя, по длинной дороге, которая начиналась с точки на горизонте и выходила на передний план. Рука Нэнси накрыла руку Генри, она улыбнулась ему и сказала:
— Только-то?
— Это, по крайней мере, первый шаг, — ответил он. — Если, конечно, не начинать с Отшельника.
— Сибил, я жду, — напомнил м-р Кенинсби, и Си-бил поспешно взяла следующую колоду, а Ральф с видимым удовольствием собрал колоду Таро и убрал на место.
Но интерес зрителей внезапно иссяк. Генри и Нэнси были заняты собственными чувствами, м-ру Кенинсби и его сыну стало скучно, и через пару минут Сибил учтиво произнесла:
— Не кажется ли вам, что на сегодня довольно? «Она и вправду всегда точно знает, когда остановиться», — подумал про себя м-р Кенинсби, а вслух заметил:
— Как хочешь, как хочешь. Что скажете, Генри?
— А?.. — вздрогнул Генри и тут же согласился, — О, как вам угодно.
— Я за то, чтобы их убрать, — сказал Ральф еще охотнее, чем отец. — Недурственная коллекция. А те, как-вы-их-там-называли — просто главный лот.
Часа два спустя Нэнси провожала Генри до дверей. Звезда, низко висевшая над горизонтом, напомнила ей одну из «как-их-там-называют» карт.
— Ах, дорогой, ты научишь меня предсказывать судьбу по тем картам — ну, по особенным?
— По Таро? — переспросил Генри с легкой иронией.
— Если ты их так называешь, — сказала она. — Я немножко умею гадать по обычным.
— А рука у тебя чуткая? — спросил он. — Тут важно чувствовать, как карты ложатся, не неволить себя, делать то, что они скажут.
Нэнси поглядела на свои руки, пошевелила кистями.
— Почему бы и нет, главное — не торопиться. Ну, испытай меня, Генри, милый.
Он положил обе ее руки к себе на ладонь.
— Мы попробуем, дорогая, — серьезно произнес он. — Мы обязательно попробуем, что ты сумеешь сделать со Старшими Арканами. Если это действительно та самая колода… Как ты думаешь, твой отец не мог бы продать их мне?
— Зачем? Они тебе нужны? — удивилась Нэнси. — Я всегда знала, что ты все-таки настоящий цыган! И ты сменишь обличье и уйдешь к своему племени? Ой, давай, а я стану цыганкой. «Добрый господин, добрый господин», — затараторила она. — И каждый кладет в мою ладонь по фунтовой бумажке, потому что я прекрасна, а Король, может быть, поцелует меня на виду у всех придворных дам. Тебе это понравилось бы? А потом он подарит мне бриллиантовое кольцо, а ты будешь хвастаться им, когда всякие судьи придут к нам пить чай. И не уверяй меня, что не придут, потому что ты станешь судьей, и вы будете обсуждать всякие случаи, а у меня останется только бриллиантовое кольцо, чтобы вспоминать, как Король Англии подарил его нищей цыганской девочке, когда она еще не превратилась в леди Ли и ей не приходилось смягчать сердце своего мужа, чтобы он был подобрее к бедным осужденным, которых приводит к нему полиция. Теперь ты знаешь, о чем я мечтаю, и когда увидишь, что я задумалась, никогда, никогда не мешай мне.
— Вряд ли мне удастся тебе помешать, — заметил Генри.
— Противный! — надулась она. — Ты смеешься над своей бедной Нэнси! Скажи еще, что я болтушка! Что же мне, на пальцах с тобой разговаривать, — она, дурачась, подняла руки и неуклюже воспроизвела несколько жестов из языка глухонемых, — чтобы объяснить, в какой магазин я собираюсь?
Он поймал ее руки в свои и легонько сжал.
— Не хвастайся своей красотой, радость моя, а то когда я стану судьей, придется разбираться с твоим слишком гордым сердечком, и в наказание отправлять твои нежные руки в тюремную прачечную.
— А я завлеку сына губернатора и убегу, — сказала она, — и напишу балладу о жестоком судье, и о том, как он сначала побил, а потом запер свою милую. Дорогой, тебе пора идти. До завтра, хорошо? Поезжай домой и ложись спать. Спокойной ночи. С тобой ведь ничего не случится, обещаешь?
— Я пресеку любые происшествия в самом начале, — сказал Генри. — Если что-то начнет происходить, оно у меня не обрадуется.
— Хорошо, — сказала она. — А то мне совсем не хочется, чтобы еще что-нибудь происходило. Ну же, спокойной ночи — почему ты все еще здесь? Тебе ведь не очень далеко до дома. К полуночи наверняка доберешься.
Но той же ночью, когда Нэнси уже спала, Генри выехал из Лондона и повел машину на юг. Лишь далеко за полночь он остановился возле одинокого дома в холмах Сассекса.
Глава 2
ОТШЕЛЬНИК
Старик был в комнате один-одинешенек. Он сидел за столом лицом к двери; еще одна дверь находилась у него за спиной. Огромный стол почти целиком занимали причудливо разложенные карты Таро. Время от времени старик осторожно передвигал их с места на место, то делая пометки на листе бумаги, то сверяясь с древним манускриптом, лежащим на краю стола. Карты настолько поглотили его, что он не услышал шагов и поднял голову, только когда открылась дверь. Вошел Генри Ли.
— А-а, Генри! — воскликнул старик. Молодой человек быстро оглядел разложенные карты и улыбнулся.
— Ну как, добрался до чего-нибудь? — спросил он.
— Пока нет, — со вздохом ответил старик. — Не все сразу. Дай только срок, и я обязательно сделаю это. — Он опять вздохнул. — Видишь, я все записываю, так что рано или поздно это случится. Генри кивнул в сторону второй двери.
— А они как? — спросил он, немного понизив голос.
— Я наблюдаю за ними, — откликнулся старик. — Но, знаешь, это слишком сложно. Впрочем, все равно ведь надо. А ты… не хочешь вернуться и помочь мне?
— Почему бы не помочь, — отозвался Генри, снимая куртку.
Аарон Ли поднялся на ноги. Он действительно был очень стар. Судя по маленькой согбенной фигуре, темной коже и лысому черепу, ему исполнилось никак не меньше сотни лет. Однако двигался он не по-стариковски уверенно. Руки твердо опирались о стол, а голос, если и дрожал немного, то от возбуждения, а не от дряхлости.
— Ты хочешь сказать, что напал на след? Что ты узнал? Ты… раскрыл тайну?
Генри присел на край стола и рассеянно взял одну из карт.
— Рано пока обольщаться, — проговорил он. — Мне и самому не верится. Насчет тайны — не знаю. Видно, нам все-таки вместе придется ее разгадывать. Но, — он уронил карту и посмотрел на деда в упор, кажется, я нашел оригинал.
Аарон ахнул.
— Неужели, .. — начал он, и тут его затрясло так, что пришлось опуститься в кресло. Наконец возбуждение спало, и он проговорил:
— Это невозможно.
— Ты уверен?
— Расскажи мне, — воскликнул Аарон, подавшись вперед, — какие они? Почему ты считаешь… — голос у него прервался от волнения, но чуть погодя он справился с собой и опять повторил:
— Расскажи мне. Расскажи.
— Все это довольно неожиданно, — начал Генри, — но ведь с ними никогда не знаешь, чего ждать. Кто может знать, как они лягут завтра? Скажи, ты по-прежнему каждый день раскидываешь карты на мое будущее?
— Конечно, — кивнул Аарон.
— И что выпало мне на сегодня?
— Ничего особенно важного, — ответил старик. — Что-то должно было прийти к тебе, какая-то удача. Туз чаш лег поверх Колеса фортуны, но я решил, что это относится к твоей юриспруденции.
— Стар ты стал, дед, — вздохнул Генри. — Разве чаши означают только денежные дела?
— А что мне оставалось? — запротестовал Аарон. — Расклад был сделан на день — я и представить не мог… Так что же ты все-таки нашел?
— Я уже говорил тебе, что помолвлен, — начал Генри, тщательно подбирая слова. — Так вот, ее отцу досталась в наследство от умершего друга коллекция игральных карт… Ничего интересного, кроме одной колоды. Он нам показывал, и попомни мои слова, это и есть та самая первая колода. Я специально сегодня вечером ездил убедиться.
— Ты их привез? — быстро спросил старик. Генри покачал головой.
— Спешить некуда. Ты лучше вспомни, какая у них Колесница: египетская повозка, запряженная двумя сфинксами, а правит грек, и вся расписана городами и островами?
— Именно так.
— А Смерть — нагой крестьянин, с серпом в руке и сандалиями у пояса?
— Так и есть.
— Значит, все сходится, — заключил Генри. — А теперь пойдем посмотрим на них, я ради этого и приехал.
Аарон поднялся, вынул из кармана куртки ключ и медленно направился к внутренней двери. Генри шел следом. Старик вставил ключ в замочную скважину, повернул и открыл дверь. Пространство за ней от пола до потолка перекрывали тяжелые черные занавеси. Тронув рукой одну из них, старик словно засомневался на мгновение, затем решительно отодвинул ткань, прошел внутрь и придержал полотнище, давая пройти внуку.
Эта комната была меньше предыдущей. Стены ее были задрапированы плотными темными тканями. Она освещалась каким-то странным светом, который не мог проникать сюда ни через окно, ни через дверь. Казалось, сам воздух светился разными оттенками — то наливался красным, словно отблесками далекого пожара, то зеленел, будто пробивался сквозь толщу незримых вод, то темнел, взвихриваясь туманными испарениями, но мгновение спустя туман рассеивался, и комнату заливал чистый свет рассветной зари. Впрочем, ни один из вошедших не обратил внимания на странные сполохи. Оба смотрели на стол, стоявший посреди комнаты.
Он был сработан из какого-то странного дерева и стоял на единственной центральной опоре. У самого пола она разделялась на четыре ствола, каждый из которых, в свою очередь, образовывал четырнадцать ветвей, так что в итоге стол опирался на пятьдесят шесть лап. Столешница была крыта золотом и расписана загадочным узором или, скорее, двумя орнаментами: одним, состоящим из квадратов, а вторым — из кругов, так что взгляд выделял то один, то другой из них, как на шахматной доске. На золотой поверхности помещалось множество маленьких фигурок, каждая около трех дюймов в высоту, тоже из золота и весьма тонкой работы. На первый взгляд, они напоминали шахматные фигурки, только их было больше, и они постоянно двигались. Они перемещались легко и непрерывно, никогда не сталкиваясь, словно подчиняясь какому-то сложному ритму, и вместе с тем по собственной воле. Их было около сотни. Стол издавал тихую музыку — скорее отзвуки, чем звуки. Золотые фигурки точно следовали то убыстряющемуся, то замедляющемуся ритму — если только сама мелодия не была следствием их гармоничного движения.
Медленно и осторожно Генри сделал несколько шагов вперед; он словно боялся, как бы маленькие фигурки не услышали его. Так же вкрадчиво приблизился к столу и Аарон. Оба остановились, не сводя глаз с фигурок. Молодой человек сравнивал их с изображениями на недавно виденных картах. Он быстро нашел фигурки, державшие монеты, мечи, жезлы и чаши. Затем он принялся разыскивать те, которые должны были соответствовать Старшим Арканам. Как только он останавливал взгляд на одной из них, остальные словно таяли, превращаясь в золотистые пятна. И однако, все они были здесь: и Жонглер, танцевавший у самого края круга, подбрасывая и ловя крошечные шары; и Император с Императрицей; и оба Иерофанта — мужчина и женщина; и старый Отшельник с тяжелой поступью, и Влюбленные, кружащиеся, держась за руки; и Колесница, запряженная сфинксами в сопровождении четырех младших арканов; и фигура, зажимающая пасть льву, а рядом — еще одна, прикрывающая ладонью чашу; и фигурка с весами — но на глазах у нее не было повязки. Эти три были обозначены на картах как Сила, Воздержание и Правосудие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31