В двух домах хозяева наотрез отказались пускать в дом явившуюся после захода солнца незнакомку (хм, воображаю, что было бы, если бы эти суеверные тупицы увидели меня без плаща). В третьем после уговоров все-таки пустили, содрав целый полуйонк за небогатый ужин и ночлег в сенях на лавке, наскоро покрытой тощей грязной периной. Впрочем, последнее меня вполне устроило — спать было, конечно, жестко, зато в полумраке сеней хозяева вряд ли могли меня как следует разглядеть. Уехала я тоже в сумраке, когда пасмурное небо едва начало сереть.
Ближе к вечеру я добралась до города под названием Файетн, где наконец купила седло и сбрую, а также новый плащ. Продавец в лавке все не мог понять, почему я не желаю его примерить, но ведь для этого мне пришлось бы снять мой старый в его присутствии; потом я наскоро переоделась в какой-то подворотне и продала рваный плащ старьевщику. Там же заглянула я и в лавку оружейника, где пополнила запас своих метательных ножей, он тоже удивлялся, зачем они девчонке, но, глядя, как я со знанием дела взвешиваю их в руке и прищуриваюсь, перестал приставать с глупыми вопросами. Сразу же после этого я покинула город, не рискнув задерживаться на ночь; добраться до другого жилья мы с Йарре уже не успели, так что пришлось разжечь костер и ночевать в каком-то леске под открытым небом — удовольствие ниже среднего, доложу я вам, и к утру, несмотря на костер и теплый мех плаща, мои зубы стучали не хуже военного барабана.
Инстинкт заставлял меня держаться подальше от крупных городов, останавливаясь в маленьких, лежащих в стороне от большой дороги селениях, и лишь несколько дней спустя я поняла, насколько это глупо.
Если на меня и впрямь уже шла охота, то именно в большом городе мне было бы проще всего затеряться в толпе, а во всяких глухих углах каждый путник на виду и привлекает внимание. Поэтому следующий город я не стала огибать стороной и въехала прямо в ворота — хотя я покривила бы душой, если бы сказала, что въехала без опаски. Двое стражников стояли во въездной арке, опершись на алебарды и скользя по проезжающим привычно-равнодушным взглядом, но мне казалось, что они смотрят прямо на меня. Я так старательно избегала встречаться с ними глазами, что это, пожалуй, и впрямь могло бы вызвать подозрение. Однако никто не проявил интереса к моей персоне, и я беспрепятственно въехала в город.
Проезжая по улице, я увидела вывеску цирюльни и решила остричься накоротко. Вообще-то мне идет длинная прическа, с ней не так заметна моя «сутулость». Но, во-первых, стрижка помогла бы мне изменить внешность, а во-вторых, я помнила, какую дурную службу сослужили мне длинные волосы, когда я пыталась убежать от толпы. Цирюльник, скучавший в отсутствие клиентов (зимой ранайцы стригутся реже, чем летом), радостно поприветствовал меня. Подобно многим аньйо его профессии, он был словоохотлив; выслушав мое пожелание, он принялся цокать языком и сокрушаться, что такая милая барышня хочет отрезать такие красивые волосы, предлагая взамен всякие мудреные прически, пока я не оборвала его. Он обиженно поджал губы и молча принялся за работу, но минуту спустя язык его снова развязался.
Как я поняла, весть о гибели сына губернатора еще не достигла здешних мест, иначе цирюльник поведал бы ее одной из первых. Я слушала вполуха его болтовню о местных новостях, не представлявших для меня никакого интереса, и вдруг, вслед за рассказом о смерти какого-то купца и разыгравшейся между его родичами тяжбы из-за наследства, он небрежно упомянул о машине пришельцев, недавно пролетевшей над городом. Естественно, моя скука моментально испарилась.
— Когда это было? — воскликнула я.
— Осторожнее, барышня, не дергайтесь, а то я отхвачу вам лишний клок… Было это, кажется, вчера — а может, и позавчера. Если вообще было, вестимо. Сам я не видал, мне об этом рассказывал Дйетне Ктаар, а он известный любитель приврать. Говорит, мол, словно большая птица промчалась высоко над городом на рассвете. Об этих пришельцах болтают уже несколько декад: мол, они поселились где-то далеко, за морями… Только не знаю, верить ли. Аньйо чего только не придумают, особенно про заморские страны! Вот в запрошлом годе…
— Птица или огненная башня? — не позволила я ему углубиться в воспоминания.
— Птица, вестимо дело, большая железная птица; где это видано, чтоб башня летала? Да еще огненная… Говорю же, чего только не выдумают.
— Куда она полетела? — вновь перебила я.
— В Лланкеру, надо думать.
— Где мне найти этого Ктаара?
— Да где, небось с утра в трактире зенки заливает… А на что он вам? Нового-то ничего не скажет, разве что успел сочинить еще что.
— А что еще говорят о пришельцах?
— Да много чего… Одни говорят, будто они на гигантских пауков похожи. А другие возражают — нет, такие же, как аньйо, только разноцветные…
— Как это — разноцветные? — не поняла я. — Пятнистые, словно твурки?
— Да нет, просто кожа у них не светло-серая, как у нас, а у каждого — своего цвета.
— Так, может, то одежда, а не кожа? — Я опять-таки не слышала, чтобы крылатые когда-либо отличались цветом кожи.
— Может, и одежда. У нас-то их никто не видел… Ну вот, барышня, готово. Взгляните-ка, — он подал мне зеркало.
Я придирчиво изучила свое отражение. Да, пожалуй, теперь узнать меня было затруднительно; все-таки прическа очень сильно меняет внешность. Конечно, за парня мне бы все равно сойти не удалось: тонкий женский нос от широкого мужского не отличит разве что слепой, да и то пока не пощупает. Слуга в «Серебряном тйорле» в первый момент ошибся только потому, что мое лицо было замотано шарфом. Но теперь я была почти благодарна судьбе за свои невзрачные серые глаза и рыжие волосы — такие у каждого второго, не запоминаются, не привлекают внимания…
Я расплатилась с цирюльником и вышла на улицу, к заждавшемуся меня Йарре. Двое зевак, стоявших на противоположной стороне улицы, уважительно разглядывали его. Должно быть, они не решались подойти поближе из опасения, что такой великолепный тйорл принадлежит важной особе. Контраст между ожидавшимся и увиденным был столь велик, что один из них, едва я запрыгнула в седло, так и захрюкал от смеха. Я метнула на него сердитый взгляд и поскакала по улице. Скверно, они, пожалуй, меня запомнили, а моего тйорла и подавно… Я впервые подумала о том, что, если не хочу быть узнанной кем не надо, мне вообще-то следует сменить не только прическу и плащ, но и своего скакуна. Но идея расстаться с Йарре была тут же с ужасом мною отвергнута.
Увидев вывеску трактира, я спешилась и не без внутреннего содрогания — воспоминания о том, что случилось в «Серебряном тйорле», были еще слишком свежи, — вошла внутрь. Когда глаза после яркого солнца привыкли к полумраку помещения, я громко осведомилась, здесь ли Дйетне Ктаар. Несколько лиц обернулось в мою сторону, послышались насмешливые голоса:
— Здесь, где ж ему еще быть…
— Ишь ты, раньше за ним сюда только жена бегала, а теперь вон…
— Эй, Дйет, проснись, ты пользуешься спросом!
— На что он тебе, красавица, садись лучше выпей с нами!
Машинально подумав, назвал бы он меня красавицей, войди я сюда без плаща, я направилась к столу, на который мне указали. За столом в одиночестве дремал грузный аньйо, уронив голову на руки; перед ним стояла недопитая кружка. Цирюльник оказался прав — в том состоянии, в котором находился Ктаар, толку от него было мало. Потормошив его за плечо и добившись лишь невразумительного мычания, я повернулась, чтобы уйти. Но путь мне преградил трактирщик.
— Он задолжал мне два йонка. Платите, и можете забирать его.
Даже если бы я этого хотела, вряд ли у меня хватило бы сил сдвинуть Ктаара с места; я покачала головой.
— Я просто хотела расспросить его о железной птице звездных пришельцев, которую он видел.
Это вызвало новый град насмешек:
— В бутылочный телескоп еще и не то увидишь!
— Спроси его лучше о зеленых чертях, их он видит чаще!
— Что вы гогочете, как йупы в брачный сезон! — вмешался вдруг ворчливый старческий голос. — Ну, я тоже видел звездную птицу.
Я отыскала взглядом говорившего и направилась к нему. Он был сед, лоб и щеки пересекли резкие морщины. Должно быть, его возраст внушал гулякам почтение, ибо смешки смолкли.
— Третьего дня это было. Меня перед рассветом бессонница одолела, дай, думаю, пройдусь, все равно не засну уже… Ну, вышел на улицу, и как толкнул меня кто-то на небо посмотреть. А она там и летела… у нас-то солнце еще не взошло, а вверху уже светло было, облака розовели, и птица эта ихняя так и горела на солнце. Видать, и впрямь железная. Я сначала думал, она низко летит, а потом, как она за облако нырнула, понял, что в ней локтей сорок длины… Так и умчалась вдоль Лланкерского тракта…
Краем глаза я вдруг заметила, что один из посетителей за соседним столом, как будто прислушивавшийся к нашему разговору, неслышно поднялся и направился к выходу. Мне сразу вспомнилось недовольство Тайной Канцелярии слухами о пришельцах. Хотя я надеялась, что этот нелепый запрет уже утратил силу — нельзя же запретить аньйо смотреть на небо, в конце концов! — но предпочла не рисковать. Поблагодарив старика, я поспешно покинула трактир, а сорок минут спустя и город. За это время, впрочем, я успела еще отыскать лавку, торгующую товарами для проезжих, и купить новую карту. Мне повезло—у ворот я нагнала купеческий обоз и выехала из города вместе с ним, словно бы в числе его сопровождающих, и все равно мне показалось, что один из городских стражников окинул меня подозрительным взглядом.
Обоз двигался по Лланкерскому тракту. Хотя я быстро оставила позади тяжело груженные сани торговцев, но продолжала ехать по той же дороге. Поначалу я собиралась на первом же перекрестке выбрать более подходящее для меня направление, но затем призадумалась. Конечно, ехать в столицу провинции для меня значит совать голову твурку в пасть, не говоря уже о том, что дорога на Ллойет лежит западнее. Но если пришельцы и впрямь решили посетить Лланкеру, то вся моя задуманная полукругосветная экспедиция может оказаться лишенной смысла. Хотя, если их железная птица летела в сторону Лланкеры, это еще не значит, что они собираются там высадиться; но, с другой стороны, где им еще высаживаться? Я лишний раз сверилась с картой: Лланкера — самый крупный город на этом направлении до самого побережья, а дальше вообще нет никаких цивилизованных стран.
Правда, если они и прилетели туда, — а, наверное, двух дней им хватило, чтобы долететь, хотя на тйорле пришлось бы ехать не меньше декады, — то надолго ли задержатся? Лланкера, конечно, огромный город, даже больше Йартнара — почти двадцать тысяч жителей! — но кто их знает, пришельцев, сочтут ли они его достаточно интересным для того, чтобы провести там целую декаду. Эх, если бы я не провалялась столько времени больная! Может быть, я бы даже сама увидела железную птицу в воздухе… И что тогда? Махать ей с земли руками?
Нет, не руками. Крыльями. Уж это-то должно привлечь их внимание.
Однако как раз через декаду наступит Новый год. Может быть, пришельцы захотят остаться, чтобы посмотреть городской карнавал?
Да и для меня карнавал — хорошая возможность проникнуть в Лланкеру относительно безопасно.
Теперь я понимаю, что это была безумная идея. Но что вы хотите, тогда мне еще не было даже пятнадцати… И я поехала по тракту дальше, прямиком в столицу провинции, которой правил граф тар Мйоктан-Раатнор.
Стоило мне принять такое решение — и я легко убедила себя, что никто не ожидает, что я поеду в Лланкеру, а значит, мне удалось ловко провести своих врагов. Я даже осмелела настолько, что вновь стала останавливаться на постоялых дворах, правда, теперь уже не задерживалась в общем зале, а сразу уходила к себе в номер и спала, не раздеваясь, сняв только плащ, со шпагою под рукой.
Так прошло четыре дня пути по Лланкерскому тракту. Утром пятого я оставила позади небольшой городок, который был селом еще так недавно, что не успел обзавестись каменной крепостной стеной. Возле самого города мне попались навстречу четверо кавалеристов, увлеченных каким-то спором и не обративших на меня внимания. Затем я обогнала крестьянский возок, хозяин которого нещадно хлестал кнутом по ребрам тощую безрогую тйорлицу, с трудом тянувшую перегруженные сани, и наконец осталась один на один с раскинувшейся до горизонта заснеженной равниной и ярко-синим весенним небом. Шла последняя декада календарной зимы, но природа норовила опередить календарь; солнце пригревало так, что мне стало жарко даже в расстегнутом плаще, подтаявший снег хлюпал под копытами. Доктор Ваайне говорит, что весна — самое скверное время года, когда в сыром воздухе так и плодятся болезни, а ослабленный за зиму организм аньйо не в силах им противостоять. Пусть так, но все равно весна — это здорово, хотя, конечно, и не так здорово, как лето.
Я ехала, щурясь от солнечного света и целиком доверившись Йарре, а потому не сразу заметила, что мое безмятежное одиночество уже нарушено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Ближе к вечеру я добралась до города под названием Файетн, где наконец купила седло и сбрую, а также новый плащ. Продавец в лавке все не мог понять, почему я не желаю его примерить, но ведь для этого мне пришлось бы снять мой старый в его присутствии; потом я наскоро переоделась в какой-то подворотне и продала рваный плащ старьевщику. Там же заглянула я и в лавку оружейника, где пополнила запас своих метательных ножей, он тоже удивлялся, зачем они девчонке, но, глядя, как я со знанием дела взвешиваю их в руке и прищуриваюсь, перестал приставать с глупыми вопросами. Сразу же после этого я покинула город, не рискнув задерживаться на ночь; добраться до другого жилья мы с Йарре уже не успели, так что пришлось разжечь костер и ночевать в каком-то леске под открытым небом — удовольствие ниже среднего, доложу я вам, и к утру, несмотря на костер и теплый мех плаща, мои зубы стучали не хуже военного барабана.
Инстинкт заставлял меня держаться подальше от крупных городов, останавливаясь в маленьких, лежащих в стороне от большой дороги селениях, и лишь несколько дней спустя я поняла, насколько это глупо.
Если на меня и впрямь уже шла охота, то именно в большом городе мне было бы проще всего затеряться в толпе, а во всяких глухих углах каждый путник на виду и привлекает внимание. Поэтому следующий город я не стала огибать стороной и въехала прямо в ворота — хотя я покривила бы душой, если бы сказала, что въехала без опаски. Двое стражников стояли во въездной арке, опершись на алебарды и скользя по проезжающим привычно-равнодушным взглядом, но мне казалось, что они смотрят прямо на меня. Я так старательно избегала встречаться с ними глазами, что это, пожалуй, и впрямь могло бы вызвать подозрение. Однако никто не проявил интереса к моей персоне, и я беспрепятственно въехала в город.
Проезжая по улице, я увидела вывеску цирюльни и решила остричься накоротко. Вообще-то мне идет длинная прическа, с ней не так заметна моя «сутулость». Но, во-первых, стрижка помогла бы мне изменить внешность, а во-вторых, я помнила, какую дурную службу сослужили мне длинные волосы, когда я пыталась убежать от толпы. Цирюльник, скучавший в отсутствие клиентов (зимой ранайцы стригутся реже, чем летом), радостно поприветствовал меня. Подобно многим аньйо его профессии, он был словоохотлив; выслушав мое пожелание, он принялся цокать языком и сокрушаться, что такая милая барышня хочет отрезать такие красивые волосы, предлагая взамен всякие мудреные прически, пока я не оборвала его. Он обиженно поджал губы и молча принялся за работу, но минуту спустя язык его снова развязался.
Как я поняла, весть о гибели сына губернатора еще не достигла здешних мест, иначе цирюльник поведал бы ее одной из первых. Я слушала вполуха его болтовню о местных новостях, не представлявших для меня никакого интереса, и вдруг, вслед за рассказом о смерти какого-то купца и разыгравшейся между его родичами тяжбы из-за наследства, он небрежно упомянул о машине пришельцев, недавно пролетевшей над городом. Естественно, моя скука моментально испарилась.
— Когда это было? — воскликнула я.
— Осторожнее, барышня, не дергайтесь, а то я отхвачу вам лишний клок… Было это, кажется, вчера — а может, и позавчера. Если вообще было, вестимо. Сам я не видал, мне об этом рассказывал Дйетне Ктаар, а он известный любитель приврать. Говорит, мол, словно большая птица промчалась высоко над городом на рассвете. Об этих пришельцах болтают уже несколько декад: мол, они поселились где-то далеко, за морями… Только не знаю, верить ли. Аньйо чего только не придумают, особенно про заморские страны! Вот в запрошлом годе…
— Птица или огненная башня? — не позволила я ему углубиться в воспоминания.
— Птица, вестимо дело, большая железная птица; где это видано, чтоб башня летала? Да еще огненная… Говорю же, чего только не выдумают.
— Куда она полетела? — вновь перебила я.
— В Лланкеру, надо думать.
— Где мне найти этого Ктаара?
— Да где, небось с утра в трактире зенки заливает… А на что он вам? Нового-то ничего не скажет, разве что успел сочинить еще что.
— А что еще говорят о пришельцах?
— Да много чего… Одни говорят, будто они на гигантских пауков похожи. А другие возражают — нет, такие же, как аньйо, только разноцветные…
— Как это — разноцветные? — не поняла я. — Пятнистые, словно твурки?
— Да нет, просто кожа у них не светло-серая, как у нас, а у каждого — своего цвета.
— Так, может, то одежда, а не кожа? — Я опять-таки не слышала, чтобы крылатые когда-либо отличались цветом кожи.
— Может, и одежда. У нас-то их никто не видел… Ну вот, барышня, готово. Взгляните-ка, — он подал мне зеркало.
Я придирчиво изучила свое отражение. Да, пожалуй, теперь узнать меня было затруднительно; все-таки прическа очень сильно меняет внешность. Конечно, за парня мне бы все равно сойти не удалось: тонкий женский нос от широкого мужского не отличит разве что слепой, да и то пока не пощупает. Слуга в «Серебряном тйорле» в первый момент ошибся только потому, что мое лицо было замотано шарфом. Но теперь я была почти благодарна судьбе за свои невзрачные серые глаза и рыжие волосы — такие у каждого второго, не запоминаются, не привлекают внимания…
Я расплатилась с цирюльником и вышла на улицу, к заждавшемуся меня Йарре. Двое зевак, стоявших на противоположной стороне улицы, уважительно разглядывали его. Должно быть, они не решались подойти поближе из опасения, что такой великолепный тйорл принадлежит важной особе. Контраст между ожидавшимся и увиденным был столь велик, что один из них, едва я запрыгнула в седло, так и захрюкал от смеха. Я метнула на него сердитый взгляд и поскакала по улице. Скверно, они, пожалуй, меня запомнили, а моего тйорла и подавно… Я впервые подумала о том, что, если не хочу быть узнанной кем не надо, мне вообще-то следует сменить не только прическу и плащ, но и своего скакуна. Но идея расстаться с Йарре была тут же с ужасом мною отвергнута.
Увидев вывеску трактира, я спешилась и не без внутреннего содрогания — воспоминания о том, что случилось в «Серебряном тйорле», были еще слишком свежи, — вошла внутрь. Когда глаза после яркого солнца привыкли к полумраку помещения, я громко осведомилась, здесь ли Дйетне Ктаар. Несколько лиц обернулось в мою сторону, послышались насмешливые голоса:
— Здесь, где ж ему еще быть…
— Ишь ты, раньше за ним сюда только жена бегала, а теперь вон…
— Эй, Дйет, проснись, ты пользуешься спросом!
— На что он тебе, красавица, садись лучше выпей с нами!
Машинально подумав, назвал бы он меня красавицей, войди я сюда без плаща, я направилась к столу, на который мне указали. За столом в одиночестве дремал грузный аньйо, уронив голову на руки; перед ним стояла недопитая кружка. Цирюльник оказался прав — в том состоянии, в котором находился Ктаар, толку от него было мало. Потормошив его за плечо и добившись лишь невразумительного мычания, я повернулась, чтобы уйти. Но путь мне преградил трактирщик.
— Он задолжал мне два йонка. Платите, и можете забирать его.
Даже если бы я этого хотела, вряд ли у меня хватило бы сил сдвинуть Ктаара с места; я покачала головой.
— Я просто хотела расспросить его о железной птице звездных пришельцев, которую он видел.
Это вызвало новый град насмешек:
— В бутылочный телескоп еще и не то увидишь!
— Спроси его лучше о зеленых чертях, их он видит чаще!
— Что вы гогочете, как йупы в брачный сезон! — вмешался вдруг ворчливый старческий голос. — Ну, я тоже видел звездную птицу.
Я отыскала взглядом говорившего и направилась к нему. Он был сед, лоб и щеки пересекли резкие морщины. Должно быть, его возраст внушал гулякам почтение, ибо смешки смолкли.
— Третьего дня это было. Меня перед рассветом бессонница одолела, дай, думаю, пройдусь, все равно не засну уже… Ну, вышел на улицу, и как толкнул меня кто-то на небо посмотреть. А она там и летела… у нас-то солнце еще не взошло, а вверху уже светло было, облака розовели, и птица эта ихняя так и горела на солнце. Видать, и впрямь железная. Я сначала думал, она низко летит, а потом, как она за облако нырнула, понял, что в ней локтей сорок длины… Так и умчалась вдоль Лланкерского тракта…
Краем глаза я вдруг заметила, что один из посетителей за соседним столом, как будто прислушивавшийся к нашему разговору, неслышно поднялся и направился к выходу. Мне сразу вспомнилось недовольство Тайной Канцелярии слухами о пришельцах. Хотя я надеялась, что этот нелепый запрет уже утратил силу — нельзя же запретить аньйо смотреть на небо, в конце концов! — но предпочла не рисковать. Поблагодарив старика, я поспешно покинула трактир, а сорок минут спустя и город. За это время, впрочем, я успела еще отыскать лавку, торгующую товарами для проезжих, и купить новую карту. Мне повезло—у ворот я нагнала купеческий обоз и выехала из города вместе с ним, словно бы в числе его сопровождающих, и все равно мне показалось, что один из городских стражников окинул меня подозрительным взглядом.
Обоз двигался по Лланкерскому тракту. Хотя я быстро оставила позади тяжело груженные сани торговцев, но продолжала ехать по той же дороге. Поначалу я собиралась на первом же перекрестке выбрать более подходящее для меня направление, но затем призадумалась. Конечно, ехать в столицу провинции для меня значит совать голову твурку в пасть, не говоря уже о том, что дорога на Ллойет лежит западнее. Но если пришельцы и впрямь решили посетить Лланкеру, то вся моя задуманная полукругосветная экспедиция может оказаться лишенной смысла. Хотя, если их железная птица летела в сторону Лланкеры, это еще не значит, что они собираются там высадиться; но, с другой стороны, где им еще высаживаться? Я лишний раз сверилась с картой: Лланкера — самый крупный город на этом направлении до самого побережья, а дальше вообще нет никаких цивилизованных стран.
Правда, если они и прилетели туда, — а, наверное, двух дней им хватило, чтобы долететь, хотя на тйорле пришлось бы ехать не меньше декады, — то надолго ли задержатся? Лланкера, конечно, огромный город, даже больше Йартнара — почти двадцать тысяч жителей! — но кто их знает, пришельцев, сочтут ли они его достаточно интересным для того, чтобы провести там целую декаду. Эх, если бы я не провалялась столько времени больная! Может быть, я бы даже сама увидела железную птицу в воздухе… И что тогда? Махать ей с земли руками?
Нет, не руками. Крыльями. Уж это-то должно привлечь их внимание.
Однако как раз через декаду наступит Новый год. Может быть, пришельцы захотят остаться, чтобы посмотреть городской карнавал?
Да и для меня карнавал — хорошая возможность проникнуть в Лланкеру относительно безопасно.
Теперь я понимаю, что это была безумная идея. Но что вы хотите, тогда мне еще не было даже пятнадцати… И я поехала по тракту дальше, прямиком в столицу провинции, которой правил граф тар Мйоктан-Раатнор.
Стоило мне принять такое решение — и я легко убедила себя, что никто не ожидает, что я поеду в Лланкеру, а значит, мне удалось ловко провести своих врагов. Я даже осмелела настолько, что вновь стала останавливаться на постоялых дворах, правда, теперь уже не задерживалась в общем зале, а сразу уходила к себе в номер и спала, не раздеваясь, сняв только плащ, со шпагою под рукой.
Так прошло четыре дня пути по Лланкерскому тракту. Утром пятого я оставила позади небольшой городок, который был селом еще так недавно, что не успел обзавестись каменной крепостной стеной. Возле самого города мне попались навстречу четверо кавалеристов, увлеченных каким-то спором и не обративших на меня внимания. Затем я обогнала крестьянский возок, хозяин которого нещадно хлестал кнутом по ребрам тощую безрогую тйорлицу, с трудом тянувшую перегруженные сани, и наконец осталась один на один с раскинувшейся до горизонта заснеженной равниной и ярко-синим весенним небом. Шла последняя декада календарной зимы, но природа норовила опередить календарь; солнце пригревало так, что мне стало жарко даже в расстегнутом плаще, подтаявший снег хлюпал под копытами. Доктор Ваайне говорит, что весна — самое скверное время года, когда в сыром воздухе так и плодятся болезни, а ослабленный за зиму организм аньйо не в силах им противостоять. Пусть так, но все равно весна — это здорово, хотя, конечно, и не так здорово, как лето.
Я ехала, щурясь от солнечного света и целиком доверившись Йарре, а потому не сразу заметила, что мое безмятежное одиночество уже нарушено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93