И чтобы мне не пришлось смотреть на этот кошмар.
— Б…б…боже! — рядом прошептал кое-как проковылявший эти последние метры полковник Шреддр.
Экипаж фрегата нашелся. И похоже что весь. Без остатка.
Конференц-зал — или, как его назвал мой спутник, зал совещаний — был довольно большим. На «Буксреда Килрач» аналогичное по функциям помещение занимало раза в полтора меньше места. Наверняка раньше его считали даже очень просторным, но сейчас до последнего сантиметра все было забито трупами, изломанными, изувеченными — и залито темно-алыми, бурыми потеками. Стены, кое-где уцелевшая мебель, даже навесной потолок, работающие мониторы и плакаты около выхода — кровь была везде.
Стражей Небес посекли плазмой. Здесь же все дрались со всеми — человек триста, если не больше, убивали, рвали друг друга голыми руками, ножами, обломками мебели. Были и следы плазмы, обугленные остатки, пробитые насквозь трупы, но больше было иного. Разорванных животов, выдавленных, вырванных глаз, позвонков, свернутых шей — и просто перегрызенных глоток.
Я сделал шаг вперед — одни Ушедшие знают, чего мне это стоило. Вновь на помощь пришла гордость, оставшаяся после увиденного в ангаре ярость, жажда понять, разобраться в уже случившемся и происходящем со мною.
На более-менее свободном и чистом клочке палубы у входа на боку лежал труп девушки. Пилот, наверное, — синяя форма, похожая как две капли воды на форму на моем спутнике, схожие знаки отличия на превратившемся в лохмотья рукаве. Зажав одной рукой рот, я толкнул ее в плечо, переворачивая на спину.
— Великие Ушедшие!!! — Как я выбежал в коридор, пошатываясь на каждом шагу и захлебываясь в кашле, — запомнилось смутно. Зато как согнулся в три погибели у стены, выворачивая содержимое желудка на забрызганный даже здесь брызгами крови металл — очень хорошо. «Когти горропы! Да что же здесь происходит!!!»
В плечо меня толкнуло, рядом свалился на колени капитан линкора. Я ни сказал ничего: он видел то же самое. Отпечатки чьих-то рук на запястьях девушки, навечно застывший на ее лице ужас человека, наяву столкнувшегося со своим худшим кошмаром, прогрызенную под ее грудью дыру, по краям которой остались отчетливые отпечатки зубов.
Человеческих зубов.
Те килрачи перед смертью узрели нечто похожее. И этой девушке, и моим сородичам не посчастливилось столкнуться с чем-то настолько ужасным, что это почти свело их с ума. А потом кто-то расстрелял Стражей Небес, а эту девушку…
Чувство опасности во мне, без предупреждения прекратив поскуливать, оглушительно взвыло. Я подскочил, локтем отбрасывая человека в сторону — чтобы не путался под ногами. Сам по себе в руке оказался импульсник, поднимаясь в сторону возможной угрозы.
Поздно!
Полусотней метров дальше по коридору от незаметной двери отделилась массивная фигура в темно-сером плаще с капюшоном, полностью закрывавшем голову, резко взмахивая рукой. Я еще только вел дулом излучателя в ее сторону, как из разжавшихся пальцев в полет отправился черный шар с кулак величиной.
Мир будто погрузился в тягучую, вязкую жидкость. Шар медленно, очень медленно летел ко мне. На миг мелькнул гаснущий алый индикатор и загорающийся зеленый. Человек медленно падал, сбитый с ног моим ударом, полы плаща прыгающего в сторону врага расходятся, но я не могу смотреть на то, что скрыто под ним. Все внимание приковано к поднимающемуся по дуге к потолку шару, вокруг которого странно дрожит воздух, искажая все, на что сквозь него падает взгляд.
В моей руке полыхнул огнем излучатель. Светло-сиреневую вспышку затмевает яркий бело-оранжевый шарик плазмы, оставляющий за собой рассеивающийся, почти невидимый невооруженным глазом след. Замороженная в коконе поля, раскаленная до немыслимых температур плазма несется наперерез зависшей в наивысшей точке дуги полета грави-гранате. Сердце замирает, когда кажется, что они разминутся на ничтожные сантиметры — и игла ужаса колет грудь: даже если я успею выстрелить вторично, все равно окажусь в зоне скачком возросшей в полторы сотни раз гравитации.
Стянувшееся в тугую спираль вокруг нас время распрямилось, когда звездный жар освобожденной плазмы испарил обшивку грави-гранаты, ее механизмы. Гулкий хлопок, треск, резанувшая по глазам вспышка…
Я в недоумении уставился на повисшее примерно посередине между нами облачко сероватого, как бы призрачного, дыма, тянущегося к стенам, полу, потолку…
Черная искра внутри…
На последнем витке каменной спирали, я раздвинул ас-саме, поставил вертикально и оперся об него. В груди, где были сломанные ребра, кололо при каждом шаге, а в голове регулярно возникал рокочущий гул, пытающийся состязаться с тем странный ревом, который изредка налетал на меня. В последний раз я не удержался на ногах и скатился вниз на добрую треть витка.
Так. Отдохнуть. Перевести дыхание. Успокоиться.
Держась одной рукой за ас-саме, я второй провел по лицу, словно усталость была чем-то вроде осевшей на шерсти пыли, которую можно смахнуть одним небрежным жестом. С грязью я справился, а вот с остальным — не очень. Еще три или четыре часа я буду в более-менее приличном состоянии, а потом просто упаду на месте. Кипящие в венах препараты, заставляющие организм выкладываться на полную катушку, снисхождения не знали.
Насчитав пятьдесят вдохов, я выдернул посох из камня. Оставалось совсем немного — обойти еще раз по кругу, а потом я ступлю на широкую каменную перемычку, соединяющую две колонны. Если бы не все усиливающаяся неясная тревога — можно было бы считать, что все окончилось. Может, это из-за трещины внизу? Я прикинул — стоит ли еще раз попробовать посмотреть вниз, — и покачал головой: нет уж, хватит. Внизу, перед тем, как начать подъем, я рискнул — и потом ползком убрался подальше. Высоты я не боялся, но вид черной бездны засасывал, втягивал в себя, гипнотизировал, призывал прыгнуть.
А летать я не умею.
«Наконец-то!» С довольной улыбкой я похлопал ладонью по узкой пирамидке, сложенной у края выведшей на перемычку дорожки. Огляделся.
На перемычке было много сталагмитов. Будь расстояние до верхнего яруса немного меньше, они давно соединились бы с растущими сверху сталактитами, превращаясь в копии колонн Разломов. Хотя, остроконечные шпили сталагмитов, похожие на высеянные кем-то гигантские клыки, тоже выглядели неплохо.
Теперь осталось определить, где этот лагерь, потом…
Движение я заметил неожиданно. Даже не движение, намек на него — совсем рядом, между двумя крупными сталагмитами, каждый из которых у основания был шире меня раза в три-четыре. Шевельнулись тени, ожили бугристые наросты на известняковых великанах — и тут чувство тревоги, упрямо предостерегавшее о некой опасности, напомнило о себе во весь голос.
В глаза ударило пламя. «Излучатель!» — появилась и пропала единственная мысль. Ко мне рванулась огненная полоса, от которой я не успевал ни отклониться, ни пригнуться — мне оставалось только умереть.
Шипящий, рвущий сознание звук, как и раньше, возник совершенно внезапно. Едва сводящая с ума вибрация проникла под череп, бывший уже рядом заряд плазмы лопнул, распускаясь в ало-черном сумраке пышным бутоном. Кулак горячего воздуха швырнул меня назад, ноги подломились, я покатился по перемычке, отчаянно цепляясь за каменную поверхность. Я не успел ни удивиться, ни обрадоваться чудесному спасению — гул превратился в оглушающий рев. Мне показалось, я вижу как все, куда достает взгляд, как каждый предмет, вплоть до мелких сколов раздваивается, сдвигается на миллиметр-другой в сторону — оставаясь в то же время на прежнем месте.
Все закончилось, как и предыдущие несколько раз — рев стих, оставив по себе неслышимую, почти угадываемую дрожь за гранью слышимости.
Между сталагмитами обрисовался контур поднимающегося килрача. Только контур — размытая, прозрачная фигура на таком расстоянии была видна только благодаря оседающем облакам пыли.
Теневик! Теневик в персональном камуфляж-поле. Я зарычал, обнажая клыки. Это был враг, несомненно, имеющий прямое отношение ко всему, что было со мною сегодня. И плевать, кто он — теперь, когда я видел его перед собою, все вопросы могли подождать.
Я перекатился через голову, подхватывая ас-саме. С шелестом посох раскрылся, громким щелчком просигнализировал о выскочившем и развернувшемся лезвии. Я рванулся с места, быстрее, чем еще недавно бежал от рухнувшего р'руга, быстрее, чем бежал к скалам от горропы. Забылась усталость, забылись сломанные ребра — имели значение только разделившие нас метры.
«Почему он не стреляет…» — я специально мчался неровными скачками, короткими, обманными нырками сбивая прицел. Потом увидел катящийся в стороне излучатель, раздвигающуюся в руках теневика узкую, длинную тень, завершающуюся с одной стороны полумесяцем лезвия — и понял.
Бой с ас-саме, когда оба противника на равных владеют оружием — это всегда бешеный вихрь движений, ударов, прыжков, понятный только самим сражающимся. Зрители, даже самые опытные, видят только два мига — до и после. Все, что между ними, превращается в яростный ураган, клубок сплетающихся теней, сквозь которые пробиваются сполохи иск от сталкивающихся посохов.
Я был очень хорошим бойцом, очень хорошо знал ас-саме. И тот, с кем я схлестнулся в сумраке Разломов, так же был великолепным бойцом. Мы оба с ходу взвинтили до предела темп боя, кружась между сталагмитов, окруженные смазанной стеной, в которую превратился оставленный нами мир.
И в этой стене было только два цвета: черный и красный.
Я парировал выпад, пригнулся. С места прыгнул, оттолкнулся от сталагмита, выбросил руку с посохом вперед и вниз. Чистый, долгий звон — ас-саме столкнулись, блокируя друг друга. Противник, уловив момент моего прыжка, перекатился по земле, и, привстав, широким взмахом попробовал сбить меня.
Не получилось.
Приземлившись, я пригнулся, пропуская мелькнувшее на уровне шеи лезвие. Ту долю секунды, которая потребовалась теневику, чтобы восстановить равновесие после промаха, я потратил на раскрутку ас-саме вокруг себя, вживаясь в ритм движения оружия, в холодный свист рассекающей воздух стали. Шажок вперед, разворот — заканчивающее восьмерку за спиной посох по инерции движется именно туда, куда я и хочу его направить. На вид такое легкое оружие вдруг становиться совершенно неуправляемым, почти выворачивает руку из сустава, — больше не противясь ему, я прыгаю, лишь немного подправляя его полет.
Звон удара! Боль в руках, в которые передалось столкновение ас-саме. Нас отшвырнуло друг от друга — недалеко, но шестым чувством я понял, что мы сражаемся уже почти на краю перемычки, над распахнувшей ненасытную пасть бездонной трещиной. Над Разломом.
Удар! Стремительный, опасный — я едва успел закрыться. Скорости были почти равны, мастерство — может, небольшое преимущество было за мной, но первоначальный задор исчезал. Бешеный ритм боя выматывал, высасывая полученные благодаря стимуляторам силы. Теперь ему даже не требовалось особо активно атаковать меня: еще немного движений в таком темпе, и я сам свалюсь от перенапряжения.
Кто он? Парируя метящий в глаза выпад, пытаясь поймать его на замахе, я впервые попытался понять, с кем же сражаюсь. Я не мог не знать его, мастеров, способных на равных сражаться со мной на ас-саме, я знал почти всех, да и было их немного. Но этот стиль боя… у меня просто не было ни времени, ни возможности отвлечься, подумать, сравнить с тем, что я помнил. В нем было нечто знакомое, в стиле, в манере построения атак, в плавных движениях, все чаще, по мере того, как я терял концентрацию, кажущихся движением капли воды.
Я снова закрутил посох. Я сражался с горропой! Я победил ее! Так неужели я спасую здесь?! Перед тем, кто, возможно, подстроил аварию р'руга, или ответственен за приманку для горроп?! Перед тем, кто осмелился презреть бывшие сотни Оборотов нерушимыми традиции и сами основы нашей жизни?! Перед тем, кто посмел посягнуть на жизнь другого?!
Ярость прорвалась на свободу, опьяняя меня. Холодная, злая, подобная остро заточенному клинку, — она могла быть гибельна для воина, могла дать нешуточные силы для последнего боя. Я испытал это в схватке с горропой — теперь настал черед этого теневика.
Его следующий удар я видел хорошо. Просто, неприхотливо — и опасно. Я легко блокировал бы выпад, но перейти в атаку не мог — секунда, пока я восстановлю равновесие, хватит ему для ухода в защиту. А не блокировать — на проскальзывании он может остановиться на миг раньше, чем я успею что-то сделать…
Я подставил ас-саме под удар, ослабляю хватку. Ас-саме легонько чиркая по камню под ногами. Лезвие высекает сноп искр, вздымая струйку пыли. Посохи со звоном сцепились между нами. Теневик тянется за своим посохом, проскальзывая почти вплотную со мной. Я больше слежу за его оружием — и в самый последний миг замечаю летящий мне в голову кинжал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35