Никогда не рассказывал о своих снах. Сейчас он оставался для нее такой же загадкой, как и в первый момент их встречи. Возможно, это просто особенность его характера. Но, если верить словам Рашкина, окружающая Джона таинственность могла быть не врожденной или приобретенной в процессе взросления, а обусловленной некой частицей потустороннего мира, сохранившейся в нем после создания картины и перехода в реальный мир.
Идея, безусловно, безумная. Но Иззи предстояло ее проверить, иначе она и сама могла сойти с ума.
Она решила перебраться в студию Джилли, подальше от влияния Рашкина, и намеренно попытаться вызвать из так называемого потустороннего мира какое-нибудь существо. Но не обычного человека вроде Джона, который, в силу сходства с остальными людьми, мог оказаться как порождением реального мира, так и обитателем Сада Муз. Надо создать существо, черты которого без сомнения указывали бы на его чужеродность. А потом просто смотреть и ждать. Появится ли это существо перед ее глазами. Здесь. В этом мире.
Сойдя с автобуса на своей остановке и проходя по Уотерхауз-стрит, Иззи твердо решила, что спятила. Окончательно и бесповоротно. Но не стала отказываться от своих намерений. А что, если?..
Лучше не думать об этом. Она слишком устала, чтобы изводить себя бессмысленными сомнениями. Завтра она начнет действовать. Начнет писать. А потом посмотрит, что из этого получится, если вообще что-либо произойдет.
Иззи уже почти дошла до дома, как вдруг заметила Джона, ожидавшего ее на ступенях крыльца. Она опасалась нового всплеска дневных переживаний, но то ли усталость, то ли принятое решение провести собственный эксперимент отодвинули на задний план все вопросы, кроме одного.
– Как всё прошло? – спросил Джон, поднимаясь на ноги при ее приближении.
Иззи чуть не растаяла в его крепких объятиях.
– Ты в порядке? – снова поинтересовался он. Иззи кивнула, уткнувшись подбородком в плечо Джона.
– Это была не моя картина, – ответила она. Иззи и Джон теперь оба уселись на ступеньках, и девушка прислонилась к его крепкому плечу не столько ради желания прикоснуться, сколько в поисках поддержки.
– Это была копия, выполненная самим Рашкиным, – пояснила она. – Он уничтожил ее, чтобы люди не могли утверждать, будто я копировала его произведения; на этот раз всё было наоборот.
– А почему он решил скопировать твою работу? – Иззи выпрямилась и посмотрела на Джона в упор.
– Потому что он считает меня волшебницей, – сказала она с улыбкой. – Помнишь? Он лишился своего магического дара и полагал, что сможет его вернуть, если напишет такую же картину. По крайней мере так он говорит.
Джон ответил ей недоуменным взглядом.
– Так и было, даю слово. Я видела все свои полотна, они на месте.
– Ну, если ты так говоришь...
– О, Джон, не надо больше загадок. Я так устала. Если у тебя есть что-то еще, так и скажи.
Джон некоторое время колебался, потом взял ее руку и стал водить пальцем по линиям ладони.
– Утром ты ведь узнала в том обрывке свою картину, правда? – спросил он через некоторое время.
– Я знаю свою манеру письма, – согласилась Иззи. – Я столько времени возилась с тем полотном, что могу заново создать его даже с закрытыми глазами.
– А те работы, которые ты просмотрела в студии, они были твоими?
– Да. – Как только Иззи поняла, к чему подводит ее Джон, неприятный холодок пробежал по спине. – Послушай, Рашкин – гений. Он способен без труда скопировать мою работу.
– Настолько хорошо, что ты сама не сможешь их различить?
– Да, наверно. Ведь он поставил перед собой именно такую цель – сделать всё точно так, как это делала я. Иначе он не смог бы отыскать ключ к волшебству, которое пытается восстановить.
Джон кивнул:
– Тогда как ты можешь быть уверена, что он уничтожил именно свою копию?
Иззи долго молча смотрела на Джона не в силах отыскать ответ.
– Я... я не знаю, – наконец тихо произнесла она. – Что ты хочешь сказать? Что он мне солгал?
– Я просто хочу, чтобы ты не забывала об осторожности. Не стоит быть такой доверчивой.
«Опять предупреждения, – подумала Иззи. – Джон предостерегает от Рашкина, Рашкин – от Джона». От постоянного нервного напряжения у нее началось сердцебиение.
– Зачем ему меня обманывать? – спросила Иззи. – Чего он может добиться при помощи этой лжи?
– Мне кажется, вопрос поставлен неверно, – ответил Джон. – Стоит задуматься, что он может потерять, если ты узнаешь правду?
– Ты заранее уверен в его обмане.
– А разве сам факт, что Рашкин пытается копировать твои картины, не кажется тебе несколько странным?
– Если тебя послушать, то все его действия могут показаться странными.
– Подумай над этим, Изабель.
Иззи страшно не хотелось этого делать, но она была не в силах отогнать тревожные мысли. Однажды обратив внимание на странности в поведении Рашкина, она уже не могла относиться к нему как прежде. Но Иззи всей душой ненавидела подозрительность. Всё опять начинается сначала, как и сегодня утром. Только вместо Джона подозреваемым стал Рашкин.
Иззи надолго замолчала. Сомнения, касающиеся поведения Рашкина, его слов и поступков, заставили ее мысли метаться по кругу и в конце концов вернули ее к первоначальному вопросу. Вопреки желанию самой Иззи вновь возникли подозрения относительно Джона.
– Это ты убил тех троих студентов? – внезапно вырвался у нее вопрос.
– Нет.
«Поверь ему», – приказала себе Иззи.
– Я тебе верю, – произнесла она вслух и только тогда окончательно убедилась, что действительно верит Джону.
Мои обещания – единственная ценность, которая имеет какое-то значение.
Иззи не могла любить и не верить.
– Прости, – сказала она. – Я не должна была спрашивать.
– Друзьям нет надобности извиняться.
– Но когда кто-то из них не прав, стоит попросить прощения, – возразила Иззи, испытующе глядя ему в глаза. – Я должна узнать еще одну вещь.
– И что это? – улыбнулся Джон.
– Ты настоящий?
Джон взял ее руку и приложил к своей груди. Под ладонью Иззи в такт дыханию поднималась и опускалась грудная клетка.
– А ты? – вместо ответа спросил ее Джон.
В тот вечер Иззи больше ничего не удалось от него добиться.
В сумрачной аллее парка за мусорным баком притаился Пэддиджек. На улице светятся фонари, их лучи проникают между деревьев и освещают черты его лица: четко обозначенный подбородок, большой рот с тонкими губами, ястребиный нос, раскосые, глубоко посаженные глаза цвета темного золота в окружении теней, длинные заостренные уши. Вместо волос из-под потрепанной треугольной шляпы, словно скроенной из коры дерева, высовываются сучья и ветви, покрытые листвой.
У него тонкие руки и ноги, плоская грудь, узкие плечи и бедра. Порядком изношенная одежда свисает с него, как с огородного пугала. Костюм сшит из множества лоскутов, повторяющих цвета леса; здесь и вандепковский коричневый, и сепия, и охра, и жженая сиена, и все оттенки зеленого. Поверхность куртки, штанов и шляпы украшена множеством мелких мазков, создающих впечатление беспорядочно приставших к одежде семян, шипов, скорлупы и бутонов.
Его взгляд в первый момент напоминает взгляд испуганного зверька, попавшего в свет автомобильных фар или обернувшегося на незнакомый звук. Некоторые находят сходство с кошкой, а другие, глядя на широкие темные круги под глазами, вспоминают енота. Но при более внимательном рассмотрении зритель не видит страха в его взгляде. Вместо этого он замечает в нем озорное веселье и простодушие, да еще древнее чувство превосходства над городскими обитателями. Несмотря на почти человеческий облик – одна голова, две конечности для ходьбы, отделенные большие пальцы на верхних конечностях, одежда, с первого же взгляда становится ясно, что это существо принадлежит другому миру. Возможно, оно сошло со страниц сказок братьев Гримм, Артура Рэкхэма или Жана Боссшера.
«Пэддиджек», 1974, масло, холст, 10x14 дюймов.
Частная коллекция.
Судьба
Я предпочитаю осень и зиму, когда обнажаются все грани пейзажа – и его одиночество – исключительно зимнее чувство. Что-то тайное замерло в ожидании, но история остается недосказанной.
Приписывается Эндрю Вьету

Остров Рен, сентябрь 1992-го
I
«Скоро зима», – подумала Изабель. Она прекратила упаковывать вещи и села в широкое кресло у окна спальни. Отсюда были хорошо видны осенние поля, сбегающие по склонам холмов к самому озеру. После вчерашнего шторма небо полностью очистилось и засияло голубизной. Одинокая ворона спланировала сверху, спустилась к самой земле и пропала из виду. Изабель проводила ее взглядом, а потом посмотрела на то место, где раньше стоял ее дом и к которому с каждым годом всё ближе подступала молодая лесная поросль. Густой занавес листвы уже начал понемногу редеть, краски утратили былую яркость. Уголком глаза Изабель уловила какое-то движение – это стайка свиристелей опустилась на почти облетевшую рябину. Блестящие желтовато-коричневые птички торопливо склевывали гроздья оранжевых ягод. Изабель вплотную прижалась к стеклу и услышала их пронзительные крики – тзии, тзии.
Осень нравилась Изабель больше всех других времен года. Окружающий ландшафт обнажался, предвещая одиночество и запустение долгих зимних месяцев, но этот унылый пейзаж наполнял ее сердце не меньшей радостью, чем вид первого расцветшего крокуса весной. Когда оголялись деревья и темнели поля и северный ветер приносил первый снег, так легко было забыть, что мир продолжает жить, что не всё еще закончено. Девушка превосходно понимала Эндрю Вьета, удивительно точно описавшего этот сезон: под унылой маской поздней осени наверняка скрывалось что-то важное. Но история оставалась недосказанной. Хотя так бывает всегда и во всём. Нам не дано узнать всех историй – ни о людях, ни об окружающем пейзаже.
Изабель улыбнулась своим мыслям и поднялась с кресла. Она просто тянет время. Она заранее скучает по острову, особенно сейчас, когда наступает пора запасаться всем необходимым на то время, когда будет невозможно добраться до материка. На период от двух до шести недель она оказывалась отрезанной от внешнего мира, если не учитывать телефонной связи. Изабель наслаждалась этим вынужденным отшельничеством. В такие дни она приходила в себя после лета и наплыва неожиданных посетителей, на этот период нередко выпадали ее самые большие творческие успехи. А теперь вряд ли удастся вернуться сюда раньше декабря. Но жалеть уже поздно, она дала слово Алану. Нравится ей или нет, но несколько месяцев придется провести в городе.
Размышления о городе навели Изабель на мысль еще раз позвонить Джилли. Она направилась в студию к телефону, рядом с которым на столе хандрил Рубенс.
– Ты ведь знаешь, что что-то происходит? – спросила его Изабель.
Она набрала номер подруги, зажала трубку плечом, перетащила кота к себе на колени и принялась перебирать пальцами густую шерсть, пока не раздалось громкое мурлыканье. Изабель ожидала, что снова услышит механический голос автоответчика, но после третьего гудка в телефонной трубке раздалось жизнерадостное приветствие Джилли.
– Добрый день, – заговорила Изабель. – Где ты пропадаешь? Я всё утро пытаюсь дозвониться до тебя.
– В самом деле? Я была в магазине «Амос и Кук», подбирала рамы к нескольким картинам, а потом немного задержалась по пути домой. Оказавшись рядом с пирсом, я остановилась чтобы понаблюдать за подростками на роликовых коньках. Ты обязательно должна на них посмотреть, это удивительное зрелище. Я могла бы остаться там на весь день.
Изабель улыбнулась. Джилли нередко отвлекалась на самые разнообразные вещи и события.
– У меня есть некоторые новости, – сказала она.
– Попробую угадать. Ну... Римский Папа приедет ко мне на выходные?
– Чепуха! Это я собиралась остановиться у тебя ненадолго.
– Ты приезжаешь в город? Когда? Сколько пробудешь?
Не пытаясь ответить на каждый вопрос отдельно, Изабель рассказала о визите Алана на остров, о его проекте выпустить сборник сказок Кэти и о своем согласии выполнить иллюстрации к книге.
– Ты будешь работать в своей прежней манере? – спросила Джилли.
– Так мы договорились.
– И как ты к этому относишься?
– Немного волнуюсь, – после недолгой паузы ответила Изабель.
– А как вы встретились с Аланом?
– Довольно странно. Прошло немало лет, а кажется, что мы с ним виделись только на прошлой неделе.
– Он мне всегда нравился, – сказала Джилли. – В этом парне есть что-то очень хорошее – врожденное сочувствие, что в наше время отсутствует у большинства людей.
– То же самое можно сказать и о тебе, – заметила Изабель.
– Ничуть, – рассмеялась Джилли. – Мне еще долго учиться, чтобы стать хорошей.
Не успела Изабель привести свои возражения, как Джилли перевела разговор на ее собственные проблемы.
– Я буду рада, если ты остановишься у меня, – сказала она. – Но, как я поняла, ты намереваешься провести в городе некоторое время, боюсь, нам будет тесновато.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82