— Да, да. Жалко будет, если такие красивые, могучие люди встанут на четвереньки. Помочь им надо. Как цивилизованные мы обязаны это сделать.
— Они должны быть смышлеными. Мозг у них объемистый. А любознательны ли они?
Я вынул лучемет и подкинул его на руке. Он сразу привлек всеобщее внимание. Чтобы меня лучше видели, я отдал Квинту шлем, и вскарабкавшись на выступ террасы, показал рукой на одиноко стоящее дерево-исполин, метрах в трехстах от нас. Все повернули туда головы. Я крикнул: «Хоп!» и несколько раз взмахнул лучеметом. На глазах первобытной толпы дерево качнулось и по частям, начиная с верхушки, рухнуло на землю. Толпа шумно вздохнула, раздались удивленные восклицания. Из задних рядов человек двадцать помчалось к поврежденному исполину. Остальные не знали, что делать: бежать смотреть дерево, или смотреть на нас. Решив, что дерево от них не уйдет, а мы можем исчезнуть, они остались на месте.
Я знаками показал, что мы хотим есть. Через минуту перед нами выросла гора крупных плодов всевозможных форм и окрасок. Принесли даже каменные подносы и тонкие острые пластины-ножи. Рядом поставили чашу с водой.
— Попробуем свежие фрукты-овощи, — облизнулся Квинт и схватился за нож. — О, да это не фрукт! Настоящая копченая колбаса.
— Какая колбаса. Не выдумывай.
— Я не дегустатор, но по вкусу колбасу от джема отличу, — обиделся Квинт.
Я отправил в рот розовый, рыхлый ломтик. Действительно, колбаса, только мягкая и рассыпчатая.
— Вот тебе и вегетарианцы, — сказал Квинт. — Попробуем вон ту серую грушу. Так, так. Что-то рыбное. Та-ак. Рыба, рыбка.
— А что в этом рыжем огурце? Похоже на пюре гороховое. Питательная вещь.
Никогда не думал, что деревья могут приносить такие плоды!
Мы перепробовали четырнадцать плодов. Они могли удовлетворить любой самый взыскательный вкус. К сожалению, не оказалось ничего похожего на хлеб.
Наевшись, мы решили вернуться в кабину. Надо было кое-что обдумать и подготовить почву для установления контакта с местными жителями.
Великаны дружно проводили нас до поля. Но как ни велико было их любопытство, дальше они не пошли. Боялись чего-то.
— Борьба, — повторяли они, показывая на маячившие вдалеке бугорки.
Уверенные в неуязвимости скафандров, мы только посмеялись.
— Граждане! Дайте пройти! — крикнул Квинт.
Однако великаны не пускали нас на верную, по их мнению, гибель, но и на руки взять не осмеливались.
— Посторонись! — мы двинулись вперед.
Глава тринадцатая
В желудке ящера. Фара. Филоквинт. Эпидемия труда. Шахматная фигура. Прощание.
Возвращались мы другим путем. Поле пересекли под углом и, спустившись в лощину, оглянулись. За нами бесшумно шел тот самый юноша, который нес меня в лагерь. Мы остановились. Встал и он.
— Смелый парень, а нас боится, — сказал Квит и поманил его к себе.
Юноша робко направился к нам. Вдруг он остановился. Лицо его исказилось, он воздел руки к небу и пронзительно завопил.
— Что с малым? — встревожился Квинт и, оглянувшись, ткнул меня в бок. — Фил, смотри!
На склоне горой возвышалось сорокаметровое чудовище, напоминавшее исполинского двуногого хищного ящера мезозойской эры — тиранозавра. Наклонив продолговатую с панцирной гривой голову, ящер холодно смотрел на нас. Шея, очень короткая, переходила в серое бесформенное туловище, оканчивающееся массивным хвостом. Задние ноги напоминали конические колонны. На груди располагалась пара маленьких лапок, длиной всего по четыре метра каждая.
Нас будто пригвоздило к земле.
Ящер перешагнул через речку. Бежать или замереть неподвижно? Да какой смысл бежать, когда его бугристая голова была уже в шести метрах от нас. Все произошло мгновенно. Сверкающий бриллиант Ригеля описал в небе дугу и, еще не поняв, что произошло, я очутился в челюстях чудовища. Конечно, нужно иметь железные нервы, чтобы молча отправиться туда. Я закричал и заклинился между метровым зубом и двухметровым клыком. Только тут я покрепче завинтил шлем и обрел хладнокровие. Я же в скафандре неуязвим. Челюсти ящера пришли в движение. Зубы лязгали и скрежетали как гусеницы трактора: ящер «ковырялся» в зубах. Наконец, нижний клык задел за верхний кривой зуб, он выгнулся, ящер тряхнул головой, и я вылетел на середину красноватого пузырьчатого языка. Ящер начал меня жевать, но орешек оказался крепким. Разгрызть меня он не мог, но и мои попытки пробраться к выходу ни к чему не привели. И вдруг я заскользил вниз, в глотку. Еще мгновение — и я в желудке. Я был ошеломлен. Шутка ли — оказаться в утробе допотопного ящера. Но и паниковать не было оснований: дышу чистым земным воздухом, раздавить меня не раздавишь, переварить не переваришь. Вместе с перевариваемой пищей я пойду по лабиринту кишок и в конце концов окажусь на свободе. Только вот где ящеру вздумается освободиться от меня, как потом найти Квинта и, главное, сколько времени продолжается процесс пищеварения. Не погибнуть бы от жажды.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я надумал обследовать желудок и включил фонарик, однако ничего, кроме желто-серого месива, не увидел: луч света упирался перед самыми глазами в вязкую массу. Вокруг что-то клокотало и булькало. Ах, да у меня же есть лучемет! Я схватился за карман, но лучемета не было. Выпал, значит. Что ж, остается ждать.
Вдруг я услышал голос Квинта:
— Будем знакомы. Квинт.
— Фил, Фил! Где ты?
— Сюда, Квинт! И ты здесь? И тебя ящер съел?
Стыдно сказать, но я обрадовался.
— Нет, я специально съелся, — ответил Квинт. — Когда он тебя подцепил когтем передней лапы за карман и поднес к пасти, лучемет у тебя выпал. На меня аппетита у него почему-то не было. Я сразу догадался, что ты цел и невредим, и хотел изрезать ящера, но побоялся, что луч может задеть тебя. Ну почему мы сразу не изрезали его?
— Растерялись от неожиданности.
— Не будем больше теряться. Так вот, лучемет я поднял и решил добровольно съесться, а он не ест. Видно, невкусные мы. Тогда я его «покусал» лучом по лапам. Он рассвирепел, и вот я здесь. Сейчас мы живо с ним разделаемся.
Повернувшись спиной друг к другу, мы взмахнули лучеметами. Раздалось шипенье, потрескивание, нас порядочно взболтнуло, показалось голубое небо и вместе с половиной желудка мы полетели вниз.
Выбравшись из пульсирующих внутренностей — благо к скафандрам ничего не приставало, они остались чистенькими — мы бросились искать великана.
Обхватив голову руками, он лежал ничком на земле метрах в двадцати от нас. Квинт окликнул его. Юноша приподнялся, что-то прошептал, потом протер глаза и быстро-быстро закачал головой. Квинт позвал его пальцем. Он глубоко вздохнул и подошел к нам. Мы ему дружески улыбнулись и, будто ничего не случилось, продолжали шествие. Юноша медленно, стараясь не забегать вперед, вышагивал рядом. Так втроем мы и добрались до кабины.
Опускаясь за горные хребты, Ригель последними лучами обласкал облака и сделал их перламутровыми.
Нащупав невидимый люк, мы нырнули в кабину. Юноша растерялся и испуганно заметался. На его глазах мы растворились в воздухе: нуль-пространственная прослойка не пропускала свет.
— А большого-то забыли, — спохватился Квинт. — Расстроится малый.
Я высунул голову. Увидев меня без туловища, великан упал на колени. Мы были бы рады впустить его, да в люк не влезет. Пришлось нам выйти.
Великан все еще стоял на коленях. Мы были как раз ему до пояса. Квинт похлопал себя по груди:
— Квинт!
— Фил, — сказал я.
Юноша улыбнулся и, повторив наши имена, тоже ударил себя в грудь:
— Фара!
— Отлично, Фара! Располагайся на ночлег.
Я сделал попытку как-нибудь объясниться с ним. Тщетно! Язык его был беден и примитивен. А память оказалась феноменальная. Я сказал длинную фразу. Он слово в слово, соблюдая интонации, повторил ее. Тогда я специально наизусть прочитал большой отрывок из поэмы Лукреция Кара «О природе вещей». Он и с этим справился.
Мы обрадовались. С этим парнем наверняка найдем общий язык.
Почти до утра мы разрабатывали план действий. Фара тоже не спал. Он добровольно взял на себя обязанность следить за костром. Уже забрезжил рассвет. Небо синее-синее.
— Все, — сказал я. — Часа три нужно отдохнуть. Спать!
— Ложись, Фара, вздремни. Утомился, поди, — сочувственно сказал Квинт, положил ладонь под щеку, закрыл глаза и тут же засопел.
Проснулись в полдень. Фара, раскинув руки и ноги в стороны, еще спал. Квинт толкнул его, разбудил и полез в кабину. Фара опять растерялся. Ноздри его то расширялись, то сужались. Скоро из воздуха показалась рука с консервами. Я принимал продукты, основная часть которых предназначалась для великана. От еды он не отказался и уничтожил девять килограммов хлеба и консервов и выпил одиннадцать литров воды, как раз то, что предназначалось Тонику.
— Ну и обжора же, — заметил Квинт.
— Такой же как и мы. Он выше нас в три раза. Значит, объем его в двадцать семь раз больше нашего. Вот он и съел во столько же раз больше. Ну, Квинт, приступим.
— А выдержит его мозг такую нагрузку?
— Возможности мозга не ограничены, но на всякий случай будем следить.
— Да, перегрузок не должно быть. Ну, Фара, надо за ум браться. Смотри и учись.
С помощью лучеметов мы быстро очистили небольшую площадку, вынесли бруски фотонита с резонаторами, раздвижной стол и всевозможные инструменты.
В наших условиях было трудно в короткий срок дать образование дикарю. Надеясь на его исключительную память, любознательность и большой мозг, мы мастерили мыслеизлучатель. Затаив дыхание, боясь кашлянуть, Фара следил за нашей работой.
Через два дня аппарат был готов. Для проверки годности его к действию, я мысленно обрисовал Фаре устройство колесного трактора. И вот первобытный человек взял в руки палочку и нарисовал на земле трактор, хотя и не знал, что такое сталь и для чего служит гайка.
Программа обучения была рассчитана на пять сеансов, каждый продолжительностью с перерывами по двенадцать часов.
После первого сеанса в мозгу у Фары произошла, как в свое время и у Квинта, революция. Я дал ему общее представление об окружающем его мире. Второй сеанс был целиком посвящен изучению нашего языка, так как нам не было никакого смысла изучать бедный язык великанов. Я давал только самые необходимые слова и обороты, и он осмысливал их значение. Меньше всего я уделял внимания общественным вопросам: великаны решат их сами, это их дело. В основном я упирал на технику, на металлургию, геологию, ну а о математике и физике говорить не приходится.
И ничего страшного не случилось, его мозг впитал эту массу знаний. Выдержал. В общем он знал то, что в свое время знал наиобразованнейший человек начала двадцатого века. В ядерную физику я не лез: пусть сами докапываются.
Теперь перед нами стоял застенчивый и смущенный пятиметровый человек. Он знал, что он первобытный, что он дикарь, и от этого чувствовал себя неловко.
— Ну, вот, — сказал Квинт. — Наконец-то можно с тобой по-человечески поговорить. Не знаешь ли ты примерно численность населения вашей планеты?
Фара стыдливо потупил взор. Про родную планету он ничего не знал. Даже названия.
— Назвать ее должен ты, — сказал я.
— Хорошо. Я назову ее вашими именами. Филоквинт.
Мы пробовали возразить, но Фара был непреклонен, у него даже хватило смелости обидеться на нас.
Нагрузив Фару необходимыми материалами, приборами и инструментами, мы тронулись в путь. Я говорил великану:
— Ваше племя станет очагом культуры и цивилизации. Многое будет зависеть от тебя. На первых порах мы поможем, но потом ты останешься один. Подбирай наиболее смышленых, обучай их. Пусть они учат других. Все свободное время заполняйте учебой.
— Мы тебе присваиваем звание академика, — совсем некстати выпалил Квинт.
— Босоногий академик в шкуре, — усмехнулся он.
— Сегодня в шкуре, а завтра, глядишь, в ядроните.
Шли мы не как путешественники, а как геологическая партия. Квинт вычерчивал маршрут и составлял карту, я брал образцы горных пород и минералов, искал месторождения полезных ископаемых. Фара пока использовался, как тягловая рабочая сила. Он был нагружен до предела, когда мы вошли в лес.
Великаны встретили нас приветливо. Пригласили к столу, понатащили плодов. Мы вежливо отказались и без промедления приступили к делу. Нашли глину, да не простую, а шамотную, сделали формы и слепили несколько кирпичей. Фара последовал нашему примеру и заразил остальных. Работали все, никто не сидел, не исключая и ребятишек. Одни таскали, другие месили, третьи лепили, четвертые обжигали. По всему лагерю росли штабеля кирпичей.
Из отобранных, лучших мы соорудили печь и загрузили ее железной рудой. А руда-то! Никакого обогащения не нужно. Земные металлурги от зависти позеленели бы. Руду расплавили и получили сталь. Откованный блестящий нож пустили по рукам. Восхищению не было границ.
— Наступил железный век, — глубокомысленно изрек Квинт. — Надо отметить. Какое сегодня число? Ах, у них же нет календаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33