Вон стоит в нулевом поясе с поднятой ногой, никак не может пересечь кабину. Я прикрыл ладошкой глаза и серьезно задумался. Что же получается? По логике, по нашим представлениям сейчас должно существовать два я. Я здесь и я там. Ну ладно, я могу тому "я" не мешать, уехать куда-нибудь, скрыться. Он обо мне не знает. А что с Бейгером делать? Тот Бейгер в четвертом измерении, а этот рядом — в третьем. Значит, его нужно вернуть людям. Сегодня ночью Тоник трагически погибнет, а тот Фил с Квинтом отправятся для старта на северный полюс. И вся петрушка повторится. Опять будет средневековье и убийство Квинта. А мы с Бейгером, выходит, будем лишними. Все новые и новые Филы будут нарождаться, оживлять Квинтов, летать в космос, спасать Бейгеров. Квинтов будут убивать крестоносцы в красных плащах, а мы с Бейгером будем увеличиваться в числе. А там новые Филы… Ерунда какая-то. Абсурд. Я перестал соображать. Мне так захотелось вытянуть из центра кабины профессора, поговорить с ним, обсудить все, обмозговать. Но станет ли он меня слушать? Его мысль замерла на негодовании.
Нужно действовать. Тоник пока еще жив. Мой долг не допустить его смерти и предупредить того Фила, что при сверхсветовой скорости время течет в обратном направлении. А может и вовсе приостановить их путешествие, ведь я Бейгера доставлю живым и невредимым, а тот Бейгер пусть остается в четвертом измерении. Но это нехорошо. О, у меня же есть аппарат «Б-1». Я его отдам своему "я" и «он» вернет профессора. Ах, и это не годится, тогда своего профессора девать некуда. Вот беда-то!
Мы с Квинтом уже побывали на Филоквинте, растормошили великанов. Что у них сейчас там? Цивилизация или каменный век?
А если бы я убил одного участника крестового похода, а у него были бы дети? Повлияло бы это на ход исторических событий? А если бы я проник в Иерусалим с лучеметом: и нуль-пространством и помог бы осажденным? Город не был бы разрушен, не погибли бы тысячи его жителей. Но я учил историю и знаю, что город пал.
К дьяволу размышления! Пока окончательно не помешался — домой.
Не мешкая, я сел перед гравитопреобразователем и создал напряженность поля антитяготения. Кабина медленно взмыла вверх. С высоты трехсот километров, нацелившись на родной город, я начал спуск. Темнело. Уже видны отдельные здания. Все ниже, ниже, небольшая поправочка и вот под кабиной уже плоская крыша моего дома. Но как же так? На крыше уже должна стоять кабина, и я должен был опуститься на нее. Значит, той кабины нет, значит, другой Фил вовсе не собирался догонять изображение бумаг профессора.
Через чердачную пристройку я опустился во двор, вошел в коридор и перед дверью своей квартиры в нерешительности остановился. Выждав минуты три, я успокоился и, кашлянув, толкнул дверь. В первой комнате было пусто, лишь на подоконнике стояла разбитая тарелка, а в углу лежала куча скомканных бумаг. Неужели они стартовали?! Опоздал… Но дверь-то, я помню, мы закрыли на замок и они должны закрыть. Совсем обескураженный, я прошел в крайнюю комнатушку, где стоял космоскоп. Заглянув туда, я чуть не закричал от радости.
Квинт и Тоник, облокотившись на корпус космоскопа, стояли спиной ко мне. Квинт что-то вполголоса говорил. Тоник, слушая его, кивал головой и, с чем-то не согласившись, прильнул к окуляру.
— Не появился? — спросил Квинт.
— Не видно. Темно.
— Надо спросить Фила. А он ушел и не сказал куда.
— Что у вас там?! — громко спросил я. Они оглянулись, нисколько не удивившись моему появлению. А меня так и подмывало заключить их в объятия. Но я старался быть холодно-сдержанным.
— Профессорского глаза фиолетового не стало, — доложил Квинт.
— Что с папой случилось? — умоляюще посмотрел на меня Тоник.
— Я ж тебе говорю, что он вышел из поля зрения, — ответил Квинт. — Поймаем еще. Правильно, Фил?
Я чувствовал себя не совсем уверенно. Вдруг сейчас появится тот Фил. Сам черт тогда не разберет, кто из нас настоящий? И тот ли это Квинт, которого убили?
— Постойте, — сказал я. — С папой, Тоник, ничего не случилось. Он жив. Я хочу спросить, когда вы успели вынести и погрузить в кабину все оборудование, баллоны, запасы продовольствия и все остальное? Что за самоуправство?
Квинт с Тоником опешили.
— Погрузили? Мы?
Они выскочили из комнатушки. Я посторонился, давая им дорогу.
— Ограбили! — потрясая кулаками, закричал Квинт.
— Мы были здесь минут десять назад, — пролепетал Тоник. — Все стояло на местах.
— Варвары! — разошелся Квинт. — Да задавит вас волосатая с язвами рука Анубиса. Казни нас, Фил, за ротозейство. Ты меня оживил, ты меня и убей и не делай из меня мумию.
Кое-что для меня понемногу стало проясняться. Чтобы убедиться в своем предположении, я сказал:
— Ну-ка без эмоций! Посмотрел бы на тебя Фара с Филоквинта.
— Фара! — Квинт покосился на меня, проглотил слюну и качнулся на носках. — Фара далеко, под Ригелем. А как ты узнал, что я такой сон видел?
— Что ты еще видел? Расскажи.
— Великанов обучали. Фигуру шахматную — лошадь — нашли. И еще мы построили аппарат и уплотнили профессора, твоего отца, Тоник, а он рассердился и ушел в центр кабины. Крестоносцев видел. Один замахнулся на меня длинным кривым топором, а я взял и проснулся.
— Проснулся в постели?
— М-м… Не помню, Фил. Я не знаю, когда сон видел. Да уж такой он был, на сон не похожий. Все подробности помню, и краски, и звуки, и ощущения. И вкус плодов, Фил, и запах, и тепло.
— Это не сон, Квинт. Это была действительность. Явь.
— Ох! Так мы уже вернулись! И опять собираемся. А это… Тоник-то наш погиб, а он вот. Здесь.
— О чем вы говорите? — прошептал побледневший Тоник.
— Не удивляйтесь, — сказал я. — А впрочем, я сам удивляюсь. Пожалуйста, пока не спрашивай ни о чем. Видишь, Квинт, нам известно, что Тоник по ошибке откроет не в ту сторону вентиль на баллоне с нуль-пространством и оно обволокет его. Сейчас мы этого, конечно, не допустим. Путешествие уже окончено. Профессор Бейгер здесь, в центре кабины. Теперь понятно, почему вы не увидели в космоскопе фиолетового глаза? Его там не может быть!
— Да, да, Фил. А зачем нас ограбили?
— Грабежа не было. У времени, как у особой формы существования материи есть свои особые законы. Особые! На данном этапе эволюции человеческого мозга мы не в силах пока разобраться в них, а тем более управлять ими. Время может выкинуть самые невероятные, не укладывающиеся в нашем сознании, непредставляемые вещи, оно может разрушить любой фундаментальный закон физики. Вот ты, Квинт, единственный в мире человек, которого дважды по-настоящему убили. А ты ничего, живешь.
— А-а рыцарь в красном плаще меня убил. Вот окаянный!
— Он раскроил тебе череп.
Квинт пощупал голову.
— Целая. Я и боли не чувствовал. А как я сюда попал?
— Не знаю. Перемещение материи в пространстве. Возможно, до сегодняшнего вечера с вами был другой я, другой Фил, но поскольку я вернулся из прошлого, того Фила время перебросило на другую мировую линию. Закон запрещает присутствие двух личностей одного индивидуума на одной линии. Запрещает он также наличие на ней предметов и вещей, изготовленных переброшенной личностью. Поэтому по прибытии сюда кабины с ранее созданным оборудованием более позднее оборудование «укочевало» на другую мировую линию. Получается, что мы сделали как бы зигзаг, даже можно сказать петлю во времени. Ты, Тоник, что-нибудь понял?
— Если ты не совсем понял, что обо мне говорить.
— Давайте разбираться вместе. Допустим…
Мы разбирались два часа, пока не запутались окончательно и, махнув, наконец, на все рукой, придя к одному мнению, что хорошо то, что все хорошо кончилось, пошли в кабину к Бейгеру.
— Папа! — увидев застывшую фигуру отца, крикнул Тоник.
— Стой! — одернул его Квинт. — Папа тебя не слышит и не видит.
И он бесцеремонно за полу пиджака вытащил профессора из нулевого пояса.
Бейгер сверкнул глазами.
— Неслыханная дерзость! Вы за насилие ответите. Вы чудовище!
— Дорогой профессор, — не обиделся Квинт. — Вы нас благодарить должны. Мы уже на Земле.
— Папа! — крикнул Тоник. — Они правы.
— Тоник? Ты почему здесь? Что-нибудь дома случилось?
— Да нет же, нет. Это с тобой случилось. Это мои друзья. Они спасли тебя. Верь им.
Бейгер с подозрением посмотрел на Квинта и не удостоил взглядом меня.
— Где ваши штиблеты? — спросил я.
Профессор пошевелил пальцами ног в одних клетчатых носках и недоуменно развел руками.
— Ваши штиблеты и синтетическая расческа уже три года хранятся в музее. Подтверди, Тоник.
— Да, папа.
— Вы, конечно, думаете, — продолжал я, — что несколько минут назад узнали от меня и других сотрудников о своем облике, я говорю о скелете. Не отрицаю, это было. В шестой лаборатории, но это было давно. И здесь не лаборатория. Спустимся ко мне вниз.
— Хорошо, — недоуменно отозвался Бейгер. — Пойдемте.
— Осторожнее, не стукнитесь, — предупредил его Квинт. — Это фотонит. Он невидим. Пощупайте, тут люк.
Мы помогли профессору выбраться из кабины.
— Наваждение, — проворчал он про себя. — Заходил в нормальную дверь, выбираюсь через мистическую дыру. Где мы находимся?
— В двадцати минутах ходьбы от учреждения.
— Оч-чень интересно. Возмутительно!
— Папа, не надо, — взмолился Тоник. — Они очень хорошие люди.
— Буду рад, если так.
Услышав наши шаги, в коридор выглянула тетя Шаша.
— Шляются взад-вперед, — пробурчала она. — Покоя нет.
— Здравствуйте, — расшаркался Квинт. — У нас дела. Мы ходим, а не шляемся и еще будем шляться.
— Мало трех квартирантов, так еще одного притащил. Босоногого, — сказала тетя Шаша стоявшему за ее спиной дяде Коше.
Я пропустил Бейгера вперед, усадив его в кресло. Спросил:
— Какой размер носите?
— Сорок первый.
— Спустись, Квинт, в подвал и принеси мои туфли. Те, коричневые. Неприлично уважаемому профессору быть в носках. А теперь, профессор, слушайте меня.
Я взял бумагу и карандаш. Только с помощью математики и физики можно было убедить его. Мы просидели до рассвета, написав и исчертив кипу бумаг. Бейгер все понял. Мы оба споткнулись лишь на парадоксе времени. Существует ли в настоящий момент на Филоквинте цивилизация или нет? С одной стороны, мы с Квинтом дали толчок к ее развитию, с другой стороны, рано еще: Фара родится только через шесть столетий.
— Ладно. Оставим пока, — сказал Бейгер. — Впереди жизнь. Ну, Фил, честно скажу. Не ожидал. Никак не думал. Обскакали вы меня по всем статьям. Вы чудо! Молчите, молчите, я знаю, что говорю. Позвольте познакомиться с вашим сотрудником.
Профессор встал, поправил меховую шапчонку и протянул руку Квинту.
— Оскорбительные слова беру обратно. Бейгер.
— Знаю. Квинтопертпраптех. Для близких — Квинт.
— Превосходно. Будем друзьями. Итак, я отсутствовал три года. При жизни Лавния не надеется меня увидеть. Пойдем, Тоник, сделаем ей сюрприз. И вы, дорогие коллеги, с нами.
— Нет, нет, мы придем позже.
Но прежде, чем уйти, Бейгер попросил разрешения на минутку заглянуть в кабину и застрял в ней часа на три, пока не ознакомился со всем оборудованием и пока Тоник не вытащил его оттуда. Уходя, они взяли с нас слово, что к ужину мы будем у них. А мы, вместо того, чтобы после бессонной ночи отдохнуть, сели в самоуправляющуюся машину и помчались к карстовым пещерам, к Ужжазу.
К нашему удивлению, батискафа на месте не было. А пещера та самая, унылая, сырая, мрачная. Ошибиться мы не могли. А вот и квадратный колпак, который Ужжаз бросил через плечо, когда входил в надутый батискаф. Мы не знали, что и подумать.
— У-ужжаз! — крикнул я.
— Где-е вы? — подхватил Квинт.
— Я здесь, — раздался из ниши с боковым углублением спокойный голос и Ужжаз со всей амуницией предстал перед нами.
— Здравствуйте, — сказал Квинт. — А почему вы не в анабиозе?
— Постороннее тело приближалось к батискафу. Автоматика сработала, разбудила меня и я, как было договорено, принял меры предосторожности.
Я чертыхнулся про себя. Сам же регулировал аппарат пробуждения и давал инструкцию. И забыл!
— Какой сейчас год? — спросил Ужжаз.
— Все тот же.
— Путешествие отменили?
— Путешествие состоялось.
— Как профессор?
— Профессор дома.
— Спасли его вы?
— Да.
— Что-то я не понимаю.
— Пойдемте, Ужжаз, к машине, — сказал я. — Здесь не место для разговоров. К тому же вы совсем замерзли.
Квинт отряхнул колпак и протянул его Ужжазу.
— Возьмите, наденьте. Теплее будет.
Слушая рассказ о нашем путешествии, Ужжаз только качал головой, снимал и надевал квадратные очки и изредка вполголоса приговаривал: «Невероятно, но факт».
У подъезда дома нас ожидала целая толпа: семья Бейгера, Марлис, сотрудники учреждения и множество совершенно незнакомых людей. Я хотел свернуть в сторону, но было поздно.
Счастливая, помолодевшая, Лавния кинулась к нам и принялась так горячо благодарить, что я покраснел от смущения. А Квинт внимательно выслушал ее и серьезно сказал:
— Мы старались.
Я шепнул Бейгеру:
— А эти зачем здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Нужно действовать. Тоник пока еще жив. Мой долг не допустить его смерти и предупредить того Фила, что при сверхсветовой скорости время течет в обратном направлении. А может и вовсе приостановить их путешествие, ведь я Бейгера доставлю живым и невредимым, а тот Бейгер пусть остается в четвертом измерении. Но это нехорошо. О, у меня же есть аппарат «Б-1». Я его отдам своему "я" и «он» вернет профессора. Ах, и это не годится, тогда своего профессора девать некуда. Вот беда-то!
Мы с Квинтом уже побывали на Филоквинте, растормошили великанов. Что у них сейчас там? Цивилизация или каменный век?
А если бы я убил одного участника крестового похода, а у него были бы дети? Повлияло бы это на ход исторических событий? А если бы я проник в Иерусалим с лучеметом: и нуль-пространством и помог бы осажденным? Город не был бы разрушен, не погибли бы тысячи его жителей. Но я учил историю и знаю, что город пал.
К дьяволу размышления! Пока окончательно не помешался — домой.
Не мешкая, я сел перед гравитопреобразователем и создал напряженность поля антитяготения. Кабина медленно взмыла вверх. С высоты трехсот километров, нацелившись на родной город, я начал спуск. Темнело. Уже видны отдельные здания. Все ниже, ниже, небольшая поправочка и вот под кабиной уже плоская крыша моего дома. Но как же так? На крыше уже должна стоять кабина, и я должен был опуститься на нее. Значит, той кабины нет, значит, другой Фил вовсе не собирался догонять изображение бумаг профессора.
Через чердачную пристройку я опустился во двор, вошел в коридор и перед дверью своей квартиры в нерешительности остановился. Выждав минуты три, я успокоился и, кашлянув, толкнул дверь. В первой комнате было пусто, лишь на подоконнике стояла разбитая тарелка, а в углу лежала куча скомканных бумаг. Неужели они стартовали?! Опоздал… Но дверь-то, я помню, мы закрыли на замок и они должны закрыть. Совсем обескураженный, я прошел в крайнюю комнатушку, где стоял космоскоп. Заглянув туда, я чуть не закричал от радости.
Квинт и Тоник, облокотившись на корпус космоскопа, стояли спиной ко мне. Квинт что-то вполголоса говорил. Тоник, слушая его, кивал головой и, с чем-то не согласившись, прильнул к окуляру.
— Не появился? — спросил Квинт.
— Не видно. Темно.
— Надо спросить Фила. А он ушел и не сказал куда.
— Что у вас там?! — громко спросил я. Они оглянулись, нисколько не удивившись моему появлению. А меня так и подмывало заключить их в объятия. Но я старался быть холодно-сдержанным.
— Профессорского глаза фиолетового не стало, — доложил Квинт.
— Что с папой случилось? — умоляюще посмотрел на меня Тоник.
— Я ж тебе говорю, что он вышел из поля зрения, — ответил Квинт. — Поймаем еще. Правильно, Фил?
Я чувствовал себя не совсем уверенно. Вдруг сейчас появится тот Фил. Сам черт тогда не разберет, кто из нас настоящий? И тот ли это Квинт, которого убили?
— Постойте, — сказал я. — С папой, Тоник, ничего не случилось. Он жив. Я хочу спросить, когда вы успели вынести и погрузить в кабину все оборудование, баллоны, запасы продовольствия и все остальное? Что за самоуправство?
Квинт с Тоником опешили.
— Погрузили? Мы?
Они выскочили из комнатушки. Я посторонился, давая им дорогу.
— Ограбили! — потрясая кулаками, закричал Квинт.
— Мы были здесь минут десять назад, — пролепетал Тоник. — Все стояло на местах.
— Варвары! — разошелся Квинт. — Да задавит вас волосатая с язвами рука Анубиса. Казни нас, Фил, за ротозейство. Ты меня оживил, ты меня и убей и не делай из меня мумию.
Кое-что для меня понемногу стало проясняться. Чтобы убедиться в своем предположении, я сказал:
— Ну-ка без эмоций! Посмотрел бы на тебя Фара с Филоквинта.
— Фара! — Квинт покосился на меня, проглотил слюну и качнулся на носках. — Фара далеко, под Ригелем. А как ты узнал, что я такой сон видел?
— Что ты еще видел? Расскажи.
— Великанов обучали. Фигуру шахматную — лошадь — нашли. И еще мы построили аппарат и уплотнили профессора, твоего отца, Тоник, а он рассердился и ушел в центр кабины. Крестоносцев видел. Один замахнулся на меня длинным кривым топором, а я взял и проснулся.
— Проснулся в постели?
— М-м… Не помню, Фил. Я не знаю, когда сон видел. Да уж такой он был, на сон не похожий. Все подробности помню, и краски, и звуки, и ощущения. И вкус плодов, Фил, и запах, и тепло.
— Это не сон, Квинт. Это была действительность. Явь.
— Ох! Так мы уже вернулись! И опять собираемся. А это… Тоник-то наш погиб, а он вот. Здесь.
— О чем вы говорите? — прошептал побледневший Тоник.
— Не удивляйтесь, — сказал я. — А впрочем, я сам удивляюсь. Пожалуйста, пока не спрашивай ни о чем. Видишь, Квинт, нам известно, что Тоник по ошибке откроет не в ту сторону вентиль на баллоне с нуль-пространством и оно обволокет его. Сейчас мы этого, конечно, не допустим. Путешествие уже окончено. Профессор Бейгер здесь, в центре кабины. Теперь понятно, почему вы не увидели в космоскопе фиолетового глаза? Его там не может быть!
— Да, да, Фил. А зачем нас ограбили?
— Грабежа не было. У времени, как у особой формы существования материи есть свои особые законы. Особые! На данном этапе эволюции человеческого мозга мы не в силах пока разобраться в них, а тем более управлять ими. Время может выкинуть самые невероятные, не укладывающиеся в нашем сознании, непредставляемые вещи, оно может разрушить любой фундаментальный закон физики. Вот ты, Квинт, единственный в мире человек, которого дважды по-настоящему убили. А ты ничего, живешь.
— А-а рыцарь в красном плаще меня убил. Вот окаянный!
— Он раскроил тебе череп.
Квинт пощупал голову.
— Целая. Я и боли не чувствовал. А как я сюда попал?
— Не знаю. Перемещение материи в пространстве. Возможно, до сегодняшнего вечера с вами был другой я, другой Фил, но поскольку я вернулся из прошлого, того Фила время перебросило на другую мировую линию. Закон запрещает присутствие двух личностей одного индивидуума на одной линии. Запрещает он также наличие на ней предметов и вещей, изготовленных переброшенной личностью. Поэтому по прибытии сюда кабины с ранее созданным оборудованием более позднее оборудование «укочевало» на другую мировую линию. Получается, что мы сделали как бы зигзаг, даже можно сказать петлю во времени. Ты, Тоник, что-нибудь понял?
— Если ты не совсем понял, что обо мне говорить.
— Давайте разбираться вместе. Допустим…
Мы разбирались два часа, пока не запутались окончательно и, махнув, наконец, на все рукой, придя к одному мнению, что хорошо то, что все хорошо кончилось, пошли в кабину к Бейгеру.
— Папа! — увидев застывшую фигуру отца, крикнул Тоник.
— Стой! — одернул его Квинт. — Папа тебя не слышит и не видит.
И он бесцеремонно за полу пиджака вытащил профессора из нулевого пояса.
Бейгер сверкнул глазами.
— Неслыханная дерзость! Вы за насилие ответите. Вы чудовище!
— Дорогой профессор, — не обиделся Квинт. — Вы нас благодарить должны. Мы уже на Земле.
— Папа! — крикнул Тоник. — Они правы.
— Тоник? Ты почему здесь? Что-нибудь дома случилось?
— Да нет же, нет. Это с тобой случилось. Это мои друзья. Они спасли тебя. Верь им.
Бейгер с подозрением посмотрел на Квинта и не удостоил взглядом меня.
— Где ваши штиблеты? — спросил я.
Профессор пошевелил пальцами ног в одних клетчатых носках и недоуменно развел руками.
— Ваши штиблеты и синтетическая расческа уже три года хранятся в музее. Подтверди, Тоник.
— Да, папа.
— Вы, конечно, думаете, — продолжал я, — что несколько минут назад узнали от меня и других сотрудников о своем облике, я говорю о скелете. Не отрицаю, это было. В шестой лаборатории, но это было давно. И здесь не лаборатория. Спустимся ко мне вниз.
— Хорошо, — недоуменно отозвался Бейгер. — Пойдемте.
— Осторожнее, не стукнитесь, — предупредил его Квинт. — Это фотонит. Он невидим. Пощупайте, тут люк.
Мы помогли профессору выбраться из кабины.
— Наваждение, — проворчал он про себя. — Заходил в нормальную дверь, выбираюсь через мистическую дыру. Где мы находимся?
— В двадцати минутах ходьбы от учреждения.
— Оч-чень интересно. Возмутительно!
— Папа, не надо, — взмолился Тоник. — Они очень хорошие люди.
— Буду рад, если так.
Услышав наши шаги, в коридор выглянула тетя Шаша.
— Шляются взад-вперед, — пробурчала она. — Покоя нет.
— Здравствуйте, — расшаркался Квинт. — У нас дела. Мы ходим, а не шляемся и еще будем шляться.
— Мало трех квартирантов, так еще одного притащил. Босоногого, — сказала тетя Шаша стоявшему за ее спиной дяде Коше.
Я пропустил Бейгера вперед, усадив его в кресло. Спросил:
— Какой размер носите?
— Сорок первый.
— Спустись, Квинт, в подвал и принеси мои туфли. Те, коричневые. Неприлично уважаемому профессору быть в носках. А теперь, профессор, слушайте меня.
Я взял бумагу и карандаш. Только с помощью математики и физики можно было убедить его. Мы просидели до рассвета, написав и исчертив кипу бумаг. Бейгер все понял. Мы оба споткнулись лишь на парадоксе времени. Существует ли в настоящий момент на Филоквинте цивилизация или нет? С одной стороны, мы с Квинтом дали толчок к ее развитию, с другой стороны, рано еще: Фара родится только через шесть столетий.
— Ладно. Оставим пока, — сказал Бейгер. — Впереди жизнь. Ну, Фил, честно скажу. Не ожидал. Никак не думал. Обскакали вы меня по всем статьям. Вы чудо! Молчите, молчите, я знаю, что говорю. Позвольте познакомиться с вашим сотрудником.
Профессор встал, поправил меховую шапчонку и протянул руку Квинту.
— Оскорбительные слова беру обратно. Бейгер.
— Знаю. Квинтопертпраптех. Для близких — Квинт.
— Превосходно. Будем друзьями. Итак, я отсутствовал три года. При жизни Лавния не надеется меня увидеть. Пойдем, Тоник, сделаем ей сюрприз. И вы, дорогие коллеги, с нами.
— Нет, нет, мы придем позже.
Но прежде, чем уйти, Бейгер попросил разрешения на минутку заглянуть в кабину и застрял в ней часа на три, пока не ознакомился со всем оборудованием и пока Тоник не вытащил его оттуда. Уходя, они взяли с нас слово, что к ужину мы будем у них. А мы, вместо того, чтобы после бессонной ночи отдохнуть, сели в самоуправляющуюся машину и помчались к карстовым пещерам, к Ужжазу.
К нашему удивлению, батискафа на месте не было. А пещера та самая, унылая, сырая, мрачная. Ошибиться мы не могли. А вот и квадратный колпак, который Ужжаз бросил через плечо, когда входил в надутый батискаф. Мы не знали, что и подумать.
— У-ужжаз! — крикнул я.
— Где-е вы? — подхватил Квинт.
— Я здесь, — раздался из ниши с боковым углублением спокойный голос и Ужжаз со всей амуницией предстал перед нами.
— Здравствуйте, — сказал Квинт. — А почему вы не в анабиозе?
— Постороннее тело приближалось к батискафу. Автоматика сработала, разбудила меня и я, как было договорено, принял меры предосторожности.
Я чертыхнулся про себя. Сам же регулировал аппарат пробуждения и давал инструкцию. И забыл!
— Какой сейчас год? — спросил Ужжаз.
— Все тот же.
— Путешествие отменили?
— Путешествие состоялось.
— Как профессор?
— Профессор дома.
— Спасли его вы?
— Да.
— Что-то я не понимаю.
— Пойдемте, Ужжаз, к машине, — сказал я. — Здесь не место для разговоров. К тому же вы совсем замерзли.
Квинт отряхнул колпак и протянул его Ужжазу.
— Возьмите, наденьте. Теплее будет.
Слушая рассказ о нашем путешествии, Ужжаз только качал головой, снимал и надевал квадратные очки и изредка вполголоса приговаривал: «Невероятно, но факт».
У подъезда дома нас ожидала целая толпа: семья Бейгера, Марлис, сотрудники учреждения и множество совершенно незнакомых людей. Я хотел свернуть в сторону, но было поздно.
Счастливая, помолодевшая, Лавния кинулась к нам и принялась так горячо благодарить, что я покраснел от смущения. А Квинт внимательно выслушал ее и серьезно сказал:
— Мы старались.
Я шепнул Бейгеру:
— А эти зачем здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33