— Для некоторых сил зла времени не существует.
— Знаешь, Акмед, ты можешь спросить у Ллаурона сам. Он хочет с вами познакомиться.
Акмед отшатнулся от нее, словно его неожиданно ударили:
— Что?!
Рапсодия съежилась под его взглядом.
— Ллаурону известно, что вы здесь; он сказал мне вчера вечером. Клянусь, я вас не выдавала! Он возглавляет религиозный орден филидов. Каждый из них знает лес как свои пять пальцев, а мы находимся на их землях. Он почувствовал ваше присутствие. Ллаурон говорит, что будет рад с вами познакомиться, что сам придет к вам, если вы не захотите войти в его дом.
На лице у Грунтора появилось отвращение, а Акмед прикрыл голову руками.
— Боги! — пробормотал он. — Ну, полагаю, этого и следовало ожидать. Мы попали в очень необычное место, Рапсодия. Видели много странных и совершенно непонятных вещей.
— В каком смысле?
— Мы стали свидетелями необычных пограничных конфликтов. Налетов на беззащитные деревни, которые явно не ждали никаких неприятностей, хотя мне представляется очевидным, что местные жители должны были подготовиться к подобным сюрпризам. Сначала мы думали, что земли лиринов, расположенные к югу, и здешние находятся в состоянии войны. Но довольно скоро убедились в том, что это вовсе не так. Мы видели бессмысленные убийства, разрушения, грабеж. Всякий раз оказывалось, что нападавшие явились из какого-то другого места, причем исключительно чтобы сеять смерть и ужас. В одном городке вооруженные солдаты собрали огромное количество ценных вещей, потом сложили их на площади и сожгли — вместо того чтобы взять с собой и продать. А как-то раз мы проследили за отрядом, который напал на город в Авондерре, а затем вернулся в бараки этого самого города! Можно было бы рассматривать их поведение как предательство, но через несколько дней город опять стал жертвой вооруженных людей, и на сей раз те же самые стражники защищали его, не жалея жизни. Здесь действуют силы зла, демонические и страшные. Результатом подобных событий всегда бывает война, в особенности когда главной причиной является расовая ненависть. Пройдет совсем немного времени, и земли лиринов вступят в жестокую схватку с центральными районами Роланда.
— Чудесно! — вздохнула Рапсодия. — А мы не можем вернуться назад и поселиться на Корне?
— Извини, твоя милость, — фыркнул Грунтор, — но таверна закрылась.
— Может быть, встретившись с твоим священником, мы сумеем получить ответы на наши вопросы, — задумчиво проговорил Акмед и поморщился. — Ненавижу священников, но думаю, что смогу продержаться пару часов и не умереть от его вони.
— Не обижайся, братец, — рассмеялась Рапсодия, — но, думаю, не только тебе придется столкнуться с вонью.
Несмотря на то что Грунтор остановился довольно далеко, Рапсодия почувствовала, что ее лошадь нервничает.
— Я вернусь утром, — пообещала она, погладив лошадь, чтобы немного ее успокоить. — Я передам Ллаурону, что вы согласны с ним встретиться, отыщу вас и останусь с вами до тех пор, пока он не придет. Она взяла поводья в руки.
— Подожди, — сказал Акмед и, засунув руку в карман, вытащил кусок ткани с надписью, которую он скопировал в храме. — Ты можешь это прочитать?
Рапсодия поднесла кусок ткани к лицу, стараясь рассмотреть надпись в лунном свете. Загорелось крошечное пламя — Акмед зажег маленький фитилек.
— Что это такое? — нахмурившись, спросила Рапсодия.
— Так выглядит надпись на дощечке, которую видели в том храме, что похож на корабль.
— Не вполне понятно. Значки наверху означают Кирсдирк… нет, Кирсдарк. Дальше большие куски смазаны или вовсе стерлись, понять текст невозможно. Что-то про Кирсдарк, который предан морю и в руки Единого Бога… или Создателя. Аббат… Отец… слово начинается с буквы «М»… не знаю. А здесь говорится об алтарном камне в храме Единого Бога.
— Дощечка прикреплена к большой обсидиановой плите.
— Может быть, это алтарный камень. Мне кажется, здесь упоминается Серендаир, по крайней мере буквы расположены так, что похоже на слово «Серендаир». Но вполне может быть и что-нибудь другое. А еще тут говорится о том, что Кирсдарк доставлен кем-то по имени Ма… гинт, кажется, Монодьер.
— Маквит? Маквит Монодьер? Рапсодия кивнула:
— Вполне возможно. Не могу сказать наверняка. Речь идет о ТОМ САМОМ Маквите? Нашем герое?
— Да. Мы думали, тот храм находится в Монодьере, но мы слишком далеко от Серендаира, чтобы это было так.
— Ты прав, — согласилась Рапсодия. — Монодьер располагался на континенте и славился своими картографами, Серендаир с ним торговал. Здешние места не значились ни на каких картах и считались необитаемыми, когда мы… — Голос у нее дрогнул.
— Тебе, наверное, несладко пришлось, когда ты узнала, что Серендаир погиб, да еще четырнадцать веков назад. Ты даже не могла ни с кем поделиться своим открытием. — Голос Акмеда прозвучал непривычно мягко. — Но постепенно ты привыкнешь и тебе станет легче.
Рапсодия попыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось.
— Я скоро вернусь, — проговорила она. Она тронула лошадь и скрылась в ночи.
Ллаурон пришел на лесную поляну через две ночи. Друзья развели костер и положили вокруг него бревна, чтобы удобно было сидеть. Рапсодия полагала, что разговор будет непростым. Акмед завернулся в плащ и набросил на голову капюшон, из-под которого виднелись только глаза. Грунтор же, наоборот, решил устроиться с максимальными удобствами и даже снял свой шлем, считая, что Ллаурон все равно поймет, кто он такой.
Главный Жрец пришел в своем обычном одеянии — простой серой орденской рясе, подвязанной пеньковой веревкой. Из вежливости он держался на некотором расстоянии от костра, пока его не пригласили подойти поближе. Тогда он сел и принялся открывать мешок, который принес с собой. Он предложил своим новым знакомым фрукты, сыр и хлеб и большую бутылку бренди, для которого прихватил серебряные стаканчики.
— Я рад наконец познакомиться с вами, — сказал он, наливая солидную порцию в стакан Грунтора. — Мне доставляет истинное удовольствие видеть друзей этой милой дамы в нашем лесу и у себя дома. Может быть, после того как мы немного узнаем друг друга, вы окажете мне честь и воспользуетесь моим гостеприимством? Дом у меня совсем простой, но кровати удобные и еды хватит на всех. Кроме того, мы можем позаботиться о более подходящей одежде для вас.
В воздух поднялся сноп искр, тут же унесенный ветром.
— Посмотрим, — кратко ответил Акмед.
— Я надеялась, что вы поведаете нам историю этих мест, — вмешалась Рапсодия. — Я уже говорила Грунтору и Акмеду, какой вы замечательный рассказчик.
Яркое пламя осветило доброе лицо филида.
— Разумеется, я буду только рад.
Он наклонился вперед, поставив локти на колени, и прикоснулся кончиками пальцев к губам. Его глаза сияли в темноте.
— Давным-давно — так много лет назад, что даже Тот-Кто-Считает не помнит те времена, — у подножия Великого Белого Дерева поселилась медно-красная драконица. Тогда оно было всего лишь юным деревцем, ведь Земля еще только родилась. Эти земли принадлежали драконице. Они начинались от северной границы королевства лиринов и тянулись до самого Хинтерволда, и она жила здесь одна, поскольку не любила чужаков, а в особенности — людей. Она обладала громадной властью над землей. Ни один человек не мог проникнуть в ее царство, и потому эти места оставались для людей скрытыми завесой тайны. Она доверяла своим соседям — лирикам, поскольку, несмотря на то что народ их был не столь древним, как драконы, они составляли единое целое с землей. Звали драконицу Элинсинос. Как-то раз она посмотрела на море и увидела там необычное сияние, которое, казалось, испускают сами волны. Довольно скоро она поняла, что это огонь, заключенный в крошечный хрустальный шар, служивший светильником на воде, маяк, которым пользуются моряки в темноте или во время кораблекрушения. Связь двух противоборствующих элементов — огня и воды — заворожила Элинсинос, и она решила, что ей дан знак грядущих перемен. Прошло совсем немного времени, и на ее земли ступил моряк. Высокий мужчина с золотистой кожей — серенн, приплывший с острова Серендаир, расположенного на другом конце света. Элинсинос страшно разволновалась, поскольку узнала в нем одного из представителей Первородных людей, пяти народов, созданных, когда зародился мир. Она сразу это поняла, потому что и сама принадлежала к первородной расе.
— А кто остальные? — спросил Грунтор.
— Каждая из пяти стихий — эфир, вода, ветер, земля и огонь — дали жизнь одной из рас. Серенны, самые старшие, были рождены эфиром, сущностью, из которой состоят звезды. Детей воды звали митлинами. Тех, кто родился от ветра, называли кизами. Драконы являлись потомками самой земли. И последним народом, появившимся на свет от самого безрассудного из элементов — огня, — стали ф'доры. Но это совсем другая история, ее лучше рассказывать при свете дня… Моряка звали Меритин. Он отправился в путь по приказу короля Гвиллиама, последнего из правителей Серендаира, с целью отыскать место, где мог бы поселиться его народ. Гвнллиам знал, что Остров должен погибнуть в огне, и хотел спасти свой народ и его культуру. Хотя я подозреваю, что, помимо всего прочего, он стремился сохранить свою власть. И вот Меритин подошел к границе земель, которыми правила Элинсинос, но, в отличие от других людей, сумел пересечь эти рубежи. Возможно, причина заключалась в том, что он являлся представителем Первородного народа, появившегося на свет раньше самой Элинсинос, и его связь со стихиями оказалась сильнее. Или, что более вероятно, драконица захотела встретиться с ним. Она приняла облик человека, причем приложила все усилия для того, чтобы показаться Меритину привлекательной. По-видимому, она добилась успеха, потому что тот влюбился в нее с первого взгляда. Элинсинос тоже полюбила моряка. Когда человек объяснил, зачем прибыл в ее земли, она решила, что лучше всего будет дать пристанище его народу. Таким образом она сможет привязать возлюбленного к себе навсегда. Ликуя, Меритин вернулся на Серендаир, чтобы передать Гвиллиаму приглашение Элинсинос и помочь ему подготовить экспедицию. При расставании он обещал Элинсинос вернуться и в качестве залога своей верности преподнес ей свечу Кринеллы — ту самую, благодаря которой драконица увидела его на море. Этот маяк, созданный путем слияния воды и огня, получил имя сереннской королевы, подарившей его своему возлюбленному, когда тот отправился в морское путешествие. В отсутствие Меритина Гвиллиам собрал три флотилии, состоявшие примерно из тысячи судов. Прежде чем завершить подготовку кораблей, король ждал известий от своего посланника. Он намеревался отправить корабли тремя разными группами — «Волнами», — чтобы обеспечить возможность спастись максимальному количеству людей. Узнав, что земли, обнаруженные Меритином, необитаемы, он решил, что не имеет смысла отправлять с Первым флотом армию. Вместо этого он послал людей, которые должны были создать необходимые условия для жизни на новом месте: инженеров, архитекторов, целителей, землепашцев, каменщиков, плотников, врачей, ученых и филидов. Несмотря на то что на кораблях Первого флота находились представители всех народов, около половины пассажиров были лирины. А для защиты Первого флота Гвиллиам отправил с ним представительницу лиринов, воительницу по имени Элендра. Та была илиаченва'ар и взяла с собой свиту…
— Кем она была? — перебила Рапсодия.
— «Илиаченва'ар» примерно означает «обладательница огненного меча», оружия, известного под именем Звездный Горн. Этот клинок был посвящен стихии огня и звездам, иными словами — эфиру, который на родном языке жителей Серендаира назывался «серенн».
Акмед кивнул, но ничего не сказал. Значит, вот как Звездный Горн появился в здешних местах…
— Итак, — продолжал Ллаурон, — под руководством Меритина и под защитой Элендры флот взял курс на новые земли. Второй флот по своему составу практически не отличался от Первого. Он покинул Серендаир несколькими неделями позже. Третий оставался на Острове до самого конца. На борту кораблей Третьего флота существенное место отводилось армии. На одном из кораблей находился и сам Гвиллиам, который постарался убедить как можно больше людей подумать о собственном спасении. Он дождался, пока самый последний корабль будет готов отправиться в путь, и только тогда взошел на его борт, безмолвно наблюдая за тем, как Остров, которым он правил, исчезает за горизонтом. Говорят, путешествие было опасным и очень тяжелым. Когда суда Первого флота проделали примерно половину пути, разразился страшный ураган, каких прежде никому видеть не доводилось. Легенды утверждают, будто в его сердце находился злобный демон, вызвавший бурю с целью уничтожить корабли. — На мгновение серьезное выражение на лице Ллаурона, с которым он начал свой рассказ, сменилось лукавой улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Знаешь, Акмед, ты можешь спросить у Ллаурона сам. Он хочет с вами познакомиться.
Акмед отшатнулся от нее, словно его неожиданно ударили:
— Что?!
Рапсодия съежилась под его взглядом.
— Ллаурону известно, что вы здесь; он сказал мне вчера вечером. Клянусь, я вас не выдавала! Он возглавляет религиозный орден филидов. Каждый из них знает лес как свои пять пальцев, а мы находимся на их землях. Он почувствовал ваше присутствие. Ллаурон говорит, что будет рад с вами познакомиться, что сам придет к вам, если вы не захотите войти в его дом.
На лице у Грунтора появилось отвращение, а Акмед прикрыл голову руками.
— Боги! — пробормотал он. — Ну, полагаю, этого и следовало ожидать. Мы попали в очень необычное место, Рапсодия. Видели много странных и совершенно непонятных вещей.
— В каком смысле?
— Мы стали свидетелями необычных пограничных конфликтов. Налетов на беззащитные деревни, которые явно не ждали никаких неприятностей, хотя мне представляется очевидным, что местные жители должны были подготовиться к подобным сюрпризам. Сначала мы думали, что земли лиринов, расположенные к югу, и здешние находятся в состоянии войны. Но довольно скоро убедились в том, что это вовсе не так. Мы видели бессмысленные убийства, разрушения, грабеж. Всякий раз оказывалось, что нападавшие явились из какого-то другого места, причем исключительно чтобы сеять смерть и ужас. В одном городке вооруженные солдаты собрали огромное количество ценных вещей, потом сложили их на площади и сожгли — вместо того чтобы взять с собой и продать. А как-то раз мы проследили за отрядом, который напал на город в Авондерре, а затем вернулся в бараки этого самого города! Можно было бы рассматривать их поведение как предательство, но через несколько дней город опять стал жертвой вооруженных людей, и на сей раз те же самые стражники защищали его, не жалея жизни. Здесь действуют силы зла, демонические и страшные. Результатом подобных событий всегда бывает война, в особенности когда главной причиной является расовая ненависть. Пройдет совсем немного времени, и земли лиринов вступят в жестокую схватку с центральными районами Роланда.
— Чудесно! — вздохнула Рапсодия. — А мы не можем вернуться назад и поселиться на Корне?
— Извини, твоя милость, — фыркнул Грунтор, — но таверна закрылась.
— Может быть, встретившись с твоим священником, мы сумеем получить ответы на наши вопросы, — задумчиво проговорил Акмед и поморщился. — Ненавижу священников, но думаю, что смогу продержаться пару часов и не умереть от его вони.
— Не обижайся, братец, — рассмеялась Рапсодия, — но, думаю, не только тебе придется столкнуться с вонью.
Несмотря на то что Грунтор остановился довольно далеко, Рапсодия почувствовала, что ее лошадь нервничает.
— Я вернусь утром, — пообещала она, погладив лошадь, чтобы немного ее успокоить. — Я передам Ллаурону, что вы согласны с ним встретиться, отыщу вас и останусь с вами до тех пор, пока он не придет. Она взяла поводья в руки.
— Подожди, — сказал Акмед и, засунув руку в карман, вытащил кусок ткани с надписью, которую он скопировал в храме. — Ты можешь это прочитать?
Рапсодия поднесла кусок ткани к лицу, стараясь рассмотреть надпись в лунном свете. Загорелось крошечное пламя — Акмед зажег маленький фитилек.
— Что это такое? — нахмурившись, спросила Рапсодия.
— Так выглядит надпись на дощечке, которую видели в том храме, что похож на корабль.
— Не вполне понятно. Значки наверху означают Кирсдирк… нет, Кирсдарк. Дальше большие куски смазаны или вовсе стерлись, понять текст невозможно. Что-то про Кирсдарк, который предан морю и в руки Единого Бога… или Создателя. Аббат… Отец… слово начинается с буквы «М»… не знаю. А здесь говорится об алтарном камне в храме Единого Бога.
— Дощечка прикреплена к большой обсидиановой плите.
— Может быть, это алтарный камень. Мне кажется, здесь упоминается Серендаир, по крайней мере буквы расположены так, что похоже на слово «Серендаир». Но вполне может быть и что-нибудь другое. А еще тут говорится о том, что Кирсдарк доставлен кем-то по имени Ма… гинт, кажется, Монодьер.
— Маквит? Маквит Монодьер? Рапсодия кивнула:
— Вполне возможно. Не могу сказать наверняка. Речь идет о ТОМ САМОМ Маквите? Нашем герое?
— Да. Мы думали, тот храм находится в Монодьере, но мы слишком далеко от Серендаира, чтобы это было так.
— Ты прав, — согласилась Рапсодия. — Монодьер располагался на континенте и славился своими картографами, Серендаир с ним торговал. Здешние места не значились ни на каких картах и считались необитаемыми, когда мы… — Голос у нее дрогнул.
— Тебе, наверное, несладко пришлось, когда ты узнала, что Серендаир погиб, да еще четырнадцать веков назад. Ты даже не могла ни с кем поделиться своим открытием. — Голос Акмеда прозвучал непривычно мягко. — Но постепенно ты привыкнешь и тебе станет легче.
Рапсодия попыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось.
— Я скоро вернусь, — проговорила она. Она тронула лошадь и скрылась в ночи.
Ллаурон пришел на лесную поляну через две ночи. Друзья развели костер и положили вокруг него бревна, чтобы удобно было сидеть. Рапсодия полагала, что разговор будет непростым. Акмед завернулся в плащ и набросил на голову капюшон, из-под которого виднелись только глаза. Грунтор же, наоборот, решил устроиться с максимальными удобствами и даже снял свой шлем, считая, что Ллаурон все равно поймет, кто он такой.
Главный Жрец пришел в своем обычном одеянии — простой серой орденской рясе, подвязанной пеньковой веревкой. Из вежливости он держался на некотором расстоянии от костра, пока его не пригласили подойти поближе. Тогда он сел и принялся открывать мешок, который принес с собой. Он предложил своим новым знакомым фрукты, сыр и хлеб и большую бутылку бренди, для которого прихватил серебряные стаканчики.
— Я рад наконец познакомиться с вами, — сказал он, наливая солидную порцию в стакан Грунтора. — Мне доставляет истинное удовольствие видеть друзей этой милой дамы в нашем лесу и у себя дома. Может быть, после того как мы немного узнаем друг друга, вы окажете мне честь и воспользуетесь моим гостеприимством? Дом у меня совсем простой, но кровати удобные и еды хватит на всех. Кроме того, мы можем позаботиться о более подходящей одежде для вас.
В воздух поднялся сноп искр, тут же унесенный ветром.
— Посмотрим, — кратко ответил Акмед.
— Я надеялась, что вы поведаете нам историю этих мест, — вмешалась Рапсодия. — Я уже говорила Грунтору и Акмеду, какой вы замечательный рассказчик.
Яркое пламя осветило доброе лицо филида.
— Разумеется, я буду только рад.
Он наклонился вперед, поставив локти на колени, и прикоснулся кончиками пальцев к губам. Его глаза сияли в темноте.
— Давным-давно — так много лет назад, что даже Тот-Кто-Считает не помнит те времена, — у подножия Великого Белого Дерева поселилась медно-красная драконица. Тогда оно было всего лишь юным деревцем, ведь Земля еще только родилась. Эти земли принадлежали драконице. Они начинались от северной границы королевства лиринов и тянулись до самого Хинтерволда, и она жила здесь одна, поскольку не любила чужаков, а в особенности — людей. Она обладала громадной властью над землей. Ни один человек не мог проникнуть в ее царство, и потому эти места оставались для людей скрытыми завесой тайны. Она доверяла своим соседям — лирикам, поскольку, несмотря на то что народ их был не столь древним, как драконы, они составляли единое целое с землей. Звали драконицу Элинсинос. Как-то раз она посмотрела на море и увидела там необычное сияние, которое, казалось, испускают сами волны. Довольно скоро она поняла, что это огонь, заключенный в крошечный хрустальный шар, служивший светильником на воде, маяк, которым пользуются моряки в темноте или во время кораблекрушения. Связь двух противоборствующих элементов — огня и воды — заворожила Элинсинос, и она решила, что ей дан знак грядущих перемен. Прошло совсем немного времени, и на ее земли ступил моряк. Высокий мужчина с золотистой кожей — серенн, приплывший с острова Серендаир, расположенного на другом конце света. Элинсинос страшно разволновалась, поскольку узнала в нем одного из представителей Первородных людей, пяти народов, созданных, когда зародился мир. Она сразу это поняла, потому что и сама принадлежала к первородной расе.
— А кто остальные? — спросил Грунтор.
— Каждая из пяти стихий — эфир, вода, ветер, земля и огонь — дали жизнь одной из рас. Серенны, самые старшие, были рождены эфиром, сущностью, из которой состоят звезды. Детей воды звали митлинами. Тех, кто родился от ветра, называли кизами. Драконы являлись потомками самой земли. И последним народом, появившимся на свет от самого безрассудного из элементов — огня, — стали ф'доры. Но это совсем другая история, ее лучше рассказывать при свете дня… Моряка звали Меритин. Он отправился в путь по приказу короля Гвиллиама, последнего из правителей Серендаира, с целью отыскать место, где мог бы поселиться его народ. Гвнллиам знал, что Остров должен погибнуть в огне, и хотел спасти свой народ и его культуру. Хотя я подозреваю, что, помимо всего прочего, он стремился сохранить свою власть. И вот Меритин подошел к границе земель, которыми правила Элинсинос, но, в отличие от других людей, сумел пересечь эти рубежи. Возможно, причина заключалась в том, что он являлся представителем Первородного народа, появившегося на свет раньше самой Элинсинос, и его связь со стихиями оказалась сильнее. Или, что более вероятно, драконица захотела встретиться с ним. Она приняла облик человека, причем приложила все усилия для того, чтобы показаться Меритину привлекательной. По-видимому, она добилась успеха, потому что тот влюбился в нее с первого взгляда. Элинсинос тоже полюбила моряка. Когда человек объяснил, зачем прибыл в ее земли, она решила, что лучше всего будет дать пристанище его народу. Таким образом она сможет привязать возлюбленного к себе навсегда. Ликуя, Меритин вернулся на Серендаир, чтобы передать Гвиллиаму приглашение Элинсинос и помочь ему подготовить экспедицию. При расставании он обещал Элинсинос вернуться и в качестве залога своей верности преподнес ей свечу Кринеллы — ту самую, благодаря которой драконица увидела его на море. Этот маяк, созданный путем слияния воды и огня, получил имя сереннской королевы, подарившей его своему возлюбленному, когда тот отправился в морское путешествие. В отсутствие Меритина Гвиллиам собрал три флотилии, состоявшие примерно из тысячи судов. Прежде чем завершить подготовку кораблей, король ждал известий от своего посланника. Он намеревался отправить корабли тремя разными группами — «Волнами», — чтобы обеспечить возможность спастись максимальному количеству людей. Узнав, что земли, обнаруженные Меритином, необитаемы, он решил, что не имеет смысла отправлять с Первым флотом армию. Вместо этого он послал людей, которые должны были создать необходимые условия для жизни на новом месте: инженеров, архитекторов, целителей, землепашцев, каменщиков, плотников, врачей, ученых и филидов. Несмотря на то что на кораблях Первого флота находились представители всех народов, около половины пассажиров были лирины. А для защиты Первого флота Гвиллиам отправил с ним представительницу лиринов, воительницу по имени Элендра. Та была илиаченва'ар и взяла с собой свиту…
— Кем она была? — перебила Рапсодия.
— «Илиаченва'ар» примерно означает «обладательница огненного меча», оружия, известного под именем Звездный Горн. Этот клинок был посвящен стихии огня и звездам, иными словами — эфиру, который на родном языке жителей Серендаира назывался «серенн».
Акмед кивнул, но ничего не сказал. Значит, вот как Звездный Горн появился в здешних местах…
— Итак, — продолжал Ллаурон, — под руководством Меритина и под защитой Элендры флот взял курс на новые земли. Второй флот по своему составу практически не отличался от Первого. Он покинул Серендаир несколькими неделями позже. Третий оставался на Острове до самого конца. На борту кораблей Третьего флота существенное место отводилось армии. На одном из кораблей находился и сам Гвиллиам, который постарался убедить как можно больше людей подумать о собственном спасении. Он дождался, пока самый последний корабль будет готов отправиться в путь, и только тогда взошел на его борт, безмолвно наблюдая за тем, как Остров, которым он правил, исчезает за горизонтом. Говорят, путешествие было опасным и очень тяжелым. Когда суда Первого флота проделали примерно половину пути, разразился страшный ураган, каких прежде никому видеть не доводилось. Легенды утверждают, будто в его сердце находился злобный демон, вызвавший бурю с целью уничтожить корабли. — На мгновение серьезное выражение на лице Ллаурона, с которым он начал свой рассказ, сменилось лукавой улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96