А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Это была не догадка, а абсолютная уверенность – на лбу у меня лежала ладонь – не лапа, не тряпка, не ветка, не прядь волос. И ладонь не моя, это тоже было абсолютно точно, хотя где находились мои руки, я определить не могла.
Ладонь прохладная и легкая, почти невесомая, она казалась мне нежнее моих собс т венных век. Потом она соскользнула, и я открыла глаза.
В лицо мне смотрело небо. Пепельно-сиреневое вечернее небо, крест-накрест пер е черкнутое метелками камыша. Ветер колыхал камыш, будто знамена и вымпела, склоне н ные над поверженным героем, а этим поверженным героем была я сама. Я гляд е ла в небо и проникалась торж е ственностью момента.
Потом что-то толкнуло меня в плечо и земля перекатилась с затылка на щеку. В гл а зах зарябили тростниковые заросли, мне стало тошно. Я зажмурилась. Рядом ощущалось чье-то присутствие, чья-то возня. Воздух шевелился от порывистых движений. Потом м е ня опять перекатили на спину. Я скорее догадывалась чем ощущала, что кто-то прикасае т ся ко мне.
Я снова открыла глаза и снова увидела близкое серо-сиреневое небо. А немного опу с тив взгляд, увидела чью-то склоненную голову, и острое плечо, и расшнурованный рукав, и ткань рубахи цвета старой кости под ним. Опустив взгляд еще ниже, разглядела пару узких ладоней, споро растира ю щих мои руки. Руки ничего не чувствовали.
Я жива – пришла догадка. Я жива! Я каким-то образом выжила. Меня, наверное, почти сразу прибило к берегу или рыбак выцепил багром… Боже Господи Единый, и вы, духи речные, благодарю за милость в а шу…
У склонившегося надо мной человека были черные волосы, длинные и прямые, со странным радужно-сизым отливом, они полностью скрывали его лицо. Из волос забавно торчал кончик уха, по-звериному заостренный, к а кой-то детский, трогательный и смешной. Я смотрела на это ухо и улыб а лась. Не видя лица, я уже знала, что человечек очень, очень юн.
Потом он резким движением головы отбросил волосы – они на мгновение тяжелым полотнищем зависли в воздухе – и за это мгновение я успела рассмотреть его профиль. Профиль был… странный. Другое слово не прих о дило на ум – странный был профиль. Словно тень на стене, словно рисунок мечтателя, словно отражение в темной воде – реальность, но чуть изм е ненная… уточненная… обобщенная… реальность желания, реальность… сна? Таких не существует, поняла я.
Я мертва.
Но разве это ад, которым меня стращала мать? Разве это рай, которого по ее же словам мне век не видать? Или это нижний мир из сказок Левкои?
Или просто бред погибающего сознания? Бесконечно растянутый момент смерти, в который уложится вся новая эфемерная жизнь – может, длиннее той, прежней, слишком уж быстро оборвавшейся…
Но, противореча очевидному, по рукам моим вдруг хлынуло тепло. И сейчас же под кожей забегали ежи, ежихи и ежата – целая армия. К ним присоединились полчища мурав ь ев, клопов и прочей кусачей живности. Я дернулась и тихонечко взвыла.
– Больно? – прошелестел близкий голос. – Это хорошо. Сейчас все з а кончится.
И боль закончилась. Обладатель смешного уха и странного профиля повернул голову и посмотрел на меня.
У него было узкое бледное лицо, полностью затененное чащей волос. У него была то н кая переносица и длинные, разлетающиеся к вискам брови, похожие на листья осоки. А глаза его не помещались на положенном для глаз месте и тоже заканчивались где-то на висках. И были глаза эти велики н а столько, что становилось немного жутко. И между удлиненными веками, в зарослях ресниц, плыло все то же небесное сумеречное пепельно-сиреневое свеч е ние. Таких не бывает, думала я. Ну и пусть. Какая мне теперь разница, что бывает, а что не бывает в том мире, который остался над поверхн о стью реки? У них не бывает, а в моем, личном, собственном бреду бывает. Мой бред, кем хочу, теми и заселяю. Я улыбнулась вид е нию, потому что в и дение было умопомрачительно прекрасно.
И видение улыбнулось в ответ – тут в груди у меня защемило что-то, словно палец дверью… защемило, да так и не отпустило.
– Смертная, – сказало оно своим странным голосом, свободно проникающим мне в душу, как ветер проникает в траву. – Смертная. Как же ты попала сюда?
Кукушонок растолкал меня ни свет ни заря и сказал, что уходит, и чтобы я закрыла за ним дверь. Мне смертельно не хотелось вылезать из постели. Кошель с деньгами и свирель лежали под подушкой, остальное меня не интересовало. Кукушонок еще раз повторил, что после полудня вернется и чтобы я его обязательно дождалась. Он ушел, и я опять заснула.
Потом проснулась, потому что в незапертую комнату заглянула девочка-служанка. Я спросила, знает ли она что-нибудь о пожаре в «Королевском колесе». Она ответила, что спаси нас Бог, никакого пожара не было, но, говорят, там кого-то порезали в драке. Я сказала, что у меня там остались вещи, и стоит ли сейчас туда за ними идти?
– Так за чем дело стало, госпожа хорошая, я сбегаю! – обрадовалась девочка. – Заодно узнаю, что да как…
Я отдала ей ключ и объяснила, где находится моя комната. Служаночка убежала. Ей, очевидно, самой было страсть как любопытно узнать подробности из первых рук. А я еще повалялась, то погружаясь в полудрему, то выплывая из нее и наблюдая сквозь ресницы как перемещается по полу солнечный луч, пробившийся между ставен. Когда луч по свесившемуся одеялу полез ко мне на постель, я нашла в себе силы подняться.
Служаночка объявилась как раз вовремя – умывшись, я принялась пальцами раздирать спутанные волосы. Все покупки вернулись ко мне в целости и сохранности. Я вручила девочке найденную в кошеле мелкую монетку, и она совсем расцвела.
– Там, конечно, все вверх дном, госпожа хорошая, – заявила она с важным видом. – «Колесо» закроют на пару дней, там вся зала разгромлена, и лестница, и пара комнат. В запертые не ломились по счастью, и вашу потому не тронули. И пожара там не было, а остальной ущерб лорд Минор возместят.
– А кто такой лорд Минор?
Еще вечером Кукушонок представил меня приезжей из Ракиты, которая в «Колесе» дожидалась своих родственников (вот ведь насочинял!), поэтому девочка охотно объяснила:
– Лорд Виген Моран-Минор, дай Бог ему долгих лет, нонешний владетель Нагоры и сводный брат короля нашего Нарваро Найгерта. А король когда еще приказ подписал о возмещении убытков, к коим принцесса Мораг причастна, буде есть тому свидетели или иные доказательства.
– А почему платит не король, а его брат?
– Да нет же, – девочка снисходительно улыбнулась. – Ты, госпожа хорошая, неверно все поняла. Денежки король Нарваро платит, из своей королевской казны. А лорд Моран-Минор камерарий его получается, вот как.
– Ты хочешь сказать – принцесса частенько устраивает такие… такие… – я замялась, ища какое-нибудь наименее оскорбительное определение для произошедшего вчера в «Колесе».
– Погромы-то? – ни сколько не смущаясь, помогла мне девочка. – Частенько, госпожа хорошая. Туточки, наверху у нас, довольно редко, а в порту – чуть ли не каждую неделю. – Она оттопырила губу. – Так и тянет, прости Господи, принцессу Мораг туда, где всего мерзее. Рыба, говорят, ищет где глубже, а свинья где гаже. И ей чем гаже, тем лучше. И вот еще что я скажу, – девочка потянулась к моему уху, пришлось склонить голову. – Не в масть она не потому что ехендра, а потому что крови в ей морановской ни капли нет. Королева покойная ее от черта прижила. – Девочка отстранилась, посмотрела на меня значительно. – А в приятелях у ей сброд всякий. Воры, шлюхи, негодяи всех мастей, во как. Вот вчера, говорят, в «Колесе» одному парню ноги поломали, а второму вообще башку свернули. У нас болтали, мол порезали парня, но я там поспрашала и точно знаю – башку свернули. А парень-то не кто-нибудь, Медара Косого средний сын, у Медара сукновальня на Каменке и половина лесопилки у Беличьей горы.
– Значит, все-таки было убийство?
– Э! Говорят это… как его? Случай. Несчастный. Мол, сам драку затеял, его оттолкнули, он и упал башкой вниз… Башка возьми и свернись на сторону. Там, говорят, господа девок раздели и заставили на столах плясать. А он тоже полез, плясать то есть. Его погнали, а он опять полез. Тут принцесса плеткой – шарах! – тот с копыт долой, поскользнулся под стол и привет. Это так говорят. Но, я думаю, она ему самолично башку свернула, ручками своими нежными. А с нее разве спросишь? Так что ты правильно сделала, госпожа хорошая, что из «Колеса» съехала. К нам принцесса не заглядывает – слишком тихо туточки, да и места мало.
– А что король Нарваро Найгерт? Он… все это позволяет? Бесчинства эти?
– Король… – девочка разулыбалась. – Король наш добр и справедлив, благослови его Господь. Эта ведьма сестрой ему родной приходится, госпожа хорошая, и ничего с этим не поделаешь. А сердце у короля нашего верное и преданное, любит он сестру свою непутевую. Он ведь сам за ней приезжает, если она совсем уж разойдется. В бордели эти поганые, в притоны воровские. Каково, это, госпожа хорошая, когда сам король в портовый кабак является, сестру свою выводит за руку, а та уж и на ногах не стоит? Она ж только его слушает, остальных лупит почем зря, и все ей едино – что простец, что нобиль, что стар, что млад, что мужчина, что женщина… А вот как женится король, неужто и тогда по кабакам будет за сестрой бегать? Какая же молодая жена такое стерпит? Выдать бы куда подальше стервозное наше высочество, тогда бы здесь не жизнь была, а рай под рукой короля Нарваро, вот как.
– А что, король жениться собирается?
– Так давно пора, осьмнадцать ему уже. Сказывают, он с Клестом Галабрским сговорился, насчет дочки младшенькой. Вот на Мабон Урожайный как раз свадьба назначена. Видать, красавица дочка-то, раз король Клестиху в жены хочет.
– А чем Клесты не угодили?
– Да ну, госпожа хорошая, ведь не по Феттьке шапка. Ни крови дареной, ни лордства высокого, ни земель богатых. Смычка-затычка между найлами и нами. Одна честь – нет над Клестами хозяина, окромя верховного величества.
– А еще Галабра Малый Нержель держит, – вспомнила я.
– Так чего с того Нержеля-то? – фыркнула малявка. – К нашему его не приставишь…
– Ну, это не нам с тобой судить, правда?
Служанка скроила гримаску и пожала плечами.
Странная, выходит, судьба у детей Каланды. Получается, сына ее любят, а дочь ненавидят. Впрочем, если то, что о Мораг рассказывают, правда, то для ненависти есть все основания. И это слишком похоже на правду, судя по нашему вчерашнему приключению.
– А почему принцессу не выдали замуж? – поинтересовалась я. – Она ведь старшая? Сколько же ей лет, получается…
– У-у! – прислуга закатила глаза. – Она ж старая совсем, кто ее возьмет! Оттого и бесится, поди, что время-то свое упустила!
Девчоночке, еще не пролившей первой своей крови, Мораг казалась почти старухой. А по моим подсчетам принцессе вряд ли было больше двадцати пяти. Надо спросить у Кукушонка.
– Последний раз… когда это было? – Девочка солидно задумалась, почесала конопатый нос. – Да поди уже года четыре назад… Тогда еще старый король жив был, батюшка короля нашего Нарваро Найгерта. Так вот, приезжал тогда в Амалеру ваденжанский лорд, к принцессе нашей свататься. А она ему – от ворот поворот. Батюшка ее уговаривал, уговаривал, а она ни в какую. Тогда она еще не так бесчинствовала, побаивалась батюшку-то. Но смекнула, что там, в Ваденге, ей вообще воли не будет, муж ее на цепь посадит как собаку бешеную или в клетку запрет. Король наш отступился, а лорд деньговский и говорит – добром не хочешь, силой возьму! А она в хохот – вот, говорит, разговор по делу! Возьми, говорит, девушку силой. Завтра на турнирном поле, с утреца.
– И что?
– А то, что вызвала она деньга того на поединок. И так он разозлился, что принял вызов-то, решил принцессу проучить. Ну, поваляла она его по земле, поглумилась вволю. За такой позор денег колдуна свово на нее спустил.
– Колдуна?
– Ага. Они ж там в Ваденге все поголовно дикари, людоеды, идолам поганым молятся. Колдунов там пруд пруди. Вот одного лорд тамошний и привез. Старикашка мерзкий, с бородищей, в колпаке, в плаще с бирюльками…
– С какими бирюльками? – поразилась я.
– А мне почем знать? Колдовские бирюльки, кости, перья, колокольцы…
– Ты сама видела?
Девочка надулась.
– Не, – призналась она наконец, – сама не видела. Рассказывали. Не веришь – у кого хошь спроси. Хоть у хозяйки нашей.
– Да ладно, верю, – я махнула рукой. – Колдун с бирюльками. Дальше что было?
– А то и было – скандалище. Колдун на поле выбежал, давай орать да колокольцами трясти. Да пальцем в принцессу нашу тыкать. А с пальца у него искры так и сыплются! В упырей летучих обращаются, да в гадюк. Все поле гадюками кишит, аж сама земля трещинами пошла, а из трещин новые гады лезут…
– Что-то ты сочиняешь, подруга.
– Да вот те святой знак! У хозяйки спроси – она сама видала. В небе, говорит, тучи скрутились, ветрила поднялся – на ногах не устоять. На всех столбняк нашел, а колдун завыл волком, закудахтал кочетом, змеюкой зашипел – проклятье, значит, читает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов