На моих глазах раскололись колонны портика здания напротив, и фасад сложился, как картонная декорация; развалины скрыло тут же поднявшееся облако известковой пыли. Я устояла на ногах, хотя меня и швырнуло в сторону. Восстановив равновесие, я остановилась на несколько мгновений, чтобы получше подвязать свою простыню, почти сорванную в давке у выхода, и побежала дальше. Хотя вообще-то на мой внешний вид никто не обращал внимания — во-первых, многие выскакивали на улицу раздетыми, а во-вторых, всем было не до того, чтобы глазеть на бегущих рядом товарищей по несчастью.
Кое-где на улицах мелькали факелы, но в основном источником света в полуразрушенном и обреченном городе служило зарево извержения. Чаще всего этого освещения хватало, чтобы не наступать на валявшиеся тут и там мелкие обломки и не спотыкаться о крупные, но в узких и кривых переулках, лежавших в густой тени, поневоле приходилось сбрасывать темп. В некоторых из этих переулков развалины полностью перекрыли проход, но, поскольку впереди меня бежало достаточно много народу, я не боялась уткнуться в тупик или заплутать в бесчисленных поворотах. Зато стены, зданий могли рухнуть в любой момент прямо на меня; я старалась держаться от них подальше, но в узких улочках деваться было попросту некуда. К счастью, хотя земля периодически дрожала, новых сильных толчков не было. Кое-где в разрушенных домах уже занялись пожары. На улицах было много криков, но в какой-то момент сзади накатила волна особенно отчаянных воплей. Я обернулась и увидела, что языки лавы дотянулись до западной, ближайшей к вулкану окраины. Как я уже говорила, город спускался от горы к морю, и потому западная окраина находилась выше остальной столицы и была хорошо видна. Огненные реки вливались в улицы, тяжелые потоки расплавленной породы сокрушали вспыхивающие дома. Все это происходило в какой-нибудь паре миль от меня; порт, как я надеялась, был уже ближе.
Бежать становилось все тяжелее, и не только из-за естественной усталости. Воздух сделался горячим, сухим и удушливым, к нему примешивался резкий запах, от которого першило в горле. Я видела аньйо, падавших в изнеможении, тяжело хрипевших; кто-то из них даже попытался схватить меня за ногу. Я вырвалась, но сбилась на шаг и так вскарабкалась на вершину очередного городского холма, где вынуждена была остановиться, переводя дыхание, прежде чем припустила вниз. Но не успела я порадоваться легкости бега под уклон, как впереди раздались новые панические крики, а затем толпа перепуганных аньйо бросилась навстречу, сталкиваясь с теми, кто бежал в одном со мной направлении. Я остановилась вовремя, чтобы не попасть в эту кучу-малу, но по обрывкам криков поняла, что лава уже прорвалась справа от холма, а теперь обтекает его спереди, отрезая путь. Буквально мгновения спустя я сама увидела сперва огненное зарево, а затем и саму лаву, заполнявшую улицу внизу, в каких-нибудь ста — ста двадцати локтях впереди. Больше всего она походила на густую жирную грязь, достигавшую в высоту середины первых этажей домов. За время своего пути от кратера она заметно подостыла и подрастеряла скорость, но все еще тускло светилась сквозь верхнюю черную корку, и я даже на таком расстоянии ощутила идущий от нее жар.
Я метнулась в боковую улочку, шедшую влево с небольшим уклоном вверх. Дорогу загораживала упавшая колонна, но я перелезла через нее и побежала дальше. Своеобразный рельеф Тханы позволил лаве быстро прорваться на одних направлениях, но должен был задержать ее на других. Вероятно, до порта еще можно было добраться, держась возвышенностей. Вскоре топот и сопение за спиной возвестили мне, что тот же путь избрали и другие беглецы — то ли пришли к тем же выводам, то ли просто устремились за мной, как испуганное стадо за вожаком.
Впрочем, поскольку я совершенно не знала города, вожак из меня был неважный. Когда я, тяжело дыша, остановилась в растерянности у развилки, меня обогнал какой-то мужчина с мечом в руке. Вид у него был решительный, так что я выбрала ту же улицу, что и он, и побежала следом. Все же я предпочла удостовериться, что он понимает ситуацию, и крикнула ему, что лава прорвалась в низины справа и надо бежать по высоко расположенным улицам. Он, не оборачиваясь, раздраженно крикнул, что знает.
Не знаю, сколько еще мы петляли по пригоркам; тогда мне представлялось, что ужасно долго, и я уже сама не верила своему счастью, когда впереди показался порт. Здесь, у моря, воздух был чуть посвежее. Лава еще не добралась сюда; единственными огнями были фонари кораблей. Некоторые суда уже держали курс в открытое море, другие пока оставались у причалов. И в зловещих отсветах извержения на этих причалах и возле них колыхалась, подобно лаве, другая вязкая густая масса — это была толпа.
Быстро сбежав по крутой улице-лестнице на набережную, я врезалась в это столпотворение. Еще сверху я заприметила большой четырехмачтовый корабль и постаралась вклиниться поближе в нему. Во-первых, он был вместительней, а во-вторых… четыре мачты точно гарантировали, что это не «Королева морей», которая, вероятно, тоже была еще где-то тут.
Впрочем, это был мой последний сознательный выбор в Тхане. Оказавшись в гуще давки, я уже ни на что не могла влиять и лишь твердо помнила главную задачу — не упасть, иначе затопчут. Пару раз такие неудачники оказывались и под моими ногами. Стиснувшая меня толпа не оставляла другого выхода, кроме как идти по телам. Один еще дергался, другой, похоже, был уже мертв. Кто-то, оступившись, ухватился за мое крыло сквозь простыню и удержался на ногах, но вряд ли понял в этом хаосе, что это было. Все же я постаралась протолкаться в сторону от него, от греха подальше. Сколько раз меня пихали локтями и наступали мне на ноги — это я уже и не считала…
Но вот, задрав голову, я увидела мачты и реи почти прямо над собой — меня таки вынесло к борту судна. Однако тут же спереди донесся резкий крик по-илсудрумски:
— Все, отчаливаем! Убрать трапы! У нас нет больше места!
— Уберешь тут! — ответил другой голос и раздраженно рявкнул по-кйарохеки: — Да куда вы прете, все уже забито, назад!
Но на искавших спасения от лавы беженцев этот призыв, разумеется, произвел прямо обратное действие: они устремились вперед с удвоенной энергией.
— Назад! — еще раз гаркнул голос, а затем раздались выстрелы — первые, наверное, в воздух, а потом кто-то застонал, и дважды что-то плюхнулось в воду.
На находившихся у трапов это, должно быть, все же произвело впечатление, и они попытались попятиться, но задние напирали. Меня сплющило так, что я не могла дышать; я с ужасом поняла, что сейчас мои кости просто хрустнут, как яичная скорлупа. Но в следующий миг сопротивление спереди резко ослабело, и через несколько мгновений — о чудо! — я ощутила подошвами не шершавый камень пирса, а гладкие доски трапа.
Я шагнула на борт одной из последних. Корабль уже отчаливал, и через несколько мгновений запруженные трапы просто рухнули в воду. Толпа сзади еще не поняла этого и продолжала напирать, заставляя все новых аньйо с криками валиться с причала.
— Вперед, вперед! Не задерживайтесь на палубе! — кричали по-кйарохски с сильным акцентом справа и слева.
Я различила фигуры матросов с мушкетами и успела бросить последний взгляд на гибнущую Тхану: лава уже показалась на двух ведущих к порту улицах, слева и справа, словно смыкая раскаленные клещи. В следующий миг передо мной оказался открытый люк, и я следом за другими беженцами начала спускаться по крутой лестнице в трюм.
Внизу действительно все уже было забито; приходилось перешагивать через сидевших и лежавших на полу, выискивая, куда поставить ногу. В тусклом свете единственного подвешенного сверху фонаря я приметила тощего невысокого старика, который, все еще тяжело дыша, вытянулся у переборки. Между ним и переборкой оставалась узкая щель; я рассудила, что если он немного подвинется, мне как раз хватит там места. Мне пришлось несколько раз повторить ему свою просьбу, но он глядел на меня отсутствующим взглядом. Могу его понять — нелегко на склоне лет лишиться всего: дома, имущества, вероятно, и семьи… В отличие от многих полуголых беженцев, этот был одет — на кйарохский, разумеется, манер: просторная накидка с узорчатой каймой, юбка, сандалии. Причем, кажется, все это — весьма недурного качества; как видно, еще несколько часов назад старик был богат.
Я уже начала терять терпение и готова была просто отпихнуть его, когда он наконец понял, чего я от него хочу, и сдвинулся где-то на пол-локтя вправо, уперевшись в своего соседа. Я втиснулась в образовавшееся слева пространство, немного посидела, потом легла на бок — так было просторнее. Только тут я ощутила, что совершенно вымоталась, что за весь день ничего не ела и сделала лишь несколько глотков воды, что у меня болит голова от той гадости, которой я надышалась по милости вулкана, что мои босые ноги изранены каменными осколками и вдобавок оттоптаны башмаками в давке, что тело в синяках, полученных там же… Но, по крайней мере, я была жива и свободна.
Свобода, впрочем, была довольно относительной. Формально на нее никто не покушался, но фактически я плыла туда, куда меня везли, не спрашивая моего мнения на сей счет. Наученная горьким опытом, я поначалу опасалась, как бы меня вместе с другими беженцами опять куда-нибудь не продали. Но потом рассудила, что это невозможно: нас куда больше, чем матросов, пусть только попытаются! Конечно, северных дикарей тоже перевозят большими партиями, нередко превышающими численность команды, но там другое дело. Там рабов спускают в трюм по одному и сразу заковывают. А здесь мы все свободны, и многие — ну или хотя бы некоторые — наверное, вооружены.
Утром кто-то из офицеров команды, открыв люк, но не спускаясь вниз, объяснил нам дальнейшие перспективы:
— Тихо все! Вы находитесь на борту илсудрумского барка «Гламдруг Великий». Сейчас мы в десяти милях от Ктито. Извержение все еще продолжается, остров закрыт тучами пепла. Вряд ли там сейчас остались пригодные для жизни места: кого не сожгла лава и пожары, тот задохнулся. Впрочем, если кто-то хочет туда вернуться, мы готовы выделить одну шлюпку. Или больше, если вы в состоянии заплатить. Корабль идет в Илсудрум. Это не обсуждается. В зависимости от погоды путь займет от декады до двух или еще больше. Там мы вас высадим, и вы сможете обратиться за помощью к властям Империи. Но у нас нет излишков продовольствия, чтобы кормить вас всю дорогу. Мы не планировали никаких пассажиров, а вас здесь сотни четыре. Даже из расчета один сухарь в день на аньйо получается слишком много. Мы будем давать вам немного еды, но на всех ее не хватит. В первую очередь еду будут получать те, кто способен за нее заплатить. Если у кого-то есть с собой что-то съестное — вам повезло. Остальные обходитесь, как знаете. Врачи говорят, что месяц аньйо может прожить без еды достаточно спокойно. Не пытайтесь искать наши запасы провизии, они не здесь. Зато в этом трюме — часть запаса пресной воды. Она ваша, но расходуйте ее экономно, другой не будет. Надеюсь, вы сами сможете поддерживать порядок в своей среде — во всяком случае, мы не собираемся заниматься решением ваших конфликтов. Но если вы станете создавать угрозу безопасности судна — матросы вооружены мушкетами и будут стрелять. Выходить на палубу разрешается только вашим делегатам, не более четырех за раз. Всем все ясно? — Не дожидаясь ответа, он захлопнул люк.
Так началось это ужасное плавание. Если говорить о чисто физической стороне дела, то оно было во много раз хуже моего злосчастного путешествия на «Королеве морей». Там главным неудобством была цепь, здесь цепей не было, зато во всем остальном я сполна ощутила, каково приходится перевозимым в трюме рабам. Впрочем, не уверена, что даже рабов набивают в трюмы так густо. Теснота была такая, что нескольким аньйо, спавшим рядом, приходилось переворачиваться на другой бок синхронно. Мой сосед мог бы сто раз нащупать мои крылья, если бы это его хоть сколько-нибудь интересовало.
В спертом воздухе висел смрад потных немытых тел, а позже к нему прибавился и более отвратительный запах. Несколько бочонков, выпитых в первый же день, приспособили в качестве отхожих мест, но добираться до них из разных концов трюма, перешагивая через лежащие впритирку тела, было далеко и неудобно, особенно для слабеющих от голода аньйо, и с каждым днем становилось все больше тех, кто ходил под себя. Подозреваю, что среди них были и купцы, и аристократы. Удивительно быстро сходит налет цивилизации… Впрочем, уже спустя несколько часов после начала плавания, — а качка была хоть и не штормовая, но ощутимая, — у многих разыгралась морская болезнь, и они вынуждены были блевать на себя и на соседей. К счастью, мой старик избавил меня от такого удовольствия, как и я его. Умыться, естественно, было нечем, так что после этого удара по брезгливости неудивительно, что вскоре пал и следующий бастион.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Кое-где на улицах мелькали факелы, но в основном источником света в полуразрушенном и обреченном городе служило зарево извержения. Чаще всего этого освещения хватало, чтобы не наступать на валявшиеся тут и там мелкие обломки и не спотыкаться о крупные, но в узких и кривых переулках, лежавших в густой тени, поневоле приходилось сбрасывать темп. В некоторых из этих переулков развалины полностью перекрыли проход, но, поскольку впереди меня бежало достаточно много народу, я не боялась уткнуться в тупик или заплутать в бесчисленных поворотах. Зато стены, зданий могли рухнуть в любой момент прямо на меня; я старалась держаться от них подальше, но в узких улочках деваться было попросту некуда. К счастью, хотя земля периодически дрожала, новых сильных толчков не было. Кое-где в разрушенных домах уже занялись пожары. На улицах было много криков, но в какой-то момент сзади накатила волна особенно отчаянных воплей. Я обернулась и увидела, что языки лавы дотянулись до западной, ближайшей к вулкану окраины. Как я уже говорила, город спускался от горы к морю, и потому западная окраина находилась выше остальной столицы и была хорошо видна. Огненные реки вливались в улицы, тяжелые потоки расплавленной породы сокрушали вспыхивающие дома. Все это происходило в какой-нибудь паре миль от меня; порт, как я надеялась, был уже ближе.
Бежать становилось все тяжелее, и не только из-за естественной усталости. Воздух сделался горячим, сухим и удушливым, к нему примешивался резкий запах, от которого першило в горле. Я видела аньйо, падавших в изнеможении, тяжело хрипевших; кто-то из них даже попытался схватить меня за ногу. Я вырвалась, но сбилась на шаг и так вскарабкалась на вершину очередного городского холма, где вынуждена была остановиться, переводя дыхание, прежде чем припустила вниз. Но не успела я порадоваться легкости бега под уклон, как впереди раздались новые панические крики, а затем толпа перепуганных аньйо бросилась навстречу, сталкиваясь с теми, кто бежал в одном со мной направлении. Я остановилась вовремя, чтобы не попасть в эту кучу-малу, но по обрывкам криков поняла, что лава уже прорвалась справа от холма, а теперь обтекает его спереди, отрезая путь. Буквально мгновения спустя я сама увидела сперва огненное зарево, а затем и саму лаву, заполнявшую улицу внизу, в каких-нибудь ста — ста двадцати локтях впереди. Больше всего она походила на густую жирную грязь, достигавшую в высоту середины первых этажей домов. За время своего пути от кратера она заметно подостыла и подрастеряла скорость, но все еще тускло светилась сквозь верхнюю черную корку, и я даже на таком расстоянии ощутила идущий от нее жар.
Я метнулась в боковую улочку, шедшую влево с небольшим уклоном вверх. Дорогу загораживала упавшая колонна, но я перелезла через нее и побежала дальше. Своеобразный рельеф Тханы позволил лаве быстро прорваться на одних направлениях, но должен был задержать ее на других. Вероятно, до порта еще можно было добраться, держась возвышенностей. Вскоре топот и сопение за спиной возвестили мне, что тот же путь избрали и другие беглецы — то ли пришли к тем же выводам, то ли просто устремились за мной, как испуганное стадо за вожаком.
Впрочем, поскольку я совершенно не знала города, вожак из меня был неважный. Когда я, тяжело дыша, остановилась в растерянности у развилки, меня обогнал какой-то мужчина с мечом в руке. Вид у него был решительный, так что я выбрала ту же улицу, что и он, и побежала следом. Все же я предпочла удостовериться, что он понимает ситуацию, и крикнула ему, что лава прорвалась в низины справа и надо бежать по высоко расположенным улицам. Он, не оборачиваясь, раздраженно крикнул, что знает.
Не знаю, сколько еще мы петляли по пригоркам; тогда мне представлялось, что ужасно долго, и я уже сама не верила своему счастью, когда впереди показался порт. Здесь, у моря, воздух был чуть посвежее. Лава еще не добралась сюда; единственными огнями были фонари кораблей. Некоторые суда уже держали курс в открытое море, другие пока оставались у причалов. И в зловещих отсветах извержения на этих причалах и возле них колыхалась, подобно лаве, другая вязкая густая масса — это была толпа.
Быстро сбежав по крутой улице-лестнице на набережную, я врезалась в это столпотворение. Еще сверху я заприметила большой четырехмачтовый корабль и постаралась вклиниться поближе в нему. Во-первых, он был вместительней, а во-вторых… четыре мачты точно гарантировали, что это не «Королева морей», которая, вероятно, тоже была еще где-то тут.
Впрочем, это был мой последний сознательный выбор в Тхане. Оказавшись в гуще давки, я уже ни на что не могла влиять и лишь твердо помнила главную задачу — не упасть, иначе затопчут. Пару раз такие неудачники оказывались и под моими ногами. Стиснувшая меня толпа не оставляла другого выхода, кроме как идти по телам. Один еще дергался, другой, похоже, был уже мертв. Кто-то, оступившись, ухватился за мое крыло сквозь простыню и удержался на ногах, но вряд ли понял в этом хаосе, что это было. Все же я постаралась протолкаться в сторону от него, от греха подальше. Сколько раз меня пихали локтями и наступали мне на ноги — это я уже и не считала…
Но вот, задрав голову, я увидела мачты и реи почти прямо над собой — меня таки вынесло к борту судна. Однако тут же спереди донесся резкий крик по-илсудрумски:
— Все, отчаливаем! Убрать трапы! У нас нет больше места!
— Уберешь тут! — ответил другой голос и раздраженно рявкнул по-кйарохеки: — Да куда вы прете, все уже забито, назад!
Но на искавших спасения от лавы беженцев этот призыв, разумеется, произвел прямо обратное действие: они устремились вперед с удвоенной энергией.
— Назад! — еще раз гаркнул голос, а затем раздались выстрелы — первые, наверное, в воздух, а потом кто-то застонал, и дважды что-то плюхнулось в воду.
На находившихся у трапов это, должно быть, все же произвело впечатление, и они попытались попятиться, но задние напирали. Меня сплющило так, что я не могла дышать; я с ужасом поняла, что сейчас мои кости просто хрустнут, как яичная скорлупа. Но в следующий миг сопротивление спереди резко ослабело, и через несколько мгновений — о чудо! — я ощутила подошвами не шершавый камень пирса, а гладкие доски трапа.
Я шагнула на борт одной из последних. Корабль уже отчаливал, и через несколько мгновений запруженные трапы просто рухнули в воду. Толпа сзади еще не поняла этого и продолжала напирать, заставляя все новых аньйо с криками валиться с причала.
— Вперед, вперед! Не задерживайтесь на палубе! — кричали по-кйарохски с сильным акцентом справа и слева.
Я различила фигуры матросов с мушкетами и успела бросить последний взгляд на гибнущую Тхану: лава уже показалась на двух ведущих к порту улицах, слева и справа, словно смыкая раскаленные клещи. В следующий миг передо мной оказался открытый люк, и я следом за другими беженцами начала спускаться по крутой лестнице в трюм.
Внизу действительно все уже было забито; приходилось перешагивать через сидевших и лежавших на полу, выискивая, куда поставить ногу. В тусклом свете единственного подвешенного сверху фонаря я приметила тощего невысокого старика, который, все еще тяжело дыша, вытянулся у переборки. Между ним и переборкой оставалась узкая щель; я рассудила, что если он немного подвинется, мне как раз хватит там места. Мне пришлось несколько раз повторить ему свою просьбу, но он глядел на меня отсутствующим взглядом. Могу его понять — нелегко на склоне лет лишиться всего: дома, имущества, вероятно, и семьи… В отличие от многих полуголых беженцев, этот был одет — на кйарохский, разумеется, манер: просторная накидка с узорчатой каймой, юбка, сандалии. Причем, кажется, все это — весьма недурного качества; как видно, еще несколько часов назад старик был богат.
Я уже начала терять терпение и готова была просто отпихнуть его, когда он наконец понял, чего я от него хочу, и сдвинулся где-то на пол-локтя вправо, уперевшись в своего соседа. Я втиснулась в образовавшееся слева пространство, немного посидела, потом легла на бок — так было просторнее. Только тут я ощутила, что совершенно вымоталась, что за весь день ничего не ела и сделала лишь несколько глотков воды, что у меня болит голова от той гадости, которой я надышалась по милости вулкана, что мои босые ноги изранены каменными осколками и вдобавок оттоптаны башмаками в давке, что тело в синяках, полученных там же… Но, по крайней мере, я была жива и свободна.
Свобода, впрочем, была довольно относительной. Формально на нее никто не покушался, но фактически я плыла туда, куда меня везли, не спрашивая моего мнения на сей счет. Наученная горьким опытом, я поначалу опасалась, как бы меня вместе с другими беженцами опять куда-нибудь не продали. Но потом рассудила, что это невозможно: нас куда больше, чем матросов, пусть только попытаются! Конечно, северных дикарей тоже перевозят большими партиями, нередко превышающими численность команды, но там другое дело. Там рабов спускают в трюм по одному и сразу заковывают. А здесь мы все свободны, и многие — ну или хотя бы некоторые — наверное, вооружены.
Утром кто-то из офицеров команды, открыв люк, но не спускаясь вниз, объяснил нам дальнейшие перспективы:
— Тихо все! Вы находитесь на борту илсудрумского барка «Гламдруг Великий». Сейчас мы в десяти милях от Ктито. Извержение все еще продолжается, остров закрыт тучами пепла. Вряд ли там сейчас остались пригодные для жизни места: кого не сожгла лава и пожары, тот задохнулся. Впрочем, если кто-то хочет туда вернуться, мы готовы выделить одну шлюпку. Или больше, если вы в состоянии заплатить. Корабль идет в Илсудрум. Это не обсуждается. В зависимости от погоды путь займет от декады до двух или еще больше. Там мы вас высадим, и вы сможете обратиться за помощью к властям Империи. Но у нас нет излишков продовольствия, чтобы кормить вас всю дорогу. Мы не планировали никаких пассажиров, а вас здесь сотни четыре. Даже из расчета один сухарь в день на аньйо получается слишком много. Мы будем давать вам немного еды, но на всех ее не хватит. В первую очередь еду будут получать те, кто способен за нее заплатить. Если у кого-то есть с собой что-то съестное — вам повезло. Остальные обходитесь, как знаете. Врачи говорят, что месяц аньйо может прожить без еды достаточно спокойно. Не пытайтесь искать наши запасы провизии, они не здесь. Зато в этом трюме — часть запаса пресной воды. Она ваша, но расходуйте ее экономно, другой не будет. Надеюсь, вы сами сможете поддерживать порядок в своей среде — во всяком случае, мы не собираемся заниматься решением ваших конфликтов. Но если вы станете создавать угрозу безопасности судна — матросы вооружены мушкетами и будут стрелять. Выходить на палубу разрешается только вашим делегатам, не более четырех за раз. Всем все ясно? — Не дожидаясь ответа, он захлопнул люк.
Так началось это ужасное плавание. Если говорить о чисто физической стороне дела, то оно было во много раз хуже моего злосчастного путешествия на «Королеве морей». Там главным неудобством была цепь, здесь цепей не было, зато во всем остальном я сполна ощутила, каково приходится перевозимым в трюме рабам. Впрочем, не уверена, что даже рабов набивают в трюмы так густо. Теснота была такая, что нескольким аньйо, спавшим рядом, приходилось переворачиваться на другой бок синхронно. Мой сосед мог бы сто раз нащупать мои крылья, если бы это его хоть сколько-нибудь интересовало.
В спертом воздухе висел смрад потных немытых тел, а позже к нему прибавился и более отвратительный запах. Несколько бочонков, выпитых в первый же день, приспособили в качестве отхожих мест, но добираться до них из разных концов трюма, перешагивая через лежащие впритирку тела, было далеко и неудобно, особенно для слабеющих от голода аньйо, и с каждым днем становилось все больше тех, кто ходил под себя. Подозреваю, что среди них были и купцы, и аристократы. Удивительно быстро сходит налет цивилизации… Впрочем, уже спустя несколько часов после начала плавания, — а качка была хоть и не штормовая, но ощутимая, — у многих разыгралась морская болезнь, и они вынуждены были блевать на себя и на соседей. К счастью, мой старик избавил меня от такого удовольствия, как и я его. Умыться, естественно, было нечем, так что после этого удара по брезгливости неудивительно, что вскоре пал и следующий бастион.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93