Отчёт везёт в городскую управу. Везёт и дальше будет возить. Кому он нужен. А через четыре года ноги протянет от простуды.
— Букашка… — шипел красный вращая своими огромными жёлтыми глазами.
— Посмотри на север, — вступил серебристый.
— Там…, там… кажется нищие идут. Человек пятнадцать. А навстречу две телеги… Похоже не базар…
— Есть что-нибудь интересное, Валпракс? — спросил серебристый у красного.
— Не-е — ет. Простые, короткие судьбы. Один-два поворота за всю жизнь, ум спит и всё определено ещё до рождения.
— Может вон тот старик?
— Не думаю. С ним ещё можно было бы поиграть лет пятьдесят назад. Да и то…
— А что там на западе? Давай заберёмся подальше.
— На западе? Сейчас… Плохо видно. Вижу… Лес… Деревня…
— Поднимись повыше. Вот так. Перелети лес. — Стрекотал красный демон, по имени Валпракс. — лети дальше…, ещё дальше.
— Перед взором женщины проносились лесистые холмы, опутанные золотистой паутиной дорог, речки, деревушки и поместья, бурые заплатки распаханной земли. Проплыл небольшой городок, берег моря скрылся за горизонтом, а дальние горы стали чуть ближе.
— Спустись-ка вниз! Посмотрим, что здесь.
Зелёный ковёр надвинулся и проглотил связку змеистых дорожек.
— Что у тебя на уме Валпракс? Ты даже не остановился над городом, а хочешь искать посреди леса.
— Я чувствую, мой герой где-то близко. Взгляни-ка туда.
На узкой, едва различимой сверху лесной дороге просматривались фигуры двух всадников.
— Ну-ка, посмотри на них получше. — приказал серебристый демон Тунгри.
— Но как ни странно, даже когда фигуры всадников показывались из-за листвы, их никак не удавалось разглядеть подробно, словно мутная пелена укрывала их от взгляда. Видно было только, что один из них одет в светлую одежду, а другой — в тёмную.
— Ну вот, кажется я и нашёл. — довольно провозгласил Валпракс.
— Я тоже вижу. — ответил Тунгри. — это монах Сфагам. Сегодня утром его изгнали братства Совершенного Пути. А с ним его ученик. Едут на юго-восток.
— Да, Тунгри! Это мой герой. — продолжал Валпракс всё ниже склоняясь над миской. — Я уже лет триста не видел такой таинственной судьбы. И какой непростой характер! Ты видишь Тунгри?-
— Да, тебе, кажется, сегодня везёт. Игра будет интересной.
— Ну раз так, тогда я беру себе и ученика. Уцелеет — поймёт кое-что.
— Теперь посмотри вокруг. — приказал Тунгри женщине.
— Вижу крытую повозку на западной дороге. Рядом всадники…
— Это купец из Тандекара. Везёт товар заказчикам в Амтасу. — голос Тунгри звучал слегка зловеще.
— А что за товар? — спросил Валпракс. — А, вижу! — сам же и ответил он — драгоценности, оружие, посуда, украшения, книги. А всадники — охрана. Почему-то всего двое.
— В этих местах дороги считаются почти безопасными, а наш купчишка не прочь сэкономить на охранниках.
— И что с ними будет?
— Сегодня после полудня, на выезде из леса, недалеко от поворота на главную дорогу на них нападут разбойники и всех перебьют. А из-за драгоценного кинжала, который достанется главарю, через семьдесят три года начнётся морская война.
— А какие силы стоят за этой цепью?
— Слабенькие.
— Да. Я и сам вижу. Мы и не такое ломали.
— А что разбойники?
— Разбойники как разбойники. Что с них взять! Там властвуют силы простого случая. Что они нам!
— Ну что ж, Валпракс, я начинаю — пробасил Тунгри, проводя струистой рукой над миской. Пейзаж преобразился. Ландшафт стал кривиться и растягиваться, будто под действием мощных подземных сил. Дороги изменили свои пути и выстроились в совершенно другой узор.
— Итак, сегодня на выезде из леса твой герой повстречает купца из Тандекара…— провозгласил Тунгри.
— И не только его. — многозначительно вставил Валпракс.
— …Как раз тогда, когда на него нападут разбойники. — закончил серебристый демон.
— Сдаётся мне, что разбойникам сегодня не повезёт.
— Как знать! Не будем торопиться.
— И то верно! Но мой герой всё-таки не прост. Так что подумай пока над ответным ходом.
— Не забудь правила, Валпракс. Ты можешь только три раза спасать своего героя, если его жизни будет грозить прямая опасность.
— А ты можешь только три раза создавать ему эту угрозу. А в остальном — твои козни — мои подсказки. И чем меньше, тем лучше.
— Я всё помню.
— Тогда, с началом игры, Тунгри!
— С началом, Валпракс! Здесь нам теперь больше делать нечего.
Миска подскочила вверх и с силой ударилась о стенку отлетев в дальний тёмный угол.
Женщина вздрогнула и вскрикнула, будто внезапно проснувшись.
— Бери лодку и возвращайся домой. — сказал ей Валпракс. Ты забудешь всё, что здесь было.
— Для твоё же пользы, — добавил Тунгри.
— Не забудь, лучше сказать мужу, чтобы не строил новый загон на южной окраине — не пройдёт и двух лет, как там всё сгорит.
— А если игра нам понравится — получишь награду. А теперь иди. В ближайшие пять лет людям сюда лучше не соваться…
* * *
Поднявшись высоко вверх, демоны уже не обратили внимания на маленькую тёмную точку среди серебристой глади моря. Разбитая лодка столь же легко и быстро двигалась назад к большому берегу.
Глава 1
— И всё-таки, Олкрин, ты не слишком многому успел научиться в Братстве. — обратился всадник в тёмной одежде к своему младшему спутнику. — Твой взгляд на мир ещё слишком прост.
— Но почему же? Я уже целых полтора часа точно вспоминаю всё тайные свойства деревьев, которые мы встречаем. Ни одного не пропустил! — На округлом лице молодого человека лет двадцати отразилась смесь удивления и лёгкой обиды.
— Это верно. Магию древесных духов ты знаешь неплохо.
— Я даже говорил с ними в своих медитациях.
— И это тоже хорошо, — голос монаха Сфагама звучал мерно и спокойно. В нём было то сочетание мягкости и твёрдости, которое настраивало на неторопливые размышления и мирную беседу, где каждое слово взвешивается и слышится как бы изнутри. А главное, в его голосе не было того, что заставляет собеседника защищаться.
Сфагам не был похож на монаха. Его гармонично сложенной фигуре позавидовал бы любой воин-аристократ. Но, в движениях его не было и тени манерной резкости офицера. Напротив, чувствовалась несвойственная военным гибкость и размеренная плавность, будто пространство вокруг было немного вязким и упругим. Недлинные вьющиеся волосы были подстрижены не светский лад, а безукоризненный порядок в одежде говорил о благородных манерах. Да и в самой одежде, слишком добротной и изящной для обычного путешественника и слишком неброской для светского франта, не было никаких знаков, говорящих о принадлежности к Братству. Мало кто знал, что изображение уробороса на массивной серебряной пряжке, украшающей широкий кожаный пояс, свидетельствует о принадлежности к кругу Высших Мастеров тайных искусств. А на свободном светлом, сшитом из толстого сукна, балахоне Олкрина — ученика, стоящего всего лишь у подножья лестницы мастерства, красовался крупный, вышитый ярко синими нитками зодиакальный круг, заполненный множеством неразличимых издали фигур.
— А разве в кроне дерева не открывается образ древесного духа, если долго в него всматриваться? Я умею их видеть… А один даже сказал, что станет моим помощником.
Сфагам едва заметно улыбнулся.
— Духи редко показывают свой подлинный образ. Они любят играть с нашей фантазией. Но дело не в этом. Попробуй посмотреть на дерево другим взглядом.
— Что значит другим взглядом?
— На что похоже дерево?
— Какое?
— Всякое. Дерево вообще.
— Ты хочешь напомнить мне о том, что прежде чем были созданы все деревья на свете, разум создал идею дерева, как такового, и пользовался ей как образцом, а все древесные духи рождаются из этой идеи, как из материнского лона?
— Нет… Я не об этом. Эти знания доступны всем, кто стал на путь познания метафизики. Хотя каждый толкует по-своему… Всякое дерево не только указывает нам на идею дерева деревьев, оно помогает нам понять одну из граней устройства всего мироздания, включая и всю нашу жизнь и течение наших мыслей. Как и первопричины жизни, смысл нашего появления в этом мире, истоки желаний, суждений и страстей скрыты от понимания — корни дерева спрятаны от взора под землёй. Как и незримый мир тайных сил, корни дерева могут быть разветвлены и запутаны. Но они, поражая нас своей мощью, и жизнестойкостью всегда скрывают первоначальное семя. Годичные кольца ствола, ведущие счёт прожитым циклам, напоминают о законе вечного возвращения, но сам ствол всегда направлен прямо вверх. Его рост необратим. Знает ли дух дерева, что и предел роста и предел жизни отмерен заранее? А мёртвое дерево продолжает стоять и напоминать о вечном круговороте. Каждой ветке кажется, что она живёт самостоятельной жизнью и ничем не обязана стволу, из которого она растёт. Вытягиваясь противоположно стволу, она как бы спорит с ним, выбирая другое направление. Что мы знаем о том стволе, от которого мы растём? Мы лишь иногда его чувствуем. Особенно тогда, когда нас хотят от него оторвать.
— Или срубить всё дерево. — вставил Олкрин.
— Да…
— А можем ли мы действительно узнать о стволе, а от ствола спуститься к корням?
— Кто знает? Хотелось бы думать, что да. Но ты видишь, рост направлен не к стволу, а от него. Наши стремления, как и рост дерева, направлен на то чтобы вырваться за свои пределы — перестать быть тем, что мы есть в каждый момент времени. И рост этот направлен не внутрь, а вовне. Как и всякое, достигнутое нами состояние или понятая истина открывает новый коридор, куда устремляются наши желания, так каждая ветка служит как бы стволом для следующего ответвления.
— И так без конца?
— Нет. Всё отмерено заранее. Ни одно дерево не может расти и ветвиться без конца. Сила, идущая от ствола иссякает по мере ветвления. Ветки становятся всё мельче и слабее, хотя каждая из них продолжает думать, что живёт самостоятельно. Но они уже слишком далеко от ствола. Они легко обламываются и вообще если чего и стоят, то только все вместе.
— А их зелёное оперенье и создают тот образ дерева, который мы видим.
— Да, как и видимость жизни, которая окружает и занимает нас — это всего лишь зелёное оперенье маленьких веток, скрывающих ствол.
— А сами листья?
— Листья вырастают и облетают постоянно. Это самые простые мысли и желания. Вроде мыслей о пирожках, которые лежат у тебя в сумке и не позволяют твоим идеям воспарить выше.
— К стволу? — Олкрин почти смеялся.
— Хотя бы к большой ветке. — улыбнулся в ответ Сфагам. Листья дальше всего от ствола, но именно они обращены к Солнцу. Листьями мы привязаны к жизни, которая течёт к отмеренному пределу.
— А где заложен предел?
— Вероятно в семени. Потому-то оно и спрятано. Кто выдержит знание своих границ и пределов заранее? Путь от ствола к веткам и листьям — путь к пределу и смерти. Можно проделать этот путь красиво. Или чему — нибудь послужить.
— Или кому-нибудь.
— Можно, смирившись с неизбежностью предела обрести смысл в самом движении.
— Пройти дюжину ветвлений и расцвести пышной кроной?
— Почему бы нет? Но это, всё же, движение от ствола. Не случайно, мы ближе всего к стволу в детстве. Истина так близко — только руку протяни. В детской памяти есть многое по поводу ствола или даже корней, если ты, конечно, особо отмечен. Но детский ум не способен это освоить. А развивая ум, мы удаляемся от ствола.
— Интересно, кто придумал все эти хитрости?
— Вероятно, тот, кто придумал и само дерево.
— А у всех ли деревьев есть предел?
— У всех. И самое главное, что предел есть даже у дерева деревьев, которое кажется нам воплощением вечности. Когда выросли все ветви ветвей и распустились все листья листьев внутренняя жизнь кончается. Но листья об этом не знают, а дерево может стоять уже мёртвым и давать жизнь только грибам-паразитам.
— А есть ли выход?
— За свои тридцать пять лет я узнал только два. Или тянутся к солнцу оперяясь всё большим количеством листьев…
— Или?
— Или двигаться к стволу. А от ствола к корням. Семя, обретающее знание о дереве, которое из него выросло, получает бессмертие, ибо сливается с тем, кто всё это придумал. Соединяя начало, середину и конец — преодолеваешь время.
— Непросто.
— Тот, кто придумывал, знал что делает… Так что, друг мой? Не хочешь ли составить мне компанию по дороге к стволу — первый путь я уже испробовал. Но скажу тебе сразу, я ещё не вышел на прямую дорогу. Я, пожалуй, знаю только как отличать ствол от веток, даже очень толстых.
— Я попробую. Не зря же я ушёл с тобой из Братства.
— Это был серьёзный поступок. Не пришлось бы тебе жалеть…
— Ну вот опять…
— Слышишь, там сзади?
Дорога уже давно вынырнула из леса и, сделавшись шире, пошла вдоль его кромки.
Развернув коней назад, откуда доносились неясные крики, Сфагам и Олкрин увидели добротную крытую повозку, что есть мочи несущуюся вперёд. Хотя возница неистово хлестал лошадей, тяжёлая повозка катилась медленно, неуклюже переваливаясь с боку на бок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Букашка… — шипел красный вращая своими огромными жёлтыми глазами.
— Посмотри на север, — вступил серебристый.
— Там…, там… кажется нищие идут. Человек пятнадцать. А навстречу две телеги… Похоже не базар…
— Есть что-нибудь интересное, Валпракс? — спросил серебристый у красного.
— Не-е — ет. Простые, короткие судьбы. Один-два поворота за всю жизнь, ум спит и всё определено ещё до рождения.
— Может вон тот старик?
— Не думаю. С ним ещё можно было бы поиграть лет пятьдесят назад. Да и то…
— А что там на западе? Давай заберёмся подальше.
— На западе? Сейчас… Плохо видно. Вижу… Лес… Деревня…
— Поднимись повыше. Вот так. Перелети лес. — Стрекотал красный демон, по имени Валпракс. — лети дальше…, ещё дальше.
— Перед взором женщины проносились лесистые холмы, опутанные золотистой паутиной дорог, речки, деревушки и поместья, бурые заплатки распаханной земли. Проплыл небольшой городок, берег моря скрылся за горизонтом, а дальние горы стали чуть ближе.
— Спустись-ка вниз! Посмотрим, что здесь.
Зелёный ковёр надвинулся и проглотил связку змеистых дорожек.
— Что у тебя на уме Валпракс? Ты даже не остановился над городом, а хочешь искать посреди леса.
— Я чувствую, мой герой где-то близко. Взгляни-ка туда.
На узкой, едва различимой сверху лесной дороге просматривались фигуры двух всадников.
— Ну-ка, посмотри на них получше. — приказал серебристый демон Тунгри.
— Но как ни странно, даже когда фигуры всадников показывались из-за листвы, их никак не удавалось разглядеть подробно, словно мутная пелена укрывала их от взгляда. Видно было только, что один из них одет в светлую одежду, а другой — в тёмную.
— Ну вот, кажется я и нашёл. — довольно провозгласил Валпракс.
— Я тоже вижу. — ответил Тунгри. — это монах Сфагам. Сегодня утром его изгнали братства Совершенного Пути. А с ним его ученик. Едут на юго-восток.
— Да, Тунгри! Это мой герой. — продолжал Валпракс всё ниже склоняясь над миской. — Я уже лет триста не видел такой таинственной судьбы. И какой непростой характер! Ты видишь Тунгри?-
— Да, тебе, кажется, сегодня везёт. Игра будет интересной.
— Ну раз так, тогда я беру себе и ученика. Уцелеет — поймёт кое-что.
— Теперь посмотри вокруг. — приказал Тунгри женщине.
— Вижу крытую повозку на западной дороге. Рядом всадники…
— Это купец из Тандекара. Везёт товар заказчикам в Амтасу. — голос Тунгри звучал слегка зловеще.
— А что за товар? — спросил Валпракс. — А, вижу! — сам же и ответил он — драгоценности, оружие, посуда, украшения, книги. А всадники — охрана. Почему-то всего двое.
— В этих местах дороги считаются почти безопасными, а наш купчишка не прочь сэкономить на охранниках.
— И что с ними будет?
— Сегодня после полудня, на выезде из леса, недалеко от поворота на главную дорогу на них нападут разбойники и всех перебьют. А из-за драгоценного кинжала, который достанется главарю, через семьдесят три года начнётся морская война.
— А какие силы стоят за этой цепью?
— Слабенькие.
— Да. Я и сам вижу. Мы и не такое ломали.
— А что разбойники?
— Разбойники как разбойники. Что с них взять! Там властвуют силы простого случая. Что они нам!
— Ну что ж, Валпракс, я начинаю — пробасил Тунгри, проводя струистой рукой над миской. Пейзаж преобразился. Ландшафт стал кривиться и растягиваться, будто под действием мощных подземных сил. Дороги изменили свои пути и выстроились в совершенно другой узор.
— Итак, сегодня на выезде из леса твой герой повстречает купца из Тандекара…— провозгласил Тунгри.
— И не только его. — многозначительно вставил Валпракс.
— …Как раз тогда, когда на него нападут разбойники. — закончил серебристый демон.
— Сдаётся мне, что разбойникам сегодня не повезёт.
— Как знать! Не будем торопиться.
— И то верно! Но мой герой всё-таки не прост. Так что подумай пока над ответным ходом.
— Не забудь правила, Валпракс. Ты можешь только три раза спасать своего героя, если его жизни будет грозить прямая опасность.
— А ты можешь только три раза создавать ему эту угрозу. А в остальном — твои козни — мои подсказки. И чем меньше, тем лучше.
— Я всё помню.
— Тогда, с началом игры, Тунгри!
— С началом, Валпракс! Здесь нам теперь больше делать нечего.
Миска подскочила вверх и с силой ударилась о стенку отлетев в дальний тёмный угол.
Женщина вздрогнула и вскрикнула, будто внезапно проснувшись.
— Бери лодку и возвращайся домой. — сказал ей Валпракс. Ты забудешь всё, что здесь было.
— Для твоё же пользы, — добавил Тунгри.
— Не забудь, лучше сказать мужу, чтобы не строил новый загон на южной окраине — не пройдёт и двух лет, как там всё сгорит.
— А если игра нам понравится — получишь награду. А теперь иди. В ближайшие пять лет людям сюда лучше не соваться…
* * *
Поднявшись высоко вверх, демоны уже не обратили внимания на маленькую тёмную точку среди серебристой глади моря. Разбитая лодка столь же легко и быстро двигалась назад к большому берегу.
Глава 1
— И всё-таки, Олкрин, ты не слишком многому успел научиться в Братстве. — обратился всадник в тёмной одежде к своему младшему спутнику. — Твой взгляд на мир ещё слишком прост.
— Но почему же? Я уже целых полтора часа точно вспоминаю всё тайные свойства деревьев, которые мы встречаем. Ни одного не пропустил! — На округлом лице молодого человека лет двадцати отразилась смесь удивления и лёгкой обиды.
— Это верно. Магию древесных духов ты знаешь неплохо.
— Я даже говорил с ними в своих медитациях.
— И это тоже хорошо, — голос монаха Сфагама звучал мерно и спокойно. В нём было то сочетание мягкости и твёрдости, которое настраивало на неторопливые размышления и мирную беседу, где каждое слово взвешивается и слышится как бы изнутри. А главное, в его голосе не было того, что заставляет собеседника защищаться.
Сфагам не был похож на монаха. Его гармонично сложенной фигуре позавидовал бы любой воин-аристократ. Но, в движениях его не было и тени манерной резкости офицера. Напротив, чувствовалась несвойственная военным гибкость и размеренная плавность, будто пространство вокруг было немного вязким и упругим. Недлинные вьющиеся волосы были подстрижены не светский лад, а безукоризненный порядок в одежде говорил о благородных манерах. Да и в самой одежде, слишком добротной и изящной для обычного путешественника и слишком неброской для светского франта, не было никаких знаков, говорящих о принадлежности к Братству. Мало кто знал, что изображение уробороса на массивной серебряной пряжке, украшающей широкий кожаный пояс, свидетельствует о принадлежности к кругу Высших Мастеров тайных искусств. А на свободном светлом, сшитом из толстого сукна, балахоне Олкрина — ученика, стоящего всего лишь у подножья лестницы мастерства, красовался крупный, вышитый ярко синими нитками зодиакальный круг, заполненный множеством неразличимых издали фигур.
— А разве в кроне дерева не открывается образ древесного духа, если долго в него всматриваться? Я умею их видеть… А один даже сказал, что станет моим помощником.
Сфагам едва заметно улыбнулся.
— Духи редко показывают свой подлинный образ. Они любят играть с нашей фантазией. Но дело не в этом. Попробуй посмотреть на дерево другим взглядом.
— Что значит другим взглядом?
— На что похоже дерево?
— Какое?
— Всякое. Дерево вообще.
— Ты хочешь напомнить мне о том, что прежде чем были созданы все деревья на свете, разум создал идею дерева, как такового, и пользовался ей как образцом, а все древесные духи рождаются из этой идеи, как из материнского лона?
— Нет… Я не об этом. Эти знания доступны всем, кто стал на путь познания метафизики. Хотя каждый толкует по-своему… Всякое дерево не только указывает нам на идею дерева деревьев, оно помогает нам понять одну из граней устройства всего мироздания, включая и всю нашу жизнь и течение наших мыслей. Как и первопричины жизни, смысл нашего появления в этом мире, истоки желаний, суждений и страстей скрыты от понимания — корни дерева спрятаны от взора под землёй. Как и незримый мир тайных сил, корни дерева могут быть разветвлены и запутаны. Но они, поражая нас своей мощью, и жизнестойкостью всегда скрывают первоначальное семя. Годичные кольца ствола, ведущие счёт прожитым циклам, напоминают о законе вечного возвращения, но сам ствол всегда направлен прямо вверх. Его рост необратим. Знает ли дух дерева, что и предел роста и предел жизни отмерен заранее? А мёртвое дерево продолжает стоять и напоминать о вечном круговороте. Каждой ветке кажется, что она живёт самостоятельной жизнью и ничем не обязана стволу, из которого она растёт. Вытягиваясь противоположно стволу, она как бы спорит с ним, выбирая другое направление. Что мы знаем о том стволе, от которого мы растём? Мы лишь иногда его чувствуем. Особенно тогда, когда нас хотят от него оторвать.
— Или срубить всё дерево. — вставил Олкрин.
— Да…
— А можем ли мы действительно узнать о стволе, а от ствола спуститься к корням?
— Кто знает? Хотелось бы думать, что да. Но ты видишь, рост направлен не к стволу, а от него. Наши стремления, как и рост дерева, направлен на то чтобы вырваться за свои пределы — перестать быть тем, что мы есть в каждый момент времени. И рост этот направлен не внутрь, а вовне. Как и всякое, достигнутое нами состояние или понятая истина открывает новый коридор, куда устремляются наши желания, так каждая ветка служит как бы стволом для следующего ответвления.
— И так без конца?
— Нет. Всё отмерено заранее. Ни одно дерево не может расти и ветвиться без конца. Сила, идущая от ствола иссякает по мере ветвления. Ветки становятся всё мельче и слабее, хотя каждая из них продолжает думать, что живёт самостоятельно. Но они уже слишком далеко от ствола. Они легко обламываются и вообще если чего и стоят, то только все вместе.
— А их зелёное оперенье и создают тот образ дерева, который мы видим.
— Да, как и видимость жизни, которая окружает и занимает нас — это всего лишь зелёное оперенье маленьких веток, скрывающих ствол.
— А сами листья?
— Листья вырастают и облетают постоянно. Это самые простые мысли и желания. Вроде мыслей о пирожках, которые лежат у тебя в сумке и не позволяют твоим идеям воспарить выше.
— К стволу? — Олкрин почти смеялся.
— Хотя бы к большой ветке. — улыбнулся в ответ Сфагам. Листья дальше всего от ствола, но именно они обращены к Солнцу. Листьями мы привязаны к жизни, которая течёт к отмеренному пределу.
— А где заложен предел?
— Вероятно в семени. Потому-то оно и спрятано. Кто выдержит знание своих границ и пределов заранее? Путь от ствола к веткам и листьям — путь к пределу и смерти. Можно проделать этот путь красиво. Или чему — нибудь послужить.
— Или кому-нибудь.
— Можно, смирившись с неизбежностью предела обрести смысл в самом движении.
— Пройти дюжину ветвлений и расцвести пышной кроной?
— Почему бы нет? Но это, всё же, движение от ствола. Не случайно, мы ближе всего к стволу в детстве. Истина так близко — только руку протяни. В детской памяти есть многое по поводу ствола или даже корней, если ты, конечно, особо отмечен. Но детский ум не способен это освоить. А развивая ум, мы удаляемся от ствола.
— Интересно, кто придумал все эти хитрости?
— Вероятно, тот, кто придумал и само дерево.
— А у всех ли деревьев есть предел?
— У всех. И самое главное, что предел есть даже у дерева деревьев, которое кажется нам воплощением вечности. Когда выросли все ветви ветвей и распустились все листья листьев внутренняя жизнь кончается. Но листья об этом не знают, а дерево может стоять уже мёртвым и давать жизнь только грибам-паразитам.
— А есть ли выход?
— За свои тридцать пять лет я узнал только два. Или тянутся к солнцу оперяясь всё большим количеством листьев…
— Или?
— Или двигаться к стволу. А от ствола к корням. Семя, обретающее знание о дереве, которое из него выросло, получает бессмертие, ибо сливается с тем, кто всё это придумал. Соединяя начало, середину и конец — преодолеваешь время.
— Непросто.
— Тот, кто придумывал, знал что делает… Так что, друг мой? Не хочешь ли составить мне компанию по дороге к стволу — первый путь я уже испробовал. Но скажу тебе сразу, я ещё не вышел на прямую дорогу. Я, пожалуй, знаю только как отличать ствол от веток, даже очень толстых.
— Я попробую. Не зря же я ушёл с тобой из Братства.
— Это был серьёзный поступок. Не пришлось бы тебе жалеть…
— Ну вот опять…
— Слышишь, там сзади?
Дорога уже давно вынырнула из леса и, сделавшись шире, пошла вдоль его кромки.
Развернув коней назад, откуда доносились неясные крики, Сфагам и Олкрин увидели добротную крытую повозку, что есть мочи несущуюся вперёд. Хотя возница неистово хлестал лошадей, тяжёлая повозка катилась медленно, неуклюже переваливаясь с боку на бок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51