— Маньяки — другое дело… Но если и в твоей жизни в качестве Полины Кузнецовой случится что-то нехорошее, то, боюсь, я уже ничем не смогу тебе помочь…
— То есть как это? — испугалась я. — Оставишь меня делать пакости?
Ула кивнул и грустно пояснил:
— Меня у тебя заберут, а взамен дадут…
— Меня! — раздался сзади вкрадчивый голосок.
Ула немножко побелел, а я проворно обернулась. На ковре перед камином стоял резвый брюнетистый парень в черном костюмчике с белым галстуком. Черные кудряшки были старательно напомажены и уложены надо лбом, однако они не скрывали одного несимметрично торчащего слева маленького рога. Вообще с левой стороны парень был весь какой-то… чертанутый. Ногти на левой руке были длиннее и претенциозно выкрашены в черный цвет. Из-под левой штанины скромно выглядывало копытце. Однорогий брюнет призывно подмигивал мне черным левым глазом и щурил правый, невинно-голубой.
— Это еще что за мутант? — спросила я Улу. — Или у него жена ходит только налево?
— Карл Полубес, — вздохнул Ула. — В прошлом жиголо и мошенник. Правой стороной, точнее. Полубесы опекают не до конца испорченных людей. Воров, мелких жуликов, хулиганов… Ну ты понимаешь?
— Ни хрена я не понимаю! — обиделась я. — Меня что же, эта жертва небесной генетики охранять будет, если я не распутаю, что случилось с Жужей?
— Ну, в общем, да… — признался Ула. Полубес раскланялся и зашептал медоточиво:
— А что ж вы так расстроились-то, Полина Ивановна?
— Пошел вон! — резво отреагировала я. — Шиш ты меня получишь! Рог обобьешь, непарнокопытное!
Карл обиделся:
— Я, между прочим, при исполнении. Обеими половинами. Прошу учесть, Полина Ивановна!
— А я тебе в обе половины и накатаю! — пообещала я. — Вон хоть той симпатичной мандолиной, которая на стенке висит. Ула, дай-ка мне…
Договорить я не успела. Полубеса как ветром сдуло.
— То-то! — назидательно произнесла я. — Ишь, намылился, индюк однорогий. Я ему вобью рог обратно в череп, а копыто в тазобедренный сустав! Но, Улик, солнце мое, попой скорбное, я совсем не хочу, чтобы этот… единорог с белым галстуком меня охранял! А если я буду очень-очень, ну до тошноты хорошей?!
— Не получится! — вздохнул Ула. — Какая-то трагедия, произошедшая в этой жизни, влияет чересчур сильно. Ты можешь совершить плохой поступок неосознанно, под влиянием минуты…
Я прижала руки к Павлиным ребрам и клятвенно пообещала:
— Гадиной буду, если все не узнаю про эту Жужу! Уж больно я к тебе привыкла!
— Вот и умничка! — порадовался Ула. — Мне тоже не хочется с тобой расставаться. Я же говорил, ты очень хорошая, только буйная…
Даже несмотря на частичное признание Улой моих добродетелей, спать я отправилась немножко расстроенная. Не хочу я, чтоб меня всякие однорогие полубесы охраняли! Только этого мне не хватало! Ох, ну что же такого сделала эта поганка Павла, что я все так долго расхлебываю? Внезапно я замерла с подушкой в руках. А не она ли убила Жужу? Ведь была же, по словам Руди, какая-то женщина, которая видела все происходившее в церкви. А что если Павла, эта малолетняя гадючка, видела, как Жужа загорает в церкви, и из-за врожденной подлости и вредности не стала звать на помощь? Свои какие-то цели преследовала, поганка бледная, чушка прыщавая, страшилка запудренная!
Вот с такими, не совсем приятными мыслями я и заснула. А проснулась от деликатного кряхтения служанки над ухом. Эта коза уже успела растопырить все шторки, так что солнце было повсюду… Я с трудом разлепила ресницы и разъяренно глянула на деву. Та быстро окопалась за спинкой кровати и оттуда объявила:
— Уже за полдень, госпожа! Вставать изволите?
— Сейчас я встану, и ты ляжешь, — неласково пообещала я. Но горничная свое дело знала — из-за кроватной спинки даже волоска не торчало. Для того, чтобы совершить справедливый суд, мне нужно было действительно встать.
Охая, я выползла из-под груды перин, умылась и села за завтрак, злющая, как хохлушка на диете. Девица, напротив, радостно улыбалась и прямо-таки сияла от счастья.
— Ты чего веселая-то такая? — хмуро осведомилась я, запихивая в рот булочку. — Неужто жуткую Фанни кондрашка хватила?
— Ах, совсем нет, госпожа! Просто сегодня утром я была у цыган, и одна гадалка мне сказала, что еще до конца года я выйду замуж за стройного жгучего красавца!
— Ну жди, Рики Мартин с концертом приедет! — хмыкнула я. — Постой, какие цыгане? Что, Рудя из запоя вышел?
— Нет-нет, Рудя здесь ни при чем. Просто сегодня рано утром у замка расположился цыганский табор. Господин Золтан разрешил им остаться здесь на месяц…
Я оживилась и резво сжевала еще одну булочку:
— Ой, а может, и мне туда сходить? А то скучно что-то… Послушай, а это те цыгане, которые были здесь четыре года назад?
— Нет, госпожа. Они приехали в первый раз. Правда, я слышала, что есть там одна старая цыганка, которая прежде бывала здесь…
— Одеваться!!!
Табор расположился на опушке, сразу за кладбищем. Я храбро подвалила к пестрым фургончикам и была встречена толпой цыганят, весьма артистично просивших денежку. Я дала самому резвому в лоб, и они отстали.
— Чего изволите, госпожа? — прямо передо мной очутилась молодая цыганка с хитрыми глазами. — Дайте ручку, погадаю вам, все как есть расскажу.
— Притормози, девуля! — посоветовала я ей. — Знаю, что ты нагадаешь. Жгучий брюнет, страстная слюнявая любовь, восемь детей, белый мерс, мерин то есть… Я хочу, чтобы мне свой человек погадал. Есть тут у вас одна бабушка, она уже была у нас…
— Вы о полоумной Изе говорите? — удивилась девица. — Да она уж и говорит-то плохо, а умом совсем тронулась. Как узнала, что мы сюда едем, кричать начала, нашему барону в ноги кидалась, умоляла, чтоб мы и не думали сюда приезжать.
— Чего это вдруг? — заинтересовалась я.
— А позолоти ручку, скажу… — заюлила девчонка. Я выкатила ей кукиш под нос:
— Тихо, подруга! Я тут главная, стоит мне только накашлять графу, и вас здесь не будет!
Девица оказалась понятливая и больше не клянчила. Я, в общем-то, была не жадная, только золота у меня было аккурат на бабку, а одаривание всяких предприимчивых девиц в мои планы не входило.
— Старая Иза говорит, что видела здесь вампира! Но это было четыре года назад, Иза была уже старая, мало ли что померещиться может… К тому же место здесь больно хорошее, а от вампиров мы средства знаем. Так что если вам нужна Иза, то она в той, дальней повозке под полосатой крышей.
Я потрусила к указанной арбе. Оттуда раздавалось какое-то кряхтение и бульканье. Я откинула полог и заглянула внутрь. В углу сидела засаленная бабка в красном колпаке и телогрейке и активно лечилась сливовицей. Увидев меня, она поперхнулась, выпучила глаза и побелела.
— Изыди, нечисть! — бабка резво заползла в кучу тряпья и выставила оттуда изгрызенную чесночину, в лучшие дни, видимо, служившую ей закуской.
Я выразительно покрутила пальцем у виска. Постучала себя по лбу. Бесполезно. Бабка упорно показывала мне чесночину.
— Э-э, здрасьте, бабушка… я тут к вам по делу забежала. Могу вас уверить, что вполне нормальна и с зубами у меня все в порядке. Клыки не мутировали…
Бабуля по-прежнему сопела в тряпье, для удобства пристроив чесночину на собственную фигу и подтянув к себе бутылку. Я попробовала по-другому:
— Здорово, клюшка трухлявая! Что, еще гремишь костями, кошелка понторылая? А я, между прочим, не ля-ля травить прибежала…
Никакого результата. Бабка нагрузилась сливовицы и храбро отвечала:
— Пошла вон, вампирка! Я уже старая и невкусная как сопливый носок…
Я прибегла к последнему средству. Вытащила кое-какую мелочовку и демонстративно ею побренчала. Подействовало моментально. Бабка заинтересованно приподняла голову и деловито осведомилась:
— Деньги?
Я кивнула. Бабка мгновенно выползла из укрытия и слямзила денежки у меня с ладони.
— Вижу, хороший ты человек… Обозналась, за другую тебя приняла. Проходи, красавица, хлюпнем по маленькой, всю судьбу тебе твою расскажу…
— Спасибо, я не пью! — вежливо отказалась я. — Я к вам, вообще-то, по делу зашла… Вы ведь уже были здесь, четыре года назад?
Бабка задрожала и одним махом выплеснула в себя остатки сливовицы. Привычно перекосив глаза к носу, она созналась:
— Была, черти принесли… Уж такого страху натерпелась. Я тогда тут была с другим табором, тех цыган кого поубивали, кого посадили…
Я поспешно перебила бабулю, готовую предаться невеселым воспоминаниям:
— Да-да, все это очень печально, но я бы хотела поговорить с вами о другом. Что случилось здесь четыре года назад, в ту ночь, когда вы приехали?
Пьяная бабка задумчиво разгрызла чесночину и покосилась на меня:
— А что мне за это будет?
Нет, мне решительно не везет с пенсионерами! Сверхъестественные способности мои улетучились вместе с телом Рёд, так что устроить здесь метание тяжелых предметов по живым мишеням не удастся. И денег больше нет. Эта наглая хиромантка конкретно развозит меня на бабки!
— Живой останетесь… — неуверенно пообещала я. — Хотите, молиться за вас буду? Могу домашние тапочки крючком вывязать…
— А как насчет маленькой кругленькой монетки? — настырно поинтересовалась пожилая вымогательница.
— А как насчет светящегося синего фингальчика? — перешла я к запрещенным методам ведения допроса. — Ну нету у меня больше денег!
— Ну нету и нету! — неожиданно согласилась старушка. — Так расскажу… Вот слушай. В ту ночь была страшная гроза, но она началась, когда все уже спали. Только я не спала — старая Иза боится грозы. Я тихо сидела в углу шатра и молилась. Вдруг я услышала конское ржание, совсем рядом с моим шатром. Тогда старая Иза ничего не боялась, поэтому я выглянула наружу и увидела…
Бабка заглохла на середине как испорченный телевизор и принялась рыться в куче тряпья. Вытащив еще одну бутылку из неприкосновенного запаса, она прижала ее для храбрости к сердцу и продолжила:
— И вижу я, один из коней наших ржет и бьет копытами, а рядом с ним кто-то стоит. Тогда старая Иза видела как орлица. Это была женщина с длинными черными волосами, в светлом платье, забрызганном кровью, и руки ее были в крови, и лицо тоже.
— Какая-то кровавая Мэри, — хмыкнула я. — И что, она была вампиршей?
— Истинно, истинно так! Когда все цыгане, разбуженные лошадиным ржанием, сбежались к коню, то увидели, что один бок его был порван и оттуда вытекло много крови. Она пила кровь коня! — выпалила бабка и любовно погладила заветную бутыль.
Я задумалась. Женщина в светлом платье… Уж не это ли платье мы с Улой нашли в комнате Жужи? Тогда понятно, откуда взялась кровь. Это кровь коня. Она брызнула Жуже на подол… Но зачем Жуже калечить бедное животное? Уж не была ли она и вправду вампиром?
— Это все? — спросила я. — А куда делась эта женщина?
— Убежала, — ответствовала бабуся, со вздохом откупоривая-таки бутылку. — Куда-то по направлению к церкви… буль! А п-том, п-том старая И-иза ничего не видел-ла! Она спр… спряталась, и ее не н-нашли!
— Кто не нашел?
— М-мужчина в ч-черном… Он там б-был. — Вторая бутылка сливовицы подействовала на бабулю как короткое замыкание на розетку. Она (бабка, а не розетка), дожевывая чеснок, заползла обратно в свои тряпки и оттуда забубнила что-то несуразное, вроде: — Кони… К-карета… Черный ч-человек, он наз-з-з… наз-звал имя… Ж-жуж-жа! — И бабуля мирно зажужжала, потихоньку отключаясь в своем углу.
Все, бабушка теперь проспится только к завтрашнему утру. И чего это она так испугалась, что выхлебала столько сливовицы, сколько нормальному алкоголику хватило бы на полдня? Ведь все произошло четыре года назад… Хотя неизвестно, что чувствовала бы я, если увидела вдруг, как непонятная баба потрошит моего личного коняшку с явно вампирскими намерениями. Вот блин, неужели Жужа все-таки была вампиром?! Тогда теория Шандора о залетном вампире требует некоторой корректировки…
Пока я добрела до замка, моя новая версия об убийстве Жужи выглядела следующим образом, а именно: девушка, родом из Трансильвании, действительно была вампиром (или вампиршей, вампиркой, вампирюгой, не знаю, как точно образовать женский род!). Что ж, вампиры действительно водились, Ула-то видел одного. Правда, не знаю, было ли это до того, как он пристрастился к кагору, или после… Ну так вот, любила наша Жужа кровь пить вместо томатного сока, но была еще по малолетству совестливой (Шандор упоминал, что Жуже было около шестнадцати, когда она вышла за графа). Человеческую кровь ей пить было стыдно, а вот кровь животных — пожалуйста! И когда Жужа в очередной раз выползла ночью из дома, чтобы вдоволь нахлебаться крови какого-нибудь животного, ее застукал муж. Представляю себе картинку: Жужа мирно ковыряет ножиком лошадку, а в кустах граф клацает зубами от праведного гнева и точит нож, чтобы порешить саму Жужу. Потом с воплем: “Умри, несчастная!” — выскакивает из засады, вырубает кроволюбивую женушку и тащит ее в церковь, то есть на святую землю, где и сжигает, подстраховавшись таким образом дважды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55