Хотя пять лет спустя вступление в Иерусалим войск Антанты *8 и положило конец большей части этих ужасов, мысль о том, что местным жителям следует дать возможность заняться чем-то получше нищенства, не встретила всеобщего одобрения. Многие все еще были во власти представления, что внедрение современной промышленности где бы то ни было, а в особенности в Святом городе или его окрестностях будет чуть ли не святотатством. Практическая энергия сионистов ставила под непосредственную угрозу этот сентиментализм, это превращение места в объект идолопоклонства.
Общий интерес временно объединил христианские общины Палестины, и они составили меморандум, который был вручен американской комиссии, посетившей страну в 1920 году. В этом меморандуме выражалось опасение, что «чрезмерная колонизация» представляет угрозу для арабов, а некоторые арабы-христиане сделали довольно зловещее предложение позволить им справиться с этой опасностью «своими собственными методами». Более того, большинство христианских церквей осудило сионизм как угрозу безопасности христиан. Преподобный д-р Юинг, пресвитерианский священник, много лет проживший в Палестине, смертельно боялся могущества еврейского золота. Он считал, что в конце концов мусульмане смогут "за определенную цену смириться с частичным вторжением евреев", и что в таком случае христианское население будет «стерто в порошок между молотом ислама и наковальней еврейства». За редкими исключениями, католические противники сионизма были плохо информированы. На католическом съезде, состоявшемся в 1921 году в Ливерпуле, кардинал Бури призвал обратить внимание на процесс экспроприации коренных жителей еврейскими синдикатами; введенный в заблуждение своими представителями папа Бенедикт XV выразил протест, заявив, что положение христиан в Палестине хуже, чем оно было при турках, и призвал «правительства христианских наций, даже если они не католики», выступить с коллективным протестом в Лиге Наций.
По предположению братьев Таро, «поскольку евреи считают, что они жертвы преследований на протяжении двух тысяч лет, не исключено, что как только в их руках окажется власть, они тут же используют ее для того, чтобы отомстить христианам» (174, 125). Четверть века спустя еженедельный бюллетень Конгрегации по распространению религии («Фидес», 9 мая 1949) высказался в том духе, что сионизм, вероятно, «черпает вдохновение в двухтысячелетнем желании отомстить христианам». С церковной точки зрения, Святая земля была страной, где владение «святыми местами» было вопросом гораздо большей важности, нежели благосостояние живущих там людей. «На сегодняшний день, — писал в 1923 году один из французских клерикалов, — в Палестине обнаруживается протестантская опасность, являющаяся почти неизбежным следствием английского влияния, и еврейская опасность, проистекающая из устремлений сионистов; чтобы бороться с этой двоякой опасностью, потребуются объединенные усилия всех католиков».
«Еврейская опасность» угрожала нарушить благочестивые обычаи паломников, желавших, чтобы земля навеки оставалась заброшенной, и считавших, что в религиозном музее нет места трактору. Несмотря на свою сентиментальность, они страдали отсутствием чувства историзма. Св. Бенедикт не согласился бы с монахом своего ордена, который, посетив Палестину в 1930 году, написал о ней книгу (78). Этот пилигрим чувствовал, что молитва и работа в святых местах несовместимы, он не мог мирно возносить свою молитву, когда тишину заброшенных земель в Генисаретской долине *9 нарушал шум тракторов. Он нашел, что «сравнительное запустение, царящее в этой удушливой долине большую часть года, позволяет христианскому паломнику легче войти в атмосферу тех дней, когда люди обрели здесь Откровение». Если бы этот монах был знаком с сочинениями Иосифа Флавия, он знал бы, что во времена Христа эта долина была одной из самых густонаселенных областей страны, и вплоть до начала мусульманского опустошения в 7 веке она была сплошь покрыта плантациями и славилась своим плодородием. Ренан писал:
«Следует избегать ложного впечатления, производимого тем ужасающим состоянием, в которое пришла Галилея, в особенности в окрестностях Тивериадского озера. Вся эта ныне выжженная область в древности была небесным раем. Отвратительные сегодня на вид Тверийские купальни когда-то служили украшением Галилеи, и Иосиф восхвалял прекрасные деревья Генисаретской долины, из которых ныне не осталось ни одного» (149, 1, 64).
Подобно многим другим, посетившим Палестину во время британского мандата, этот паломник мало интересовался благосостоянием евреев или арабов; места влекли его больше, чем люди; потому Иерусалим разочаровал его с первого взгляда: «Повсюду евреи. Вывески магазинов на иврите». Он не был удивлен тем, что присутствие этих евреев вызывало беспокойство его английских друзей, ибо евреи уже давным-давно доказали, что они могут составить серьезную проблему даже для величайшего из законодателей. «Моисей, — писал он, — был ответственен перед Богом за самую безнадежную группу людей, которая только могла быть вверена чьему-либо попечению» (78, 236).
В то время, как эта «безнадежная группа людей» осушала болота и превращала скалы и песок в виноградники и сады, англичане, издали взиравшие на их деятельность, не испытывали ничего, кроме равнодушия или презрения. Вследствие полученного ими в закрытых школах воспитания, многие военные и гражданские представители администрации, по преимуществу городские жители, относились к деревне как к месту, предназначенному для спорта и отдыха: в Англии — для охоты, рыбной ловли и стрельбы, в Индии — для поло и верховой охоты на кабанов, в Палестине — для охоты на болотных уток и шакалов. Представление об англичанах на Ближнем Востоке можно получить благодаря характерной зарисовке X. В. Мортона:
"Англичанин в бриджах, носках гольф и твидовом пиджаке. «Доброе утро, — сказал он бодро. — Осматриваетесь?» «Да, — ответил я. — Как вы смотрите на то, чтобы выпить по рюмочке в отеле?» «Стоит попробовать. Не правда ли, жарко? Я стрелял перепелок в Иорданских болотах. В это время года их здесь тьма…» «Вы живете здесь?» — спросил я. «Я здесь с 1921 года. Служу в полиции. Неплохая страна, по крайней мере для меня. Есть где поохотиться» (129, 97-98).
Двенадцатью годами позже другой путешественник осматривал еврейское поселение в Негеве — безводной пустыне, где на протяжении двух тысяч лет не выращивали ничего. После пяти лет работы у поселенцев были виноградник, фруктовый сад и несколько акров зерновых и корнеплодов. Посаженные ими эвкалипты через несколько лет дадут тень, о которой давно забыла пустыня. Обязанности гида исполнял молодой еврей, выходец из Центральной Европы. Если бы не загоревшая дочерна кожа, этот высокий, стройный блондин в рубашке и шортах цвета хаки выглядел бы совершенным англичанином. В нескольких сотнях метров от этого укрепленного поселения, построенного на высоком холме, выбеленного и обнесенного колючей проволокой, находился резервуар для воды площадью в 50 и глубиной в 15-20 метров. Туда стекала вода, два-три раза в год низвергавшаяся по руслу близлежащего вади *10. В резервуаре обнаружилась течь, и его чинили: около тридцати человек полосами смолили цементное дно. «Там внизу очень жарко, — сказал гид, — но дело близится к концу». «Ваше дело, — довольно глупо заметил турист, — никогда не кончится». Молодой человек улыбнулся: «В свободное от работы время мы строим теннисные корты».
Когда в первые годы мандата паломники, смутно наслышанные о земледельцах-пионерах с тракторами, угрожающими нарушить покой Святой земли, обращались с запросами, им отвечали, что для беспокойства нет никаких причин. «Проект терпит неудачу, — писал в 1924 году преподобный Реджинальд Джиннз, проведший в Иерусалиме три года, — как того и следовало ожидать. Им следовало бы выбрать Палестину местом своей деятельности в последнюю очередь… Палестина будет могилой политического сионизма». Этот доминиканский монах прибыл в Палестину без всяких антисионистских или антисемитских предубеждений. Однако он нашел, что англичане в стране не выказывают подобной беспристрастности. Он писал:
«Зачастую потрясает явное отсутствие христианского чувства по отношению к евреям даже со стороны тех, кто посвятил свою жизнь служению Богу. Иногда создается впечатление, что закон милосердия не распространяется на евреев, что они находятся за его чертой, без надежды на исправление. Действительно, усилия по обращению евреев в христианство нигде не тяжелы так, как в Иерусалиме. Выражение „грязные евреи“ слышно повсюду… За последние несколько лет моральная атмосфера в Иерусалиме стала удушливой, и вы почти неощутимо подпадаете под ее влияние. Христианские симпатии почти повсеместно на стороне арабов». Насколько отец Джиннз сам подпал под влияние местной атмосферы, можно заключить из его рассказа о его собственных страхах и фантазиях. Прогуливаясь однажды в еврейском квартале Иерусалима, он встретил нескольких еврейских мальчиков, которые, очевидно, из любопытства, последовали за ним; а он опасался, что они хотят плюнуть на распятие, которое он нес в руках.
Политики, эксперты, специальные уполномоченные и члены комиссий, писавшие отчеты о палестинской проблеме, ни разу не коснулись главной причины того, почему британский мандат оказался явно «неэффективным»; эту причину объяснил отец Реджинальд Джиннз: она заключалась в удушливой моральной атмосфере антисемитизма. Христианское чувство не просто, как правило, было на стороне арабов — враждебность к евреям была почти повсеместной и распространенной не только среди тех, «кто посвятил свою жизнь служению Богу», но и среди тех, чья жизнь, хотя бы временно, была посвящена выполнению условий мандата Лиги Наций. Записи чиновников палестинской администрации, рассказы паломников и туристов и в особенности поведение и высказывания служащих в стране офицеров с очевидностью свидетельствуют, что с первых же дней мандата англичане ни в грош не ставили социальную идею сионизма и не проявляли интереса к созидательной деятельности сионистов. Уже в 1920 году д-р Вейцман доложил на Лондонской сионистской конференции, что «военная администрация Палестины настроена анти-сионистски, а может быть, и антиеврейски».
Пасхальные беспорядки 1920 года были прямым следствием антисемитских настроений британской военной администрации. Когда отряд еврейской самообороны, организованный лейтенантом Жаботинским" с ведома и при вынужденном согласии военных властей, попытался оказать помощь еврейскому населению Старого города Иерусалима, британские части закрыли перед ним ворота. Убийства, насилие и грабежи беспрепятственно продолжались три дня. Когда, наконец, погром был прекращен, англичане тут же арестовали руководителей соединений еврейской самообороны. Жаботинский был приговорен военным судом к 15 годам каторжных работ, однако по распоряжению Лондона этот приговор был вскоре аннулирован. Британский командир Палестинского еврейского батальона полковник Дж. Паттерсон писал:
«Вся история этого жестокого насилия — грязное пятно на нашей репутации… Жаботинского бросили в тюрьму, надели на него одежду заключенного, обрили ему голову и заставили вместе с двумя арабскими насильниками пройти через Иерусалим и Кантару, где все знали его как офицера британской армии. Вряд ли даже худший из тех гуннов, о которых мы знаем из книг, проявил бы такую степень варварства и тирании, какую проявили военные власти по отношению к Жаботинскому — офицеру, который отважно сражался за нас и во время войны приложил все усилия, чтобы помочь Англии в ее борьбе».
Не следует возлагать ответственность за эту судебную ошибку, во многих деталях напоминавшую дело Дрейфуса, на отдельных антисемитов в британской администрации. Так, например, трудно утверждать, что верховный главнокомандующий лорд Алленби *12 не несет никакой ответственности за позорное поведение своих офицеров.
Носителями антиеврейских настроений, о которых говорил д-р Вейцман, были не только гарнизонные и штабные офицеры; подобные взгляды разделяли и открыто выражали многие гражданские лица, посещавшие Палестину или жившие в ней. У этих людей была курьезная и совершенно необъяснимая уверенность в промышленном и военном потенциале палестинских арабов; многие из них разделяли ставшую популярной точку зрения Марка Сайкса, что отныне ничто не может помешать этим неудачливым в прошлом труженикам в их прогрессе и создании новой Палестины. Характерно мнение писательницы, социальное положение которой за годы, прожитые в Палестине, позволило ей хорошо изучить не столько местное население, сколько местное английское общество. Дочь англиканского епископа Иерусалима пишет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Общий интерес временно объединил христианские общины Палестины, и они составили меморандум, который был вручен американской комиссии, посетившей страну в 1920 году. В этом меморандуме выражалось опасение, что «чрезмерная колонизация» представляет угрозу для арабов, а некоторые арабы-христиане сделали довольно зловещее предложение позволить им справиться с этой опасностью «своими собственными методами». Более того, большинство христианских церквей осудило сионизм как угрозу безопасности христиан. Преподобный д-р Юинг, пресвитерианский священник, много лет проживший в Палестине, смертельно боялся могущества еврейского золота. Он считал, что в конце концов мусульмане смогут "за определенную цену смириться с частичным вторжением евреев", и что в таком случае христианское население будет «стерто в порошок между молотом ислама и наковальней еврейства». За редкими исключениями, католические противники сионизма были плохо информированы. На католическом съезде, состоявшемся в 1921 году в Ливерпуле, кардинал Бури призвал обратить внимание на процесс экспроприации коренных жителей еврейскими синдикатами; введенный в заблуждение своими представителями папа Бенедикт XV выразил протест, заявив, что положение христиан в Палестине хуже, чем оно было при турках, и призвал «правительства христианских наций, даже если они не католики», выступить с коллективным протестом в Лиге Наций.
По предположению братьев Таро, «поскольку евреи считают, что они жертвы преследований на протяжении двух тысяч лет, не исключено, что как только в их руках окажется власть, они тут же используют ее для того, чтобы отомстить христианам» (174, 125). Четверть века спустя еженедельный бюллетень Конгрегации по распространению религии («Фидес», 9 мая 1949) высказался в том духе, что сионизм, вероятно, «черпает вдохновение в двухтысячелетнем желании отомстить христианам». С церковной точки зрения, Святая земля была страной, где владение «святыми местами» было вопросом гораздо большей важности, нежели благосостояние живущих там людей. «На сегодняшний день, — писал в 1923 году один из французских клерикалов, — в Палестине обнаруживается протестантская опасность, являющаяся почти неизбежным следствием английского влияния, и еврейская опасность, проистекающая из устремлений сионистов; чтобы бороться с этой двоякой опасностью, потребуются объединенные усилия всех католиков».
«Еврейская опасность» угрожала нарушить благочестивые обычаи паломников, желавших, чтобы земля навеки оставалась заброшенной, и считавших, что в религиозном музее нет места трактору. Несмотря на свою сентиментальность, они страдали отсутствием чувства историзма. Св. Бенедикт не согласился бы с монахом своего ордена, который, посетив Палестину в 1930 году, написал о ней книгу (78). Этот пилигрим чувствовал, что молитва и работа в святых местах несовместимы, он не мог мирно возносить свою молитву, когда тишину заброшенных земель в Генисаретской долине *9 нарушал шум тракторов. Он нашел, что «сравнительное запустение, царящее в этой удушливой долине большую часть года, позволяет христианскому паломнику легче войти в атмосферу тех дней, когда люди обрели здесь Откровение». Если бы этот монах был знаком с сочинениями Иосифа Флавия, он знал бы, что во времена Христа эта долина была одной из самых густонаселенных областей страны, и вплоть до начала мусульманского опустошения в 7 веке она была сплошь покрыта плантациями и славилась своим плодородием. Ренан писал:
«Следует избегать ложного впечатления, производимого тем ужасающим состоянием, в которое пришла Галилея, в особенности в окрестностях Тивериадского озера. Вся эта ныне выжженная область в древности была небесным раем. Отвратительные сегодня на вид Тверийские купальни когда-то служили украшением Галилеи, и Иосиф восхвалял прекрасные деревья Генисаретской долины, из которых ныне не осталось ни одного» (149, 1, 64).
Подобно многим другим, посетившим Палестину во время британского мандата, этот паломник мало интересовался благосостоянием евреев или арабов; места влекли его больше, чем люди; потому Иерусалим разочаровал его с первого взгляда: «Повсюду евреи. Вывески магазинов на иврите». Он не был удивлен тем, что присутствие этих евреев вызывало беспокойство его английских друзей, ибо евреи уже давным-давно доказали, что они могут составить серьезную проблему даже для величайшего из законодателей. «Моисей, — писал он, — был ответственен перед Богом за самую безнадежную группу людей, которая только могла быть вверена чьему-либо попечению» (78, 236).
В то время, как эта «безнадежная группа людей» осушала болота и превращала скалы и песок в виноградники и сады, англичане, издали взиравшие на их деятельность, не испытывали ничего, кроме равнодушия или презрения. Вследствие полученного ими в закрытых школах воспитания, многие военные и гражданские представители администрации, по преимуществу городские жители, относились к деревне как к месту, предназначенному для спорта и отдыха: в Англии — для охоты, рыбной ловли и стрельбы, в Индии — для поло и верховой охоты на кабанов, в Палестине — для охоты на болотных уток и шакалов. Представление об англичанах на Ближнем Востоке можно получить благодаря характерной зарисовке X. В. Мортона:
"Англичанин в бриджах, носках гольф и твидовом пиджаке. «Доброе утро, — сказал он бодро. — Осматриваетесь?» «Да, — ответил я. — Как вы смотрите на то, чтобы выпить по рюмочке в отеле?» «Стоит попробовать. Не правда ли, жарко? Я стрелял перепелок в Иорданских болотах. В это время года их здесь тьма…» «Вы живете здесь?» — спросил я. «Я здесь с 1921 года. Служу в полиции. Неплохая страна, по крайней мере для меня. Есть где поохотиться» (129, 97-98).
Двенадцатью годами позже другой путешественник осматривал еврейское поселение в Негеве — безводной пустыне, где на протяжении двух тысяч лет не выращивали ничего. После пяти лет работы у поселенцев были виноградник, фруктовый сад и несколько акров зерновых и корнеплодов. Посаженные ими эвкалипты через несколько лет дадут тень, о которой давно забыла пустыня. Обязанности гида исполнял молодой еврей, выходец из Центральной Европы. Если бы не загоревшая дочерна кожа, этот высокий, стройный блондин в рубашке и шортах цвета хаки выглядел бы совершенным англичанином. В нескольких сотнях метров от этого укрепленного поселения, построенного на высоком холме, выбеленного и обнесенного колючей проволокой, находился резервуар для воды площадью в 50 и глубиной в 15-20 метров. Туда стекала вода, два-три раза в год низвергавшаяся по руслу близлежащего вади *10. В резервуаре обнаружилась течь, и его чинили: около тридцати человек полосами смолили цементное дно. «Там внизу очень жарко, — сказал гид, — но дело близится к концу». «Ваше дело, — довольно глупо заметил турист, — никогда не кончится». Молодой человек улыбнулся: «В свободное от работы время мы строим теннисные корты».
Когда в первые годы мандата паломники, смутно наслышанные о земледельцах-пионерах с тракторами, угрожающими нарушить покой Святой земли, обращались с запросами, им отвечали, что для беспокойства нет никаких причин. «Проект терпит неудачу, — писал в 1924 году преподобный Реджинальд Джиннз, проведший в Иерусалиме три года, — как того и следовало ожидать. Им следовало бы выбрать Палестину местом своей деятельности в последнюю очередь… Палестина будет могилой политического сионизма». Этот доминиканский монах прибыл в Палестину без всяких антисионистских или антисемитских предубеждений. Однако он нашел, что англичане в стране не выказывают подобной беспристрастности. Он писал:
«Зачастую потрясает явное отсутствие христианского чувства по отношению к евреям даже со стороны тех, кто посвятил свою жизнь служению Богу. Иногда создается впечатление, что закон милосердия не распространяется на евреев, что они находятся за его чертой, без надежды на исправление. Действительно, усилия по обращению евреев в христианство нигде не тяжелы так, как в Иерусалиме. Выражение „грязные евреи“ слышно повсюду… За последние несколько лет моральная атмосфера в Иерусалиме стала удушливой, и вы почти неощутимо подпадаете под ее влияние. Христианские симпатии почти повсеместно на стороне арабов». Насколько отец Джиннз сам подпал под влияние местной атмосферы, можно заключить из его рассказа о его собственных страхах и фантазиях. Прогуливаясь однажды в еврейском квартале Иерусалима, он встретил нескольких еврейских мальчиков, которые, очевидно, из любопытства, последовали за ним; а он опасался, что они хотят плюнуть на распятие, которое он нес в руках.
Политики, эксперты, специальные уполномоченные и члены комиссий, писавшие отчеты о палестинской проблеме, ни разу не коснулись главной причины того, почему британский мандат оказался явно «неэффективным»; эту причину объяснил отец Реджинальд Джиннз: она заключалась в удушливой моральной атмосфере антисемитизма. Христианское чувство не просто, как правило, было на стороне арабов — враждебность к евреям была почти повсеместной и распространенной не только среди тех, «кто посвятил свою жизнь служению Богу», но и среди тех, чья жизнь, хотя бы временно, была посвящена выполнению условий мандата Лиги Наций. Записи чиновников палестинской администрации, рассказы паломников и туристов и в особенности поведение и высказывания служащих в стране офицеров с очевидностью свидетельствуют, что с первых же дней мандата англичане ни в грош не ставили социальную идею сионизма и не проявляли интереса к созидательной деятельности сионистов. Уже в 1920 году д-р Вейцман доложил на Лондонской сионистской конференции, что «военная администрация Палестины настроена анти-сионистски, а может быть, и антиеврейски».
Пасхальные беспорядки 1920 года были прямым следствием антисемитских настроений британской военной администрации. Когда отряд еврейской самообороны, организованный лейтенантом Жаботинским" с ведома и при вынужденном согласии военных властей, попытался оказать помощь еврейскому населению Старого города Иерусалима, британские части закрыли перед ним ворота. Убийства, насилие и грабежи беспрепятственно продолжались три дня. Когда, наконец, погром был прекращен, англичане тут же арестовали руководителей соединений еврейской самообороны. Жаботинский был приговорен военным судом к 15 годам каторжных работ, однако по распоряжению Лондона этот приговор был вскоре аннулирован. Британский командир Палестинского еврейского батальона полковник Дж. Паттерсон писал:
«Вся история этого жестокого насилия — грязное пятно на нашей репутации… Жаботинского бросили в тюрьму, надели на него одежду заключенного, обрили ему голову и заставили вместе с двумя арабскими насильниками пройти через Иерусалим и Кантару, где все знали его как офицера британской армии. Вряд ли даже худший из тех гуннов, о которых мы знаем из книг, проявил бы такую степень варварства и тирании, какую проявили военные власти по отношению к Жаботинскому — офицеру, который отважно сражался за нас и во время войны приложил все усилия, чтобы помочь Англии в ее борьбе».
Не следует возлагать ответственность за эту судебную ошибку, во многих деталях напоминавшую дело Дрейфуса, на отдельных антисемитов в британской администрации. Так, например, трудно утверждать, что верховный главнокомандующий лорд Алленби *12 не несет никакой ответственности за позорное поведение своих офицеров.
Носителями антиеврейских настроений, о которых говорил д-р Вейцман, были не только гарнизонные и штабные офицеры; подобные взгляды разделяли и открыто выражали многие гражданские лица, посещавшие Палестину или жившие в ней. У этих людей была курьезная и совершенно необъяснимая уверенность в промышленном и военном потенциале палестинских арабов; многие из них разделяли ставшую популярной точку зрения Марка Сайкса, что отныне ничто не может помешать этим неудачливым в прошлом труженикам в их прогрессе и создании новой Палестины. Характерно мнение писательницы, социальное положение которой за годы, прожитые в Палестине, позволило ей хорошо изучить не столько местное население, сколько местное английское общество. Дочь англиканского епископа Иерусалима пишет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51